лети снежинка

каждый вечер сережа выходил на пожарную лестницу с целью продолжать поддерживать пагубную привычку, которая однажды убьет его легкие. ему и так хорошо. когда он не ебет себе мозги правильным и неправильным, когда живет так, как получается. у сережи любимые моменты, когда прохладный ветер проходит через белую оверсайз футболку, когда кудри в разные стороны раскидываются, когда он ощущает холодный, ржавый металл под руками, опираясь на перила. и ничто не сможет заставить его чувствовать себя более живым, чем данный ритуал и пачка виноградного сенатора. когда он выдыхает дым и завороженно смотрит на его хаотичное распространение в воздухе. когда он точно знает, что его заплаканные глаза хорошо отражают серо-буро-малиновый закат и любовь к данным моментам. сережа не мог похвастаться радостью от жизни: функционировал засчет лекарств, много притворялся и ненавидел себя и других людей. сережа знает, что это все несправедливо. понимает, что думать так губительно. но ему и так хорошо. думал он, пока в один привычный вечер на пожарной лестнице не услышал шаги с лестницы. к нему кто-то спускается. сама мысль об этом вызывает такой диссонанс, невероятный шок и панику, потому что он не ожидал, что по этой лестнице ходит хоть кто-то. да и хуй с ней, с лестницей, вопрос один: как ему справиться с этим вечером теперь? он больше не кажется привычным, потому что в постоянном ритуале ломается одна самая важная и ценная деталь: одиночество. да, блять, он ценит одиночество как слитки золота. человек сережа очень активный и медийный, никогда не откажется от возможности провести с кем-то время, и один лишь этот факт пахнет диким мазохизмом, учитывая, что сережа до дрожи в коленях любит одиночество. после каждой встречи с другими людьми он ужасно ненавидит себя и делает только хуже. пока он пытался быстро составить план побега и не показаться странным, докуривая оставшуюся сигарету на кухне, окна которой, а к тому же прозрачная дверь, выходят прямо-таки на лестницу, он совсем забыл о приближающейся потенциальной угрозе и вспомнил только тогда, когда шаги прекратились. ему понадобилось ровно две секунды на то, чтобы повернуть голову и заметить застывшего как столб соседа с верхних этажей. это, наверное, самое неловкое происшествие за всю его жизнь. даже если в свободном от паники разуме сережа смог бы понять, что это не так и он драматизирует, то в настоящий момент для него это кажется вполне реальным. сережа, втыкая в лицо соседа и просто напросто нагло рассматривая знакомые черты лица, вспомнил их прошлые встречи. они совсем не отличались по неловкости от этой. первая произошла в лифте: когда этот прелестный мальчик, чьего имени сережа не знал и был уверен, что никогда не узнает, засунул свою ногу в закрывающиеся двери. сережа слегка нахмурился, очевидно не пребывая в радости от неожиданной компании, которая, как всегда, настигает его в самые ненавистные моменты: глаза опухшие от слез, размазанный по веку черный карандаш, оказавшийся на его лице после совместного с девочками стрима (они были такими милыми, а сережа, конечно же, не стал отказывать. даже если ему очень не нравилось и он хотел ударить свое отражение в зеркале — остальных все устраивало. и ему было о’кей с этим), задравшаяся куртка и потрепанные от шапки кудри. именно сейчас ему казалось, что он выглядит хуже обычного, и видеть кого-то, кто знает об этом лучше сережи — убийственно. к его удивлению, недовольство забылось слишком быстро. ровно в тот момент, когда высокий, незнакомый и такой красивый-сногшибательный-просто-охуеть-какой парень попробовал выразить свое недовольство от слишком сильно зажавших его лодыжку дверей лифта. (кажется, он рассчитывал впихнуть только носок своего лакированного лофера, но от быстрой реакции сережа должен сказать ему спасибо, что тот не запихнул в лифт всю ногу) получилось так, что сосед издал куча сумбурных звуков, а общее предложение звучало как: «ый-э-бля-че-епта-ай» приправленное приглушенным шипением, и к тому же безумно шокированным покрасневшим лицом, когда двери лифта (под давлением чьей-то очень наглой ноги) открылись. и сережу это… посмешило? порадовало? заставило улыбнуться? «это всего лишь очень смешно и к тому же мило. ничего