make my body wow wow

Кёнсу улыбается Сехуну с противоположной стороны сцены, пока Тао пытается отобрать микрофон у Лу Ханя, делая вид, будто ничего не происходит и все идет как надо. Сехун на минуту задумывается о том, что Кёнсу сказал недавно на фансайне. В том, что он верный и не будет размениваться на случайные знакомства, если у него есть любимый человек, Сехун не сомневался, но увидеть на секунду, как Кёнсу коротко взглянул в его сторону, было равносильно остановке сердца. Сехун чувствует, как приятно теплеет внутри при одном воспоминании об этом, и не может скрыть глупую улыбку. По правде сказать, он не знает, почему ответил что у нешо будет много девушек. Это был один из тех случаев когда Сехун сначала думал а потом говорил. После этого Сехун еще раз убедился, что недовольство и раздраженность Кёнсу можно сразу же увидеть на его лице. Старший чуть дергает головой, хмурясь, его взгляд немного темнеет, не проясняясь даже тогда, когда Кёнсу улыбается, принимая альбом из рук фанатки, и с громким чпоком снимает колпачок с маркера. На самом деле Сехун не мнит себя хартбрэйкером, да и вообще стеснение в нем всегда брало верх, и до Кёнсу он даже ни с кем не встречался, про остальное и говорить нечего. После этого случая на фансайне Сехун чувствует себя виноватым и мямлит что-то про то, что это была просто шутка, к тому же, он не знал, что нужно сказать, и выдал первое, что пришло в голову. Кёнсу пристально смотрит на него, наверное, не больше пяти секунд, но младшему они кажутся вечностью, потому что взгляд Кёнсу всегда был каким-то почти осязаемым, будто он прощупывал каждую, даже самую тонкую косточку в его теле, стараясь уловить недосказанность или ложь. Позже Кёнсу выдыхает, наконец, прекратив испытывать Сехуна взглядом, и этого достаточно, чтобы младший понял, что он прощен. Кёнсу отходчив, и редко держит обиду долго, особенно, когда дело касается Сехуна. Кёнсу видит как парень неуверенно переступает с ноги на ногу, поглядывая в его сторону и, наверное, думает, не будет ли со стороны странно выглядеть, если попытаться обойти всю эту толпу, чтобы встать рядом с хёном. Кёнсу ловит его взгляд, отмечая пальцы, теребящие толстовку, и немного качает головой, говоря, что не надо, стой там. Выражение лица Сехуна не меняется, только брови лишь слегка сходятся у переносицы, и парень на секунду выпячивает губу. Кёнсу опять улыбается ему, с обещанием, и даже со своего места видит алеющие уши парня. Когда они, наконец-то, покидают сцену, Кёнсу расслабляет плечи, отцепляет от себя проводки микрофона и переговаривается с Чанёлем, без конца оборачивающимся, чтобы спросить что-то то у Ифаня, идущего рядом, то у Кёнсу. Он слышит знакомые торопливые шаги и чувствует опустившуюся на бок ладонь даже через несколько слоев ткани. Сехун придерживает ему дверь гримерки, в которую до них резво забегает Тао, и изображает на лице все ту же серьезность, которая вызывает у Кёнсу улыбку (но он держится). Сехун вертится рядом до самого вечера, пока они не загружаются в минивэн, в суматохе оказавшись в разных концах автомобиля. Кёнсу и самому бы хотелось сидеть ближе, прижавшись к чужому боку и чувствуя приятную худобу, ощущать вес Сехуна, когда тот начнет клевать носом и почти завалится на него. Парень часто прилипает к нему, испытывая какие-то минутные приступы нежности, оплетая такого маленького хёна руками, заставляя того на секунду задержать дыхание и просто неотрывно смотреть на красивые длинные пальцы младшего у себя на животе. Они редко могут остаться в одиночестве, и обоим порой необходимы эти несколько минут рядом. Кёнсу нравится чувствовать спиной, как глухо бьется чужое сердце, и как Сехун дышит ему в затылок, изредка отфыркиваясь от волос, набившихся в рот. И пока не нужно было никуда бежать, парень прикрывал глаза и наслаждался моментом. Сехун очень ласковый