no name

Когда Сончжон обнаруживает, что с ним произошло, то думает, что всё ещё спит. Случившееся совершенно не заботит его, и, воспользовавшись редким шансом выспаться, он просто переворачивается на другой бок, покрепче прижав к себе любимого медведя. В половину первого он открывает глаза от болезненного тычка под рёбра и ворчания Сонгю. - Что?! – неожиданно высоким даже для самого себя голосом спрашивает Сончжон. - Вставай, – говорит Сонгю, странно поглядывая на него и прищурившись так, что и без того маленькие глаза вовсе превращаются в щёлочки. Сончжон бормочет в ответ что-то невразумительное, но, всё же, окончательно просыпается. Сонгю покидает комнату, а Сончжон ещё некоторое время лежит, наблюдая за тем, как в луче света, пробивающего сквозь неплотно задёрнутые занавески, летают пылинки. Сончжон смотрит на беспорядок на полу – его вещи вперемешку с ховоновыми, журналы, томики манхвы, сумки и мусор – за этот месяц времени на уборку практически не оставалось. Он подумывает о том, чтобы прибраться сегодня, но следом приходит мысль о том, как же лень – да и Ховон вряд ли согласится сегодня ему помочь. Сончжон догадывается, что Хоя уже встал, даже не попытавшись разбудить – значит наверняка убежал по делам, или чем там занимаются хёны в выходные дни, и Сончжон ценит такую заботу, пусть ему и хотелось бы провести этот выходной день с ним, в праздности шатаясь по шумным сеулским улицам, представляя, будто за их спиной не идёт возбуждённая, алчущая толпа. - Утро, – бубнит он, обращаясь сразу ко всем, кто находится в квартире. Его голос по-прежнему странно высок, непонятное состояние после сна так и не проходит, да и чувствует он себя словно не в своей тарелке, а потом Сончжон видит, как взгляды всех находящихся рядом хёнов направлены прямо на него. - Ну что?! – не выдерживает Сончжон, восклицает раздражённо и сердито. - А ты на себя посмотри, – бормочет Сонёль, прижав руку ко рту. Подойдя к зеркалу, Сончжон видит, конечно же, себя – это всё ещё он, и его обычный взгляд, и его лицо, пухлые красивые губы трогает улыбка – какие же всё-таки глупые и странные у него хёны, но Сончжон смотрит внимательней, осматривает себя с ног до головы – и у него точно не было этих бугорков, он касается их через футболку, чуть сжимает – свою мягкую и маленькую грудь. Невероятная догадка пронзает его, и тогда Сончжон, не стесняясь, кладёт руки между ног, а потом, оттянув резинку пижамных штанов и белья, быстро опускает взгляд вниз, заглядывает внутрь. - Его нет, – невероятно спокойным голосом произносит он, но только дурак бы не понял, что за этим спокойствием – шок, страх и невероятное отчаяние. Сонёль охает. Дону смеётся, но локоть Сонёля ощутимо и болезненно ударяет в бок – тогда охает и он, все молчат, глядя на так внезапно изменившегося согруппника. Сончжон больше не мужчина – и видимо, мирозданию было недостаточно одних лишь сравнений с девушкой, если оно сотворило с ним ещё и это. - Сончжон, – осторожно зовёт Сонгю, но тот отталкивает протянутую руку, плача убегает в свою комнату, куда лидер решительно не пускает никого, давая младшему побыть одному, вплоть до обеда – и возвращения Ховона. В конце концов, это и его комната тоже, и – кто как не он сможет успокоить Сончжона? Шторы в комнате плотно задёрнуты, Хоя спотыкается обо что-то, чуть не падает, говорит: «Может всё-таки сделаем уборку?», и – «Ах да, по-моему, Сончжону сейчас не до уборки» - приходит запоздало мысль, тогда он останавливается у кровати, тянется, чтобы погладить по голове – и, хотя до последнего не верит в то, что ему рассказали, отмечает про себя, что вот волосы так и остались короткими. - Сончжони, – зовёт Ховон тихо. – Давай поговорим, пожалуйста. Ховон всегда умеет найти нужный тон, и Сончжон с ним всегда такой послушный, а потому, когда Хоя видит, как свесились с кровати стройные бледные ноги, то протягивает руки, чтобы обхватить младшего и очень аккуратно опустить на пол. Сончжон выше него, он смотрит вниз, в ховоновы глаза своими, блестящими и заплаканными, у