особенного» — подумал сережа. — какой этаж? — п-пятый. наверное. нет, точнее, точно да. на пятый. вторая встреча произошла точно так же с небольшим вторжением в личное пространство. на тот момент сережа уже знал, что соседа зовут ваня (спасибо большое случайно подслушанному разговору соседок в подъезде о том, что так называемый ваня слишком молод для того, чтобы так много курить. «у нас есть что-то общее» — подумал сережа и, все так же неожиданно для себя самого, улыбнулся. маленькие секунды спокойствия вне пожарной лестницы казались для этого парня просто чудом) и знал, что тот точно-точно живет на пятом этаже. а от себя добавил факт, что у вани красивые и добрые глаза. к тому же ваня оказался очень неуклюжим. это сережа понял в тот момент, когда ваня снова пытался добежать до подъезда быстрее, чем сережа сумеет приложить ключ к домофону, зайти внутрь и захлопнуть дверь. при этом ваня совсем не рассчитал соотношение его собственной скорости и скольжение льда на полностью замерзших ступеньках, хорошенько так приложившись после этого задним местом об асфальт. сам факт того, что ступеньки оказались покрыты льдом, а асфальт недавно почистили от смягчающего удары снега оказался настолько жалким, что сережа чуть не расплакался. «вот это чудо в перьях» сережа, не раздумывая, обернулся и, пытаясь не повторять чужих ошибок, спустился к валяющемуся на асфальте и закрывающему ладошками лицо парню. до сережи поздно дошло, что ваня плачет и внезапно стало так страшно, ведь он совсем не умеет обращаться с рыдающими людьми. относится с пониманием, но общаться не может. обычно делает только хуже. собрав весь свой дух и мужество за последние 19 лет, сережа положил руку на предплечье вани и слегка… погладил? боже, не спрашивайте его, он и так не понимает, что делает со своей жизнью. говорить о принятии мелких решений вообще не стоит. ванечка, убрав свои красивые руки от лица и, обратив внимание на сидевшего на корточках сережу, продолжил заливисто смеяться. зафиксировали. сережа так успокоился, что перешел грань между банальной расслабленностью и доверием, убрав с лица вани челку и спросив «хули тот смеется» ой. «господи, боже, ну нет, ну как так, да зачем, ой бляять…» — точно, думает он, сейчас будет очень неловко. что сережа понимает позже — с ваней всегда ожидаемая неловкость оказывается неоправданной. смешнее становится в разы, а улыбка уже растягивается и на его лице тоже, когда он наблюдает за поднимающимся на локтях ваней, который пытается приглушить свой смех, утыкаясь в чужое плечо. это, кажется, уже точно переходит все границы. но сережа по непонятной причине согласен с этим. он помогает ване подняться, придерживает его за плечи и ведет до двери, на ступеньках приговаривая: «вот так, молодец, ага, я уж думал ты подниматься по ним не умеешь», вызывая еще один приступ неконтролируемого смеха. они простояли так еще немножко, лицом к лицу. сережа занимательно сканировал лицо соседа, когда тот пытался сформулировать до ужаса простую мысль со своими милейшими запинками. он лишь понял, что ваня закончил, когда тот спокойно выдохнул: «…вот так как-то» и уставился в ответ. так что сережа, пытаясь ужасно неловко не спалиться, угукнул и повернулся к домофону, собираясь сегодня все-таки попасть домой. хотя очень странно, что ему и не так сильно хотелось. третий раз был ужасно непонятным для самого сережи. он, так сказать, с ваней то и не встречался, но косвенно он что-то о нем понял. или о себе. все произошло в тот момент, когда к нему в квартиру позвонила неизвестная девушка с коробкой конфет. сережа помялся на пороге, а после повторного звонка открыл дверь. рассмотреть девушку получилось получше: она была длинноволосая, русая, в серой толстовке и черных джинсах. от неловкости расковыривала упаковку конфет своими длинными ногтями и всматривалась в лицо сережи. очень вежливо, почти заинтересованно, он уточнил кого она ищет. и совсем не ожидал услышать наивное, потерявшееся: «ой, здравствуйте, а ваня бессмертных в этой квартире проживает?» да кроме одного вани «пару раз виделись но я по какой то причине не могу его забыть» других и не знал толком. поэтому, слегка злобно и негативно настроившись, сказал: «здесь таких нет. вы точно в тот дом пришли?» девушка