Уязвление

Инадзума — страна с удивительными видами и поразительной историей. Страна, где по полям вольно гуляют лисы и цветет поразительная Священная Сакура, которая каждый год осыпает людей своим красивым цветом. Сразу и не скажешь, что это место было подвержено тирании здешнего Архонта, который в итоге вышло побороть. И теперь все вернулось на круги своя и Инадзумой вновь управляли главы трёх самых крупных комиссий. И одной из них управлял ещё совсем молодой, но прекрасный юноша с бледными голубыми короткими волосами и мягким, но в тоже время хитрым, взором ледяных глаз. Здешние любили главу и очень лестно отзывались о нем. Никто никогда не мог знать, что у того на уме, но все всегда были уверены — молодой джентльмен подходил на должность главы клана как никто другой. Природная хитрость помогла однажды защитить собственный клан от неминуемого краха. Серьезность и сдержанность всегда помогали вести дела в нужное русло, ведь молодой господин вел дела мудро, стараясь добиться выгоды для всех сторон. Камисато Аято — а именно так звали красивого юношу — был у всех на слуху. Все, кому доводилось повидаться с ним лично не могли не дивиться его красоте. Но никто никогда не знал, каких же усилием давались все добрые дела, которые совершил этот чудесный юноша. Этот день оказался довольно утомляющим. Переговоры между главами троих главных комиссий Инадзумы, на которых не были достигнуто согласие, очень утомило. Глава комиссии Ясиро — Камисато Аято — хотел придти к компромиссу, аккуратно стараясь не попасть в ловушку других, не менее хитрых глав. Политика — дело сложное. Это как опасные густые дебри, где водятся дикие звери. Если ступить не туда — попадешь в ловушку и твои конкуренты — точно дикие звери — используют это. Блондин не совершил ошибки, но переговоры не увенчались успехом и без этого. Далеко не каждая договоренность получала одобрение всех, хотя на их лицах ясно читалось, что предложение было заманчивым. Но помимо неудавшихся переговоров сегодня было много дел за пределами имений комиссии Ясиро. Конфиденциальные переговоры с главой деревни поблизости Инадзумы, деловые встречи с мелкими комиссиями, которые сотрудничают с одной из главных комиссий Инадзумы, назначение людей на зачистку территорий от слишком близко пробравшихся к поселениям хиличурлов и самураев, все это нужно было сделать сегодня. К тому же стоило что-то сделать с появившимися разрушениями. Где-то масштабными, где-то совсем мелкими. Война Сёгуна задела многих и забрала много неповинных жизней. Хорошо, что сейчас это безумие прекратилось, все не без помощи прибывшего в Инадзуму Путешественника. И как бы там не было, но Аято был вынужден поблагодарить его за оказанную помощь комиссии Ясиро. Без его вмешательства никто не узнает, как долго длилась бы война и сколько бы ещё пострадало гражданских и военных. Хорошо, что личная встреча должна была состояться завтра. Раньше глава клана Камисато так и не смог найти хоть одного свободного часа на встречу с прославленным своими подвигами по Тейвату Итэру. Да и не смог бы, все же он был обычным человеком и не мог функционировать без сбоев круглосуточно. Так что все это будет завтра — в новом не менее тяжком дне. Сегодня время лишь близилось к вечеру, а глава уже довольно сильно утомился после всех поездок в разные точки острова Наруками с целью разобраться с проблемами мирных людей после столь длительных действий сопротивления. Из-за этой же причины бумажной работы прибавилось. Вот уже пару часов, уставший после поездок Аято разбирался с этой макулатурой, выводя на белоснежных листах бумаги аккуратные и красивые иероглифы. Все наследники поста главы клана с давних пор обучались с самых малых лет каллиграфии, искусству борьбы, ведению внутренних и внешних политических дел и прочему. Эти обучения были необходимы, так как делали юных Камисато образованными людьми, готовыми вести в будущем политические дела родной страны вместе с главами двух других главных комиссий. Текст на нескончаемых бумажках уже стал плыть. Рука уже порядком болела, потому в какой-то момент дрогнула, от чего иероглиф получился слегка кривым. Благо удалось