Лети

So I cried out But my voice could not be heard aloud SYML, The Bird

Прошла неделя с тех пор, как Се-эр переехал к Е Байи. Первые пару дней он просто лежал, утонув в первобытном ужасе, цепляясь за Е Байи, словно обезумевшая коала. Тот не протестовал, посмеивался, гладил по спине. Он никак не комментировал происходящее, за что Се-эр был ему благодарен. Он знал, что Е Байи мог бы, но тот молчал. Немного придя в себя, Се-эр, наконец, начал вставать с постели. Правда, выходить он пока отказывался, но зато отпустил Е Байи, и тот, удостоверившись, что Се-эру и правда лучше, вернулся к работе и делам. Еще через пару дней Се-эр снова начал тревожиться. Он живет в чужом доме, ест чужую еду, пользуется вниманием, а сам едва ползает и только и делает, что ревет. И, в отличие от квартиры Се-эра, здесь нет приходящей прислуги, и Е Байи обслуживает их за двоих — убирается, моет посуду, готовит… Се-эр почувствовал, что тоже должен сделать что-нибудь полезное. Например, постирать — бак, в который Е Байи сказал ему класть грязную одежду, почти переполнился. В своей жизни Се-эр никогда не имел дела со стиркой, все последние годы этим занимались домработницы, сначала в доме у Чжао Цзина, потом и в его собственной квартире. Однако подписи на кнопках машины были вполне понятные, гель для стирки обнаружился рядом на полке. Се-эр переложил все вещи из бака в барабан: свои черные футболки, белые свитера Е Байи, белье, и нажал «Пуск». Через час машина запищала, сигнализируя об окончании программы. Открыв люк и вытащив постиранное, Се-эр сначала даже не понял, что видит. Он ведь клал туда черные и белые вещи, почему же они теперь все черные? И мягкий белый свитер Е Байи… Се-эр взял его в руки и с ужасом увидел, что тот не только посерел, но еще и уменьшился в три раза. Се-эр сел на пол, прижимая к себе влажную шерсть. Е Байи его убьет. Или вышвырнет. Или… Пискнул замок входной двери. *** Они начали встречаться с год назад, и поначалу Се-эр даже не думал, что это будет хоть сколько-нибудь серьезным. Просто был очень плохой день; он полностью завалил каскад. Свой фирменный, знакомый до автоматизма каскад из тройного лутца и тройного риттбергера — потому что в последний момент решил, что все же сможет прыгнуть четверной лутц. Это было огромным риском, он никогда не давался ему чисто даже в сольном исполнении, даже на тренировках, но ему так хотелось впечатлить Чжао Цзина… И почему-то показалось, что вот оно, сейчас. Сейчас точно получится. В конце концов, если приземление будет не идеальным, то он прицепит не риттбергер, а тулуп, и все равно обойдет всех соперников. Или сделает каскад с последним прыжком. Конечно же, он упал и не прыгнул ни риттбергер, ни тулуп. И в итоге остался без каскада в короткой программе, потому что с правой ногой что-то случилось — колено почти перестало держать, и ему не удалось прыгнуть даже тройной флип — получилась обидная «бабочка», и каскад уже было невозможно сделать. А впереди ждала дорожка шагов и заключительное вращение… Через боль и слезы он докатал программу — чтобы на выходе Чжао Цзин наорал на него, а потом демонстративно ушел. В «кике»* Се-эр сидел один. Он не хотел слушать свои оценки, хотел лишь чтобы это закончилось, так что как только их зачитали (они были очень плохими, он впервые не выходил в произвольную программу), он поднялся и с трудом похромал на выход. Однако через несколько шагов нога подвернулась, и он упал бы — если бы его кто-то не подхватил. Се-эр сначала подумал, что ему мерещится сквозь слезы — но это действительно был Е Байи. Знаменитейший, самый сильный одиночник предыдущего поколения, а сейчас известный комментатор. Звезда такого масштаба, что Се-эру и не снилось когда-нибудь даже просто постоять с ним рядом. Живая легенда! И вот сейчас эта легенда закидывала руку Се-эра к себе на плечи. — Держись за меня, — сказал Е Байи и крепко прихватил Се-эра за талию. — Господи, ну ты и тощий. С этими словами он просто поднял его на руки. Се-эр впал в ступор. Е Байи без видимого напряжения нес его к медикам, вполголоса ругая идиотскую идею прыгнуть четверной, который у него явно не готов для каскада, и тренеров-истеричек, демонстративно хлопающих дверьми при малейшем провале ученика. Слова пролетали мимо Се-эра, словно все его чувства отключились — он не мог ни удивиться, ни разозлиться, ни попросить поставить его наконец на землю… Ему предварительно диагностировали сложный подвывих. Медики вкололи обезболивающее и наложили фиксатор, вызвали скорую. Се-эр несколько раз звонил Чжао Цзину, но тот сбрасывал. Так что когда за ним пришли парамедики, усадили его в коляску и увезли, Се-эр кусал губы вовсе не от физической боли. Он ждал Чжао Цзина на следующий день, но тот не пришел. Зато появился Е Байи. Постучался в открытую дверь палаты и, не дожидаясь приглашения, вошел и присел на край кровати Се-эра. — Разрыва связок нет? — Нет… — Се-эр, опешив, смотрел на него во все глаза. — Вы… — Е Байи, — представился Е Байи и протянул Се-эру руку. Се-эр неверяще пожал. — Я