Братья.

Минск не улыбался уже давно. Да и не смеялся тоже. И спал он нормально уже давно. И гулять ходит на пять минут, потому что худо ему, от обстановки в своей же стране. Но при этом думает о своих двух братьев, которым так наивно верил и думал что все будет хорошо. Телефон постоянно таскал с собой, звоня Петербургу, спрашивая как там их средний Москва, и хотел уже завыть в трубку, слыша одно и тоже. Да вот только пугать никого не хотелось, поэтому заканчивая вызов, он тихонько плачет в своей комнате. Столице не позволено лить слёзы, но вот как сдерживаться, когда все вокруг буквально рушится. Особенно в те моменты, когда их старший брат Киев звонил ему, пусть и очень редко. Возможно это даже к лучшему, потому что от выстрелов на заднем плане, становится не по себе и накатывает страх. Хотя боятся наверное нечего, да и Дмитрий не выглядит таким сумасшедшим. Что не скажешь по Михаилу, после его описаний по трубке от Саши. По крайней мере радует что глаза все те же голубые, а не как у него. Николай помнил свое детство и это наводило больше тоскливых воспоминаний, чем счастливых. Когда-то они втроём рассказывали друг другу всякие небылицы, придумали игры из подручных средств или сидели у костра, о чем-то напевая, глядя на садящееся солнце. Единственный вопрос который так некстати застрял в горле, а куда это все делось? Ему хотелось вновь собраться так, как раньше. Где-то в тумбочке сохранился крестик, который Киев подарил ему и Москве, сказав что он будет оберегать их всю оставшуюся жизнь. Обрадовался бы Дмитрий, узнав что он хранил такую маленькую вещичку до сих пор? — Ничего не меняется, я не знаю что делать, — голос с отчаянием режет по самому сердцу. Петербург не был Минску чужим человеком с тех пор, как Москва вступил в отношения с ним, поэтому искренне волновался. Может не справится. — Ничего не могу сделать, извини. Ты, главное держись. И не дожидаясь ответа, бросает трубку, кидая телефон куда-то в сторону. Николаю надоело врать, что уже ничего не может сделать, но по другому не может. У него глаза не василькового цвета, а красные, как будто кровью налиты. Прекрасно знал, что прежний цвет глаз к нему не вернулся, даже при условии что зеркало было завешано тканью. Не мог смотреть на себя, понимая что сам оказался на поводу власти и сам находится в конфликте самим собой. Не был бы таким наивным, то возможно всё мог остановить. Когда глаза ещё были васильковыми и когда внутри теплилась надежда. Продолжает читать новости, надеясь выискать в них что-то хорошее, но они все были покрыты тьмой. Календарь показывал март, но казалось что все остановилось в феврале и дни никуда не тянутся. — Не верь ему! Он несёт полную чушь и хочет чтобы ты встал на сторону ещё одного неадеквата! — Кричал ему в трубку Михаил, как в бреду, не слыша самого себя. На заднем плане было слышно, как Саша пытался его успокоить. Тяжело. — Как ты можешь верить ему? Он тронулся головой, как ты этого не понимаешь! — отчаянно говорил Киев. Его голос был хриплым и уставшим. А на заднем плане были слышны взрывы и чьи то крики. Страшно. Минск молча слушал их обоих, а в конце что-то добавлял от себя. Москве говорил что не пойдет на поводу старшего, а Киеву отвечал что прекрасно видит что тот тронулся головой и все понимает. Метается между двумя концами, он уже не удивлялся тому, что все и его считают сумасшедшим. После очередного телефонного звонка, он взобрался на кровать и взял на прикроватной тумбочке небольшой блокнот. Открыв посередине, оглядев последние записи, написанные две недели назад, тяжело вздохнув, отложил его обратно, закрывая глаза. Только васильки в стаканчике на подоконнике напоминали ему, что было раньше.