мальчик, он всегда старается постоять ближе чуть дольше, касаясь руки Кёнсу, или, кидая призывные взгляды из-под бровей, ждать, пока старший его заметит и легонько погладит по щеке, задевая жесткие залаченные волосы. Усталость разливается во всем теле, и Кёнсу просто хочет скорее попасть домой, чтобы смыть с себя весь пот и косметику и свалиться на кровать. Выбираясь из машины, Кёнсу как-то неловко оступается, но Сехун успевает удержать его за локоть, прося быть осторожнее. Они заходят в квартиру самыми последними, Кёнсу не слушает бубнеж Сехуна по поводу того, что хён слишком долго возился с сумкой, а потом зачем-то искал телефон, а ведь так хотелось забраться в душ до того, как его оккупирует Чонин. Парень немного хмурится, не будет же он прямо сейчас объяснять, зачем тянул время, перевязывая шнурки на кроссовках и ища `сам не знаю что` в своей сумке. Сехун закрывает дверь, щелкая замком, и Кёнсу тянет его за рукав худи, в темноте коридора находя чужие губы. От Сехуна пахнет косметикой и машинным ароматизатором, а губы у него немного соленые. Кёнсу проводит по ним языком, чувствуя удивленный вздох Сехуна, и целует, гладя ладонями чужую спину. Сехун жмурится и шире раскрывает рот, желая большего, но Кёнсу отстраняется, коротко поцеловав чужую щеку, и принимается разуваться. У младшего плохо получается скрывать разочарование, но Кёнсу просто боится, что если даже просто поцелует его глубже, потом не сможет остановиться. Сехун слишком сладкий, его хочется долго и со вкусом брать, слушая стоны и запоминая каждое мгновение, а не впопыхах у стены, пугаясь каждого шороха, пока менеджер на кухне что-то выясняет с Чунмёном. Кёнсу видит нетерпение Сехуна, которому снова хочется ощутить то томление и наслаждение, но вокруг слишком много людей и слишком мало времени. Кёнсу сам старательно отгоняет от себя картинки обнаженного стройного тела, раскинутого на кровати, готового отзываться каждой клеткой на то, что с ним собираются сделать. Кёнсу помнит возбужденные вздохи Сехуна, гладкость кожи на его бедрах и то, как он шепчет его имя, практически ломаясь в спине. Это мешает, потому что парень всегда рядом – вот он, протяни руку и коснись, но что-то все равно останавливает. Кёнсу хочется дать Сехуну больше, чем короткий и быстрый перепих в пустой гримерке, хочется медленно и вдумчиво ласкать его тело, отмечая смущение и нетерпение, смешанное на лице Сехуна как кофе с молоком. На ум тут же приходит тот единственный раз, когда он не сдержался, прижав парня к холодной стене в туалете, и они терлись друг о друга сквозь одежду, как школьники, проглатывая судорожные вздохи. Тогда это было каким-то наваждением, Кёнсу не в силах был терпеть, чувствуя на себе короткие, но жгучие взгляды, видя закушенную губу и острые лопатки, оттопыривающие ткань тонкой майки. В то время сдержаться – означало обречь себя на страдание, Кёнсу уже начинал выкручивать себе руки, а дыхание само собой учащалось. Но сейчас же все иначе, потому что у него есть право на это. Сехун теперь сам все чаще хватает его за руку, сжимая запястье почти до боли, и смотрит так, что у Кёнсу все внутри сжимается и ноет, умоляя поддаться этому неуверенно-требовательному взгляду, позволить себе губами коснуться алеющих щек, нежно провести по бокам, слыша мягкий вздох, и улыбнуться, прикрывая глаза. Но Кёнсу давит в себе нетерпение, убеждая Сехуна что у них еще будет время, но не сейчас. Хмурый взгляд и почти явная обида, отразившаяся сжатыми в полоску губами, становится для старшего упреком. Сехун стягивает с волос полотенце, тыкая пальцем в телефон, чтобы посмотреть сколько времени. Он ложится на кровать, тут же закрывая глаза и расслабляясь, чувствуя, как ноет каждая мышца после такого длинного дня. Он смотрит на Кёнсу, свернувшегося под одеялом, тот наверняка не тратил время, быстро помывшись и толкая в спину