Добро пожаловать на темную сторону

       Мелисса не знала, как добралась до дома. В ее голове одновременно происходили два взаимоисключающих процесса. Там не было ничего, повисла пустота, которая походила на разрастающуюся в груди дыру. Эта дыра затянулась легкой невесомой паутинкой под умелыми руками Йенса, а теперь Слизерин грубо порвал ее, без такта и жалости. С другой стороны, ее затапливали мысли, грозящие перевести девушку в настоящую депрессию. Мел этого боялась. Она была знакома с основами психологии и знала свои склонности к ускользанию в несознание и уныние. Так же Мелисса знала, что такие состояния лечатся исключительно психиатрами, причем длительно и абстрагировано. Оказавшись дома, Мел упала на постель и обняла подушку, свернувшись клубком. Она сама во всем виновата. Кто просил ее посыпать солью только начавшую рубцеваться рану? Как маленький ребенок, она отковыривала с нее нежную корочку, потому что руки нечем было занять. Нужно было слушаться Йенса. Чем вот он ее не устраивал? Такой потрясающий, нежный, ласковый, тактичный. И не ее. Мелисса не испытывала к нему ничего больше симпатии и временного увлечения. Ее настоящая привязанность и страсть за последнюю неделю подарила ей такой коктейль эмоций, какой Миккельдсон бы не создал за всю их потенциально-возможную жизнь. Мел успела пережить потерю любимого, не переставая подогревать в нем и в себе надежду на лучшее, на возрождение. И он вернулся, ее феникс… Мелисса вспомнила их ночные глупости, ей захотелось одновременно засмеяться и зареветь. Однако лицо осталось непроницаемым, мышцы не собирались выполнять команды, не хотели возможности двигаться. Зачем нужны движения, если потеряна цель существования? Как Слизерин ее целовал… наверное, она сделала что-то неправильно… что он говорил? Кажется, упрекал ее в связи с Йенсом. Действительно, не стоило начинать этот бесполезный и убийственный роман. Миккельдсон – хороший человек, но она его не любила. Что он вообще в ней нашел? Лорд прав: кому она могла быть нужна? Мел прикусила губу. Она видела часть своего отражения в зеркале. Кинуть бы в него чем-нибудь… Девушке было противно смотреть на себя, но отвернуться она была не в состоянии и просто закрыла глаза. Лорд чертовски прав: в ней нет ничего такого, за что ее можно любить. Серая посредственность со слабым характером и склонностью к мнительным неврозам. Она успокаивала его и никогда не могла успокоить себя. Ее тревоги и печали всегда выливались в огромного размера тоску. Кажется, мама могла вывести ее из этого состояния. Когда Мелиссе было страшно в детстве, мама пела ей колыбельные. Одну из них напоминала ей колыбельная Призрака Кристине*. Мел пела ее в минуты грусти. Она старалась не доводить себя до подобного состояния. В этот раз не получилось…        Темный Лорд основательно и бесповоротно прав: из нее не получится Пожирательница Смерти, она слишком мягкосердечна и не сможет убивать. Хотя ради него Мелисса на многое смогла бы закрыть глаза и переступить через себя. Она бы сломала себя, если бы он потребовал. Некуда уже ломать. Ее нет. Груда костей и мяса на постели не в счет. Лорд прав: она не достойна хорошего мужчины и любви, потому что не умела быть верной. Сразу кинулась в объятия другого, чуть спала печаль. Можно было бы и подождать, а не пытаться убедить себя, что эта проба оправдана. Ложь! Ничем она не оправдана! Ногти впились в подушку. Единственное, насчет чего девушка могла быть спокойна – так это суицид. У нее бы не хватило сил переступить через инстинкт самосохранения и лишить себя жизни. Проще притвориться, что ее нет. Просто нет… она не знала, сколько пролежала в оцепенении. Вскоре мысли стали гаснуть, Мелисса больше не думала, а просто лежала с закрытыми глазами. Сна не было. Была пустота, сопровождаемая тупой болью в груди, порой переходящей в давящую или сверлящую. Мел бы заплатила высокую цену, чтобы перестать чувствовать, выдрать сердце и выбросить его куда-нибудь. Ей не нужны эмоции, они делали ее слабой и ни на что негодной.        