него пушистые и невероятно длинные ресницы, и Сончжон так крепко обнимает Ховона, что тот чувствует, как мягко и ощутимо теплом коснулась его, несомненно, девичья грудь. - Так значит правда! – удивляется он, стараясь, чтобы голос всё равно звучал спокойно и уверенно. - Я отвратительный! Тело теперь женское, но я ведь мужчина, всё равно мужчина! Недочеловек какой-то, – всхлипывает он, но Ховон – насколько может – ободряюще улыбается: - Ты прекрасен, – ласково говорит он. – Не думаю, что это навсегда... Надеюсь. Нам просто надо подождать. А там придумаем что-нибудь. В конце концов, руководство решает, что стоит объявить о том, что Сончжон заболел, и в ближайшее время не будет появляться на публике. На самом деле, сначала менеджмент абсолютно не хочет верить в то, что произошло – Сончжон всегда был таким женственным, лифчики с поролоном шутки ради никто не отменял, но затем одна из стилисток уводит Сончжона с собой, а возвращается после абсолютно потрясенная. - Это... это правда, – запинаясь, бормочет она. Сончжону неуютно в его новом теле. Оно ещё более уязвимое, более чувствительное, более болезненное. Он и вправду ощущает себя не в своей тарелке, но как донести это до окружающих, как объяснить им, что переживает он сейчас, Сончжон не знает. Ховон улыбается ему, но словно издалека, он так и не рискует приблизиться так близко, насколько позволял себе обычно. Возможно, Хое настолько не нравятся девушки – у Сончжона ещё никогда не было возможности думать об этом раньше, впрочем, как и не было необходимости, но, вскоре, его отвлекают и от этих мыслей. Вечером стилистки-нуны ловят его и честно заявляют ему, что им просто жизненно необходимо сделать ему макияж и посмотреть, как это будет выглядеть на нём теперь. Естественно, Сончжона красят не в первый раз, к быстрому мэйк-апу перед концертом, когда им всем замазывали недостатки и подводили глаза, не привыкать тем более, но ситуация теперь совсем иная, и, после долгих и упорных уговоров, Сончжон соглашается. Почему бы и нет, хуже всё равно не станет. Нуны выкладываются на все сто процентов. Возможно, у них просто слишком долго не было возможности сделать макияж настоящей красивой и милой девушке-айдолу. Сончжону делают причёску, подводят глаза, рисуя аккуратные стрелки, и подкручивают ресницы, наносят тени, и пудру, и румяна, красят полные губы. Теперь у него маникюр – ему кажется, что так его пальцы выглядят ещё аккуратнее и изящнее. Ребята смеются над ним, но Сончжон уверен, что за смехом они прячут удивление, неловкость – и то, насколько они им очарованы. Больше и сильнее, чем обычно. Сончжон всё ещё не любит это тело, но он никогда не сомневался в своей красоте, пока был парнем, и точно знает, что, став девушкой, в некоторой степени только выиграл. - Как тебе? – улыбается он Ховону, когда они остаются в своей комнате только вдвоём. Он прикасается одной рукой – с нежно-салатовым лаком на ногтях – к ховоновой щёке, а вторую – с ярко-жёлтым, кладёт ему на грудь. Ховон накрывает его длинные тонкие пальцы своими – лишь затем, чтобы убрать их. - Красивый, как всегда, – отвечает он – сдержанным и незнакомым голосом. Сончжону ужасно хочется, чтобы Хоя прикоснулся к нему, как раньше, он не откажет, Хоя сможет сделать всё, что только пожелает – но хочет ли этого сам Ховон – Сончжон сомневается. Мысль приходит в голову быстро, практически сразу после того, как накрашенный Сончжон, крутясь перед зеркалом, осознаёт свою привлекательность. Только конченный дурак не стал бы пробовать заняться сексом, находясь в новом теле. Но Ховон так просто и легко отказывается от того, что теперь может предложить ему Сончжон, что становится даже обидно, и ведь он не сомневается, что было бы приятно и здорово, но. - Пора спать, – говорит ему Ховон. – Завтра ты проснёшься прежним Сончжони, – утешает его Ховон. Ховон, как и всегда, так добр и заботлив, и он так и не позволяет себе ничего лишнего, просто ложиться на свою кровать, закрывает глаза и, вскоре засыпает. Сончжон ворочается всю ночь, засыпая