Чунмёна, который все никак не мог угомониться, тормоша менеджера. Мысли о Кёнсу сразу заставляют парня нахмуриться: он понимает, что старший заботится о них обоих, серьезно и основательно относясь ко всему, стараясь сделать как можно лучше. Он считает себя ответственным за свои действия и пытается оградить Сехуна от неверных решений. Просто.. Просто это становится невыносимо. Сехун так долго мучился, терзаясь в нерешительности, позволяя себе лишь взгляды, которые порой даже не мог контролировать. Кёнсу заметил, и Сехун был просто опьянен его вниманием, таял и плавился, не в силах что-то сказать, просто открылся, чувствуя теплые руки на своем теле, с ужасом и восторгом понимая, что это то, чего он так долго хотел. Сехун ощущал заботу, трепет, с которым хён смотрел на него, и в груди становилось тепло. В старшем еще многое было ему непонятно, но Кёнсу любит Сехуна, это заметно по взглядам, поцелуям. Кёнсу шепчет это Сехуну в моменты близости, когда из оглушающего звона и гула в ушах парень выцепляет заветные слова, прежде чем его окутывает темнота. Он хочет слышать это чаще, потому что то оглушительное наслаждение, которое Сехун испытывает рядом с Кёнсу, становится еще ярче просто от одного единственного слова. Парень накрывается одеялом, зажмуриваясь от тут же подкинутых подсознанием картинок. Он запускает руку под футболку, проводя ладонью по животу и слегка касаясь пальцами кожи у самой кромки белья, как всегда делает это Кёнсу, прежде чем полностью раздеть его. Закусывая губу, Сехун проводит по члену, сдавливая чуть сильнее у основания и сдерживая рвущийся из груди стон. Как фантом он тут же ощущает все поцелуи, оставленные на нем мягкими губами Кёнсу, и линии, проводимые его пальцами, заставляющие выгибаться, чтобы не жгли так сильно. Он чувствует почти нестерпимое желание, массируя влажную от смазки головку. Всхлип тонет в одеяле, когда Сехун отпускает вторую руку ниже, разводя ноги, стараясь достать до колечка ануса, которое тут же сжимается под прикосновением. Кёнсу умеет дотрагиваться до него так, что он вздрагивает каждой клеткой, подаваясь за чужими руками и не чувствуя ни смущения, ни стыда, только лишь думая о том, чтобы это продолжалось. Кёнсу не оставляет в нем места для него самого, затапливает нежностью, боясь и одновременно желая оставить на обманчиво прозрачной, но такой нежной коже хоть маленький след, даже если Сехун требует, до боли сжимает пальцы на его плечах и бедрах, почти умоляет. Сехуну в такие моменты обычно плевать на все, кроме рвущегося из груди монстра, который скребет ему когтями горло, задевает что-то нежно-мягкое в животе, так, что Сехуна охватывает лихорадка, его тело скучивает сладкими судорогами и он крупно дрожит, проглатывая стеснение и даже забывая, что это значит. Он сходил с ума, подаваясь вперед и взбрыкивая бедрами, чувствуя чужие пальцы у себя внутри, сжимая их, стараясь ощутить полнее, пока Кёнсу гладил его по горячим и скользким от смазки стенкам, а Сехун, как девушка, всхлипывал, истекал желанием и сглатывал, изнывая. Сехун хотел чувствовать больше, глубже, чтобы между ним и Кёнсу не осталось даже воздуха, чтобы он мог ощущать его любовь кожей, впитывая в себя, обхватывая член Кёнсу так, чтобы тот почти шипел от боли, когда Сехун уже в исступлении и сумасшествии будет бояться, что если расслабится, что Кёнсу сразу исчезнет. Сехун питался Кёнсу, той любовью, которую он вкладывал в каждое слово, пусть даже смазанное, оставленное где-то с поцелуем на ходуном ходящих ребрах, на тонких запястьях или на шее. Это просто было то, что Сехун хотел бы ощущать всегда, вместе со вкусом собственной спермы на губах, когда Кёнсу наклонялся к нему, чтобы поцеловать после того, как провел языком по каждой тонкой венке на члене Сехуна. Гладя себя пальцами и сдерживая вздохи, Сехун сгибает их внутри, чувствуя упругие