знаю, — ошеломленно сказал он. — Кто же вас не знает? Но… — Какая честь, — перебил Е Байи и ухмыльнулся. — Не думал, что ваше поколение еще помнит о нас, стариках, — подколол он беззлобно. Се-эр узнал эту манеру — комментировал трансляции Е Байи так же, с огоньком, не особенно стесняясь. — Спасибо, что помогли мне вчера, — наконец вспомнил о вежливости Се-эр. Он до сих пор помнил это ощущение — он на руках, его несут, прижав бережно, но крепко. Е Байи лишь отмахнулся. — Выздоравливай. И постарайся больше так не рисковать. А, хотя что я, все вы, пока сами по граблям не походите, ничему не научитесь, — тепло сказал он. Похлопал Се-эра по плечу и ушел. Се-эр прислушался к себе и понял, что даже не обиделся. Выписавшись, он решил отблагодарить Е Байи за помощь, так что подкараулил его на выходе из комментаторской в конце трансляции и пригласил поужинать. Он ни на что особенно не рассчитывал — в конце концов, он был хоть и талантливым, но сопляком, ему было двадцать, а Е Байи тридцать пять, — но тот неожиданно согласился. Ел он за троих; заметив ужас в глазах Се-эра, рассмеялся: — Я давно уже не катаюсь, так что могу себе позволить. Впрочем, обжорство никак не сказывалось на его фигуре — как и во времена выступлений, Е Байи был строен, подтянут и силен — судя по тому, как легко он нес Се-эра на руках. Се-эр отчаянно позавидовал — с него Чжао Цзин спрашивал за каждый кусок. «Конечно, ты не можешь нормально прыгнуть — ты опять набрал…» Еда не лезла в горло. Е Байи, понаблюдав за ним, выбрал несколько кусочков свежей, прозрачно-розовой рыбы и подложил ему на тарелку. — Поешь. Хотя бы чуть-чуть. Се-эр молча, с каменным лицом, заплакал. — Ну, что ты? — удивленно сказал Е Байи. — Всего лишь пятьдесят грамм рыбы. От этого не наберешь. — При чем тут… рыба! — Се-эр глотнул воздуха. Он очень хотел сдержаться, но слова обиды на Чжао Цзина, накопившиеся за годы, все равно полились из него неостановимым потоком. Чжао Цзин заметил его на провинциальных соревнованиях, когда Се-эру было двенадцать. Се-эр был хорош, очень хорош для этого захолустья, но его спортивная карьера вот уже несколько лет упиралась в то, что его родители были нищими, как и его родной город. Ему оказывали небольшую финансовую помощь, но этого было недостаточно для того чтобы выйти на более высокий уровень и тренироваться у какого-нибудь знаменитого тренера. Чжао Цзин был очень знаменитым тренером. И он нашел Се-эра сам. Чжао Цзин вытащил его из провинциального болота. Увез в столицу, спонсировал, начал тренировать. Вскоре Се-эр взял свое первое золото, а потом медали и вовсе посыпались дождем. У этого была цена. Чжао Цзин был к нему совершенно беспощаден. Он контролировал абсолютно все аспекты жизни Се-эра, благо, тот жил в его доме — что Се-эр ест, с кем общается, сколько тренируется. Тренироваться нужно было много. Первые успехи, так вскружившие голову самому Се-эру, для Чжао Цзина были лишь ступенькой к тому, чтобы сделать из Се-эра не просто чемпиона — рекордсмена. Ведь у знаменитого тренера Чжао всегда получаются самые блестящие таланты. От изнурительных тренировок Се-эр едва стоял на ногах. Ласковый и внимательный тренер в начале, через несколько лет Чжао Цзин стал безжалостным к любой его слабости. Ты уже не ребенок, говорил он шестнадцатилетнему Се-эру. Ты выступаешь среди взрослых, так и веди себя как взрослый — работай. Ласку и похвалу можно было заслужить, только если сделать все правильно. Се-эр из кожи вон лез, чтобы не разочаровать тренера, но его тело не всегда было способно выдерживать заданные требования. Он падал, и падал, и падал. Переставал есть, тренировался целыми днями, потом уставал и на недели впадал в депрессию, доводя Чжао Цзина до белого каления своей вялостью. Были еще и конкуренты — другие ученики. Чжао Цзин собирал таланты отовсюду, и некоторые из них действительно были хороши. Моложе, выносливее, как Се Уян — или наоборот, старше и опытнее, как Сун Хуайжэнь, которого Чжао Цзин тренировал с самого детства. Се-эр не мог позволить себе быть хуже и отдать им хоть каплю любви тренера. Но все его усилия, вся его преданность уходили словно вода в песок. К восемнадцати годам он прыгнул практически все, что только когда-либо прыгали в истории фигурного катания. И тогда Чжао Цзин решил, что его блестящий каскад лутц-риттбергер три плюс три можно превратить в четыре плюс три. Так еще никто не прыгал. Беда была в том, что когда Чжао Цзин стал гнать его на этот каскад, оказалось, что четверной лутц у Се-эра не такой уж прекрасный. Чтобы выйти из него на риттбергер, приземление должно было быть идеальным, но Се-эр никак не мог этого добиться. Чем больше он пытался, тем больше росло недовольство Чжао Цзина, тем хуже в итоге Се-эр прыгал. Пока все не закончилось провалом на чемпионате четырех континентов. Все это он и вывалил Е Байи. Выслушав, тот трехэтажно обругал Чжао Цзина и самого Се-эра, однако это почему-то снова звучало не обидно. В выражении глаз Е Байи, в его улыбке, в его тоне не было настоящей злости, по крайней