избежать чернильной кляксы на документах. Сегодняшний день слишком утомил Аято. Но отказаться от работы, которую он должен проделывать каждый день в силу своей должности, никак нельзя. Правда если так дальше пойдет, то усталость возьмёт свое и в работе могут появится сбои. Это повлечет за собой много мелких сбоев в работе всей комиссии, чего допустить ни в коем случае нельзя. Потому перо, которое до этого блондин держал в своих длинных и изящных пальцах, было отложено на бумажку в сторону. В случае, если чернила капнут с края, то упадут на бумагу, а не на блестящий от чистоты стол главы. Баночка с ними, кстати, стояла рядом с отложенным пером. Аято поднял взгляд своих фиалковых глаз сразу на две горки бумажек в другом конце стола. Они аккуратными стопками стояли и так, что меньше, все ещё ожидали внимания. Большая же уже была разобрана. Камисато устало прикрыл глаза, медленно обращая взор на дверь, что была точно напротив стола. Пожалуй стоит выйти на улицу и немного освежиться, подышать свежим воздухом. И походить заодно, ведь ноги уже довольно сильно затекли от долгой позы сидя на коленях. Чернила на недавно просмотренной бумаге уже просохли. Потому документ был аккуратно отложен на стопку из просмотренных документов. После этого Аято, опираясь о стол, поднялся на ноги. Изящный белоснежный костюм с добавлением фиолетового идеально подходил к лицу молодого господина. Весь образ так и говорил, что он не обычный человек, а взгляд хоть и уставших, но глаз цвета многовекового льда только дополнял образ умного и элегантного джентльмена. Обойдя низкий стол, Аято мелкими и тихими шагами направился к двери. Та была сделана из первоклассной аралии и полностью соответствовала роскошности резиденции имений клана Камисато. За закрытой дверью расположился зал для приема гостей. Здесь за столом принимаются почетные гости, главы других кланов, которых Аято всегда встречает со всеми почестями. А напротив расположился кабинет, отведенный специально для его младшей сестры. Она была юна, но уже проявляла успехи и в будущем, если ее брата не станет, будет хорошим главой клана. При одном воспоминании о Аяке лицо старшего Камисато озарила лёгкая улыбка, а глаза мечтательно прикрылись. Он безмерно любил свою младшую сестру и гордился ей. Жаль, что сейчас ее тут не было. Вероятнее всего она пропадала в чайном доме Коморэ вместе с Путешественником. По слухам, он одолел в бою саму Сёгун Райдэн и теперь ему требуется отдых. А Аяка вызвалась помочь обработать раны и дать кров их утомившемуся спасителю. Об этом она написала в письме для своего старшего брата. Пройдя несколько десятков шагов, Аято наконец приблизился к сёдзи и медленно раздвинул их в разные стороны. На улице пахло свежестью и немного прохладой. Охранники стояли на своих постах по разные стороны от выхода, внимательно отслеживая, чтобы сюда не зашли чужаки. Но стоило выйти главе, как они обратили на него внимание и встали на одно колено, склонив головы. Элементарный жест уважения. Несколько людей, вероятно прибывших просто насладится прекрасными видами и обсудить свои дела, гуляли около имений Камисато. Блондин предпочел пока не обращать на них внимания и прошел немного вперёд. На этом моменте его заметил верный друг и слуга Аяки — Тома. На данный момент он был занят хозяйственными делами в резиденции, а если точнее — подметал пол. Но стоило выйти главе, как он тут же обратил на него внимание. По правилам этикета, когда Аято подошёл, он тут же поклонился подобно тем стражникам около входа. — Господин Аято, вы решили выйти прогуляться? — сказал слуга, хотя Камисато больше предпочла слова «хороший знакомый». Все же большую часть своего времени Тома проводил с Аякой и помогал ей, но иногда прибывал и сюда. Иногда с его сестрой, а иногда просто заняться хозяйственными делами, которые видимо приносили ему удовольствие. И хоть они не столь часто видятся, ведь Аято часто в разъездах, он считал Тому хорошим человеком. Да и не считай он так, все люди равны, не смотря на статус. Все, кто ему служат, делают это по своей инициативе, взамен Аято никогда не относится к ним предвзято. Кажется за это все и любят молодого