лишь под утро. Сончжон отказывается одевать женскую одежду (Ухён говорит ему, что пора привыкать, потому что теперь, наконец-то, исполнится его давняя мечта, и его обязательно пропихнут в какую-нибудь милую девчачью группу – Сончжон возмущённо фыркает, а потом со смехом отталкивает руку, обернувшуюся вокруг тонкой талии – Ухён обещает ему протекцию, если тот будет ласков со своим хёном). Дома он не изменяет боксёрам и свободным футболкам, а, когда он бежит из комнаты в комнату, его маленькая грудь движется вместе с ним, чуть подпрыгивая под одеждой – это немного неудобно, неожиданное и странное ощущение, Сончжон прикасается к ней вновь и вновь, пока никто не может увидеть его. Он думает, что, раз уж теперь у него новое тело, нужно будет уделить час-другой и на то, чтобы лучше узнать его – благо, уж теперь-то времени у него предостаточно. Этим утром, когда дома никого не остаётся, Сончжон впервые внимательно разглядывает себя перед зеркалом. Он осторожно, но уверенно прикасается к себе. Он, наконец, как следует, рассматривает свою обнажённую грудь, она такая мягкая и упругая под пальцами, очень тёплая, и по нежной коже бегут мурашки, когда он самыми кончиками пальцев гладит её. Сончжону нравится то, что он видит в зеркале – бледная, гладкая кожа, эта узкая талия и плоский живот, стройные ноги – такого, как он, точно назвали бы идеальной девушкой, возможно слишком худой, но. А ещё ему определённо нравится, как горячо и влажно становится внизу, между ног, когда он, закусив губу, гладит себя, мягкими, круговыми движениями ласкает клитор, щёки пылают, он и не думал, что может быть так хорошо, у девушек всё совсем по-другому, удовольствие приходит постепенно, нарастая и разливаясь по всему телу и, когда становится совсем невыносимо восхитительно, Сончжон несдержанно и громко стонет... Это нечестно – что Ховон сейчас не здесь, рядом с ним, что это не он трогает его, что это не его пальцы сейчас там, внутри него, это нечестно, что он избегает его, ему бы так понравилось, ведь это просто великолепно, у Сончжона внизу живота всё словно скручивает и становится так горячо от одной лишь мысли, и он зол, так ужасно и сильно зол. Ему просто нужно быть настойчивее, решает он, а потом пробует ещё раз. На следующий день Ухён говорит ему: - Никто ничего путного так и не сказал, но я уверен, что озвучу общую мысль. Покажи сиськи? - Совсем сдурел, иди на фиг!! – кричит Сончжон и кидает в Ухёна подушку. Вообще-то, Сончжон улыбается, в конце концов, пусть он и убеждает всех, что он – всё ещё он, но у него теперь «сиськи", а ребята – мужчины, не наделённые тонким чувством юмора, обделённые женскими ласками. Сончжон по-прежнему уверен в том, что ещё возвратится в своё настоящее тело, и его вовсе не должны злить или смущать нелепые шутки друзей, но улыбка тает сама собой после того, как обернувшись к Хое, Сончжон ловит его сердитый взгляд. - Ты полегче с такими шутками, – улыбается Ховон, но его улыбка не обещает ничего хорошего, и Сончжону становится очень жарко, а щёки начинают гореть. Потому что это очень приятно – понимать, что кто-то готов рассориться со всеми из-за тебя. Ради тебя. - Да ладно тебе, шутка же, ты чё, – примирительно поднимает руки Ухён. - Ну я и говорю – тупая шутка, – хмурятся в ответ. - Да кому эти его прыщики вообще сдались?! - Эй, нормальная грудь вообще-то, – возмущается Сончжон – это слегка разряжает обстановку и Хоя, наконец, чуть усмехается, по-настоящему, приподнимая уголки губ. ...