a silent moonbeam passing through a broken windowpane [ тихий лунный луч, проходящий через разбитое оконное стекло ] desire sends you dancing like a moth into the flame [ желание отправляет тебя танцевать, как мотылька, в пламя ]
***
Сенти наступает Фу Хуа на ноги. Сенти дует щеки, сетуя на то, что из всех возможных вариантов танцев хитрая мастер Цзинвей показывает не жаркий боевой танец (какой отлично сочетался бы с амплуа птицы-феникса!), а что-то кисло медленное и тягучее. Сенти закатывает глаза и вздыхает нетерпеливо; пытается ускорить ритм — но неизменно возвращается к этой танцевальной медлительности. Шаги у Фу Хуа не становятся быстрее. Судье нравятся те "танцы", что подразумевают под собою сражение. Драку. Противостояние. Жаркое это желание боя, развесёло-пылкое, у Сенти горело в глазах — а они были так близко, что впору ловить свое отражение на радужках. Фу Хуа, впрочем, если и позволяла себе это — то вскользь, не отрываясь от пасмурных мыслей; за танцем она следит машинально — не назовёт себя уж великим танцором (не этому предаешься, сражаясь всю свою жизнь), но движения у неё всяко увереннее, чем у визави. А Сенти запрокидывает голову с немного обиженным стоном — "какое занудство, старина!", — и опять (почти не специально) давит Хуа по ногам. Ребяческое это упрямство и упёртая потребность двигаться побыстрее превращают Сенти в уголёк — неумелые руки обожжёт, из слабых пальцев вывернется; но Фу Хуа терпеливо продолжает держать. Или держаться. У Сенти и обиды зачастую — искры; сейчас — мелькнёт недовольство, медлительность не по вкусу станется, а минутами позже — от этой искры и следа не будет. Сенти уже увлечена другой проблемой, взгляд её без всякой застенчивости скользит по лицу Фу Хуа — и находит там что-то своё. Реакцией на это "своё", впрочем, тоже — негодование: "Эй! Старина! — судья заглядывает Хуа в глаза. — Ты со мной танцуешь, или с тем, кто в твоей черепушке?!" "Ревнуешь меня к моим же мыслям?" — мастер Цзинвэй парирует. "Что бы там ни было, оно слишком наглое! Если я сама займу твои мысли, кто же будет с тобой танцевать эти медленные человеческие движения? Ты об этом подумала?" — Сенти ощущает, как от её слов выверенный ритм словно осекается — и по-птичьи клонит голову к плечу, и щурится, и не очень аккуратно сжимает едва ли согретую ладонь визави. Судья может себе позволить прижаться немного ближе; у нее в принципе так много возможностей здесь и сейчас, но единственное, что она делает (пока что) — дразнится и легко толкает плечом. Язык показывает; вот ей было обидно, а уже — весело, и весело от того, что у Хуа больно серьезное лицо. "Старина, ты совсем меня не слушаешь?" Сенти, кстати, трудно не слушать, когда она без всякой совести шепчет эту фразу Фу Хуа прямо на ухо — от её речи ушную раковину щекочет теплое-теплое дыхание, и бастион нелестных мыслей насильно отодвигается на задний план. Щекотка заставляет встряхнуть головой. "Слушаю". Сенти искренне озаряется довольством — внимание завоёвывает обратно. Ей не нравится медленный танец, это правда — но. Её дразнит и будоражит танцевальная непоколебимость Бессмертной Эмпиреи. Судья смеётся — Фу Хуа отмечает ненароком то, как хищно выглядят у Сенти передние клыки; смех у судьи хитрый — она словно читает мысли визави по голубым глазам и шутливо клацает зубами. Пользуясь кратким замешательством, пытается, словно в каком-нибудь старом фильме, уронить Хуа подсечкой, игриво словить у самого пола — но рефлексы у Эмпиреи отменные даже в моменты заминки: и с несколько секунд, пребывая в негласном противостоянии, оба горе-танцора словно пытаются вернуть друг другу неудавшуюся подсечку. Глухо стучит обувь о пол. Сенти наступает Фу Хуа на ноги. Озорно показывает язык, словно позволяя в финале импровизированного сражения подхватить, удержать от падения на пол, и лукаво щурится — чтобы секундами спустя уже вернуться в вертикальное положение, тряхнув пушистой макушкой, и совершенно бесстыдно покрепче стиснуть талию визави. Фу Хуа впору фыркнуть. И она фыркает. Догадывается об очевидном — неугомонная, своей мыслью горящая Сенти стремится перехватить ведущую роль. "Старина, ну как я тебе??" — интерес у Сенти яркий, а голос — хвастливый. Она может прекратить баловство и больше не топтать чужие ноги, привлекая внимание к себе — на самом деле, танцы-то довольно просты; но хочет ли? "Прогресс есть". "Отлично! Теперь я... как там... задаю ритм, держись", — серьезность у Сенти наигранная; она пытается состроить ее и на лице, но огонек в глазах выдает замысел сразу же. Фу Хуа, впрочем, держится. И держит. Возможно, если Сенти ещё раз вознамерится подурачиться и не пожалеет чужие ноги, бастион мыслей о будущем не посмеет приблизиться — будет попросту некуда. (А ведущая роль у судьи выходит до преступного хорошо).