Больная одержимость

      Вот уже несколько месяцев Мирабель частенько заходила в комнату своего кузена, не пытаясь скрываться как раньше, так что сказать точно, когда всё это началось было невозможно. Возможно уже и не первый год эти ночные визиты всё продолжались и продолжались. Скрывать синяки от засосов, укусы и прочее было не трудно, благо лечебная еда под рукой, стоит в коробочке на кухне. Так что даже это было замечено далеко не сразу. Может около недели назад, когда спешащая девушка, покидая комнату кузена столкнулась со своей старшей сестрицей прямо в коридоре. Но даже так, переполох не поднялся, родня благополучно закрыла глаза на то, что творили их дети. Как жаль, что всё это по итогу обернулось катастрофой.       В очередную ночь, Камилло показалось, что ему не достаточно того внимания и близости, что он уже имеет. Она ночует у него, спит с ним, касается его, позволяет всякое. Но этого было мало. Сначала хватало, теперь нет. Парень частенько смотрел на свою одержимость, пока та спала, полностью выдохшаяся из-за него же. Ему хотелось чего-то ещё. Но чего именно? За этими сводящими с ума раздумьями проходили дни, пока однажды на его язык не попала капелька её крови. В этот раз, он немного переборщил с силой и прокусил кожу на её хрупкой шее, позволяя капелькам тёплой алой жидкости показаться миру. Ему резко захотелось впиться в неё с новой силой и поглотить, дабы стать одним целым.       Эта мысль плотно засела в голове, снимая ограничитель раз за разом, кусая её до крови всё чаще и чаще. Впервые за прошедшее время она стала упираться и отталкивать его. Что ж… Камилло это взбесило. Никогда же до этого не сопротивлялась, позволяя делать всё, что вздумается. А сейчас вон что удумалось. Видимо, этим утром из комнаты она не выйдет, раз уж на то пошло, своё он получит.       Девушка лежала в комнате своего кузена, связанная по рукам и ногам, не способная сказать и слова из-за кляпа во рту. В её карих глазах читался ужас. Она смотрела на родственника, совсем не узнавая его. «Больной» — только и проносилось в её голове раз за разом, когда он кусал её и наносил увечья, дабы насладиться её кровью. От ужаса она теряла сознанье. Позже приходила в себя. Извивалась. Старалась мешать. Но всё это было тщетно. Вряд ли её пропажу даже сразу заметят. Она связалась с человеком, способным в любой момент прикинуться ей, и никто даже не поймёт, потому что саму Миру никто не видел.       Приглушённый тряпкой крик едва ли вырвался, когда лезвие ножа полоснуло по её руке глубже, чем обычно. Камилло присосался к порезу вдоль её вен, словно пьявка, с каждым разом иссушая её всё больше и больше. Из-за потери крови девушка ещё не теряла сознание, всё же опустошали её не так уж быстро, но это не значит, что она не страдала. Дикая боль, жажда, голод. За несколько дней она позабыла, что такое спокойствие. Этот больной ублюдок не давал возможности даже спокойно выдохнуть. Хотя о чём это она думает, в такой ситуации невозможно не то что выдохнуть, даже вдохнуть. Глубоких порезов становилось больше. Крови меньше. Кожа юной колумбийской девчушки бледнела. Раз за разом.       Когда Камилло опустошил её всю, девушка уже не дышала. Потупленный измученный взгляд стал рыбьим. Обескровленное бледное тело совсем не шевелилось. Мирабель была мертва, из-за чего именно, сказать было сложно. Осознание пришло поздно. Чертовски поздно. Юноша в жёлтом пончо, тряс тело своей одержимости, не веря, что её нет.       Нет же! Вот она! Тут! Это всё ещё она!       Парень ощутил жажду. Ему хотелось ещё, хотелось продолжить. Она всё ещё тут. И она достанется ему вся без остатка. А пока он будет прикасаться к её остывающему тельцу, сохраняя на пальца последние крупицы её тепла.       Только ночь опустилась на Энканто, больной одержимостью выбрался в тиху́ю из комнаты, дабы раздобыть необходимые ему вещи. Ножи, топорик. Может что ещё полезное найдётся. Не обгладывать же ему тело, как дикой псине, нашедшей подбитую дичь? В отличии от животного, у него куда больше возможностей, но… Ими он вряд ли захочет воспользоваться. А то иначе это будет уже не его дорогая Мирабель.       Удар. Ещё удар. И вот уже обе руки были отделены от тела. Было немного сложно попасть между костей, так что прекрасная конечность в срезе была не шибко привлекательна. Но всяко лучше, чем пытаться дробить кости. Кровь уже давно свернулась, потому грязи было меньше, чем могло бы быть, если бы он расчленял её прекрасное тельце наживую. Но ведь тогда бы его заметили. Что ж. В её смерти были и свои плюсы. Она совсем не сопротивлялась и не уставала. Может он ещё попользуется этим. Ещё несколько ударов, и нога была отделена от тела.       — Ах~ Моя милая Мирабель~ Кто ж знал, что нехватка любви и внимания приведёт тебя ко мне. За то теперь ты полностью моя~ — приговаривал поехавший юноша, отрубая оставшуюся конечность. Голову он пока трогать не решался. Пусть ещё побудет на месте. Так интереснее. Подложив подушку у стены, шатен посадил труп без конечностей, оставляя его в этом положении, и сел напротив. Больной своей одержимостью юноша взял отрубленную руку и срезал с неё небольшой кусочек плоти, а после положил себе на язык, пробуя на вкус. Сырое мясо ощущалось несколько своеобразно. В голове Камилло даже промелькнула мысль, что это ни капельки не его одержимость. Совсем не то, чего он ожидал.       Вновь отрезав кусочек, уже побольше, юноша попытался себя разуверить. Это же она. Её ручка. Буквально её. Но не похоже. Ни капли. Кусок за куском и плечо было съедено. А Камилло по-прежнему не находил во всём этом своей кузины. Будто и не она вовсе. От такого количества сырых тканей юношу начало подташнивать.       Всю за раз он её не съест, стоит придумать другой способ её сохранить. Первое что пришло на ум, сменить облик комнаты, подстроив его под ситуацию, как он сам, притворяясь своей кузиной время от времени. Поразмыслив над тем, как это должно вообще реализоваться, юноша изменил свои хоромы так, чтобы следов его деяний сразу-то и не нашли, а тело могло дольше храниться в холодной комнатушке. Теперь если правда и вскроется, то не сразу. Он не допустит этого.       День за днём от девушки оставалось всё меньше и меньше. Руки были обглоданы начисто, ноги всё ещё в процессе. Юноше же захотелось капельку разнообразить рацион. Сейчас он был готов. Уложив тушу на пол, он вспорол её животик, который ещё пару недель назад мог осыпать поцелуями. Орган он решил вынуть наугад, запустив туда руку. Печень. Немного своеобразный продукт. Аккуратно обмыв и нарезав его, юноша приступил к очередному поеданию своей одержимости.       М-да, сырая печень была так себе. Собственно, как и большая часть всего мяса в принципе. Но он не мог себе позволить лишиться такого сомнительного удовольствия. День за днём. Кусок за кусочком. Тело кончилось на сердце, которое парень ещё долго держал в руках. Любовался. Думал. Рассуждал о том, что когда-то она отдала ему его духовно. Чувственно. А сейчас он держит его в своей руке. И оно уже давно не бьётся. Не дарит свою любовь.       Остались лишь голова и кости. Обглоданные насухо. С ними Камилло не спешил. Не хотел. Иначе не сможет больше любоваться её личиком. Правда совсем иссохшим. Мяса на лице почти не было. Волосы он всё ещё не состриг. Лишь прядку, которую заплёл в аккуратную и тонкую косичку, что повязал браслетом на запястье. Голоса в голове шептали ему закончить начатое. Он ведь почти полностью овладел ей. Почти полностью поглотил. Почти что стал ею. Скоро больная привычка превращаться в Мирабель сожрёт его, как он сожрал её. Всю. Без остатка. Этой ночью он обглодал ей щёки, губы, нос. Утром — всё остальное.       Уже скоро от неё не осталось ничего кроме костей. Голый череп юноша держал в руке. Словно поехавший поэт тараторил стихи о её мертвенно прекрасной красоте. И сокрушался о том, что не смог найти её ни в одном кусочке. Нигде. Её не было. Переведя свой взгляд на её аккуратные косточки, ему пришла очередная больная мысль. Он их высушит. Перемолит. Съест за обедом вместо приправы. Занюхает. Заполучит себе всё.       Через месяц Джульетта не нашла своей ступки с пестиком, которой обычно перетирала травы. Она спрашивала у младшенькой, но та лишь разводила руками. Камилло отлично справлялся со своим притворством. Пропажи его одержимости не заметил никто. Ни одна душа, что и до этого была к девушке так равнодушна. Все, кроме Камилло не замечали её. А теперь она в нём. Почти вся. Оставалось немного. Совсем чуть-чуть.       Перемалывал её хрупкие косточки юноша долго. Очень долго. Но результатом он был доволен. Порошок, похожий на мел. И что только он с ним не делал. Приправлял им еду. Курил. Запускал в ноздри белыми дорожками. Но всё было не то. НЕ ТО! НЕ ОНА! БОЛЬШЕ НЕ ОНА! ЕЁ НЕТ! Нет! Нет. Нет… Не осталось… Ни грамма. За пару месяцев он лишил себя своей одержимости. Её нет. Он остался один. Наедине со своим поехавшим разумом. Голоса шептали ему о голоде. Он хотел её вновь. Не важно как. Но её не осталось. Он лишил себя своей обожаемой Миры. А вместе с этим погиб сам. Без Мирабель Камилло существовать не будет. Так пусть будет она.       Дверь старшего сына Пеппы Мадригаль потухла навсегда. Никто не знал, где юноша. Каждый спрашивал Мирабель о том, куда исчез тот, с кем она проводила всё своё время. Но и она не могла ответить на этот вопрос. Камилло никогда не скажет, что стал ей. Без неё он не существует. А раз её нет, он сделает так, чтобы была. Пусть даже ценой собственного существования, оставшись наедине со своим поехавшим рассудком.