горячие стенки, другой рукой водит по всей длине члена, стараясь скопировать то, как обычно это делал Кёнсу. С тем исключением, что хёну больше нравилось делать это губами. Он почти вскрикивает, надавливая на комок нервов внутри и начинает массировать его, разводя колени еще шире и подаваясь бедрами вперед. Ему хочется, чтобы именно Кёнсу доводил его до беспамятства, стягивал нервы болезненным наслаждением, заставлял просить еще, прижимаясь ближе и закатывая глаза под закрытыми веками. Сехун кончает себе в руку, не сумев сдержать стон и пачкая не только белье, но и одеяло. Он тяжело дышит, размышляя над тем, слышал ли все это Кёнсу. А если вдруг слышал, то почему не отреагировал? Даже короткого прикосновения было бы достаточно, чтобы довести Сехуна до грани. Парень вытирает руку о простынь, поворачиваясь на бок и стараясь не думать о том, как пропитанная спермой ткань трусов липнет к коже. Он надеется , что Лу Хань не станет утром сдергивать с него одеяло, чтобы разбудить. - Кёнсу пытается вытянуть с полки футболку так, чтобы при этом все вещи не повалились на пол. Он не совсем уверен, что это именно его футболка, и когда сзади вдруг раздается голос Сехуна, рука Кёнсу от неожиданности дергается, не оставляя следа от былого порядка на полке. Смотря на борцовку в руках, он с сожалением отмечает, что она действительно чужая. - Ты напугал меня, - говорит он через плечо, кидая короткий взгляд на сидящего на кровати со стаканом сока Сехуна. Тот как-то странно поводит плечами, ставя стакан на тумбочку и наблюдает за тем, как Кёнсу выгребает с полки всю одежду, чтобы снова аккуратно сложить. Обнаружив в ворохе маек и кофт свою футболку, он отряхивает ее, будто от пыли, и неосознанно принюхивается, пробуя на вкус приятный запах кондиционера. - Хён, сегодня выходной, - снова дает о себе знать Сехун. – Может, сходим на Мёндон? Или куда-нибудь? Кёнсу наконец-то отвлекается от шкафа и скользит по младшему задумчивым взглядом. - Прости, я обещал Чунмёну разобраться с расписанием на следующую неделю, - немного виновато сообщает он, изгибая брови. Взгляд Сехуна тут же становится немного темнее, а губы сжимаются в тонкую линию, как всегда, когда ему что-то не по нраву. Кёнсу вздыхает, задвигая дверцу шкафа, подходит к парню и приподнимает его лицо за подбородок. Он поглаживает пальцем щеку, отмечая то, как упорно Сехун делает вид, что не расстроился. Почувствовав руки, притянувшие его ближе, Кёнсу едва заметно улыбается, а Сехун утыкается лицом ему в живот, согревая дыханием. - Я постараюсь управиться побыстрее, - говорит он, поглаживая лохматую разноцветную макушку. Сехун бурчит, что очень надеялся на этот выходной и медленно опускает руки с талии на поясницу. Кёнсу сейчас даже немного благодарен Лу Ханю, который почти не появляется в комнате, шатаясь где-то по дорму в компании Минсока и Чонина. Он как-то пропускает тот момент, когда Сехун задирает его майку, приникая губами к животу. Кёнсу давится воздухом, вздрагивая и чувствуя горячий язык, которым Сехун начинает водить по коже, изредка целуя. Старший вцепляется в его руки, разрываясь между желаниями поддаться ласкам и отстраниться, и коротко стонет, когда Сехун сжимает ладонями его ягодицы. Парень падает спиной на кровать, утягивая за собой Кёнсу, вжимаясь в него бедрами и с удовольствием слушая мягкий стон. Сехун трется о чужой пах, проводит руками по бокам старшего вверх, к шее и щекам, притягивая, чтобы поцеловать в губы. Кёнсу вспоминает, что не закрыл дверь, и с нажимом отталкивает Сехуна, отрываясь от него и вставая, тут же слыша за спиной недовольный вздох. Кёнсу надеется, что никто не решит проведать их, раз уж он сейчас поддастся Сехуну и наконец, отпустит себя. Кёнсу чувствует нетерпение во всем теле, и низ живота приятно скручивает предвкушением, когда он забирается на Сехуна, который немного