Без права на ошибку

      С недавнего времени, Валентин начал замечать за собой, что порой засматривается на свою дочь.       Особенно, когда та, вопреки его запретам, собирается на встречу с Ткачевым, завивая реснички тушью и подкрашивая алые губы.       Юля старательно пытается произвести впечатление на Артёма, надевая что-то из ряда вон выходящее. И Лебедев неосознанно любуется её стройными бедрами, что обтягивает узкая черная юбка.       Она не короткая, вовсе нет, доходит ей где-то до колена, но этот умопомрачительный разрез по бедру и осознание того, что ни для кого прежде Юля так не наряжалась, заставляет нервно сжать руки в кулаки...       Лебедев выдыхает, поджимая губы. Понимает, что его чувства противоестественны, аморальны и Юля ни за что не должна о них узнать. Потому что это ужасно, вызывает отвращение в обществе и только, кому как не Валентину это понимать.       Но он не может справиться со своими чувствами, которые крепнут только с каждым днём, и лишь испытывает неясную злость, когда слышит её «уже выхожу» по телефону, а спустя секундное молчание, тихое шебуршание в прихожей.       Лебедев не знает, почему всё так получилось. Может быть просто так повлияло на него её присутствие в его жизни. Ведь Валентин после смерти жены сроду на представительниц слабого пола, как на женщин не смотрел, никого близко к себе не подпускал и не подпустит, а Юля...       А Юля — единственный человек, который остался и остаётся рядом с ним, и Валентин убеждается, что больше никого нет ближе её и роднее, да и не нужно. Может отсюда и пошла его гиперопека, чрезмерное желание защитить, привязать к себе и не отпускать...       Будучи на службе, Лебедев не перестаёт думать о дочери, перебирая варианты в голове, как с ней сблизиться, когда они в очередной раз ругаются перед его уходом, причём из-за пустяка.       Понимает, что по-другому не выходит у них, не суждено видимо, потому что Юлька такая же, как и он сам, упрямая, никогда не уступит. Целиком и полностью в отца пошла. Такая же дерзкая и волевая.       Погружаясь в работу, мыслями он всё равно возвращается к ней, на сослуживцев неожиданно становится тошно смотреть, а в груди неприятно ноет от осознания, что домой он вернётся ещё не скоро, а увидеть дочь хочется прямо сейчас.       Настроение неумолимо понижается от отсутствия любимых карих глаз рядом и понимания того, что в данную минуту её могут ласкать чужие губы...       Валентин делает тяжёлый вздох, выныривая из омута воспоминаний.       Заставляет себя выйти из кабинета, пройти в прихожую, наблюдая за тем, как Юля спешно завязывает шнурки на кроссовках.       Снова оставляя его одного...       Стоит в паре метров от неё, смотря на русые колоски, что выбились из наведенной ею прически, пучок взъерошился, и короткие нити, лезшие на глаза, чуть колыхались, пока она надевала обувь.       И Лебедев её, такую растрёпанную, но по прежнему красивую, не хочет никуда отпускать. Больше, чем когда-либо...       — Уже поздно, куда ты собралась на ночь глядя? — хмуро спрашивает он, взглянув в сторону часов.       — Пап, — Юля выпрямляется, демонстративно закатывая глаза. — Время семь часов вечера, какой «на ночь глядя»? — смотрит на него так, словно он глупость какую сказал. — К тому же, я же не одна буду, а с Тёмой, — уверяет, будто от её слов в его голове что-то изменится. — Можешь не переживать, — пожимает плечами, разворачиваясь к двери, в намерении завершить этот разговор, но властный голос останавливает её прежде, чем Юля успевает ухватиться за ручку.       — Именно поэтому не отпускаю, — парирует Лебедев, подходя ближе.       Смотрит на то, как она поворачивается к нему, глядя с вызовом. Тонкие брови изящно изгибаются, сходясь у переносицы, а карие глаза сверкают в свете лампы, смотря на него недовольно.       — Что тебе в этот раз не нравится? — шипит Юля и, замечая, как его взгляд опускается ниже, предупреждает, вскидывая палец: — Даже не думай сказать, что вызывающе!       — Мог бы, но не стану. — сухо протянул Лебедев, поднимая глаза на неё.       От неожиданно раздавшегося звонка в дверь напрягся, заметив как дрогнули её плечи.       «Принцесса, ну ты там скоро?» — слышится со стороны лестничной клетки, и Юля неосознанно умиляется.       Валентин же такое обращение не очень жалует. Отводит дочь в сторону, не давая той и слова сказать, и сам открывает дверь.       На пороге, кто бы сомневался, стоит радостный Ткачёв, а увидев полковника, ещё больше скалится. И эта его жизнерадостность злит и без того раздражённого Лебедева, который едва сдерживает себя, чтобы в следующую секунду не спустить мальчишку с лестницы.       — Здравия желаю, Валентин Юрьевич! — как скороговорку произносит парень, широко улыбаясь и сверкая своими серыми глазами. — А я за Юлей. — заявляет, словно тот её в самом деле отпустит.       — Она никуда не пойдет. — жёстко отрезает Лебедев, пресекая его попытку заглянуть внутрь. — До свидания, Артём. — захлопывает дверь перед его носом прежде, чем тот успевает придержать её.       