великое возможно

      Осень в Надоре хрустит под ногами сухими листьями, сгорает в пурпурных закатах и тревожит сердце последними тёплыми днями. Ричарду всего этого до бесконечности мало. Ему бы впаять в себя каждый момент, чтобы чувствовать себя живым под покровом холодных родовых стен, перенося нравоучения и помпезные молитвы собственной матери, которую уже давно перестали слышать даже святые.       Да и слышали ли когда-нибудь? Ведь ему через две недели — шестнадцать. А там, за горизонтом — целый мир. Не разделённый на рамки и не обреченный на каждодневную борьбу за выживание, не скованный родовым долгом. Он бродил по извилистым, знакомым тропам, загребая ногами листья: ширь-ширь. Отчего-то это незатейливое, монотонное шуршание отвлекало, заставляя не думать. Ни о матери, что ушла в затворничество, скинув дела управления Надором на него и Айрис, ни об олларских солдатах — мародёрах, что вычищали родные земли, обрекая его народ на медленную, голодную смерть, а он, Повелитель Скал был просто бессилен, что-либо изменить.       Ширь-ширь… Ричард его взглядом цепляет случайно, промаргивается пару раз, чтобы убедиться, что перед ним лежит не кучка жухлый листьев, а самый настоящий лис. Изящный, с тёмно-коричневыми кисточками на ушах, медным мехом… Но раненный в бок арбалетной стрелой олларов. Кровь и сбитое дыхание сразу бросаются в глаза, Ричард присаживается на корточки, чтобы не спугнуть, оглядывает рану не касаясь, ясно понимая одно: если он оставит лиса здесь, то тот просто умрет. — Дружок, ты же разрешишь мне помочь тебе? — он говорил это не надеясь на ответ, а скорее больше из-за того, чтобы заглушить собственные панические мысли и продумать как донести лиса до замка. А там, вместе с Айрис, они наверняка смогут помочь ему… Но лис неожиданно отреагировал на слова так, словно бы понял. Повернул острую мордочку и на секунду Ричарду показалось, что в его малахитовых глазах мелькнула абсолютно человеческая осознанность. Окделл в ответ лишь головой тряхнул, думая о том, что привидится может всякое, а тратить время на домыслы он просто не может. Стянув с себя алых дублет и завязав рукава на манер мешка, он бережно переложил туда лиса, стараясь не задевать рану и отправился в сторону замка.       — Леворукий их побери! Как можно быть настолько жестокими уже даже по отношению к животным! — Айрис рьяно оттирала руки от крови мыльным корнем, кивком головы указывая Ричарду, когда ему стоит поливать ей воду. — Айри, у них ненависть возникает ко всему тому, что они относят к прошлому Таллигои, ныне Талига. А мы и наша земля — неотъемлемая часть этого. Лис оказался у них на глазах просто не вовремя. — Ты прав, Дикон! — Айрис сдувает со лба непослушную челку, подхватывает полотенце, вытирая об него руки, а после подходит к спящему лису проверяя крепость наложенной повязки. — Всё решит ночь, брат. Будем надеяться на благополучный исход. Главное — ты не бросил его на произвол судьбы, а поступил как человек чести. — Айрис улыбается ему мягкой улыбкой, в ободряющем жесте сжимая руку. — Теперь ложись спать, ты еле на ногах стоишь. Просыпаешься раньше всех нас и ложишься позже всех, решая бесконечные жалобы и просьбы крестьян. Доброй ночи, Ричард. — она выскальзывает за дверь, словно лёгкий сквозняк и Дикон даже не успевает ничего сказать ей в ответ, лишь ощущая подтверждение слов Айрис, чувствуя как усталость скопившаяся за весь день обрушивается на него бушующей волной. Он стягивает себя верхнюю одежду, оставаясь лишь в исподнем, чувствуя как тело тут же сковывает пронзительным холодом. Окделл одеяло откидывает быстро, и ныряет на такой же холодный матрас, ощущая как зубы непроизвольно начинают выбивать предательскую дрожь. И лишь покрывшись одеялом по самую макушку, через пару минут, согревшего Ричарда начинает клонить в сон. Он бросает последний взгляд на лиса, примечая его ровное дыхание и закрывает глаза, тут же засыпая.