недоуменно смотрит на него, кажется, успев немного растерять свою решимость. - Я слышал, как ты дрочил ночью, - шепчет Кёнсу ему на ухо, медленно покачиваясь на его бедрах и чувствуя чужой стояк. Прикрыв глаза, Сехун издает стон и проводит ладонями по бедрам Кёнсу, желая стянуть с него штаны, не дающие ощутить всю мягкость и жар его кожи. Кёнсу улыбается, касаясь влажными губами его скулы, осторожно трогая грудь Сехуна под тонкой футболкой, сдавливая пальцами соски сквозь тонкую ткань. Кёнсу так приятно ощущать чужое тело, понимая, что Сехун будет откликаться только на его ласки, только его руки знают, как нужно трогать. - И ты просто лежал там? – сипло спрашивает парень,когда Кёнсу, оторвавшись от него, ровно садится и запускает руку в штаны Сехуна, не прекращая медленно покачиваться на его бедрах. - Не хотел мешать тебе. Ты так сладко стонал, пока толкал в себя пальцы, - в словах Кёнсу нет ни намека на насмешку. Он целует шею Сехуна, сжимая в руке его член и удовлетворенно слушая громкий стон. Парень хватает его за руки, откидывает голову и закусывает губы. Он чувствует, как горячо пульсирует у него в заднице, потому что желание почувствовать Кёнсу именно там становится болезненным. Ему хочется самому развести ноги так широко, чтобы не возникало даже мысли о том, что он отдается не полностью, малодушно наполовину, принимая чужие чувства, но не давая ничего взамен. - Кёнсу, - тянет Сехун, выгибаясь в спине. – Я хочу, очень сильно, - он проглатывает половину того, что собирался сказать, потому что пальцы парня сдавливают его головку, соскальзывая из-за выступившей смазки. Кёнсу на секунду замирает, заставляя Сехуна разлепить веки. Вытащив руку из его штанов, он практически ложится на парня, трогает влажными пальцами его губы и смотрит так пристально, как, кажется, не смотрел еще ни разу. Сехун проводит по губам языком, собирая собственный вкус, и ждет. - А хочешь сам? – спрашивает Кёнсу, заставляя младшего задохнуться от возможной догадки, которая тут же находит подтверждение. - Хочешь трахнуть меня? –Кёнсу приникает губами к его щеке, вжимаясь носом и прикрывая глаза, так нежно, что Сехун чувствует диссонанс между его словами и действиями. Он возбуждается от этого еще больше, но неуверенность тут же сковывает, потому что Сехун боится сделать больно, причинить Кёнсу вред, сделав что-то не так. Старший видит метания в его глазах, но почти шальной блеск выдает Сехуна с потрохами. Конечно, тот хочет, до дрожи и трясущихся рук, хочет ощутить то, что чувствует старший, занимаясь с ним любовью. Кёнсу всегда контролирует процесс, и парню остается только поддаваться и тонуть в ласках, которые тот щедро дарил. - Не волнуйся, - Кёнсу отводит волосы с его лба. – Я скажу, если мне не понравится, - улыбнувшись, он меняется с Сехуном местами и откидывается на подушку. Парень знакомо сжимает губы, стараясь унять дрожь в руках, чтобы у Кёнсу не было даже повода для смеха (хотя Сехун знает, что хён никогда не сделает так). - Сними, - говорит тот, вырывая парня из затянувшегося ступора, и Сехун понимает, что даже сейчас главным остается именно Кёнсу. Он стягивает с него одежду, напряженно сглатывая и отмечая каким маленьким выглядит хён под ним. Его хочется сжать в руках до задушенных хрипов и хруста костей. Сехун облизывает губы, проводя по чужим бедрам, ужасно остро ощущая сейчас свое собственное возбуждение. Поддевая пальцами резинку белья, он смотрит на оттягивающий ткань член Кёнсу, к которому так хочется прижаться губами. Стянув одежду, он, наконец, видит полностью обнаженное тело, по которому уже успел соскучиться. Кёнсу протягивает к нему руки, призывая наклониться для поцелуя, потому что от взгляда Сехуна можно попросту растечься по кровати. Он одновременно видит и вожделение, с которым на него смотрит парень, и чувствует неуверенность в его руках, но Кёнсу