ойкнула и промямлила что-то непонятное, но сереже и не хотелось понимать. он быстренько захлопнул дверь и, с вырвавшейся изо рта нецензурной бранью, приложился головой о стену. мысленно ударил себя еще разочек, удивился, отрицал сказанное и победил в себе стыд и кринж проверенным путем полного похуизма. однако, той холодной ночью, сережа не смог перестать думать о ване как о чем-то странном, почти серьезном, удивительном. они даже не знакомы, а он уже позволяет себе такое количество мыслей вместо привычного рыдания в подушку. но ему, вроде как, нормально с этим. зима прошла, оставив за собой только текущие ручейки и яркое солнышко. сережа больше не надевал куртку, не краснел от слишком холодного ветра и не волновался (хотя скорее больше не радовался) от возможности получить в затылок льдину размером с этаж панельного дома. он не видел ваню примерно с января, бросая на слово «май» в календаре значительные взгляды. только пару раз. не то что бы он был озабочен мыслями об этом, однако ваня точно входил в его личный архив и стопочку под названием «ситуации, которые я не могу понять и которые мне следует обсудить с психотерапевтом» может быть у него были экзамены. может быть депрессняк. может быть тот умер, в конце то концов. да и сереже, в общем-то, похую было. лестница стала частым и полюбившимся местом. он считал, что проводил свои весенние вечера хорошо, когда кайфовал от никотина и накручивал путающиеся кудряшки. считал, что это ему никогда не надоест. только вот стоявший напротив него ваня все еще смотрел. это четвертая встреча. и происходит она все так же неожиданно, все так же странно и все так же чересчур. после долгих ночей, после странных действий, мыслей и волнений о человеке, которого он не знает вообще. после прибавившейся причины для ненависти самого себя с наименованием «ебучий сталкер». после всех всплывающих в памяти улыбок и милых глаз. и сережа клянется, что их было не так много. что это все совсем не странно и что ему все так же все равно. однако ваня в бежевом худи и черных спортивках может поспорить с этим заявлением. прочищает горло и хриплым, осевшим голосом спрашивает про закурить. сережа долго-долго пялится и это явно (на сто процентов) нарушает все его клятвы и обещания перед ним самим же. протягивает сигарету, подталкивает пепельницу и утыкается в горизонт, позволяя заходящему солнышку греть щеки. может быть, они сами хорошо справляются. может быть. слишком громко думает. это же ваня, с пятого этажа. тот самый, что заливался смехом от нелепости своих действий. что смотрел на него улыбающимися глазами и показывал звезды, которые в первую встречу так нагло скрывал за длинной, падающей на лицо, челкой. это же ваня, который по непонятным причинам заставляет его расслабиться и чувствовать себя уютно, спокойно, даже за пределами своего любимого и комфортного места. сережа не может вынести стоящего рядом человека и кидает на него заинтересованный взгляд. и верит самому себе, когда признается, что не видел никого прекраснее. признается, что родинка на щеке и зажатая в пальцах сигарета никогда не вызывали у него столько удовлетворения. это все кажется таким нереальным, но единственное, что он знает наверняка — ваня сам по себе его просто взял и очень легко очаровал. без особых усилий. вот так вот по щелчку пальцев. за несколько конченных встреч, во время которых они почти не говорили. и сережа не знает, что это. зато в глазах вани отражается такая расслабленность, будто нет ничего странного в том, что он спустился к незнакомцу по пожарной лестнице на два этажа вниз и попросил закурить, не вдаваясь ни в какие объяснения. просто как будто бы они были знакомы вечность. в глазах вани отражается благодарность за одолженную сигарету, которую он решает озвучить и протягивает такое тихое и безумно умиротворяющее: «спасибо» нарушая личное пространство сережи, врываясь в его обычную жизнь и не вызывая никакого удовлетворения от тех страданий, что он обычно получает, когда встречается с другими людьми, ваня без особого стыда и зазрения совести рассматривал сережу в ответ, лишь слегка покрываясь румянцем. это все вызывало в сереже такое непонимание, шок, отрицание, но ему начинает казаться, что сережа все-таки в порядке с этим.