Это мой агент

Кто-нибудь замечал, что Бонд видит в темноте? Вот, что интересовало М сейчас, когда вокруг пахло кровью и гарью, а жизнь ускользала из неё во мраке старой церкви. Она должна признаться агенту 007 в том, о чём молчит всю жизнь. Ответить на его молчаливое «почему» — время уходит, но… Горячие ладони Бонда обжигали сквозь одежду — может, потому что её тело стремительно холодело. Кровь уходила толчками, под веками пестрели пятна, но… Бонд смотрел из тьмы. Голубые глаза сияли всё ярче — так, что зрачок почти размывался в нещадном свете, идущем изнутри. Не впервые. Никто не видел? Это занимало М каждый раз, когда тот появлялся в квартире и дожидался её, не зажигая света. Кто-нибудь отмечал светлые блики в его зрачках, отражение далёкого зарева, безжалостного сияния погибшего мира? Её не понимал никто — даже будущий М. — Это мой агент, и я верю ему. А в ответ одно и то же: поджатые губы Таннера, косые взгляды в сторону и короткие «Да, мэм» ассистентов. Но никакого удивления от самого 007, ни капли, даже когда тот феерично проваливал задание и разорял бюджет. Проваливал временно, но знала это только М. Он просто возвращался к ней, — лично к ней — понимая, что его ждут. Что стоит взглянуть из темноты, как М простит ему что угодно и отправит убивать по лицензии, так или иначе оправдав любые поступки. Бонд не спрашивал почему — не спрашивал вслух, просто верил. Самый наивный агент в МИ-6. Агент, которого М всегда ждёт. Он оправдывал самые рискованные вложения. М знала, что в её личном деле есть строка «склонна к оправданному риску». Она никогда не проигрывала и потому так долго оставалась М — и будет ею до самой смерти. Её подсиживали и подставляли сотни раз, но веер вероятностей распахивался перед ней привычно и просто. М находила цепочки, которые приведут к победе, и частенько в них фигурировала столь хаотичная переменная, как 007. Мистика? Холодный расчёт, непостижимый для тех, кто видел масштаб игры лишь в пределах государств. У Мэллори ещё не было допуска к её личному делу. «Может, вы не всё замечаете, а может, не хотите?» — будущий М непринуждённо сидел в кресле напротив, догадываясь, но не зная наверняка, что ему предстоит стать М. Он задавал логичные вопросы и призывал к практичности, а ей хотелось то ли рассмеяться, то ли велеть ему замереть: они смотрелись как два совпадающих эскиза будущего полотна, Мэллори и Бонд, светлоглазые, холодные, с пластикой убийц. Если Бонду достанется такой М, она уйдёт спокойно. Она чувствовала, что время близко — как и бесчисленное количество раз до этого. Однажды это почувствует и сам Бонд, когда его время придёт. Она помнила всех агентов 007 — светлоглазых, безжалостных, тех, которые всегда возвращались. Она предчувствовала каждого следующего — находила шестым чувством, тратила на это силы до донышка и потом отлёживалась на больничном. В её личном деле указано, что она особенно чутко реагирует на гибель агентов 007 и каждый раз берет отгул. Они не представляли, сколько сил отнимает поиск... Его души. М просто не могла оставить его на произвол судьбы. Она помнила, чем всё обернулось в самый первый раз: «Армия зла у ног одиночки вне закона... » Спасибо, она обеспечит ему занятие сама и абсолютно легально. И опять, и снова. «А зачем вы вернулись? — спросил Мэллори невозмутимого Бонда. — У вас был шанс исчезнуть и начать новую спокойную жизнь...» О да. Когда он впервые захотел получить спокойную жизнь, то завладел целой армией над телом погибшей женщины — ничего не поменялось и в этом мире: его женщины всегда погибали… за него. «Это игра для молодых. После ранения тяжело возвращаться в строй», — настаивал Мэллори, вкрадчиво щурясь. М отложила бумаги, с трудом удерживая бесстрастное выражение лица. Она предвкушала ответ Бонда, читала в глубинном свете его глаз — почти незаметном под яркими лампами. «Нет ничего стыдного признаться в этом», — заключил Мэллори тоном хищника, пробующего на вкус свежую кровь. М перевела взгляд на Бонда ровно в тот момент, когда знакомая усмешка искривила его губы. «Оставите или уволите, выбор за вами», — отрезал Бонд. М привстала, закончив: «Он говорит, что готов, значит, готов». Они играли в эту игру всю жизнь и понимали друг друга с полувздоха. Но Мэллори быстро схватывал суть — иначе не сидел бы в кабинете М, словно дома у камина. М удовлетворённо понаблюдала за тем, как Мэллори предпринял стратегическое отступление. Он сохранил лицо и оставил последнее слово за собой. Бонд посмотрел ему вслед с пробудившимся интересом, но тут же обернулся к ней. Да, он не прошёл тесты — но в его глазах сиял голубой блеск, и М знала, что он выполнит миссию. Пока Бонд жив, он всегда выполнит миссию, потому что... Потому что... Нет, она не скажет этого вслух. Не в этом времени, не здесь и не сейчас. Но момент для признания наступил. Он пропитался гарью и обжигал теплом от ладоней Бонда. «Вы к нему неравнодушны», — фраза Мэллори зудела в мозгу, и М почти улыбалась. Перед собой она была честна: Мэллори прав. Она никогда не оставит Бонда, никогда не позволит вернуться в тот мир, где разрушения, которые он производил, измерялись в галактических масштабах. Она — хранитель равновесия, её суть ничто не изменит, но и душа Бонда всегда останется прежней. В холодном запахе камня, в отсветах пожара за узкими окнами М проклинала своё тяжёлое, шершаво-угловатое тело, в котором нельзя спланировать с небоскрёба или вихрем пронестись над землёй. Но Бонд этого стоил. Равновесие того стоило. — Наверное, на сей раз бежать уже поздно, — выдохнула она. — Я готов, если скажете, — севшим голосом отозвался Бонд. Под потёками засохшей крови, под осевшей на ресницах копотью его зрачки затопил белый свет. М прикрыла веки, собираясь с силами. — В одном я была права, — начала она и осеклась. Слова оцарапали горло, комком перекрыли дыхание. М захрипела, осознав, что снова не успела. Она замерла, глядя вверх, в искажённое лицо Бонда, в его пылающие иссиня-белым глаза. Холодное дуновение пронеслось над ними. Груз собственного тела истаял, и М наконец-то освободилась. Но не перестала видеть взгляд Бонда и улыбнулась, коснувшись незримой рукой его щеки. Тот вздрогнул и зажмурился. Белёсый свет его глаз потух. М распахнула руки и наконец-то взлетела: за окнами церкви ветер лизнул языки пожара, пригнул их к земле. — Фурианцы никогда не сдаются, — прошелестела она, глядя на Бонда сверху вниз. Это она хотела сказать. Ответ на невысказанное «почему» — и Эреон знала, что последний фурианец её услышал, не разумом, но душой. Когда они снова встретятся, он её не узнает — но поверит; а пока у него есть Мэллори, чей взгляд порой тревожил её. Но Эреон точно помнила, что его глаза не светятся в темноте, хотя порой ей казалось, он мог бы… при определённых условиях…