знает, что его просто нужно направить, чуть подтолкнуть. Кёнсу обхватывает его ногами, целуя глубже, чувствует, как пальцы Сехуна тут же оказываются на его ягодицах, сжимая. Парень отстраняется, спускаясь поцелуями по его шее, не прекращая бесконечно осторожно касаться нежной кожи на внутренней стороне бедер. Сехун приникает губами к тут же вздрогнувшему животу, прижимаясь щекой и вдыхая мускусный запах возбужденного тела. Он возвращает руки на талию, чуть сжимая, ощупывая осторожными пальцами тонкие косточки ребер, целует чужую грудь и прикусывает кожу на ключице. Хён никогда еще не был таким мягким и податливым, безоговорочно доверяющим. Это опьяняет, Сехун просто не в силах остановиться теперь. Губы у Кёнсу искусанные и покрасневшие, будто он – картина, и художник неосторожно пролил на него слишком много алого гранатового цвета, что так потрясающе контрастирует со светлой кожей. Сехун целует легко, пробуя, надеясь ощутить этот гранат кончиком языка и невольно вспоминая, что Кёнсу сам любит порой так дразнить его. Изучает мягко, почти целомудренно, не давая больше, чем считает нужным. Кёнсу кусает его за губу, отталкивает и сбрасывает с себя нетерпеливые руки. Сехун просто подчиняется, хотя желание прикипеть к чужой коже, проникая под нее и оставаясь там насколько возможно долго, стучит в висках и колет кончики пальцев. Кёнсу же становится на колени, опираясь руками о кровать и смотрит через плечо долгим взглядом, от которого у Сехуна тут же пересыхает во рту. Он кладет руки ему на спину и проводит ладонями вдоль позвоночника, опускаясь все ниже, вынуждая старшего прогнуться. Целует ямочки на пояснице, не прекращая думать о том, как сам чувствовал себя, находясь под Кёнсу, какие тот задевал точки, вырывая из груди долгие громкие стоны и хрипы. Сехун разводит мягкие ягодицы, вжимаясь в Кёнсу пахом, от чего тот тут же сдавленно вздыхает и поводит бедрами, толкаясь назад и опуская голову, когда Сехун проводит пальцами по ложбинке. Он чувствует пылающее тело Кёнсу даже сквозь ткань, в него хочется сейчас же войти, задевая внутри что-то, что заставит тело извиваться и терять силы с каждым толчком, после чего Кёнсу не сможет взять ни одну ноту осипшим, как после длительной простуды, голосом. Сехун осторожно обводит пальцами колечко напряженных мышц, нажимая на него и чуть растягивая края дырочки, от чего Кёнсу тут же перетряхивает и он долго и влажно стонет. Старший чувствует, как хватка на его бедре становится сильнее, слышит какой-то задушенный гулкий звук, вырывающийся из груди Сехуна, а потом тот с силой надавливает на его анус пальцами, от чего Кёнсу шипит и старается уйти от прикосновения. Он хочет сказать что-то про смазку, или хотя бы крем, но Сехун, скорее всего не будет слушать. Он растягивает горячие стенки, чувствуя, как они обхватывают каждую фалангу, и наслаждается их гладкой упругостью. Пальцы двигаются плохо, но от этого всего просто сносит крышу. Услышав болезненные стоны Кёнсу, Сехун опускает руку на его член, чтобы отвлечь от неприятных ощущений. Кёнсу чертовски больно, он сжимает зубы и простынь в руках до побелевших костяшек, пытаясь расслабиться и сосредоточиться на приятных прикосновениях. Сехун сгибает пальцы, не прекращая толкать их глубже, думая лишь о том, как будет ощущать эту сладкую нежную тесноту своим членом, заставляя Кёнсу испытать все то же, что чувствовал он сам. Он давит на комок нервов, наконец, и вслушивается в всхлипы парня под ним, который выпячивает зад, выгибаясь еще сильнее. Томление Кёнсу становится нестерпимым, он давится вздохами, пока Сехун своими непрерывными касаниями выбивает из него мысли, оставляя только желание бесконтрольно и рвано подаваться назад в ожидании большего, желании прочувствовать его внутри до самого горла, потонуть в вязком горячем чувстве. Когда Сехун отстраняется, чтобы стянуть с себя