Это опять Ухён – всегда и везде он, Ховон не понимает, почему этот парень совершенно не умеет держать язык за зубами, это совсем не Дону с его безобидными шутками – Ховон уже давно потерял надежду понять, как именно работает его гениальный (или всё же сумасшедший?) мозг, – Ухён же абсолютно другой, умный и хитрый, он обижает Сончжона исподтишка, когда не получилось в открытую. - А вообще, я не вижу разницы, – говорит Ухён, и Хоя знает, что, по-хорошему, Сончжону просто не нужно обращать на его слова внимания, но Сончжон не может, и Ховон видит в его глазах неожиданную обиду, быть может, это и вправду немного неприятно – юноша, которому постоянно намекают на то, что слишком похож на девушку, девушка, которая и не девушка вовсе. Ховон не согласен. Он хочет – и, наверное, может, доказывать это Сончжону постоянно. Ховон видит и чувствует разницу. Сончжон становится ещё более хрупким, так, что Ховону страшно к нему прикоснуться, и он так долго близко не общался с девушками, так долго не позволял себе что-то большее, и всегда Сончжон, Сончжон, только Сончжон рядом – никого больше и не надо, и, вроде бы, это он же перед ним, но. Иногда Ховон начинает думать, что если чуть сильнее сожмёт свои пальцы вокруг его запястья, то оно непременно хрустнет, сломается, его так легко сломать, это страшно, неправильно. У Сончжона меняется взгляд – глаза словно стали ещё больше, и теперь он смотрит по-иному, из-под ещё более пушистых, невероятно длинных и густых ресниц – Хоя видит кого-то другого, когда встречается с ним взглядом. У Сончжона меняется походка, его движения становятся плавными, и, когда он, наплевав на то, что скажут остальные, пробует станцевать один из невероятного множества тех беспечных девчачьих танцев, у него получается намного лучше и по-настоящему похоже – нет больше тех ненужных и лишних резких, рваных движений. Ховон всё видит, он всё чувствует – и даже абсолютно другой запах его тела, теперь менее резкий и терпкий, это другой Сончжон, но всё это не так критично, пока сам Сончжон, в каком бы теле он не был заперт, просто находится рядом с ним, ну правде же, правда? «Тебе я покажу, если хочешь» – лукаво, так многообещающе улыбнулся вчера Сончжон – стянул с себя футболку – одним таким долгим и быстрым одновременно, плавным движением, красивый, идеальный, такой, каким и должен был быть, если бы так и родился девчонкой, счастье, что он именно здесь, сейчас, в это мгновение, может принадлежать только ему, Ховону. «Это всё ещё он, всё нормально» Сончжон подошёл к нему тогда, и Ховону вроде и хотелось схватить его, прижать к себе, вдохнуть аромат его тела, но всё было не так, и как-то неправильно, что ли, и, должно быть, не стоило его трогать, как бы ему не хотелось, Хоя испугался – сам не понял, чего, просто встал, поднял отброшенную в сторону футболку, прикрыл Сончжона, встретившись с обиженным, непонимающим взглядом. «Это всё ещё Сончжон, всё хорошо» - Не надо так, Сончжон, – попросил он, и тот вышел из комнаты, толкнув его плечом, а когда вернулся обратно Хоя так и не услышал, уснул, и всю ночь ему снились какие-то глупые, непонятные кошмары. «Это всё ещё прежний Сончжон, всё в порядке» – думает Ховон, и он привык получать то, что ему причитается, и мелкий всегда был его, ещё с тех самых пор, когда он начал спускаться среди ночи со своего второго яруса к нему, переполненный новыми эмоциями, желаниями, адреналином и гормонами, и они торопливо дрочили друг другу, радуясь, что вокруг так темно и это было слишком стыдно по началу – но почему тогда отказывается сейчас? Он наблюдает за Сончжоном, который всё ещё девушка, который обижен на него, и это так просто – подойти, поговорить, улыбнуться, обнять, уткнувшись в тоненькую бьющуюся жилку на шее, и долго целовать, как раньше – но это какой-то другой Сончжон, неправильный, не тот, Ховон ощущает разницу острее, чем другие, и дело вовсе не в женском теле, дело в нём самом, в том, что внутри, и когда Сончжон смотрит на него снова, Хоя отворачивается. - Это не честно, ты не можешь так со мной поступить, – Сончжон решительно садится ему на колени, пока Ховон, сидя на своей кровати, листает какой-то журнал. - Что? – спрашивает удивлённый Ховон, наблюдая, за тем, как журнал выхватывают из его рук, за тем, как он улетает в дальний угол комнаты, за тем, как Сончжон смотрит на него невероятными своими глазами, зло и обиженно. - Что за прикол такой – отказываться, когда я сам предлагаю? Чем тебе не угодило это тело? Нет, я, конечно, и сам не больно-то его люблю, но, согласись, оно ведь прекрасно! Неужели тебе не хочется