Время тянется.
— Они бы не оставили меня. М-меня ищут. Полиция… Искренний смех Уриса заставляет замолкнуть, оборвав предложение. — Билл, я не дурачок. А вот ты, похоже, слишком долго общался со своей глупенькой Беверли. О, уж она-то любой бред примет за чистую монету, только добавь чутка деталей для правдоподобия. И друзья твои такие же. И семья. Все забыли о тебе. — Какой же ты ублюдок… — Не говори так, — Урис опускается на колени и усаживается перед Денбро. — Разве не понимаешь, я делаю это, потому что люблю тебя. Я единственный, кто действительно любит тебя! — З-заткнись. — А «бедняжка» Бев уже успела найти утешение в чужих объятиях, я уверен. — Я сказал заткнись! — в порыве ярости Билл кидается вперёд, насколько позволяют цепи, в надежде хорошенько вмазать свободной рукой по мерзкому лицу своего пленителя. Стэн, не дрогнув, легко перехватывает руку, и с силой, сжимая, притягивает хрупкое тело к себе. Он касается губ, начиная напористый поцелуй. Денбро активно брыкается и, наконец, вырвавшись, жмётся обратно к стене. Глаза в момент застилают слёзы, каждый вздох с надрывом, глухой вой за ним. — Я ненавижу тебя! Опечаленный, Урис поджимает губы, отрицательно качая головой. — Ладно, пойду. Тебе нужно успокоиться, лучше ложись и поспи. Дверь захлопывается. Рыдания Денбро становятся лишь отчаяннее.Дни идут.
Урис возится с чем-то у потолка, стоя на стремянке. — Хорошие новости, ещё немного, и я смогу провести сюда свет. Билл ничего не говорит, лишь отрешённо смотрит в потолок, раскинувшись на матрасе. И дело не только в его чувствах и сломленности, но и в седативных, которые Стэн подмешал в еду. Убрав стремянку, Урис ложится рядом. Он уже всё просчитал, всё выучил, он знает, что не встретит сопротивления. — Скоро поспеет в лесу ягода… Я мог бы нарвать для тебя, хочешь? Пальцы мягко касаются щеки, скользят по шее, где их место вскоре занимают губы, а руки продолжают свой путь вниз. Прямая полоса по груди, к животу, очерчивание тазовых косточек, спуск к бедру, хват под колено. Билл ненавидит происходящее всем сердцем. Это доводит до тошноты. Каждый раз эти липкие руки оставляют следы, разрастающиеся, очерняющие всё, от кожи до разума, каждый раз его будто топят во тьме этого подвала. С каждым толчком всхлипы Денбро становятся тише, и мокрые дорожки от слёз потихоньку высыхают, ведь плакать больше нет сил. Он как произведение искусства, которое не просто посмели тронуть руками, его выкрали, замарали, изуродовали и разрушили. Только для Уриса пейзаж его разрушений не был таковым. Для него вся картина событий была прекрасной, а они — два идеальных мазка, наложенные друг на друга. Снисходительная улыбка на губах и полная уверенность, что всё истинно так, как должно быть. Стэн нависает над Биллом, он всматривается в его лицо, утешающе поглаживая по голове. — Всё хорошо, мальчик мой. Ты привыкнешь. Всё будет у нас восхитительно.