главу. — Да, я хотел бы немного пройтись и размяться, — Камисато изящно поправил свой импровизированный хвостик из пары длинных прядей. Теперь он лежал на его плече, сверкая и переливаясь в весёлых лучах солнца. — Я могу сопроводить господина Аято, если вы захотите пойти за пределы имений Камисато, — сразу видно, что стоило увидеть Камисато, как Тома тут же повеселел. По своей натуре он был довольно разговорчивым и весёлым, хотя и работу свою выполнял идеально. Аято действительно нравится этот человек. — Нет, Тома, не стоит, я прогуляюсь в пределах двора, — Аято благодарно улыбнулся светловолосому, и добавил, — Когда закончишь со своей работой зайди ко мне в кабинет. Нужно будет отнести бумаги чайный дом Коморэ. — Как скажите, господин Аято! — на этом моменте глава едва заметно кивнул в знак благодарности и приподнял уголки губ в мягкой и усталой улыбке. Тома ответил ему лучезренной улыбкой и продолжил свою работу, насвистывая мотивы какой-то мелодии себе под нос. Аято направился на некое подобие прогулки по имениям Камисато. Все, кто заметили ему, неизменно улыбались и здоровались. Некоторое даже смогли завести небольшой диалог на простые темы, которые наконец смогли немного отвлечь. Кому, как не ему знать, как легко потерять счёт времени за простыми разговорами. Солнце уже начало садится, заставляя небо искрится тысячами оранжевых, розовых и красных оттенков. Огромный огненный шар посередине уже уходил за горизонт. Аято был вынужден откланяться и направится обратно в резиденцию. Его ещё ждёт довольно много работы. Люди все поняли и могли лишь попрощаться и продолжить незамысловатые диалоги между собой. К вечеру, кстати, их заметно поубавилось. Оставались в основном лишь стража, несколько человек, которые наслаждались яркой картиной заката и всё ещё убирающийся друг его сестры. Но заострять внимание на нем было некогда. Работа ждёт. Кабинет встретил своего владельца полумраком. На такой случай на столе, что стоял прямо посередине кабинета, стоял канделябр с вставленными в него свечами. Их оставалось лишь зажечь, что Аято и сделал. Свет огня осветил рабочее место, а Глаз Бога на правом бедре свернул голубым, отражая яркий свет языков пламени. Садясь на колени на полушку, Камисато невольно завел руку за голову, вновь поправляя свои волосы. Ну а точнее пару более длинных прядей, которые вскоре легли на белоснежную ткань пиджака со стоячим воротником, но теперь на другую сторону. Аято любил свои волосы. Они, сколько он себя помнит, были его второй после сестры отрадой. Аяка, кстати, тоже очень любила их. В моменты, когда ей было тяжело, она любила зарываться в них носом, вдыхать приятный запах шампуня из дорогих трав, наслаждалась их мягкостью. Это было давно. Сейчас от прежней длинны осталось мало, и все же заботился юный Камисато о них очень хорошо. Последовал тяжёлый вздох. Вспоминать времена и о длине своих волос было тяжко. И сейчас это лишь отвлекало. В руку снова привычно легло перо. Чернила на кончике успели высохнуть и таки оставили на подложеном листе бумаги небольшую кляксу. Из стопки, которая была меньше, был взят очередной на сегодня документ. Блондин пробежался взглядом по тексту, после мокнул кончик пера в чернила и вновь стал писать что-то. Иероглифы получались сейчас более аккуратными и красивыми чем прежде. Прогулка таки помогла немного расслабиться? Но не прошло и часа, как главу стало кренить. Он держался из последних сил, не позволяя глазам закрыться. Последние дни на сон времени почти не было, не удивительно, что тело требует отдыха. Но не сейчас. Работы осталось не так уж и много, после этого можно себе позволить сон. Но у организма были другие планы. Как бы Аято не сопротивлялся, но эту битву ему было предначертано проиграть. Голова расслаблено расположилась на столе, где лежал какой-то документ. Губы приоткрылись, брови наконец расслаблено приподнялись, а лицо приняло расслабленный вид. Рука вскоре потеряла хватки и перо безвольно упало на пол, забрызгав мелкими каплями чернил небольшой радиус пола вокруг себя. А свечи так и остались гореть, освещая приятным оранжевым пламенем умиротворённое лицо главы комиссии