мере, в адрес Се-эра. От его ругани не хотелось вжать голову в плечи. После этого ужина Се-эр вспоминал о Е Байи каждый день, а когда чемпионат закончился, и они вернулись домой — благо, Е Байи тоже жил в столице, — пригласил его в ресторан снова. А потом Е Байи пригласил его в ответ. А потом Се-эр поцеловал его. Они оказались в постели легко, словно секс был чем-то невероятно естественным, таким же естественным, как и все, что Е Байи делал. Се-эр, имевший не так уже много опыта — несколько торопливых подростковых перепихов, ведь заводить отношения Чжао Цзин тоже запрещал, — впал в изумление, а затем в эйфорию. С Е Байи было комфортно. Спокойно, защищенно, тепло. Се-эр прощал ему, даже когда Е Байи ругался на Чжао Цзина. Он хотел, чтобы Се-эр больше отстаивал свои границы, не давал собой манипулировать, не укатывался до изнеможения, но Се-эр ничего не менял, все так же тренировался до обмороков, пытаясь прыгнуть желанный каскад в надежде вернуть расположение тренера. На чемпионате мира он снова взял золото, и ссора была забыта. Се-эр начал готовиться к самому, наверное, важному сезону в своей карьере — олимпийскому. Ему нужно было победить (ну или в крайнем случае стать призером) в национальном чемпионате, чтобы пройти отбор на Олимпийские игры. А конкуренция с каждым годом была все сильнее, к тому же, с этого сезона выходил во взрослые еще и Се Уян. Отношения с Е Байи от Чжао Цзина приходилось скрывать. Это, впрочем, было не слишком трудно — к тому моменту Се-эр уже жил в собственной квартире, и Чжао Цзин больше не мог следить за ним круглосуточно. Да и из-за нагрузки Се-эра они с Е Байи встречались редко. Однако много переписывались и созванивались. Се-эр никогда не думал, что ему будет о чем поговорить с тридцатипятилетним, однако неожиданно у них оказалось много общего даже помимо мира фигурного катания. Им обоим нравились медитативные кулинарные шоу и фэнтези-романы о попаданцах. Слово за слово, в переписке они даже придумали собственную историю, в которой Е Байи был бессмертным даосом, а Се-эр — владыкой секты убийц. Все это здорово поддерживало. Иногда, когда не мог приехать сам, Е Байи присылал Се-эру еду. На фоне изнурительной подготовки и давления со стороны Чжао Цзина у Се-ра снова начались проблемы с тем, чтобы нормально есть — кусок просто не лез в горло. Он даже не столько боялся, что наберет вес, сколько еда вызывала у него плохие ассоциации. Однако когда Е Байи присылал ему коробочки с легкими, очень аппетитными закусками собственного приготовления, Се-эр ел с удовольствием. Это их и подвело. Когда до национальных оставалась неделя, Се-эр впал в молчаливую истерику. Хотя ему все-таки удалось стабильно выдавать проклятый каскад на тренировках, и Чжао Цзин с гордостью разрешил вставить его в программу, чем ближе был прокат, тем сильнее Се-эр нервничал. Совершенно иррационально он боялся, что история повторится — что он ошибется, и Чжао Цзин снова оставит его в «кике» одного. Е Байи, к несчастью, на несколько дней уехал. В конце концов Се-эр пришел в такой раздрай, что просто не пошел на предпоследнюю тренировку и выключил телефон, чтобы Чжао Цзин не мог до него дозвониться. Весь день он пролежал с постели, а вечером, когда желудок совсем скрутило, все же заставил себя добраться до кухни. Накануне Е Байи прислал ему еды, так что он как раз сел поесть, когда замок на входной двери пискнул. У Се-эра волосы встали дыбом. Только у одного человека мог быть код от этой квартиры — у человека, который нашел ее для Се-эра и снял, и обставил, и обеспечил приходящей прислугой… — Се Цзелюбо! — Чжао Цзин тяжелым шагом вошел в кухню, вызывав у Се-эра неприятную ассоциацию с убийцей из триллера. — Почему тебя не было на тренировке и почему твой телефон выключен? Кусочек креветки встал у Се-эра поперек горла, и он закашлялся. — Это что такое? — заметив на столе контейнеры, Чжао Цзин подошел и заглянул в них. — Что это за еда?! Тебе ведь готовят согласно твоей диете! Почему ты ешь перед соревнованиями какую-то дрянь? Се-эр, продышавшись, поднял на него взгляд — и вдруг увидел как впервые. Этот кривящийся в гневе рот, дрожащие усы… Этот человек совершенно не любит его, вдруг понял он. Ему нужны только медали и рекорды, он не видит его настоящего, не понимает, не хочет понимать! — Я буду есть что хочу! — крик вырвался из груди, и Се-эр ощутил жгучий стыд, но одновременно и освобождение. В этом освобождении он почувствовал, что его уже ничто не остановит от того, чтобы высказать все. — Ты достал меня! Тренер, которому посрать на состояние ученика! Лишь бы прыгал, да? Ну так я прыгну, но только отвали от меня и от моей еды! Ее приготовил человек, который обо мне заботится, в отличие от тебя! Глаза Чжао Цзина нехорошо сузились, и Се-эр осекся. — Кто тебе готовит? С кем ты завел интрижку, щенок? На кону твоя карьера, каждый лишний грамм на твоей жопе может стоить нам не только победы — отбора на Олимпийские игры, а ты жрешь?! Ты вообще не соображаешь? Он вдруг схватил лежащий на столе телефон Се-эра. Се-эр