Ткачёв хмурится, нервно запуская в волосы пятерню, ерошит короткую чёлку. Его эта ситуация совсем не устраивает, как не устраивает Юлю, находящуюся по ту сторону двери.       Валентин же совсем не обращает внимание на это, прокручивает несколько раз верхний замок, игнорируя настойчивое стучание кулаками по двери и возмущенное: «Да ладно вам, Валентин Юрьевич!», разворачивается к Юле, что прожигает его своими глубокими шоколадными глазами, в которых плещется невысказанное ему недовольство.       — Не могу поверить, что всё дело в юбке, — отзывается она, отворачиваясь.       Приняв тот факт, что сегодня её точно не отпустят, решается было пойти в свою комнату, предварительно громко хлопнув дверью, но уйти ей не дают, — сильные пальцы хватают за запястье, стоит Лебедевой сделать несколько шагов в сторону.       — Дело не в ней, — со вздохом признаётся Валентин, притягивая её обратно. Невольно задерживает дыхание, замечая как она смотрит на него.       — А в чём тогда?! — карие глаза мечутся по его лицу в ожидании ответа. Только Валентин не торопится что-то говорить. Ослабляет хватку на её коже, нежно проведя пальцами по запястью, а вскоре и вовсе его освободя. — Я давно смирилась, что ты уже не видишь разницы между мной и своими сослуживцами, но сейчас, когда ты не на работе, можешь хоть иногда не обращаться со мной, как со своими подчинёнными?       Валентин открывает было рот, дабы поспорить, сказать, что это не так, но в этот раз понимает, что она абсолютно, безоговорочно права.       Когда последний раз он просил её о чем-то, а не приказывал?       Молча сверлит её глазами, замечая, как дочь выросла — во взгляде читается несокрушимое упрямство, точно такое же, что и у Лебедева. Снова и снова проигрывает ей, несмотря на то, что у самого есть внутренний стержень.       Вопреки всему любовь к ней оказывается сильнее.       По-прежнему борится за одну из главных ролей в её жизни, игнорируя очевидные признаки ревности.       Валентин уверен, что не будь в её жизни Ткачёва, всё было бы куда лучше. Не то чтобы их семейные дрязги бы прекратились, нет, просто...       Просто Артём для него, как третий лишний, который даже сейчас, когда Лебедев пытается сосредоточиться на своих мыслях, ломится в дверь, что-то выкрикивая, то и дело отвлекая.       Лебедев никогда не говорил Юле, как ненавидит Ткачёва. Молчит даже тогда, когда терпение близится к нулю. Словно боится, что его слова как-то повлияют на их взаимоотношения, что-то изменят, из-за чего Юля прекратит не то, что разговаривать, смотреть на него перестанет.       Молчит даже тогда, когда безумно хочется высказать те теплые слова, которые она слышала от него последний раз в далёком детстве.       Ему много чего хочется ей сказать.       Что она была, есть и будет самой родной и любимой для него. И это не изменит, вероятно, уже ничто.       Валентин не понимает за что ему дано всё это. Быть влюблённым в собственную дочь, что всегда находится настолько близко к нему, как никто другой, и при этом не иметь возможности заявить на неё свои права...       Не иметь возможности прикасаться к ней, когда полковнику вздумается. Обнимать и целовать, называть своей...       Лебедеву сложно сдерживать себя, когда Юля подходит слишком близко, когда случайно касается его, ведь для него эти прикосновения, как воздух, без которого он задыхается.       Она же будто и не замечает этого. Или не хочет этого замечать...       Вместо этого Юля продолжает дразнить отца своими выходками. Вот только терпение у полковника не железное, и когда-нибудь он сорвётся.       Когда в очередной раз слышится трель звонка, которая, кажется, уже звенит в голове, Лебедев не выдерживает.       Срывается к двери, в намерении свернуть шею непонятливому, настолько осточертевшему за короткий срок, Ткачёву, чтобы тот не смел больше даже появляться на горизонте, но не тут-то было.       Сквозь плотную ткань одежды, Валентин чувствует, как его руку перехватывает её рука, плотно сжимая и вынуждая остановиться.       Лебедев не понимает в чём дело, поворачивает голову и вопросительно смотрит на дочь.       — Не надо, — шепчет та одними лишь губами и глядит на него так отчаянно, что Лебедев не может отвести глаз.       В горле тотчас пересыхает, а сердце у него пропускает пару ударов.       «Защищает Ткачёва или...?»       Валентин не успевает завершить свою мысль, прежде чем Юля, неожиданно для обоих, вдруг подходит ближе и, встав на носки, прижимается своими губами к его губам.       Всего лишь лёгкое касание, и оба замирают на мгновение.       Ткачёву, по всей видимости, надоедает барабанить по двери, потому что на лестничной клетке, в тот же миг, становится тихо, от чего в повисшей тишине квартиры можно различить два бьющихся сердца, которые словно несутся галопом.       