Ясиро. Волосы — была тайная страсть Камисато Аято. Ними он дорожил более всего. Любила их и его сестра и мать. Последняя души не чаяла, вызывалась расчёсывать их самостоятельно давно, когда будущий глава был лишь подростком. Мягкие и шелковистые они манили зарыться в них рукой, провести вниз, вдохнуть запах. У них с Аякой они были похожи, их мать была тем человеком, который с радостью помогал в уходе. А после... Ее не стало. Не сказать, что проблемы начались только после этого. Аято было довольно сложно с густыми голубыми и длинными волосами и до этого. Как будущий глава клана, юный Камисато должен был быть грациозным, сдержанным и мудрым человеком. Только такой смог бы нести на своих плечах ношу в виде управления комиссией Ясиро. Но сложности возникали не из-за характера, Аято был сдержан и убедительным с самого начала, не возникало сомнений, что он станет достойным главой. Но вот в бою были проблемы. В отличаи от Аяки, которая завязывала свои ещё не слишком длинные волосы в высокий хвост. И ей они не мешали, не смотря на ее крио Глаза Бога. Ее стиль боя был грациозен и красив, а волосы, что были собраны в высокий хвостик, придавали шарма и оставались прекрасными всегда. Она отращивал их, стараясь походить на старшего братика, стараясь быть такой же прекрасной, как и он. И ей это прекрасно удавалось. А вот насчёт старшего Камисато... Вести бой с достойной для будущего главы грацией и с такой длинной было почти невозможно. Волосы то и дело мешались, как бы их не подвязывали — высокий хвостик, низкий — все равно был риск повредить пару прядей острым лезвием катаны. Но если драться с врагами с опаской, все время обращая внимание не на их атаки и выпады, а на состояние своих волос, то исход боя может быть плачевным. Аято прекрасно понимал это и старался довести свое искусство ведения боя до идеала, надеясь сохранить то, чем он так дорожил. Мама поддерживала его в этом начинании и верила, что он сможет. Ведь он ее сын, будущий глава комиссии Ясиро, обязан добиваться того, чего желал. Так же его младшая сестра поддерживала, хоть и наивно, по-детски, но старалась помочь брату справится с проблемами. Хотя бы морально. Но потом родная матушка покинула их. Ее дети безмерно любили, ценили ее поддержку и обожали, когда она заботилась о их волосах. Красивых и мягких, длинных. Так, как она, никто не мог позаботится о них. Аято ценил ее слова и поддержку, потому держался, добивался идеала в ведении боя, старался сгладить свои движения и сделать их более грациозными и точными. У него были определенные достижения, но их было не достаточно. Ещё год и ему исполнится шестнадцать. В этом возрасте его уже допустят к ведению клановых дел, а ближе к восемнадцати он должен будет полностью перенять на себя клан и комиссию Ясиро. Казалось бы, целый год активной подготовки к важной должности. Но юный Камисато отлично понимал, что время пролетит невероятно быстро. А с его ведением боя все ещё были неполадки. В остальном он проявлял великие достижения: каллиграфия, этикет и этика. Он был идеален в этом, но никак не мог выработать стиль боя, который не угрожал бы его прекрасным волосам. Да и времени на уход за ними стало катастрофически не хватать. Аяка видела, что у брата есть проблемы. Она видела и все понимала не смотря на то, что была на целые пять лет младше. Их мама была единственной, чья поддержка была незаменима юным Камисато, потому без нее стало сложно обоим. Но в отличие от нее самой старшему было ещё в разы хуже. Потому Аяка видела своим долгом оказать максимальную поддержку любимому брату. Старший Камисато ценил это. Но ситуация не сдвинулась с мертвой точки. Было сложно признавать, что выхода нет. А если и есть, то он не вписывался во временные рамки, данные ему для усвоения грациозного стиля ведения боя. Можно было забросить грацию, но ведь как же желание матери видеть его достойным главой, грациозным молодым человеком? Аято не посмел бы и подумать предать многовековые клановые традиции и веру своей матери. Потому оставался лишь один выход. Блондин не хотел этого. Ему было сложно решится и настроиться. Волосами он дорожил с самого детства, любил их