ворох бесполезной и мешающей одежды, Кёнсу призывно и долго стонет, ожидая того, что последует за этим. Парень целует его между лопаток, пристраиваясь сзади и медленно натягивая его на себя. У Сехуна темнеет в глазах от того, каким жаром тут же расползается наслаждение по его телу. Кёнсу громко дышит, силясь привыкнуть, обнимает Сехуна и чуть сдавливает, чувствуя каждый миллиметр чужого возбуждения. Живот разрывает болезненным желанием, а пот капает с кончика носа на подушку, пока он старается проморгаться от черных мушек в глазах, кружащих голову. Сехун же начинает двигаться практически сразу, и Кёнсу понимает, что парню просто сорвало тормоза, и теперь он не остановится, пока не задушит его своей страстью. Боль смешивается с наслаждением, и Кёнсу хочется кричать, потому что это невозможно выдержать. Грудь разрывает вспышками вверх по горлу, будто из него тянут колючую раскаленную проволоку, высвобождая что-то огромное и сжигающие внутренности. Ощущение - будто ему засунули в грудь бенгальский огонь, разлетающийся искрами и жалящий, задевающий самое трепещущее и нежное, не оставляющий возможности вдохнуть хоть каплю кислорода, чтобы успокоить горящие легкие. Сехун запускает руку ему в волосы, хватая влажные пряди пальцами,заставляя прогнуться в спине, пока Кёнсу давит в себе рвущиеся крики и старается унять дрожь в коленях, чтобы те не разъехались от того, как остервенело Сехун впечатывает в него свою любовь, натягивая на член по самые яйца. Пошлые звуки еще больше распаляют его, и Кёнсу раскрывает губы, закатывая глаза и чувствуя, как по подбородку стекает слюна. Сехун что-то бессвязно шепчет, толкаясь особенно грубо, и Кёнсу падает лицом вниз, не в силах больше держаться. Подушка заглушает все его стоны и сдавленные крики, из-за которых, наверняка, он позже не сможет говорить, но это последнее, что его волнует. Поза становится еще более открытой, Кёнсу абсолютно беззащитен и доступен, но не может ничего с этим поделать (да и не хочет). В его голове образуется какая-то вакуумная пустота, и все, о чем он может думать - это руки, до боли и фиолетовых синяков сжимающиеся у него на талии, и глубокие толчки Сехуна, от которых он так пошло и бесстыдно стонет, всхлипывая, объятый похотью. Кёнсу кончает, даже не притронувшись к себе, и у него чувство, будто прямо перед глазами взорвали фейрверк, не только ослепивший его, но и выжегший каждый участок кожи, до мяса и дрожащих наслаждением мышц. Сехун же почти рычит, когда Кёнсу сжимается, становясь еще теснее. Он начинает сильнее вколачиваться в него, чувствуя нестерпимый жар, который опаляет вены, заставляет кровь пузыриться и испаряться, так, что легкость и удовольствие сменяется нестерпимой тяжестью на границе с болью. Он в последний раз вжимается в чужое тело, сотрясаемое мелкими судорогами, и валится сверху. Кёнсу так и продолжил бы лежать кверху попой, чувствуя под щекой влажное пятно от собственной же слюны, но Сехун отходит раньше и тянет его к себе, обнимая со спины и укладываясь на бок. Двигаться хочется еще меньше, чем говорить, но Кёнсу все равно пытается, чуть поворачивая к младшему голову. - Если мы решим повторить такое, - он поражается тому, насколько охрипшим звучит его голос. - То тебе следует научиться держать себя в руках. Я не смогу выдерживать.. столько. Сехун ерзает, и Кёнсу понимает, что тот, скорее всего, испытывает неловкость, хотя это, наверное, самое последнее, что они должны чувствовать рядом друг с другом. Парень, извиняясь, целует выступающие позвонки на чужой тонкой шее, аккуратно убирая короткие влажные от пота прядки пальцами. Кёнсу на секунду вздрагивает, когда ощущает, как тоненькая струйка спермы стекает между его бедер. Парень собирает ее пальцами, проводя по коже, и так некстати ему в голову приходят мысли о расписании, которое Чунмёну придется переправлять самому.