среди подсолнечных полей

      [ au ] постканон, действия происходят после финала манги. Анни гибнет на острове вместе с Бертольдом. Райнер остаётся совсем один и топит боль в алкоголе, ведь только при его воздействии он может встретиться со всеми погибшими товарищами.

      У Брауна получилось. Он смог вернуться с треклятого острова, но заплатил за это самым ценным, что у него когда либо было — жизнями своих друзей. Теперь он совершенно один. Леонхарт умерла во время перехвата Женской особи, Бертольд погиб в лапах Армина, на рассвете. Райнер видел и слышал, как кости товарища хрустят на мерзких зубах титана, Райнер видел перед собой испуганные глаза Гувера, когда тот осознал, что сейчас умрёт. И Райнер укорял себя за то, что не смог помочь.       Он не простил себе беспомощность в тот ужасный момент. Не стал хорошим сыном, погубил Марселя, не уберег Анни, не спас Бертольда, не вернулся на родину с Эреном, ничерта не сделал. Ни-чер-та! Что если бы он не отвлёкся на Фалько? Прострелил бы себе голову и наконец очутился рядом со своими товарищами? Пути... Он бы хотел попасть туда снова, остаться навсегда. После того, как Микаса обезглавила Йегера и дым от титанов отступил, на поле боя оказались павшие товарищи. Молодые, такие радостные... Совсем как живые.       Бертольд, блядь, совсем как живой, стоял перед ним целый и невредимый. Он много чего говорил: как сильно любит Брауна, как не хочет увидеть его рядом с собой, наставлял ему остаться на земле подольше. Не место ему среди мёртвых. Райнер большую часть слов пропускал мимо ушей. Он медленно, но уверенно тонул в темно-зелёных глазах, схватившись за жилистые гуверовские запястья. Детская привычка не покинула его спустя столько лет — в детстве он часто хватался за руки лучшего друга, когда волновался, в кадетском корпусе смуглые ладони успокаивающе гладили его щеки.       Прошло не больше минуты, прозрачный силуэт растворился. В воздухе до сих пор стоял терпкий запах крови, волосы на затылке встали дыбом, а титанические метки стали постепенно пропадать. Райнер оглянулся через плечо: судя по взгляду, капитан Леви разделял его боль. Мужчина тронул щетинистую щеку — на ней до сих пор оставалось ощущение прикосновения вроде бы и ненастоящей, но с другой стороны такой родной и тёплой ладони.       « — Это пройдёт! — твердил Жан на общих вечерах, когда выжившие в этой войне солдаты собирались вместе в каком-нибудь баре. Каждый год. Каждый гребаный год он слышал одно и то же.       — Ты ещё не забыл о нем? — из раза в раз переспрашивал Конни, ободряюще хлопая товарища по плечу. От этих слов хотелось взреветь, опрокинуть все в этом баре, напомнить Спрингеру о погибшей Саше, но Райнер снова и снова молча кивал и опрокидывал стопку виски. »       Из всех, кто выжил, его могли понять лишь два человека: Леви Аккерман и Пик Фингер. Капитан уже несколько лет после окончания войны жил вместе с Габи и Фалько, юнцы иногда отсылали Брауну милые открытки с подписями, что у них все хорошо, и совместные фотографии с вечно хмурым Леви. С помутневшим, в конец заржавевшим от времени, но все таким же неизменным боло Смита на его бледной шее.       С Пик они встречались чаще. Никого ближе неё у Райнера не было. Фингер безумно сильно тосковала по Порко, но смогла смириться с его гибелью. Галлиард сам решил пожертвовать собой, « даже в такой момент хотел показать, что он лучше тебя », — постоянно говорила Пик и измученно смеялась... А потом плакала в плечо Брауна. И Райнер понимал её, ободряюще гладил по спине, но всегда молчал. Он никогда не плакал на людях, но Пик считал особенной. Девушка всегда ласково зарывалась пальцами в пшеничные волосы и гладила Брауна по макушке.       « — Совсем как он, — однажды через силу смог выдавить Райнер. Пик хотела убрать руку, чтобы лишний раз не навевать воспоминания, но Браун осторожно перехватил её запястье и по привычке ласково огладил его большим пальцем. — Всё в порядке, Пик. »       Райнер уехал из разрушенного титанами Либерио и поселился в небольшой деревушке на окраине. Дом относительно небольшой, довольно уютный, да и места на одного человека хватает. Бертольд, разглядывая звезды, часто рассказывал Брауну о том, какую избушку они себе построят, как только выберутся из этого кошмара. Подадут в отставку и всю свою жизнь проведут вдали от цивилизации, в компании друг друга. Мужчина слабо улыбался приятным воспоминаниям и трогал обработанные еловые бревна. « Наш дом будет из сосны. Аромат приятный, стойкий такой, насыщенный... От ели