Между нами коммунизм

Очередной час в закрытом вагоне. Инесса Арманд устало откидывается назад, упираясь в холодную железную стену. Дело революции, безусловно, важно, но порой так хочется обратить время вспять - снова спать на французских простынях, ночевать в поместье магната и слушать оперу. Громкий скрип поезда вырвал её из мыслей. Она снова в почти пустом вагоне, в компании Ленина и Троцкого спешит на революцию. Холодный пласт металла совсем не радует женский глаз, однако изменить уже ничего нельзя. - Скучно, миледи? - Лейба ухмыляется, отпивая из фляги. Мужчина, закутанный в тёплый плащ и не выпускающий из рук ёмкость со спиртным, как никогда был похож на алкоголика. И эти мрачные стены... Нет, хватит о стенах. Девушка качает головой: - Скорее холодно. За окном апрель, а гусиная кожа не сходит час, если не больше. - Понимаю. Сам пытаюсь согреться, как умею, - Троцкий прикладывается к бутылке. Девушка дёргается. Совсем скоро она покроется не то что гусиной кожей - корочкой льда. Взгляд женских глаз метнулся в сторону их общего лидера - Владимир Ильич, собравшись в клубок, крепко спал на голой полке, укутанный в собственное пальто. Наверно, всё-таки это не самый худший вариант, который могли найти группе не то спасителей державы, не то террористов. Тут уж смотря, кто спросит. Инесса прислушалась к соседям: после громких посиделок длиною в вечер революционеры разошлись по своим койкам. В вагоне стояла гробовая тишина. - Знаю я один способ согреться. - её милое личико обдало перегаром. И как он только подкрался. Надо меньше летать в мыслях: так схватят, а она и не заметит. Арманд фыркнула и отсела ближе к стене. Койка скрипнула. - Забыли, чья я женщина, Лейба Давидович? Мужчина улыбнулся шире и отставил любимую флягу. Нетрезвое тело опасно приблизилось к молодой девице. - Моя хорошенькая, это ты забыла. У коммунистов женщины тоже общие. Инесса выгнула бровь. Стоило догадаться. - Да и мужчины, как я погляжу, тоже. - Троцкий наклоняется и целует её ухо. Негодник. На Крупскую ей вздумал тыкать. "Пёрышки" на её коже вновь встали дыбом, но теперь далеко не от холода. Решив, что молчание - знак согласия, Бронштейн повалил пассию на спину. Сарафан чуть задрался, демонстрируя чёрные чулки. Мужские руки голодно прошлись по ляжкам, ощутимо сжав. Хоть в их рядах то и дело звучали призывы к раскрепощению (они революционеры или кто?), но на практике времени на это почти не хватало. Инесса чувствовала недостаток любви, так и рвавшийся из оппозиционера, каждой клеточкой своего тела. Особенно бедром. Лев не обманул: жаркие поцелуи согревали куда лучше одеял и водки. Губы так сильно вжимались в мягкие ляжки, что казалось, будто женщину хотят съесть заживо. Голова нырнула выше. Инесса выдохнула через нос: мокрый язык прошёлся по тонкой ткани трусиков-шорт. На соседней койке послышался шорох - парочка остановилась. Владимир Ильич перевернулся на другой бок. - Всё в порядке, Старик спит. Троцкий резво нырнул под юбку, продолжив нежно выцеловывать. Девичье сердце забилось быстрей. Ненужный кусок ткани оказался позади после того, как его стянули по ровным ногам. Поняв, что уже пора проявить инициативу, Арманд приподнялась и принялась за пуговицы мужской рубашки. Коммунист ухмыльнулся и позволил ей хозяйничать. Когда ничто не мешало Инессе рассмотреть торс, Лейба нетерпеливо схватил тонкую кисть и приложил нежную ладонь. Чуть заалев, дама провела пальцами по дорожке волос под довольное урчание сверху. Бронштейн ласково погладил женщину по голове и аккуратно спустил руку к молнии сарафана на спине. Раздался характерный звук. Под шум тяжелого дыхания обоих хлопок отправился к нижнему белью. Не удержавшись, Троцкий припал к мягким алым губам напротив. Поцелуй окончательно снёс им башню. Грубыми, не терпящими отказа, движениями они избавили друг друга от оков куда серьёзней, чем то же крепостное право, - от оставшейся одежды. Пальцы сжали бёдра, глаза в глаза, и губы в губы. Не спрашивая (ведь молчание - знак согласия), Троцкий вошёл целиком. Арманд заскулила, пустив зубы в крепкое плечо. Ильич на полке заворочался. Лев ласково лизнул румяную щёку, после чего впился в шею, параллельно ритмичными движениями вдалбливаясь в революционерку. Инесса вцепилась в мускулистую спину сильней, ногами обнимая поясницу коммуниста. Быстрым, но аккуратным движением Бронштейн уложил девушку на койку. Пальцы сжали твёрдые, на этот раз не от холода, соски, играясь и выкручивая. С каждым новым толчком в глазах всё сильней плыло, а издаваемые звуки всё сложней было контролировать. И наконец, когда губы партнёра в очередной раз прошлись по тонкой шее, из женщины, которая и так была на пределе, вырвалось хриплое: - Раскулачь и назови товарищем! Троцкий засмеялся. - Ну что Вы, девушка, кончайте... с такими шутками. Лейба стал вбиваться настойчивее, помогая себе руками - дёргая женские бёдра себе навстречу. Инесса вцепилась зубами в белую подушку и выгнулась в спине, застывая одновременно с Львом Давидовичем. - Как Вам в нашей партии? - Великолепно. Владимир Ильич захрапел.

"Надо мной луна, Подо мной жена, Одеяло прилипло к жопе, А мы все куем и куем детей, Назло буржуазной Европе" Владимир Маяковский.