За окнами темнело, глаза не хотели разлипаться, бок ныл от отсутствия движения, Мелисса упорно сохраняла одно положение и даже раскрыла глаза, противясь наступающему забвению. Заснуть – слишком просто. Сон – это дар, а она не заслужила дара, не заслужила отдыха и покоя. Только боль. Она доказывала, что девушка все еще жива. На горе Волдеморту. Наверное, он сейчас радовался своему устойчивому телу и развлекался с оставшимися двумя невестами. Девушка прикусила уголок подушки, чтобы не закричать. Дыхание участилось.        Внизу хлопнула дверь. Кустос вернулся с работы. Он уже не надеялся застать дочь дома. Мелисса неделю не появлялась. Он беспокоился, пока Йенс не объяснил ему причину отсутствия самоотверженной ведьмы. И Кустосу она не понравилась. Девочка только отошла от прошлого приступа меланхолии, а теперь начнется новый. Отец даже не надеялся на что-то хорошее, так как быстро смекнул, в какого человека влюбилась дочь. В его глазах Слизерин больше всего боялся слабости, а любая влюбленность делала его уязвимым. Не говоря уже о том, что Мел видела его беспомощным, ухаживала за ним. Такие люди не могут быть рядом. Они словно видели что-то запретное, недозволенное. Если он не убьет ее, можно будет расслабиться. Хотя бы ненадолго. То ли дело Йенс. Всегда спокойный и рассудительный. Он даже не пытался отговорить Мелиссу, спорить с ней. Демонолог сразу смекнул: бесполезно. Разум у девушки отключился, и активировался совершенно другой центр, логики в котором было маловато. Поэтому Миккельдсон тоже терпеливо ждал и настоятельно попросил Кустоса сообщить ему, когда Мел объявится дома. Ему это важно.        Заклятия с двери были сняты, и мужчина замедлил шаг. Обычно на их доме стояли достаточно оригинальные чары, которые сможет убрать не каждый посредственный волшебник. Поэтому у Кустоса было три варианта. Первый – вернулась дочь, и этот вариант нравился ему больше всего. На встречу с пирогами он, конечно, не надеялся, но все-таки… второй – к ним мог пожаловать Йенс, но он вряд ли стал бы так невоспитанно проникать в чужое жилище. И третий строился как раз на отсутствии такта: в гости пожаловали Пожиратели Смерти, а, может и их законный предводитель. И вот этого Кустосу хотелось меньше всего. Цель их визита могла быть любой. От переговоров до нападения. Палочку на всякий случай мужчина убирать далеко не стал. Обуви в коридоре не было. Мел обычно разувалась… В доме стояла зловещая тишина. Кустос осторожно поднялся наверх и приоткрыл дверь в комнату дочери. Сбылись его радость и печаль: дочка вернулась. Однако ее состояние вызывало вопросы… Волшебник осторожно вошел в комнату. Мелисса даже не повернула головы в его сторону. Что и требовалось доказать. Он не знал, как вести себя с ней в таких ситуациях. Дочерью больше занималась мать, когда ее не стало, Мелисса замкнулась. Она стала чаще впадать в уныние. Оживилась девушка в поместье, Кустос не мог этого отрицать. А потом все повторилось. Такая езда на американских горках. Лучше бы ее не было. Волшебник осторожно сел рядом с ней на постель и погладил по голове. - Я рад тебя видеть, - тихо сказал он. Дочь не отреагировала. – Просто подумай, когда тебе станет легче… я ни в чем не виноват. Со мной ты можешь поделиться. Поспи. Я люблю тебя.        