Награда

«И вино было кровью, и кровь опьяняла — таков был предложенный текст. Мы скользили по лезвию бритвы — оно веселило нам душу и зренье».

      В этом моменте каждый раз было нечто особое, почти сакральное. Сгущающая тишину торжественность ритуала. Полной тишины, конечно же, не было, пленник всеми доступными способами уже умолял не сохранить жизнь, а подарить смерть. Карл любил точность во всем, и точность во многих аспектах граничила с чистотой, Верде был полностью согласен. Именно поэтому, приказав всем остальным уйти, он неспешно закатывал рукава. Те пленники, которые способны были осознавать хоть что-то, начинали дёргаться из последних сил, думая, что их сейчас будут бить. Впрочем, чаще всего сил не хватало.       Затем — нож. С каких пор установился их собственный ритуал, сказать было сложно, но Верде прекрасно знал, где нож лежит, и брал его для завершения дел, Карл соглашался молчанием. Доверие с обоюдоострыми гранями, ведь серебро с равным успехом могло принести смерть одному от руки другого. Рукоять удобно лежала в ладони, передавала прохладную силу, и Верде медлил ещё немного, наслаждаясь этим чувством. Пауза перед кульминацией. Подойти, взять за волосы, запрокидывая голову, и сделать один точный надрез. Подставить заранее приготовленный сосуд, завороженно глядя, как окрашиваются прозрачные стенки.       Сегодня Верде вело от голода или от усталости. Цвет, запах оглушали, путали мысли. Алое кругом, на полу, на лезвии, на пальцах. Ничто не мешало вгрызться, захлебываясь от восторга — кроме данного когда-то обещания. И он уходил. Тщательно мыл руки, нож и заполненную ёмкость снаружи, до тех пор, пока бурые струйки не становились прозрачными. Карл не выносил неточности. Нечистоты. Отвлекающего, неуловимо-дразнящего запаха на своей территории. Нож и новый запас занимали давно отведённые им места. Часть уговора со стороны Верде была выполнена, и теперь он без слов ждал награды — протянутого бокала с кровью, растворенной в вине. Разрешения и одобрения от того, кому обязан вторым рождением. Слова не могли вместить и выразить всей полноты и потому становились излишни.