***

Агент R наблюдала на мониторах, как стена жёлто-белого пламени поглощает одинокую фигуру агента 007. Тот до последней секунды глядел вверх, прямо на летящую к нему смерть. Когда огонь поглотил экран, она отвернулась — как раз вовремя, чтобы увидеть на другом мониторе Манипенни с искажённым лицом, вбегающую с аптечкой в кабинет М. Нестройный гул вздохов и всхлипов пронёсся по техотделу. — Возвращайтесь к работе, — сухо велела R. Агенты быстро пригнулись на своих местах. Кью был внимательным, хотя и увлекающимся, а R, его заместитель, считалась самой хладнокровной в отделе. Она тщательно убедилась, что агенты заняты делом, а не продолжают смотреть кино в прямом эфире. Его санкционировал лично Кью, чтобы сомнений в судьбе агента 007 впредь не возникало — разумеется, у тех, кому позволял допуск. А ей допуск разрешал смотреть другое кино: R вывела на экран картинку из кабинета М. Мэллори восседал в кресле: лоб блестит от пота, рубашка расстёгнута. Кажется, Манипенни недавно пыталась запустить ему сердце, но в разгар процедуры тот очнулся и вернулся к мониторам. Вот он обернулся, жестом отсылая Манипенни, и R подалась вперёд. На секунду её руки дрогнули на клавиатуре, а во рту стало сухо. Она быстро набрала комбинацию, и лампы над столом М погасли через одну. Он поднял глаза. На R накатило облегчение: никаких отгулов в этот раз, никаких поисков. Мэллори уставился прямо в камеру, и зрачки его затопил белый свет, безжалостное зарево погибшего мира. R свернула изображение и прошептала, глядя в чёрный монитор: — Да, ты не сдаёшься. Добро пожаловать обратно в жизнь.