воспользоваться им, пока есть возможность?! Я не против, я сам этого хочу! Ну что с тобой происходит? Тело Сончжона слишком горячее – всегда было таким, Ховон почувствовал бы это и через десяток слоёв одежды, оно соблазнительное и прекрасное, он и сам не знает, что с ним не так, наверное, просто сошёл с ума. «Сончжон всё ещё Сончжон» – глупо повторяет он про себя ставшую его мантрой, его молитвой, его девизом за эти дурацкие несколько дней фразу. - У меня там так горячо и влажно, хён, – Сончжон ёрзает на его коленях, шепчет так тихо, что Хоя с трудом различает слова, пусть даже произнесены они прямо возле его уха. – Ты когда-нибудь был с девушкой? Я знаю, что был. Ты точно знаешь, что нужно делать. И это будет так хорошо. В голове у Ховона словно перегорает лампочка. Становится темно, пусто – и очень легко. Он приподнимает лёгкое тело Сончжона, крепко схватив его за ягодицы – для того, чтобы подмять под себя. - Хочу, чтобы ты лизал меня там, – хихикает Сончжон и Хоя целует его, надеясь, что так он быстрее заткнётся. Сончжон никогда не был любителем грязных разговоров в постели, а Хоя не то, чтобы против этого – но только не сейчас. Ему бы хотелось, чтобы мальчишка Сончжон призывал его к действиям, руководил им или виртуозно ругался, но Сончжон-девчонка не должен так себя вести. Образ не тот. - Конечно, я был с девушками, – произносит, наконец, Ховон. – И прекрасно знаю, что им может понравиться. Если ты будешь меньше болтать, понравится и тебе, – он прикусывает тонкую кожу на шее Сончжона, одной рукой зарывшись в мягкие волосы, другой оттягивая резинку его боксеров. Пальцы, подразнив, нежно касаются его, слегка надавив – Сончжон дёргается, будто от тока, и он не врал – возбуждённый, мокрый, а ещё – без единого волоска, абсолютно гладкий. Ховон стягивает с него футболку, тянет вниз трусы, Сончжон торопится, путается в них ногами, но, всё же, избавляется от них. - Ты прекрасен, – говорит Хоя, совершенно искренне, действительно поражённый, рассмотрев, наконец, как следует, у него в трусах уже колом, даже больно, но оно стоит того – глядеть на нового, другого Сончжона, покрасневшего и смущённого от обещаний и нежных слов. Он целует его шею, и резко выпирающие ключицы, и плечи, и руки, долго гладит и ласкает эту красивую грудь, сжимая, вылизывает всего, Сончжон шумно дышит, пытаясь не застонать слишком громко, не вскрикнуть, или даже засмеяться, когда Хоя переключает внимание на впалый живот и становится немного щекотно – но больше всё же хорошо, так хорошо. Язык Хои скользит ниже, Сончжон чувствует, как влажно целуют лобок, и долго лижут внутреннюю сторону бёдер, оставляют метки-засосы, давая понять, кому он принадлежит, Ховон так хорош в этом, также одинаково хорош как в том, чтобы делать приятно, и в том, чтобы издеваться и дразнить. - Ну, пожалуйста, – почти беззвучно просит Сончжон, потому что больше не может этого терпеть, и тогда его начинают ласкать языком, посасывая клитор, и тот, зажмурившись, прикусив губу, выгибаясь дугой, комкая меж пальцев одеяло, может думать лишь о том, как бы не начать кричать, впрочем, потом Сончжон забывает и об этом, и его буквально трясёт от почти болезненного, невыносимого удовольствия. - Скажи, чего ты хочешь, – просит его Ховон. – Что бы тебе понравилось? Сончжон отвечает ему, не открывая глаз, осипшим голосом, борясь со смущением: - Твои пальцы. Во мне... Хоя просто кивает, продолжая лизать, его рука, нежно погладив бедро, скользит между ног, и Сончжон чувствует, как тот, медленно и осторожно, проникает в него двумя пальцами, раскрывая и растягивая его изнутри. Это стыдно – и то, как он сейчас уязвим и открыт перед Ховоном, то, что он сам буквально насаживается на ласкающие его пальцы, но больше всего стыдно оттого, что пальцев мало, и Сончжон представляет, как было бы здорово, если бы это был член Ховона, и как бы хотелось, чтобы он трахнул его, наконец. От этих мыслей, лихорадочно бьющихся в его мозгу, Сончжон снова кончает, сжимаясь вокруг пальцев в нём, он весь мокрый и потный, он