Наверное, это все, что сейчас мог сделать Кустос в качестве отца. Он уже поравнялся с дверью, как услышал подавленный хриплый от долгого молчания голос дочери. - Я не хочу спать. Я боюсь. - Чего, Лисса? - Кошмаров. – Даже в сумерках мужчина видел, как мелькнула в глазах дочери тревога, превратившаяся в страх и скрывшаяся, не успев стать паникой. - Зачем ты вообще… - Нет! Мы не будем это обсуждать!        Девушка резко села и пошатнулась. Голова кружилась. Тело ныло от долгого лежания, вот и пора его размять. Она нужна отцу. Кто еще у него был? - Ты, наверное, голодный. Я приготовлю тебе ужин. – Мелисса поднялась на ноги, пошатываясь. Кустос поймал ее. - Я не маленький ребенок, и сам в состоянии себя покормить.        Мелисса взглянула на отца жалобно, словно выпрашивающий работу домовик. Если ей нечем будет заняться, она сойдет с ума. Ей нельзя сидеть без дела. Кустосу было жаль дочь, она, поди, весь день не ела, он кивнул, и девушка понеслась на кухню. Ничего особенного отец никогда не готовил, это была ее прерогатива. Однако специи и добавки, которыми Мел пользовалась, остались. Так что ей удалось сотворить вполне приличную ароматную курицу. Кустос с удовольствием ужинал и даже сумел заставить дочь съесть половину ножки. Поначалу Мелисса отказывалась, говоря, что сыта. Ей, естественно, не поверили, и впихнули в рот ножку почти насильно. Правда, Мелиссе казалось, будто она жевала кусок ковра. Может, готовить разучилась, может, просто все вокруг поблекло. Поскольку отец хвалил ужин, можно было сделать второй вывод. Мел надеялась, что он не станет ей лгать. Они долго просидели в гостиной на диване. Девушка не хотела идти спать. - Я сказал в клинике, что ты болеешь, и тебе нужно отлежаться. Начальство недовольно. Может, тебе взять отпуск? - Нет. Я полна сил и готова работать. - Лисса, ты похожа на скелет, обтянутый кожей. - Представь, сколько мы сэкономим ткани и еды.       Кустос хотел осечь дочь, но передумал. Она только начала разговаривать, не хватало еще, чтобы дочь вновь ушла в себя и отгородилась от него, обидевшись на критику. Мел вполне могла принять его слова за недооценку своего состояния. Беда в том, что Кустос как раз хорошо представлял, чем может закончиться ее подавленность и не хотел этого допускать. Пожалуй, трудотерапия, действительно, лучший вариант. Пусть трудится, отвлекается. - Йенс просил сказать ему, когда ты вернешься. - Нет. – Ответила Мелисса с легким волнением и посмотрела отцу в лицо. – Не надо, пожалуйста. - Он по тебе скучает, он волнуется. Мне вообще кажется, - осторожно заметил Кустос, - Миккельдсон – хороший мужчина, порядочный. Я бы смог доверить ему тебя и не переживать. - Пап, там все очень сложно. - Мне так не казалось. Хотя как хочешь. Пока я не буду ему говорить. Однако долго молчать будет невежливо. Тебе придется с ним встретиться и объясниться. - Я знаю. Я пока не готова.        В такие моменты Кустосу хотелось придушить Волдеморта. Почему нельзя найти себе женщину своего возраста? Ах да, таких и в живых почти не осталось. Зачем очаровывать юных глупых барышень, а затем разбивать вдребезги их мечты красивого будущего? Кто будет отвергнут следующей? Катрина или Хелена? Кустосу больше понравилась блондинка, она казалась ему живой и настоящей в отличие от штампованной брюнетки. Поэтому он и желал Катрине проиграть. Она, наверняка, сможет найти себе кого-нибудь получше этого чудовища.        