неимоверно. Забота о них приносила ему небывалое удовольствие. Но что же ещё было делать, когда выхода нет? Младшая сестрёнка сразу заметила, что в тот день братик был каким-то подавленным. Она старалась узнать, что же случилось. Может неполадки или неудачи? Но последний отвечал на ее волнение лишь яркой улыбкой и блеском фиалковых глаз. А после говорил, что ему нужно спешить на занятие. И Аяка была вынуждена отступить, но четко решила, что зайдет вечером. Она точно знала, в какое время Аято расчёсывать свои волосы и посчитала этот момент идеальным для разговора. Эх, приди она парой минут раньше... После тяжкого дня Аято пришел в свою комнату сразу. Это было небольшое помещение с футоном в правом углу и небольшим столиком в левом. Напротив стола стояла декоративная стойка для катан, а рядом доспехи самураев, тоже декоративные. Напротив входа разместилось небольшое окно. Парень не смог дойти до спального места. Он упал на колени посреди комнаты, положив руки на колени. Пастельно-фиолетовая юката с незамысловатыми узорами темно-фиолетового цвета была сшита точно на него, потому села прямо по фигуре и отлично сочиталась с глазами цвета фиалок и голубыми волосами. В комнате царил мрак, свечи в канделябры, который нашел свое место на столе не горели, потому Аято просидел пару минут в полном мраке, разве что освещаемый лунными лучами. Его глаза не выражали той бывалой хитрости, а на устах не было той улыбки. Освещаемый луной он казался таким хрупким, но в тоже время красивым и невероятным. Словно не был человеком. Грудь вздымались как-то тяжко и слишком быстро. Теперь он решился. Аято изящно поднял руки, даже в такой момент не забывая про грацию. Левой он немного оттянув край юкаты, а правую пустил внутрь. И через секунду в его руках сверкнул кинжал. Он был остро заточенным и сверкающим. Из окна, что находилось почти напротив сидящего на полу парня, бил лунный свет, от чего лезвие сверкало. Юный Камисато сомневался и пару минут просто осматривал то, что стащил сегодня. Его взгляд был немного грустным и подавленным. Фиалковые глаза сейчас не блестели и не выражали той задорной хитрой искорки, как то было пару дней назад. Хорошо все обдумав, Аято вновь глубоко вздохнул. Крепко сжав кинжал в правой руке, он занёс ее назад, а второй чутка ослабил свой длинный хвост. Волосы были все такими же мягкими и красивыми, а в лучах лунного света приобретали неземную красоту. Блондин сожалел, что не может найти другого выхода, но все же последний раз провел по ним левой рукой. А после обхватил пальцами их чуть ниже ленты, которой собирал их в хвост каждый день. По мере того, как кинжал приближался к ним парень все больше прикусывал губу. Вот оно. Пару режущих движений и единственным, что держало хвост от падения на пол были лишь руки будущего главы. В этот момент по его лицу скатилась одинокая слеза, обжигая нежную кожу щеки своим жаром. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови. И вдруг дверь распахнулась. Аято четко помнил, как повернулся, через плечо смотря на вошедшую без стука сестру. Помнил ее удивлённое лицо и широко распахнутые глаза. А потом крик, с которым она бросилась к нему, выбивая из правой руки кинжал. Он с громким стуком отлетел куда-то к стенке и малышка моментально обвила руки вокруг шеи брата. Из ее глаз потекли обжигающие ручейки слез, а сама она стала шептаться что-то успокаивающее, видя подавленный взгляд брата. И тут Аято будто проснулся от долгого кошмара, застывая на минуту, будто переваривая факт того, что он сделал. Его руки невольно приобняли всхлипывающую сестру, мягко поглаживая ее по голове. На шум сбежалась охрана. Но все, что они увидели был кинжал в другой стороне комнаты, валяющиеся на полу длинные волосы и две фигуры, что обнимались посреди комнаты. Аяка плакала, шепча что-то так, что никто не слышал, а Аято пытался ее успокоить, поглаживая по мягким и всё ещё длинным волосам. Его собственные уже ему не принадлежали и рассыпались по полу, стоило их отпустить. Теперь старший Камисато имел шевелюру, которая едва доходила до места, где шея переходит в плечи. Он четко понимал, что прическу нужно будет менять, а