подумать не мог, что может быть настолько влажен, дышит быстро и часто, ему стоило таких усилий не закричать. Пальцы выходят из него, становится так пусто, что хочется ныть от разочарования, Хоя подносит их к его губам, и Сончжон послушно облизывает их, чувствует свой собственный, неповторимый, новый вкус – это незабываемо. - Ты потрясающий, – говорит ему Ховон, у него очень тёмные глаза, и смотрит он на него почти безумно и с неповторимой нежностью и трепетом, а целуется грубо и крепко, но Сончжон соврёт, если скажет, что ему не нравится. Он просто до ужаса сильно хочет, чтобы Ховон взял его, он же знает – его член просто невероятен, и почему Ховон медлит, почему так долго возится с резинкой, быстрее, быстрее... - Ну, давай... – хнычет он. Ему кажется, что если его немедленно не заполнить, то он просто умрёт. - Скажи, если что-то будет не так, я остановлюсь, – тихо произносит Хоя и Сончжон кивает в ответ. Ховон входит в него, быстро и резко, и Сончжон тихонько охнув, просит его подождать. Он чувствует себя странно, это ощущение заполненности немного отличается от того, которое он испытывал, будучи мужчиной, и ему так жарко, но, определённо, очень приятно. Ховон рядом с ним, и над ним, так близко, смотрит прямо ему в глаза, в которых – бесконечное и дикое желание, и он заполняет его, такой горячий, большой и твёрдый, больше и крепче, чем пальцы – и это ошеломляюще. Хоя двигается в нём именно так, как надо, угадывая его желания, как всегда отлично зная его, не слишком быстро, но и не слишком медленно, в самом нужном правильном темпе. Сончжон крепко обхватывает его ногами, вжимается в него, утыкается лицом куда-то в шею, может в ключицу – лишь бы не закричать, лишь бы не сорваться, потому, что это так охрененно здорово. - Боже, – выдыхает он, когда Ховон выходит из него почти на всю длину, а затем снова погружается, осторожно, глубоко, снова, и снова, и снова, его член пульсирует в нём, Сончжон чувствует. Сончжон просит его двигаться быстрее, уже почти не испытывая дурацкого смущения (так странно, что до сих пор не привык, они так много раз были вместе), и Хоя подчиняется, вбиваясь в него сильнее, сжимая его бёдра до боли и красных пятен на коже. Очень быстро Сончжон понимает, что больше не может терпеть, что удовольствие накрыло его полностью, до кончиков пальцев, до помутнения в глазах, до безумия, и он бьётся в сильных объятиях, не может сдержаться – тогда Ховон целует его, чтобы подавить крик. Они кончают почти одновременно, и Сончжон может поклясться, что это был один из самых сильных и невероятных оргазмов в жизни, как и эта ночь, и этот секс в женском теле. Сончжон гладит влажную от пота спину Ховона, он тяжёлый, но ему нравится это ощущать. Он счастлив, что добился своего, что они лежат рядом, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. - Всё хорошо? – спрашивает Ховон через какое-то время. - Всё просто замечательно, - улыбается Сончжон, с трудом заставляя себя ответить – язык не хочет двигаться, как отказывается двигаться всё тело, слишком лениво, слишком здорово. – И я просто не понимаю, почему ты хотел отказаться от такого. Тебе совсем не нравятся девушки? - Мне нравишься ты, – просто отвечает Ховон. – Не имеет значения, в каком ты находишься теле. Ты – это ты. Просто я боялся сделать тебе больно. Вот и всё. Сончжон недоверчиво смотрит на него, но Хоя улыбается ему, как прежде, как обычно, и тогда он просто задаёт ещё один вопрос: - Хочешь сходить в душ перед сном? - Звучит отлично. Когда Сончжон открывает глаза следующим утром, он понимает, что снова стал мужчиной. У него совершенно точно есть член, и нет груди. Он стал собой, тем, кем всегда был и будет – Ли Сончжоном, пол мужской, девятнадцати лет от роду. Ховон смотрит на него, словно хочет удостовериться, что это точно тот самый Сончжон, потом тихонько вздыхает – от облегчения, как кажется Сончжону, и крепко обнимает его. - Я люблю тебя, – слишком быстро и так легко произносит он. – Любым, мне всё равно. Впрочем, Сончжону не на что жаловаться.