энергетика плохая. Ты чего смеешься? », — постоянно бормотал Бертольд перед сном. — « Отец говорил, что от еловых домов веет смертью. А сам дом из нее и сколотил... Нет, у нас он будет из сосны! »       Райнер никогда не звал друзей в гости. Склонялся на то, что далеко живет, да и не любит лишний шум в доме. На самом деле не хотел навлечь лишние неприятности на других. В этой избушке он помрет один. Может быть решится покончить с собой, а может подхватит какую-нибудь болезнь и будет сводить здесь концы с концами. Был вариант, что он умрет где-то посреди леса и его будут искать слишком долго, но это был один из самых неприятных исходов. Хотелось умереть прямо здесь, из последних сил вдыхая стойкий запах влажных еловых досок после прошедшего дождя.       Кадык размеренно двигался вверх-вниз, пока Браун глотал бурбон. Горло неприятно обжигало от обилия алкоголя. Райнер с громким стуком опустил бутылку на стол и на ощупь схватился за кресло, бегло оглядывая кухню. В глазах плыло особенно сильно, он не мог прочитать даже надписи на бутылке алкоголя, во рту неприятно пересохло. Опустошив бутылку, мужчина схватился за край стола, с огромным трудом приподнялся и кинул тару в мусорку. В пакете что-то громко прозвенело, Райнер икнул и уперся лбом в холодную плитку на стене. Сколько бутылок он выпил за эту неделю? Три, что ли... Сам уже не помнит. Да и кому это важно?       — Снова пьешь? — до боли знакомый голос прорезал мертвую тишину, Райнер с превеликим трудом оторвался от холодной плитки и свел потемневший взгляд янтарных глаз сперва на накрахмаленный воротник белой рубашки, затем на смуглую шею и спокойное лицо. Бертольд стоял посреди кухни, оперевшись плечом и дверной косяк, и рассматривал Брауна с ног до головы. Райнер сильно поменялся за тот период времени, что они не виделись, отрастил себе щетину, возмужал и заметно оброс.       Мужчина тяжело улыбнулся и подался вперед, прямиком в раскинутые руки Гувера. Ощущение прикосновений родных рук на затылке не сравнится ни с чем, Браун уткнулся в смуглую шею товарища и опустил руки. Это все неправда, и внутренне он это прекрасно понимал. Это не его старый-добрый Бертольд, не тот застенчивый мальчишка, теснящийся в темных углах казармы. Это плод воображения пьяного Райнера, и эта мысль добивала его еще сильнее. Бертольд мертв. Бертольда больше никогда не будет рядом по-настоящему.       — Не представляешь, как бы я хотел снова встретиться с тобой в путях. С настоящим тобой, не вымышленным, — забормотал Браун, все теснее прижимая к себе тело Гувера, будто он сейчас испарится, так просто растворится в воздухе. Райнер шумно выдохнул и сжал в кулаках синий свитер. Точно такой же остался у него после боя за Сигансину. Лежал на верхней полочке шкафа, отложенный далеко-далеко. Браун не стирал его, на потрепанной вещи до сих пор оставались давно засохшие капли крови и родной запах Берта.       — Путей уже несколько лет не существует, придурь, — язвительный голос за спиной заставил мужчину резко обернуться и пошатнуться на месте, он оперся рукой на ближайшую стену и устремил взгляд на бледный силуэт Порко. Рядом с братом стоял Марсель, мирно улыбаясь воину. — И нас тоже не существует, Браун, когда до твоей тупой головы это дойдет?       Райнер расплылся в теплой улыбке. Даже Галлиарды здесь. И Порко совсем не поменялся, такой же бурчащий идиот, даже после своей смерти ищет возможность оскорбить Брауна по какой-нибудь причине. Марсель молчал, Анни стояла где-то поодаль от ребят, но сверлила парней тяжелым взглядом. Райнер так и не смог распрощаться с ней, не успел, но сейчас какие-то слова были бы лишними. Кто знает, может она даже в нематериальном состоянии умудрится одним ударом ноги снести ему голову с плеч?       С того дня отныне каждый вечер бывшего воина проходил в компании крепкого алкоголя и погибших товарищей. Они появлялись только тогда, когда сознание было затуманено бурбоном, но Райнер даже так был счастлив наконец снова встретить каждого из них. Он понимал, что сходит с ума. Понимал, что медленно убивает себя. Но каждый день открывал новую бутылку. Райнер стал окончательно зависим от общения с мертвыми.       Чуть позже Брауна найдут мертвым на полу собственной кухни, в его крови обнаружат алкоголь. Медики диагностирую смерть в результате отказа печени из-за развивающегося в организме цирроза, мать и Пик будут долго плакать над свежей могилой сына и лучшего друга, но никто так и не узнает о том, что последние минуты своей жизни Райнер провел рядом с лучшим другом.