те две более длинных пряди, что выбились из хвоста не проблема. Но в итоге он не смог расстаться с ними. На следующий день человек, который знался на своём деле, подравнять его волосы. За столько лет он почти не менял прическу и лишь те пару длинных прядей так и остались напоминанием о когда-то длинных волосах. Сейчас они всегда мирно покоятся на одном из плеч главы. И хоть в поведении Аято никак не поменялся после того инцидента, Аяка знала, что он тосковал. Тосковал по своим длинным и шелковистым волосам. Было сложно не только ему, его сестре тоже было сложно привыкнуть к новой причёске брата, хотя она шла ему не меньше старой. Благо такая жертва оказалась оправданной. Когда ее тренировки заканчивались, она тут же бежала к месту, где тренировался брат и с восхищением наблюдала за его боями. За грациозными движениями и ударами. То, как он управлялся с катаной было верхом мастерства и радовало глаз. А вот для Аято тот день стал кошмаром. Он лишился того, чем дорожил больше всего. Ещё и расстроил сестру. Да, ее волновали не волосы, а кинжал в руках и струйка крови, которая, как оказалось, потекла вниз по подбородку. Но в тот день Камисато корил себя за все, что натворил, хоть и понимал, что это для его же блага. Его сестра успокоилась не сразу, но она так и заснула у него в объятиях. Аяка не хотела отпускать, а Аято не желал уходить. И теперь этот день, точно кошмар, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. И даже сейчас. Спустя около получаса от спокойного и умиротворённого выражения лица не осталось ничего. Брови спящего сведены к переносице, глаза крепко зажмурены, а дыхание сбито. Легко было понять, что Аято снится кошмар. И не просто страшный сон, а один из тех дней, которые запомнился количеством пережитого и эмоциональным потрясением. Сколько лет от того дня прошло? Много. Но по ночам все равно Аято видит одни и те же кошмары. И уже не так страшно было бы его переживать, если бы это все не подкреплялось его сестрой. Она мало когда плакала, хотя и была гораздо эмоциональнее его. Но в тот день она дала четко понять, как любит и боится за брата. Больше старший Камисато не имеет права так расстраивать сестру, не когда она поддержала его в такой ужасный для него час. Не когда она плакала ему в плечо, боясь, что стоит ей отпустить, как брат исчезнет куда-то. Аято снился кошмар, состоящий из событий прошедших дней. И как бы он не хотел проснуться, это сделать у него не получалось. Сон был крепким и таким реалистичным, что просто не выходило. К этому всему прибавилось то, последние пару дней работы было много, а времени на отдых оставалось все меньше. Организм не успевал полноценно восстановиться. Это был огромный минус, но сделать с этим что-то нет возможности. В это время солнце уже давно опустилось за горизонт, уступая место темной ночи. Тома только закончил со своими делами и взглянув на небо понял, как увлекся. Выполнение хозяйственных дел действительно приносили ему удовольствие. Но ведь не стоило забывать, что это не единственное, чем он должен заниматься. В резиденции царила тишина, и лишь глухой звук шагов нарушал ее. Не смотря на мрак, слуга быстро нашел путь до кабинета господина Аято, который едва-ли не знал наизусть. Казалось, что даже с завязанными тугой повязкой глазами он безошибочно определит, где он находился. За столько лет службы зеленоглазый начал различать едва уловимые звуки. И если бы по ту сторону двери что-то происходило, он бы сразу различил. Чириканье пера по бумаге, шелест длинных рукавов белого костюма главы комиссии Ясиро. Но сейчас этого не было слышно. Будто в кабинете и вовсе никого не было. Но ради приличия все же стоило постучать. Как и ожидалось, ответа не последовало. Возможно господин уже направился спать? Было бы не плохо, если бы это было правдой. Последние время Аято слишком много работал. Он совсем забывал про свои собственные потребности, ведь предпочитал не откладывать то, что мог сделать сегодня, на завтра. Но ведь простой человеческий отдых требовался всем. И блондин был бы не прочь указать на это старшему Камисато, если бы выпала такая возможность. Ведь подловить на самый