было рванулся, чтобы отнять, но Чжао Цзин ударил его по руке, и от этого унизительного шлепка Се-эр впал в полную прострацию. Не в силах пошевелиться, немо открывая и закрывая рот, он смотрел, как Чжао Цзин включает телефон и роется в его мессенджере. — «Бессмертный»? Что это за имя? Кто это такой? Я тебя спрашиваю! Чжао Цзин сделал шаг к Се-эру, замахнувшись телефоном, и Се-эр отступил, невольно закрываясь руками. — Никто! Никто! — вскрикнул он. — Просто интрижка в интернете, ничего такого! Клянусь, тренер! Я его заблокирую, я сейчас все сотру… — Стирай. Прямо сейчас, — Чжао Цзин швырнул в него телефоном; Се-эр поймал. Выбрав чат с Е Байи, он застыл над кнопкой удаления. Столько часов разговоров, смеха, поддержки… — Я жду. Он нажал «Удалить». Потом «Заблокировать». Чжао Цзин, удовлетворившись этим, велел ему выбросить всю еду и завтра утром явиться на тренировку. Когда он ушел, Се-эр сел на пол прямо где стоял и беззвучно заплакал. Е Байи должен был вернуться лишь к началу соревнований — ему предстояло их комментировать. Се-эр, боясь, что Чжао Цзин снова устроит проверку, не разблокировал его контакт, и чем ближе был час выступления, тем ему делалось страшнее. Все это время Е Байи пишет — и не получает ответа. Звонит — и не дозванивается. Что он подумает? Как Се-эру смотреть ему в глаза? Впрочем, может быть, это и к лучшему. Ведь если Чжао Цзин узнает, кто такой «Бессмертный», он может закатить Е Байи скандал или устроить так, чтобы его репутация покатилась в ад… Се-эр был в отчаянии. Это отчаяние накладывалось на страх перед прокатом, и накануне выступления Се-эр почти не спал. Перед выходом на лед его трясло. Он боялся даже смотреть в сторону комментаторов. Чжао Цзин что-то говорил ему, но слова проходили сквозь Се-эра без всякого смысла. Он кивнул и переступил порожек — словно перешел границу между жизнью и смертью, и перед ним открылся бескрайний замерзший Стикс. Музыка заиграла и понесла его; в хореографии ему не было равных, о нем всегда писали, что он не катается — танцует, но сейчас он не мог найти в мелодии ту страсть, что всегда вела его. Словно в тот миг, когда он заблокировал Е Байи и стер чат, что-то в нем замерзло. Он знал, что должен прыгнуть. Думал только об этом. Четверной лутц и тройной риттбергер, он сможет, он делал это уже не раз, вот сейчас… Уже отрываясь ото льда, он понял, что не получится. Что он неправильно оттолкнулся, что ему не приземлиться чисто. Тулуп, подумал он за секунду до того, как нога коснулась льда. Он упал. Подскочил, не почувствовав боли, холодея от ужаса, поехал дальше. В этот момент он думал лишь об одном — Чжао Цзин смотрит на него. Он должен нормально прыгнуть хотя бы на втором элементе, прицепить второй прыжок туда, и тогда будет необходимый каскад… Он прыгнул четверной флип слишком близко к бортику. Негде было сделать ни тулуп, ни перекидной, чтобы прицепить второй прыжок. На глазах вскипели слезы. А ведь Е Байи тоже смотрит… Увидит, какое он ничтожество, и не расстроится, что не смог дозвониться. Эта мысль внезапно разожгла внутри черный гнев, и этот гнев придал сил. Пусть. Пусть я не заслуживаю любви и нормальных отношений. Ну и ладно. Зато я прыгну чисто сейчас, и прыгну потом. В произвольной будут еще шансы… Он взлетел надо льдом и скрутил идеальный аксель. Потом сделал яркую, красивую, пронизанную огнем его ярости дорожку шагов. Финальное вращение. Всё. Трибуны встали. Ему хлопали, но он чувствовал себя так, словно ослеп и оглох. Не глядя сделав положенные поклоны, он поехал к бортику, уже зная, чувствуя — Чжао Цзина он там не увидит. Так и оказалось. Он едва видел дорогу, когда он шел в «кик». Ничего, подумал он. Ну и ладно… Он прикусил губу и слегка запрокинул голову, чтобы слезы не пролились. Камера — вот она, весь мир видит, как он сидит на скамье один. — Молодец, — Е Байи плюхнулся рядом с ним. Он слегка запыхался. Приобняв Се-эра, он прошептал: — Ты молодец, малыш. Все хорошо. Ты справился. Се-эр застыл под его рукой. Почему он пришел? Почему покинул комментаторское место? Почему сунулся под камеру, это ведь видят все!.. Его встревоженные мысли прервало объявление оценок. Он катался последним, сразу будет ясно, что теперь… «Восемьдесят пять баллов» — прозвучало под сводами. Итоговое десятое место. А первое взял гаденыш Се Уян. Се-эр сжал кулаки. — Да, остался без каскада, но все остальное идеально, малыш, — шепнул ему Е Байи. — Разрыв с первым большой, но до третьего места — всего тринадцать баллов. Ты сможешь. Се-эр сглотнул сухим ртом. Выйдя из «кика», он огляделся, но Чжао Цзина не было. Тогда он повернулся к Е Байи. — Я… Тебе не нужно возвращаться? — Соревнование закончилось, — Е Байи улыбнулся. — Пойдем. Он проводил Се-эра в раздевалку и, вот ужас, опустился на колени, чтобы помочь снять коньки. На глазах у всех! Се-эр слышал, как за его спиной шепчутся. «Это же Е Байи… Почему он с Се? Он стал его тренером? Но ведь он никогда не тренировал…» Но это было еще ничего по сравнению с криком, который подняли журналисты в микст-зоне