Мелисса засыпала под его руками. Мужчина перебирал ей волосы. Пожалуй, если он не доспит, это не особенно скажется на самочувствии. А вот дочку он никому не отдаст. К чему вообще все эти мужчины? Ей восемнадцать. Она мала для отношений и разочарований. И между тем Мел уже совсем не та девочка, что плакала, упав с игрушечной метлы…        Мелисса проснулась около двух часов ночи с резким выдохом и села. Ее била дрожь, она подскочила на постели и включила свет, затем вернулась в постель и прижала колени к груди. Не надо, только не это, хватит… перед глазами все еще стояло перекошенное ненавистью лицо. Девушка морщилась, ее рвало на куски, словно внутри жил цербер, он драл ее сердце, не оставляя там живого места. Только съешь его полностью, чтобы больше не болело. Но, похоже, собака устала. Мелисса сбросила мокрые волосы с лица и легла на бок. Она будет спать со светом. В темноте ей мерещилась какая-то ерунда… заснуть удалось только к утру. И за это ей мягко досталось от отца. - Ты будешь клевать носом на работе!        Мелисса критично смотрела на себя в зеркало. Придется делать макияж, иначе все увидят, как неспокойно прошла ее ночь. Кустос старания дочери оценил и даже исхитрился запихнуть в нее бутерброд, пока Мел была занята наведением грима и не понимала, что ее кормят. Кашу есть она отказалась. Хотя бы так. Уже победа. - Ты у меня такая красивая, - сказал он дочери, целуя ее в макушку.       Реакция на простой комплимент оказалась совершенно неожиданной: Мелисса отвернулась и прикрыла ладонью глаза. Да что он такого сказал? На работу она явилась вовремя. Старшая сестра добродушно пожелала ей доброго утра, приятно удивив. - Ты бы сказала, что ездила в Сирию с Министром, мы бы слова не сказали! – Пояснила сестра. Мелисса чуть не выронила флакон физ раствора. Куда она ездила? – Он, видимо, считает тебя перспективной.       Девушка хотела сказать, что ее выкинули из Отбора, но не смогла и просто кивнула. Коллеги весь день улыбались ей и перешептывались. Мел услышала в одном из разговоров версию, будто у нее появился богатый ухажер, поэтому она сегодня накрашена, и поэтому ее неделю не было на работе: они не могли друг от друга оторваться. Легенда была бредовой, и Мелисса на нее не реагировала. Просто работала. Мыла палаты, помогала сестрам и докторам. Последние стали улыбаться и делать ей комплименты. Да что с ними такое? Не скрылось ее состояние только от местного психиатра. - Ну-ка глянь на меня! Не депрессовать мне! А то насильно амитриптилином** накормлю! - Не буду, не надо, - ненатурально улыбнулась Мел. - Если что, знаешь, где отделение. – Серьезно сказал он.       Мелисса растерянно смотрела доктору вслед. Может, ей в самом деле нужна помощь? Лечь сейчас в отделение неврозов, провести несколько месяцев как в санатории, отдохнуть, покапаться, рассказать обо всем психотерапевту. Последняя мысль моментально перечеркнула все ее мотивы. Делиться мыслями не хотелось. Они и так успели все обдуматься (хоть и не осмыслиться), ей самой мало. Прибравшись в палате, она вернулась в сестринскую. Сестры хихикали. Мел на них внимания не обращала. Ей нужно еще сделать генеральную уборку в процедурном и помочь зельеварам из центра… - Минте, кто он, расскажи, нам ведь любопытно! - Нет никого, - буркнула Мелисса. - Да? И цветы тоже не тебе принесли? Ошиблись, указав все вплоть до отделения?        Мелисса не поверила и подошла к столу. В простенькой вазе стоял солидный букет из ярко-алых роз. Они казались девушке похожими на свежую артериальную кровь и пробуждали какие-то древние охотничьи инстинкты. Записка прилагалась: Мелиссе Минте, Алексинская Магическая Клиника, отделение магико-технической нейрохирургии…        Девушка выдохнула. Из нее словно вышибли воздух. Не могло этого быть, не должно, неправильно… Радости не было, только разочарование и боль. Как же ей теперь быть? Она опустила записку, подняла магией оставленное ведро и швабру и покинула сестринскую, ничего никому не сказав. Перед глазами до сих пор стояли буквы красивого витиеватого почерка: очень рад твоему возвращению. Й. Д. М.