обычный разговор столь прославленного человека дело не простое. Тома ожидал ещё около двадцати секунд. За дверью так и не раздался ни голос, ни хорошо известные звуки. На тридцатой секунде он посудил, что ответа как и не бывало, так и не будет, и поднял руку, хватаясь за ручку двери. Дверь с тихим скрипом отворилась, являя зеленоглазой у чудную картину, из-за которой его охватил ступор. Да, господин Аято все ещё был в своем кабинете, но в столь... Необычном положении. Господин Аято никогда не мог себе позволить заснуть за рабочим столом. Вот уж несколько лет, которые Тома служит клану, он ни одного разу не видел подобного. Наоборот, старший Камисато всегда был бодр и спокоен, дарил улыбку всем посетителям имения, но в нужный момент становился серьезным и сосредоточенным, был готов вбирать каждую крупицу информации, чтобы в будущем найти ей применение себе в пользу. Но сейчас.. Было странно видеть его таким. Блондин невольно сделал пару шагов, пересекая ими почти половину кабинета. Господин Аято действительно спал. Правда отсюда не было видно его лица. Но этого и не нужно было, своего хозяина выдавало равномерное тихое сопение. Даже не странно, что за закрытой дверью этого не было. Сейчас глава комиссии Ясиро казался таким обычным человеком, как и все. Он тоже устает, тоже спит и, как бы это странно не было слышать, может заснуть за работой. Тома упорно боролся с собой, не зная, как поступить в такой ситуации. Но вскоре любопытство одержало победу над здравым рассудком. Парень даже не понял, как оказался по правую руку от спящего главы. Но с высоты его роста было довольно плохо видно все нюансы данного состояния главы, как оправдал себя блондин, потому он тихо, придерживаясь за край стола, сел на колени. Около минуты тот бесстыдно рассматривал открывшийся вид на нахмуренное, но в целом спокойное лицо своего господина. Или правильнее будет сказать любовался? Не каждый день выпадает шанс подобраться настолько близко, чтобы иметь возможность рассмотреть черты лица господина Аято, а уж тем более смореного потребностью его организма. Но все же то, как он хмурился и тяжело дышал не внушало никакого спокойствия. Блондин очнулся лишь тогда, когда его господин заворочался, еще больше хмурясь во сне и сжимая левую руку(надо же, даже это он делал изящно) в кулак. В голову резко ударило осознание. Аято снится кошмар? Даже если так, то что в таком случае делать? Будить? Или оставить все так и выполнить данное ему поручение и уйти? Правда сейчас вспомнить, что же то было за поручение не представляется возможным. Тома был слишком поражен увиденным, потому понял, что как бы там ни было, а он не сможет уйти и оставить своего господина один на один с кошмаром. Он точно не знал, как стоит будить Камисато. Поглаживание по спине? Не вариант, он же не ребенок. Постукивание по плечу? Возможно при пробуждении после кошмара это может ещё сильнее напугать. Взять руку в руку тоже не вариант. Оставалось только одно. Рука «спасителя» едва заметно подрагивала. Тома ещё не был не уверен в том, что он делает, настолько сильно, как сейчас. Но все же он не видел другого выхода. Пальцы едва заметно коснулись волос, а после и вовсе зарылись в них. Когда волосы господина Аято блестели, пораженный яркими лучами солнца, он мог предположить, что были мягкими и шелковистыми. Но представлять и чувствовать совершенно разные понятия. От них не хотелось отнимать руку, а наоборот — было желание сидеть так сколько угодно, равномерно поглаживая светлые пряди, зарываясь в них пальцами. Но хорошего по немножку. Камисато вновь заворочался, а вскоре и окончательно проснулся, устремляя взгляд хитрых фиалковых глаз на слугу. Пожалуй, он пробудился чуть раньше, но как же можно было не заметить этого? Тома застыл в удивлении, не зная, что ему делать. И как объяснить данную ситуацию. — Г-господин Аято... Я пришел выполнить ваше поручение, а вы спали. Простите, что разбудил, и..., — блондин даже не заметил, как его щеки стремительно покраснели, когда отвёл взгляд в сторону. Ведь глаза главы блестели каким-то яхидством и странным весельем. Не сказать, что это было ему не по душе, но выдержать такое