Компромисс

      — Гермиона, успокойся. Прошу тебя. Не кипятись. — Гарри досадливо поморщился: он готов был поклясться, что еще немного, и от пронзительного голоса рассерженной Гермионы у него начнется мигрень.       — Он меня просто из себя выводит! Мы в двадцать первом веке живем, а он искренне считает, что женщина должна быть собственностью мужчины!       — Уж кто-кто, а ты прекрасно знаешь, что Рон так не считает, — отозвался Гарри. — Иначе ты бы даже разговаривать с ним не стала. Не то что встречаться.       Гермиона слегка сбавила обороты.       — Допустим, — уже тише признала она. — Но это не отменяет абсурдности дурацкой патриархальной традиции, за которую он так цепляется! Моя фамилия — это часть меня. Я хочу, чтобы магический мир уважал меня такой, какая я есть. Я горжусь своими родителями, горжусь своим происхождением и не собираюсь прятаться за чистокровной фамилией! Я самостоятельная, уважающая себя женщина, а не… не… — она свела брови, пытаясь подобрать слово, — не довесок к мужу! Он меня что, ни в кнат не ставит?       Если Рон узнает, что Гарри рассказал Гермионе, он ему врежет. Даже за палочкой не полезет. Ограничится кулаком. Сломанный нос — это, конечно, поправимо, но все-таки малоприятно.       Однако придется рискнуть.       Гарри вздохнул.       — Ты должна узнать кое-что, Гермиона. В тот день, когда… когда Рон вернулся к нам…       У нее дрогнули губы.       — Прости, — злясь на самого себя, пробормотал Гарри. — Но ты должна это знать. Потому что я был с ним, когда он уничтожил медальон, и я видел то, что Волдеморт показывал ему. Он ведь не говорил тебе, правда?       Гермиона молча покачала головой.       — Волдеморт пытался убедить его, что он ничтожество. Что он никому не нужен, даже собственным родителям. Что ты на самом деле любишь меня. — Гарри скривился и продолжил скороговоркой, чтобы быстрее покончить с этим: — Я думаю, он так воспринял твое решение потому, что до сих пор боится…       — Какой же он дурак, — звенящим голосом сказала Гермиона.       И Гарри увидел, что у нее в глазах стоят слезы.

***

      — Но сама-то ты взяла его фамилию!       На мгновение Джинни слегка порозовела, но тут же овладела собой, вздохнула и закатила глаза, всем своим видом намекая, что ее брат — круглый идиот.       — Если ты вдруг забыл, Рон, Гарри знает каждый флобберчервь в Магической Британии. Его славы хватит не только на нас двоих, но еще на целых три квиддичных команды. Было бы просто неразумно не воспользоваться возможностью и не взять его фамилию, особенно учитывая, что даже если бы я захотела остаться Уизли, в любом случае все вокруг называли бы меня «женой Гарри Поттера».       Это было справедливо. Любой захотел бы носить фамилию Поттер. Рон и сам лет десять назад — да что там десять, и пять тоже — не отказался бы. Вот только теперь, стоило ему представить, что это он — Мальчик, который выжил, к горлу подкатывала тошнота. Нет уж. Ему и так с головой хватило.       — То есть, если бы Гермиона вдруг решила выйти за Гарри, она бы тоже взяла его фамилию? — угрюмо поинтересовался Рон.       Джинни пожала плечами.       — Гермиона никогда бы не вышла за Гарри.       — Ну гипотетически.       — Честно говоря, думаю, она в любом случае не стала бы менять фамилию. Ты же ее знаешь. Она ни в чем не привыкла уступать.       — По-твоему выходит, что Гермиона слишком глупая и не «воспользовалась бы возможностью»?       — По-моему выходит, что она как раз слишком умная. Готова поспорить, через несколько месяцев уже не ее звали бы «женой Гарри Поттера», а его — «мужем Гермионы Грейнджер».       Рон хмыкнул.       — А еще у нее, в отличие от меня, есть свобода выбора, потому что ее родители просто не смогут наслать на нее Бородавочный сглаз. Ты представь, что сделала бы со мной мама, если бы я отказалась стать Поттер.       — То есть все-таки дело не во мне и моей фамилии, а в том, что Гермиона — это Гермиона?       — Вроде того. — Ямочка на левой щеке Джинни стала глубже. — Ты же знал, кого выбираешь.       — Я всегда знал, что она умнее и талантливее меня. Не то чтобы в этом можно было сомневаться. Но мне кажется, что она… — он осекся, — сомневается во мне. Не верит в меня до конца. После всего, что я…       Джинни посерьезнела.       — Это неправда, Рон. Я точно знаю, это неправда.       У него немного отлегло от сердца.       — Но тогда она могла бы… дать мне возможность быть ее опорой. Быть мужчиной, знаешь. Только не смейся! — предупредил он, и его уши угрожающее запунцовели.       Джинни явно с трудом удержалась от желания снова закатить глаза.       — Мерлин, Рон. Тебе не кажется, что быть мужчиной значит уважать свою невесту, а не навязывать ей собственные желания? В конце концов, ты-то ничего не теряешь. Твоя фамилия при тебе. А она имеет полное право решать, что ей делать с ее собственной.

***

      — Знаешь, Гермиона, я хотел…       — …тебе кое-что сказать. Ой. Что ты хотел?       — Говори ты первая.       — Ладно, — сказала Гермиона и посмотрела на него как-то подозрительно. — Я нашла решение нашей проблемы.       — Правда? И какое же? — Ему вдруг показалось, что она сейчас вообще откажется выходить за него. Зачем ей муж, который не уважает ее и навязывает ей собственные желания?       — Я подумала и пришла к выводу, что согласна взять твою фамилию. — И чуть тише: — Я… я просто не знала, что для тебя это так важно.       Рон открыл рот, потом закрыл его.       — В чем дело, Рон? — сердито спросила она и скрестила руки на груди. Может, он уже раздумал на ней жениться? Зачем ему жена, которая втаптывает в землю его и без того низкую самооценку?       — Да я, э-э… Я как раз собирался сказать тебе, что совсем не настаиваю на этом и что ты имеешь полное право оставить свою фамилию.       Гермиона озадаченно шмыгнула носом. С полминуты они молчали, а потом заговорили одновременно:       — А что насчет…       — А может быть, тогда…       — Грейнджер-Уизли?       — Грейнджер-Уизли?       И оба заулыбались.