на выходе. — Что произошло на льду? Вы пытались сделать четверной лутц и тройной риттбергер в каскаде? — Где господин Чжао? — Господин Се, вы меняете тренера прямо посреди соревнований? — Господин Е, вы решили взять ученика? В лицо совались микрофоны и фотоаппараты. Е Байи приобнял Се-эра за плечи и повел сквозь толпу, профессионально улыбаясь и помахивая: — Все комментарии позже! Он усадил его в собственную машину — огромный белый «Эскалейд». Только оказавшись в салоне, в замкнутой капсуле из металла и стекла, Се-эр наконец смог вдохнуть. На выдохе он закричал. — Зачем ты это сделал?! Зачем пришел в «кик»? Все тебя видели! Все видели нас! Что теперь будет? Он вдруг лихорадочно зашарил по карманам в поисках телефона. За последние пять минут там было десять пропущенных звонков от Чжао Цзина. Дрожащими руками Се-эр ткнул в «Набрать». — Какого черта, Се Цзелюбо? Что ты, по-твоему, творишь?! — из трубки сразу же донесся такой крик, что Се-эр невольно отдернул руку от уха. — Откуда ты знаешь Е Байи, почему он был с тобой в «кике»? Горло сдавило, и Се-эр не смог произнести ни слова. Е Байи, одной рукой руля к выезду с подземной стоянки, другой забрал у него телефон и включил громкую связь. — Добрый вечер, господин Чжао, — спокойно сказал он. — Если вы хотели узнать, в порядке ли Се-эр — он в порядке, я отвезу его домой. А вы в следующий раз попробуйте не закатывать истерику и встретить своего ученика у выхода самостоятельно. Говорят, это помогает. Из динамика донеслось только нечленораздельное «А… А…», словно Чжао Цзин хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. — Хорошего вечера, — попрощался Е Байи и нажал на отбой, а потом выключил телефон и положил в подставку между сиденьями. — Проведем этот вечер без твоего токсичного тренера, ты не против? Се-эр схватил телефон, но замер над кнопкой включения. Он был в ужасе. И в ярости. И в гневе. Он не хотел слушать ругань Чжао Цзина, но одновременно боялся, что тот никогда его не простит. Думать о своих ошибках тоже было невыносимо. Снова не смог прыгнуть, дал ничтожеству Се Уяну себя обойти… Ему показалось, он сейчас взорвется. — Пожалуйста, — попросил Е Байи. — Ради меня. И тогда Се-эр разрыдался. К моменту, когда они приехали, плач иссяк. Опустошенный и онемелый, Се-эр позволил Е Байи вывести себя из машины, и только тогда понял, что они не у его дома — а у дома Е Байи. Он испуганно вздрогнул, но Е Байи положил ему на плечо горячую ладонь: — Не волнуйся. Заедем за твоим костюмом утром. У Се-эра не было сил протестовать. Дома Е Байи усадил его на диван и по одному снял кроссовки. Осторожно снял носки. Се-эр знал, что все его лодыжки в синяках, фиолетовые и некрасивые, и попытался отнять ногу, но Е Байи не дал. — Тихо, тихо… Он достал из пластиковой коробки с лекарствами какой-то гель и стал осторожно и мягко намазывать его Се-эру на ноги. Тот холодил, снимая боль. Се-эр прикрыл глаза и сдался. Осторожные нежные прикосновения Е Байи расслабляли. Вскоре тот закончил с лекарством и принялся за голени Се-эра, массируя уставшие мышцы через мягкие спортивные штаны. Когда он поднялся к бедрам, Се-эр облизнул пересохшие губы. Несмотря на то, что он очень устал — и от проката, и от рыданий, — по телу прошла теплая волна. Вверх, вверх, по животу, по груди, по шее, до погорячевших щек, и снова вниз, прямиком в пах. Его член дернулся, наливаясь, и Е Байи издал тихий, очень довольный смешок, и вдруг наклонился и потерся об него щекой через ткань. Се-эр ахнул и положил ладонь на голову Е Байи, но так и не оттолкнул его. Снова сдался. Е Байи безо всякого стыда взялся за пояс его штанов и стянул их вниз вместе с бельем. Се-эр загнанно дышал, тяжело, словно только что вышел с проката. От легкого прикосновения Е Байи он вздрогнул всем телом. — Мой сладкий, — сказал Е Байи, а потом пощекотал головку языком, и Се-эр вскрикнул от острого удовольствия, пронзившего его с головы до ног. Е Байи не торопился. Он словно задался целью свести Се-эра с ума, выжать из него все соки. Его язык то порхал над головкой, едва прикасаясь, словно крылышко мотылька, то вылизывал сильно, плотно, прижимаясь всей поверхностью. Се-эр стонал, сжимая руку в его волосах, бедра конвульсивно подергивались, сведенные судорогами удовольствия. Когда оно сделалось невыносимым, Е Байи наконец сжалился над ним и взял глубоко в рот, так горячо, так сладко, так плотно… Се-эр со сдавленным всхлипом кончил и обмяк, позволяя Е Байи себя вылизывать и подрагивая от остаточных волн удовольствия. — Зачем ты… — пробормотал он, когда голос к нему вернулся. — Ты не должен был приходить в «кик». Это странно. Ты не мой тренер, не мой родственник… — Я твой бойфренд, разве нет? — Е Байи натянул на него штаны и положил голову ему на бедро. Он улыбался, безмятежный, словно статуя будды. Се-эр опешил. Они никогда не обсуждали это. Не заключали никаких официальных… договоренностей. Се-эр всегда думал, что Е Байи встречается с ним просто ради секса. Да, просто хороший секс с молоденьким партнером… Домашняя