в столь неловкой ситуации было слишком трудно. На секунд двадцать в кабинете воцарилась тишина. Зеленоглазый не знал, куда себя деть, а когда постарался убрать руку с волос, его остановили едва видным помахиванием головы. Аято не желал, чтобы с его волос убирали руку, но почему? — Ты же понимаешь, что тебе не нужны эти глупые отговорки, ведь так, Тома? — голос Камисато от недавнего пробуждения был хрипловатым и казался более гортанный и глубоким, чем обычно. От взгляда этих фиалковых глаз по телу бежали мурашки, а от улыбки сердце трепетали, вот-вот готовое выскочить из груди. Тома оказался сражён на повал и уже понял, что не имеет смысла врать и Аято, и самому себе. — Я действительно пришел сюда выполнить ваше поручение. Но когда я вошёл в кабинет вы спали. К тому же вы хмурились во сне и сжимали руки, я подумала что вам снится кошмар и..., — договорить не дал тихий смешок. Аято то ли от усталости, то ли от осознания забавности ситуации прикрыл глаза. Момент был не ловким и можно сказать интимным. — Я понимаю, что ты подумал Тома. И не буду ругать тебя. Но в следующий раз запомни, — блондин мгновенно убрал руку, когда господин начал выпрямляться, медленно поднимаясь со стола. И вот он, тот Аято, которого знали все. С прямой осанкой и широко расправлеными плечами, лисьим взглядом фиалковых глаз и мягкой улыбкой. Тома уже думал, что тот сейчас же продолжит свою речь, смотря точно в его глаза, но Камисато вдруг начал наклоняться. И по мере приближения его лица к лицу зеленоглазого у того все больше и больше краснели щеки. Казалось они уже сливались с цветом его куртки. Лицо Аято остановилось совсем рядом. Они едва-ли не соприкасались носами, а между ними сверкнула странная искра. — В следующий раз допуск к моим волосам и сновидениям ты получишь, когда станешь гостем моей постели, — смысл сказанных слов не сразу дошел до слуги. В голове прояснилось только тогда, когда правая рука Аято в черной шелковой перчатке нежно легла на щеку, а большой палец нежно заскользил по мягкой коже. Лицо господина вновь приблизилось, но в последний миг, когда их губы должны были с секунды на секунду соприкоснуться друг с другом, тот поднял голову. Тома не сразу понял, что случилось. Рука скользнула вверх, забираясь под челку и отслоняя ее. А вскоре лба в едва заметно жесте коснулись чужие губы. И честно, блондин не хотел, чтобы этот момент прекращался. Хотел наслаждаться мягкостью и нежностью, на которую был способен только господин Аято. Он завел руку за голову блондина, мягко поглаживая и почти массируя кожу головы. Волосы слуги не как не могли сравниться с его волосами в прошлом. Но прикосновение к ним странным образом утешало. Камень на душе медленно и бесследно растворился, однако на долго ли? Сейчас, посреди открытого кабинета, заниматься подобным не самая лучшая идея. И Аято это прекрасно понимал, потому вскоре отстранился, последний раз одаривая своего слугу яхидным взглядом фиалковых глаз. Таких же прекрасных, как цвет Священной Сакуры весной в храме Наруками. Нет, пожалуй ещё красивее. — Твои волосы очаровательны. Надеюсь завтра ночью ты позволишь мне в ответ коснуться их вновь, — на последок почти самыми губами прошептал Камисато, поднимаясь с колен и вскоре покидая свой кабинет. Тома остался здесь один на один со своими мыслями. Свеча догорала, потому освещение заметно ослабло, но последний почти не заметил изменений. Он был глубоко погружен в себя, стараясь осмыслить сказанные его господином слова. «Это было... приглашение?» — зеленоглазый не знал, как по другому это интерпретировать. Думать не хотелось после таких событий. Но одно он знал точно. Как бы там ни было, а завтра он позволит себе дерзость и проберется в спальню главы комиссии Ясиро лишь ради того, чтобы вновь ощутить все вновь. А Камисато Аято и не будет против. Он не посчитает постыдным то, что находит утешение в своем слуге. Что желает видеть его ночами в своей постели, что хочет засыпать, поглаживая и перебирая в своих руках чужие волосы. Его травму невозможно излечить до конца, но возможно закрыть в глубине разума и обезвредить. И сделать это может лишь один человек...

The end