***

      Казалось, прошло не более пятнадцати минут, как он сквозь сон ощущает чужое присутствие в собственной комнате. Слишком близкое и заметное. Списать бы это на морок, но Ричард глаза распахивает тотчас же и натыкается на изучающий взгляд зелёных глаз, которые больше не принадлежат лису. Теперь они принадлежат человеку. Юноше, что выглядит ровесником Ричарда. Худощавому, высокому, с изящными кистями рук и вьющимися медными волосами. Пазл в голове складывается мгновенно. Окделл с детства рос практиком, воспитание матушки и дяди (отца он помнил смутно), накладывало свой отпечаток, как-никак, всё же титул не потрёпанный дублет, его было не спрятать в огромный сундук, который стоял у них в приёмном зале. Рано или поздно имённо ему было суждено полностью править родным, но практически полностью разоренным Надором. Реальность и осознание своей ответственности, порой столь сильно давила на его юные плечи, что единственное спасение составляли для Ричарда лишь сказки. Чаще всего, ему читала их Айрис, которая пробиралась в его комнату после благословение матери на сон и обычно задерживалась до самого утра, не в силах оторваться от очередной захватывающей истории, после засыпая рядом с ним. Теперь же сказка воплотилась в реальность. Оборотень, или как в простонародье называли его Лис Ренар стоял прямо перед ним. Плуты, обманщики, порой и герои — у представителей этого народа было слишком много эпитетов, которыми наделяла их людская молва. Но каждый из них, так или иначе всё равно подходил им. — Так вот ты какой, Ричард Окделл. — он в улыбке обнажает острые, совершенно лисьи клыки и проворно усаживается на краю кровати, подбирая под себя ноги. — Откуда ты… — у Ричарда в голове лишь вихрем сплошным — вопросы. Он смотрит на повязку, что у лиса по-прежнему на боку, и убеждается, вновь и вновь, что ему не мерещится. — Я знаю очень многое, Ричард. Но самое главное, что я оказался не в нужное время и не в том месте, но ты не прошёл мимо и спас мне жизнь. Спасибо тебе и твоей сестре. — он поправляет свои непослушные кудри и протягивает руку. — Меня зовут Валентин. — Приятно познакомиться. — Ричард пожимает его руку в ответ, думая о том, что его новый знакомый знает о нём практически все, а он сам лишь одно имя. — Так просто лишь Валентин? Ни фамилии… — И кто из нас ещё лис, который хочет знать всё и сразу! — он грозит ему пальцем, но во взгляде золотом рассыпается смех. Ричард же чувствует, как у самого на губах в ответ проступает улыбка. Потому что… Он давно не ощущал себя столь живым. А сейчас же перед ним было приключение. Перед ним была сказка, в которой он наконец-то стал один из главных героев, а не марионеткой управляемой чужой волей из года в год. — Я спросить тебя хотел, — Валентин воцарившуюся тишину нарушает вновь первым. — Тебя же не затруднит, что я поживу какое-то время? Сам понимаешь, мне нужно восстановиться, но за мою форму не беспокойся. Для всех прочих я буду по-прежнему лисом. — Конечно же оставайся. Столько, сколько будет нужно. — А ты совсем не такой, каким я тебя представлял, Повелитель Скал! — Валентин отвешивает ему в ответ полупоклон и усмехается. — Благодарю. Что ж, думаю нам с тобой не помешает все-таки чуть-чуть выспаться. — Хорошая мысль! — Ричард переворачивается на бок и наблюдает за тем, как Валентин идёт обратно к своей тахте и аккуратно укладывается, покрываясь одеялом. — Спокойной ночи, Дикон. — Спокойной ночи, Валентин. Ричард закрывает глаза, чувствуя как тревога в груди угасает. Он впервые засыпает без навязчивых мыслей и размытых образов, что заставляли просыпаться в холодном поту.