еда, бесконечные разговоры и выход в «кик» перед аудиторией в миллионы зрителей сюда не вписывались. Увидев, что Се-эр молчит, Е Байи нахмурился и сел прямее. — Се-эр. Я знаю, что мы ни о чем не договаривались. Но я не буду жалеть о том, что сделал. Если бы этот истеричный ублюдок не бросил тебя… — Не говори так о тренере Чжао! — привычно отрубил Се-эр, но сразу же скукожился. Это правда. Чжао Цзин снова его бросил. Стоило лишь сделать ошибку… Он почувствовал, как глаза опять наполняются слезами. — Ну, маленький, — Е Байи присел рядом и обнял его. — Прости. Ты прав, мне не стоило ничего делать без твоего разрешения. Но когда я увидел, что ты выходишь со льда один… — Ты дурак, — прорыдал Се-эр. — Он тебя уничтожит. Раздует скандал, сделает так, чтобы тебя выгнали… Зачем ты это сделал, зачем… — Чжао Цзин? Уничтожит меня? — Е Байи изумленно рассмеялся. — Вот уж не думаю. И какой тут можно раздуть скандал? Тебе уже двадцать один, ты взрослый, и ты ему не принадлежишь. Ты не его машина для зарабатывания медалей, Се-эр. Даже он не может отнимать у тебя твою собственную жизнь. Другое дело, если ты не хочешь со мной встречаться… Се-эр ударил его кулаком в грудь. — Ты идиот? Мой член только что побывал у тебя во рту, а ты говоришь такое? Е Байи вдруг хищно наклонился вперед, вжимая Се-эра в спинку дивана, и шепнул, обжигая ухо дыханием: — Побывал. И побывает еще. А уж где мой язык побывает… Се-эр отпихнул его, но не всерьез, вполсилы. — Бесстыдник. Мне завтра еще произвольную катать… — Ты справишься, — тепло заверил Е Байи, снова обнимая его. — Знаешь, сделаем-ка вот что… Я устрою тебе один разговор. Думаю, это может тебе помочь. Он втащил Се-эра к себе на колени и стал с кем-то переписываться. Се-эр положил голову ему на плечо и обессиленно закрыл глаза. Он не знал, что чувствует. Столько противоположных эмоций сразу. Столько всего поставлено на карту… Как же страшно. — Готово, — Е Байи похлопал его по заднице. — Иди-ка за ноутбук. Се-эр вытер лицо рукавом и пересел за рабочий стол Е Байи. Открылась программа для звонка, и на видео он вдруг увидел человека, которого ожидал увидеть меньше всего. Это был Ми Син, легендарный тренер Е Байи. Ему было уже за восемьдесят, и он вырастил трех олимпийских чемпионов и одну чемпионку. Его ученики всегда занимали если не первые места, то как минимум были на пьедесталах. Он основал собственную академию фигурного катания и, как Се-эр знал, звал туда и Е Байи, но тот ограничился лишь помощью в организации, становиться тренером отказался наотрез. Ми Син официально уже никого не тренировал, но все знали, что он приходит в Академию каждый день. И сейчас этот невероятный человек смотрел прямо на Се-эра и мягко улыбался. Когда звонок завершился, Се-эр еще некоторое время сидел в полном ошеломлении. Подойдя, Е Байи погладил его по спине. — Давай-ка поедим и пойдем спать. Се-эр был слишком уставшим и обалдевшим, чтобы спорить. Перед сном Е Байи пошел вместе с ним в душ и с ног до головы его вымыл, а потом, уже в постели, снова сделал массаж. Вскоре Се-эр расслабился и, словно в мягкое облако, провалился в сон. Наутро его разбудил звонок. Е Байи вышел из спальни и с кем-то тихо поговорил. Когда он вернулся, Се-эр с похолодевшим сердцем спросил: — Это был тренер Чжао? — Да, — Е Байи не выглядел встревоженным. — Я сказал, что привезу тебя вовремя. И я привезу, не переживай. Они позавтракали, потом заехали на квартиру к Се-эру за костюмом. С каждой минутой Се-эр психовал все сильнее, но стоило бросить взгляд на Е Байи, как он слегка успокаивался и вспоминал то, что ему сказал Ми Син. «Ты сможешь прыгнуть. И прыгнешь, если захочешь. Но ты должен сделать это для себя. Не для тренера, не для страны, не для близких — для себя. Позволь своему таланту раскрыться. Но даже если не получится — не вини себя. Это всего лишь значит, что ты прыгнешь в следующий раз». Чжао Цзин темной тенью маячил на выходе с парковки. Кратко кивнув Е Байи, он сразу же накинулся на Се-эра с наставлениями, но Е Байи мягко оттеснил его в сторону. — Все хорошо, господин Чжао, — сказал он. — Се-эр вполне готов. С этими словами он взял Се-эра за руку и повел к раздевалке. Сделав несколько шагов, Се-эр оглянулся — Чжао Цзин стоял, глядя им вслед в полном недоумении. Тревога кольнула сердце, но теплая рука Е Байи слегка сжалась, и Се-эр снова пошел за ним. Е Байи был рядом, пока он переодевался и когда начал разогреваться. Чжао Цзин все это время стоял у стены, сложив руки на груди. Когда участники первой разминки отправились к выходу на лед, и Е Байи ушел работать, Чжао Цзин подошел к Се-эру, но тот демонстративно воткнул в уши наушники и продолжил растягиваться. Он не хотел слушать, что скажет ему Чжао Цзин. Только не сейчас. Вокруг было слишком много людей, чтобы Чжао Цзин мог насильно вытащить у него наушники и начать орать, так что вскоре он оставил Се-эра в покое и ушел к Се Уяну. Се-эр постарался глубоко дышать. Ему было страшно так вести себя, однако он хотел хоть как-то отомстить Чжао Цзину за все его демонстративные уходы. В перерыве на заливку льда Е Байи снова пришел в раздевалку. Се-эр как раз закончил переодеваться и в последний раз перепроверял коньки. Е Байи восхищенно присвистнул. — Как же тебе идет этот костюм! Се-эр оглядел себя. Черный костюм под кожу с серебряными накладками и правда был хорош и очень ему нравился. Ему было приятно, что он нравится и Е Байи. Когда они вышли из раздевалки, Е Байи остановился и развернулся к Се-эру лицом. — Я в тебя верю, — сказал он, положив ладони ему на плечи. — И Ми Син в тебя верит. Так что и ты в себя верь. И не забудь — я буду с тобой в «кике», даже если ты не прыгнешь вообще ничего. Он вдруг наклонился и шепнул Се-эру на ухо: — Я люблю тебя. Горячая волна чудовищного смущения и яркой, шипучей радости затопила Се-эра с ног до головы. Щеки загорелись так, что стало больно. Он открыл рот, но не нашелся со словами; Е Байи подмигнул ему и пошел к комментаторам. «Он меня любит?..» Никто и никогда не говорил Се-ру, что любит его. Не так. Не вот так… Он прижал холодные ладони к пылающим щекам и попытался хотя бы не улыбаться так по-идиотски. Чжао Цзин поймал его у самого бортика. Прихватил за локоть, заставляя смотреть в глаза. — Я запрещаю тебе прыгать каскад с четверным лутцем и риттбергером, — жестко сказал он. — Твой единственный шанс сейчас — сделать чисто все прыжки и элементы. Мы не можем рисковать твоим попаданием на Олимпийские игры. Ты меня понял? Се-эр отступил, вырывая локоть у него из рук. — А что, если я не послушаюсь? Глаза Чжао Цзина сузились. — Я не знаю, что у тебя там с этим Е, Се Цзелюбо, но я все еще твой тренер, — со сдерживаемой яростью сказал он. — Если не хочешь выполнять мои указания — уходи. Но сейчас ты должен меня слушаться! Я выразился достаточно ясно? Зазвучавшее приглашение на разминку избавило Се-эра от необходимости отвечать. На разминке он прыгнул все четверные — лутц, риттбергер, флип, сальхов, тулуп… Все получалось. Тогда он сделал каскады, пробуя все возможные варианты и продумывая, что и как исполнить, если не получится нормально выехать с прыжка или он упадет. Самые дорогие каскады — и во второй половине программы. Да, только так. Он прыгнет. Он не стал пробовать только четверной лутц в каскаде с тройным риттбергером. Тот, что запретил ему Чжао Цзин. Разминка закончилась, и он остался на льду один. Выехав в центр, он не удержался и посмотрел на Е Байи. Тот, совершенно не стесняясь тысяч зрителей, показал ему пальцами сердечко. Краска снова бросилась Се-эру в лицо, а на губах расцвела счастливая улыбка. Он сказал «Я люблю тебя». Зазвучала музыка. Этот трек Се-эр нашел сам и вступил за него в долгую борьбу с Чжао Цзином. «В первой части нет достаточно четких акцентов! — говорил тот. — Текст сомнительный. Да и кто вообще знает эту группу? Сколько у нее слушателей, три?» Се-эр ныл и умолял, обижался и ставил ультиматумы, умолял снова. Ему очень нравилась эта песня; ее ритм будто околдовывал, увлекая в танец, а текст завораживал одновременной потусторонностью и чем-то очень близким, чем-то знакомым. Чем-то, что жило у Се-эра в душе. «Covered in dust The wings of my porcelain dove They don’t trouble the waters my love Frozen in time». * Он поехал. Мир исчез. Исчезли трибуны, соперники, судьи. Исчез Чжао Цзин, и Е Байи исчез тоже. Остались только Се-эр и музыка, и лед, и скольжение, и Се-эр стал той птицей, о которой пел тоскующий мужской голос. Воздух подчинялся ему; он взлетал и приземлялся, он жил, он танцевал, и руки его были как крылья, а душа… «All your stars are in view I get lost loving you…» Он всегда знал, что эта музыка — о смерти, и в этом было ее очарование, ее притяжение. Птица умирала, и Се-эр хотел умереть вместе с ней, вырваться из круговорота дней, в которых он кричал, но его никто не слышал. Но еще эта музыка была о любви, и он лишь сейчас по-настоящему понимал это. Чувство, такое сильное, что сжигает тебя, как взгляд божества, как вспышка сверхновой. Се-эр беззвучно закричал. А потом взлетел в последний раз. Мир проявился с последними тактами; Се-эр лежал в центре льда, обняв себя, словно сложившая крылья мертвая птица. Секунда, другая… Трибуны взорвались криком. Се-эр, все еще не в себе, поднялся и поклонился. Скользнув взглядом по лицам судей — ошеломленным, восторженным, по прыгающим в экстазе трибунам, он наконец встретился глазами с Е Байи. И снова почувствовал себя живым под его любящим взглядом. На выходе со льда его встретил Чжао Цзин. Он что-то говорил, но Се-эр не слышал, в ушах звенело. Он пошел в «кик», и Чжао Цзин пошел за ним, уселся рядом. Се-эр оглянулся — и увидел, что к нему уже идет Е Байи. Он обнял его, лишь только тот сел. Е Байи обнял его в ответ. Зазвучали оценки за произвольную. Почти двести двадцать баллов с половиной! Его лучший результат за все время! Се-эр открыл рот. Он… Сделал все? Прыгнул все чисто? Прокат сейчас казался галлюцинацией, он помнил только, как летел, как… Он прыгнул четверной лутц и риттбергер в каскаде! Се-эр закрыл лицо ладонями, потом снова посмотрел на