***

      С появлением Валентина жизнь Ричарда обретает смысл. Ему страшно признаться в этом даже самому себе, Ричард думает, что произнеся в слух, обретенный, едва-едва устоявшийся мир истончится, словно утренний предрассветный туман. Валентин исцеляется довольно быстро и через пару дней они вместе с Айрис идут гулять в их сад. Ричарду правда забавно наблюдать за тем, как Валентин ведёт себя лисьем обличье: он практически в припрыжку гоняется за перелетающими с пожухлых цветков бабочками, или же катается на спине, подставляя белое пузо последним лучам заходящего солнца. Окделл лишь смеётся на пару с сестрой глядя на его выходки, но Валентин всё равно понимает. Вскидывает острую мордочку вверх, смотрит прямо в глаза, а после ныряет прямо под руку требуя ласки. Ричард ерошит медный, нагретый солнцем мех чувствуя, как в груди разливается мягкое, убаюкивающее тепло. Он ждёт вечеров, когда всё поместье засыпает и вокруг воцаряется долгожданное спокойствие. Тогда Валентин становится человеком. Своевольно достаёт подушки, одеяла и простыни из всех близ стоящий сундуков и строит что-то наподобие шалаша, жестом зазывая Ричарда внутрь. Окделл этот момент обожает. Потому что кажется, что безвозвратно потерянное, непоседливое детство возвращается к нему вновь. Потом они говорят. Валентин знает многое, заслушаться можно и была бы воля Ричарда, он слушал его постоянно, потому что в словах его Лиса мир кажется бесконечным и полным возможностей.       Но Валентин умеет и слышать. И это качество кажется Ричарду во что крат дороже. Валентин первый, кто за всё это время понимает. — Ты не хочешь праздновать своё шестнадцатилетие? Окделл, поверь, жить надо так, чтобы потом не жалеть. Ты ничего не выиграешь, сидя в своём холодном каменном замке, на пару с пуританской маменькой, которая поцелует тебя на ночь в лобик и параллельно вновь расскажет тебе о твоём долге перед Людьми Чести. — Валентин фыркает абсолютно по-лисьи и гнёт губы в ироничной ухмылке. — Что же ты предлагаешь? — Сбежать, Дик. Устроить вылазку. Тут как раз неподалёку остановился бродячий цирк. Я уверен, ты никогда не бывал на таком представлении. Ричард в ответ шумно вздыхает и думает, что у Валентина всё слишком легко. И от этого простого «попробовать» его собственная герцогская непоколебимость отступает в сторону давая дорогу совершенно детскому любопытству. — Будь по твоему. Только нужно будет отдать приказ кухне о том, чтобы приготовили порций больше и собрали в дорогу… Ещё как-то все это нужно объяснить домашним. — Ричард морщится, разминая затекшую от долго сидения ногу и смотрит на Валентина, который смеётся, глядя на его незадачливость. — Хоть раз, позволь себе не задумываться наперёд, договорились? Всё решится таким образом, как это будет нужно нам. — Валентин ободряюще похлопывает его по плечу и раскрывает рядом лежащую книгу. — На какой странице мы остановились? — На сотой. Там как раз было про то, как капитан пиратов Амаро Парго расшифровал карту, которая приведёт его к источнику Вечной молодости на Заброшенных Островах. — Ричард пачкает пальцы в клюквенной пастиле, засовывая одну в рот, параллельно думая о том, что почему-то лишь рядом с Валентином ог способен верить в собственное «великое возможно».

***

      На их счастье подготовка к вылазке складывалась как нельзя удачно. Во время одного из утренних завтраков, Мирабелла вскользь объявляет ему и Айрис о том, что собирается в паломничество, которое продлится больше недели. — Вы останетесь под попечением дяди Лорака. Отпразднуете с ним День Рождения, а после он переговорит с тобою, Ричард об одном деле. Конца длинной матушкиной тирады он и не слышит, потому что в голове набатом лишь одно: он свободен. Ричард срывается с места мгновенно, под вопросительный взгляд сестры и восклицание матери. Отговаривается какой-то чепухой про неотвеченное письмо по количеству выкупаемых овец и стремглав вылетает за дверь. Валентин ждёт его в лисьем обличье, сидя прямо на кровати, умываясь настолько претенциозно, что Ричард чувствует, как против воли, внутри зарождается смех. Окделл говорит все сразу же, зная, что Валентин понимает, потому что в знакомых зелёных глазах напротив загорается интерес и нескрываемое удовлетворение от услышанного. Ведь у них получилось.