результаты, а потом расхохотался. Пока выступали оставшиеся участники, он сидел на скамье, грызя ноготь, и с замиранием сердца слушал чужие оценки. Но он все еще был лучшим. И лучшим и остался. Такой прокат… Он получил второе место и свой шанс поехать на Олимпиаду. Первое взял Се Уян, но Се-эру наконец было все равно. Он чувствовал себя так, как будто переродился. Как будто вся его старая жизнь осталась в прошлом. — Я отвезу тебя домой, — сказал Чжао Цзин, открывая перед ним дверцу машины. — По дороге разберем твои ошибки. Е Байи стоял рядом молча. Его белый «Эскалейд» был припаркован чуть поодаль. Се-эр сказал: — Нет. — Что нет? — неприятно удивился Чжао Цзин. — Я не поеду с вами, — легко сказал Се-эр. — И разборы мне ваши не интересны. Я ухожу. Он отошел к Е Байи и взял его за руку. — Ты! Глупый мальчишка! — Чжао Цзин сделал шаг вперед, и Е Байи шагнул тоже, загораживая Се-эра. Чжао Цзин отшатнулся. Поглядев на Е Байи, а затем через его плечо на Се-эра, он прошипел: — Ты думаешь, что завел себе папика, и теперь можешь обойтись без меня? Сможешь выиграть Олимпиаду? Не льсти себе, без меня ты — никто, мусор… Е Байи ударил его. Не слишком сильно, но Чжао Цзин все равно отлетел и стукнулся об собственную машину. Шагнув следом, Е Байи вздернул его за воротник: — Это было достаточно доходчиво? Или мне ударить тебя еще раз? — Ты!.. Я подам на тебя в суд! Е Байи брезгливо оттолкнул его. — Желаю удачи. Развернувшись к онемевшему Се-эру, он взял его за руку. — Прости. Поедем домой? — мягко спросил он, поднося к губам его пальцы и встревоженно глядя исподлобья. Се-эр бросил взгляд на все еще цепляющегося за свою машину тяжело дышащего Чжао Цзина и сказал: — Поехали. *** — Я дома! — донесся голос Е Байи из холла. Се-эр вздрогнул и невольно заметался взглядом по кухне, нельзя ли куда-то спрятать испорченный свитер. — Ты где там, малыш? — Е Байи вошел. В руках у него были пакеты из супермаркета. — Чего на полу сидишь? Се-эр на вытянутых руках показал ему свитер — и разрыдался. — Что такое, сладкий? Что это? — Е Байи в мгновение ока оказался рядом. Взяв свитер, он с недоумением осмотрел его, а потом отложил в сторону и обнял Се-эра. — Я ничтожество, — прорыдал Се-эр. — Я ничего не могу сам. Кто я буду без тренера? Как поеду Олимпиаду? Я ошибся, я зря ушел… Он вдруг понял, как прозвучали его слова, и испугался почти до обморока. Но… Что же теперь. Если Е Байи его бросит, он это заслужил. Ничтожество, тряпка! Е Байи потянул его к себе и втащил на колени. — Ты не ничтожество, — убежденно сказал он. — И если ты хочешь вернуться к Чжао Цзину, я поддержу тебя. — Ты его ударил! — выкрикнул Се-эр. — Как ты можешь это поддерживать?! Он наверняка потребует с тобой расстаться… — Се-эр, — Е Байи вдруг слегка отстранил его от себя и заглянул в глаза. — Я поддержу любое твое решение. Потому что оно твое. Ты имеешь право распоряжаться собственной жизнью, понимаешь? Он нежно вытер слезы со щек Се-эра. — Но, честно говоря, у меня есть предложение получше. Я сегодня был у Ми Сина… Как ты думаешь, тебе было бы интересно тренироваться у него? Се-эр аж забыл плакать. Он посмотрел на Е Байи с глубоким изумлением. — Ты шутишь? У него уже много лет не было учеников… — Он сказал, что тебя готов взять, — Е Байи бесшабашно ухмыльнулся. — Твой прокат произвольной впечатлил даже старика. Я, между прочим, ревную… Се-эр шлепнул его по плечу: — Ты дурак? Ты звезда, лучший из его учеников… Ты… Е Байи потянулся вперед и закрыл ему рот поцелуем. У Се-эра сразу же опустела голова под сильными, горячими прикосновениями его губ и языка. Когда они оторвались друг от друга, Е Байи спросил: — Ты попробуешь? Конечно, он не сможет стать твоим официальным тренером в этом сезоне. Хотя, возможно, это решаемо — у него есть связи в федерации. Но в любом случае — он готов помочь тебе подготовиться к олимпиаде. Он все равно поедет на нее как тренер Ань Санъи, а значит, сможет вывести на лёд и тебя. Даже если Чжао Цзин все еще будет значиться твоим тренером официально, ему придется сделать хорошую мину при плохой игре. Он вряд ли пойдет на скандал с самим Ми Сином. Так что? Се-эр аж подпрыгнул: — Конечно, я согласен! Это же Ми Син! Господи… Е Байи довольно кивнул. Потом его взгляд снова остановился на свитере. — Так что это такое? — дотянувшись, он взял его в руки. — Твой белый свитер, — похоронным тоном сказал Се-эр, отводя глаза. Е Байи бросил взгляд на стиральную машину, на Се-эра — и расхохотался. — Господи! Да, пожалуй, теперь он не налезет даже на тебя, хоть и стал почти твоего любимого цвета… Я знаю, — его глаза заговорщицки блеснули. — Высушим и оставим его для нашего малыша. — Какого еще малыша? Ты с ума сошел? Я же не девушка, ты не можешь на мне жениться! — вскрикнул Се-эр. Дыхание перехватило от смущения. Е Байи прижал его к себе и засмеялся. — Вообще-то могу. Но с ребенком и правда придется что-то придумать… Я люблю тебя, — прошептал он Се-эру в макушку. — Ты можешь летать, ты знаешь? И Се-эр вдруг со всей ясностью понял, что и правда может.