***

      Когда экипаж Мирабеллы скрывается за поворотом, Ричард чувствует, как с груди словно падает камень мешающий дышать. Вот он, тот самый момент. Главное — не упустить. Привычное чествование проходит и вручение подарка проходит абсолютно обыденно, Ричард впихивает в себя кусок торта, кивком благодя Айрис. Ведь праздничный стол накрыт буквально благодаря лишь её смекалке и поварскому таланту. День ото дня их закрома с провизией становятся все более пусты. Дядюшка Лорак отсиживает буквально первую часть праздника, а после удаляется к себе в покои с бутылкой кесеры под рукой, пожелав на последок Ричарду счастливого шестнадцатилетия, оставляя его на один с сестрой. Они проводят этот день с Айрис, как и до этого каждый собственный день рождения будучи предоставленными самим себе. Сестра с ловкостью фокусника достаёт спрятанную в недрах собственного сундука бутылку бренди и снимает с подноса пропитанные сиропом бисквиты. — С Днём Рождения, братец. Будь счастлив. — их бокалы стукаются друг об друга со звонким, хрустальным звоном, что эхом разносится по пустующему замку. За окном, где-то на линии горизонта, сгорает закатное солнце, а вечер — душный и всё ещё по-летнему теплый, пахнет фиалками — пряно и сладко. Перед тем, как упасть ничком на кровать в собственной комнате, он глядит на пустующую тахту, думая о том, что Валентин отчего-то задерживается. Хмельная голова приятно гудит и Ричард позволяет утянуть себя в омут Морфея, разглядывая цветастые картинки, что точно калейдоскоп мелькают перед глазами. Но вновь, как и в их первую встречу проходит буквально несколько минут от его сна, как он чувствует, что в его руку тычется острая мордочка, а после Ричарда начинают энергично трясти за плечо. — Окделл, ты серьёзно? Решил, заснуть именно перед нашей вылазкой? А если бы я не поднялся? Ты бы так и спал? — Валентин буквально шипит, стаскивая с его обнажённого плеча одеяло. Ричард на кровати подскакивает тотчас же, взлохмаченный и сонный, он напоминал выпавшего из гнезда совёнка, подтверждая данное ему прозвище от Айрис. Ранние подъемы ему никогда не давались легко. — Я готов! — Дикон промаргивается пару раз и натягивает на себя рубаху и дублет. — О лошадях я уже позаботился, пора выезжать. — Валентин юрко выскакивает за дверь, оставляя Дикону возможность лишь торопливо ухватить с когда-то богато инкрустированного столика собственную шляпу и отправится в след за ним. Эта ночь до щемящего хороша: дымное, сизо-синее небо поглядывало вниз, месяц изогнутый полукругом, проливал на изумрудные лиственницы свой холодный свет. Надор сейчас дышал покоем и свободой и Ричард чувствовал как сердце билось в груди: торопливо и влюбленно. Он любил свой холодный северный край именно за это, но чаще всего эта любовь приносила ему самому только лишь боль. — Думаю, спешится нам нужно определенно здесь. — слова Валентина выдергивают Ричарда из собственных мыслей и тогда он замечает. Раскидистую поляну с маленькими палатками по кругу и алым шатром посередине. Снующих повсюду и торопящихся людей в диковинных костюмах, человека что казалось Дику приручил саму стихию огня: он жонглировал им, словно тот не жегся, по переменно выдувая своего из рта горячие струи в ночное небо. — Это просто великолепно, Валентин! Откуда ты узнал? — Ричард руками всплескивает не в силах сдержать собственных эмоций. Он принимает от Валентина яблоко в карамели, блики красного от которого играют на закруглённых подушечках пальцев и Дикон с упоением вгрызается зубами в сладкую мякоть. — Спасибо. Так откуда? — Брат. Джастин часто брал меня с собой на их выступления, а порой мы просто сидели где-нибудь рядом, глядя на ту свободу, которую нам никогда не была доступна. — Джастин… — пазл в голове складывается мгновенно. Лиловый родовой цвет, громкая история потрясшая весь Талиг и хлесткий, но сильный девиз. — Так ты… — Эр, Придд к вашим услугам! — Валентин склоняется перед ним в поклоне, едва-едва не шаркая шпорами. — Ты все равно рано или поздно об этом узнал. Не было смысла тянуть. — Так почему лис? Ведь ваш родовой герб — это осьминог, откуда эта сила? — Ричард стискивает пальцами переносицу, чувствуя как в голове начинает пульсировать боль от зарождающейся мигрени. — Как ты знаешь, мой брат позволил себе полюбить того, кого не следовало и конечно же его чувства шли в разрез со всеми представлениями моей семьи. Когда отец убил его случилось то, что чего никто не ожидал. На оставшегося и последнего представителя нашего рода пало проклятье. Лисья сущность стала моей безраздельно и к сожалению навсегда. Такая вот, история, герцог Окделл. — Валентин усмехается, но в глазах плещется боль, словно волна, которая вот-вот вырвется наружу и погребет за собой все, что встретит на своем пути. Ричард в ответ лишь поджимает губы, чувствуя как не своя боль змеится в районе грудной клетки. А после цепляет Валентина в объятия. Неуклюжие, совершенно медвежьи. — Давай сегодня забудем все. И прошлое, и то, что ждет нас впереди. Пусть сегодня мы проживем с тобой то самое, великое возможно, о котором ты мне не раз говорил. Валентин в ответ лишь. Но Ричард чувствует, как он улыбается ему куда-то в плечо.