Валентин, кажется, совсем не дышит, прикрыв глаза, наблюдает за ней, наслаждаясь неожиданным, но таким приятным моментом. Жаль только, что он длится недолго.       Когда приходит трезвая оценка ситуации и понимание того, что она надела, у Юли неожиданно подкашиваются ноги.       «Да он же меня сейчас убьёт!» — яростно стучит в голове и, боясь даже поднять глаза на отца, она отстраняется и хочет рвануть к себе, надеясь, что тот не пойдет за ней с целью выяснения причины её столь аморального поступка.       Быть может они вообще потом перестанут разговаривать. Юле не привыкать, да и полковник, она уверена, уже к этому за всё время их стычек привык, но отчего то в этот раз ей не спокойно, на душе скребут кошки и от исхода событий ей далеко не всё равно.       Юля не знает в какой момент она начала что-то чувствовать к своему отцу. Понимает только то, что осознание этого пришло не сразу.       Поначалу списывала всё на то, что мол «видимся редко, внимания не хватает, отсюда и всплеск подобных эмоций». Но вскоре пришла к выводу, что это вовсе не родственные чувства, и по Лебедеву она скучает не как по отцу, нуждается в его прикосновениях, но не таких, которые он обычно даёт ей...       Кусает губы, когда он задерживается на работе и, словно специально, не берёт трубку.       «Типо занят» — негодует Юля, нажимая на сброс вызова и отбрасывая телефон в сторону.       Злится, отчаянно не принимая тот факт, что ревнует. К сослуживцам, к работе, к тому, что в ведомстве бывает чаще, чем у себя дома.       Отсюда и все её демонстративные выходки.       Язвительные замечания и отговорки по типу «и вправду не слышала», когда он набирает ей в сотый раз за день.       Как может, так и «зеркалит» его, в надежде, что отец поймёт и почувствует какого ей было всё это время, не зная совсем, как приходится ему...       Извечно сбегает из дома, к Ткачёву, которого уверяет, что встречается с ним потому, что и в правду любит, а вовсе не для того, чтобы «папу позлить».       Валентин же и в самом деле верит в её сказки про неземную любовь, что с Артёмом у неё всё по серьёзному и никто ей, кроме него, не нужен.       Старательно делает вид, что его это ни капли не задевает, хотя в груди нещадно печёт, когда он видит Юлю, целующую Ткачёва, назло ему.       Она слишком часто оставляла его, и он не может снова позволить ей уйти, уж точно не сейчас, когда она дала ему такую надежду.       Поэтому, стоит Лебедевой только сделать шаг в сторону, как Валентин пресекает её попытку сбежать от него.       Схватив дочь за руку, резко сокращает расстояние между ними, прижимая к стене и нависая над ней.       — Пап, я... — она вздрагивает от его действия и, поднимая взгляд, сталкивается с основательно потемневшими глазами напротив.       Уверенность и бравада вмиг испаряются, и Юля нервно сглатывает, замечая как Валентин наклоняется к ней ближе.       — Я больше не хочу так... — признаётся она, несмело опуская ладонь на его грудь, проводя вверх.       — Я тоже. Не хочу, — она не успевает даже толком вздохнуть, как Лебедев неожиданно припадает к её губам в исступленном поцелуе.       Прижимается теснее, боясь, что сейчас дочь от него ускользнет. Но пути отступления надо было раньше строить, сейчас отступать уже было некуда.       Юля отвечает, теряясь в собственных ощущениях.       Обнимает отца за шею, зарываясь пальцами ему в волосы и царапая приятно кожу головы.       Позволяет ему опустить ладонь ниже дозволенного, когда он блуждает руками по её телу, понимая, что такого не позволяла даже Ткачёву.       Томительно выдыхает, когда несдержанные обжигающие поцелуи перемещаются на шею и ключицы.       Валентин прикусывает её кожу где-то под ухом, оставляя на ней яркий отпечаток, совершенно не заботясь о завтрашнем дне.       Соврал бы, причем безмерно, если бы сказал, что не мечтал об этом, что ему не нравятся её приглушённые вдохи и выдохи, её вкус, что сводит его с ума, и который хочется чувствовать снова и снова.       Юля на мгновенье отстраняется от него, обжигая влажные губы полковника своим дыханием, но лишь для того, чтобы в следующую секунду торопливо расстегнуть молнию на его кителе.       Прикусывает губу, запуская руку под его футболку и наблюдая за реакцией Лебедева, который тяжело дышит, смотря на дочь и мечтая лишь о единственном — пусть она не прекращает.       Юля словно читает его мысли, потому что вновь примыкает к его губам, осторожно запуская язык внутрь, тем самым углубляя поцелуй.       Валентин на мгновение теряется, не зная как реагировать — никогда прежде он так ни с кем не целовался.       «Неужто Ткачёв научил?»       От этой, казалось бы, случайной мысли, он весь напрягается, а в груди вспыхивает то самое неприятное чувство.       Приподнимает дочь, заставляя ту обхватить его ногами, и вжимает в стену, остервенело целуя.       Эластичная юбка задирается, и Лебедев не удерживается от желания провести по её бёдрам.       Юля же чувствует его напряжение и, утыкаясь ладошками ему в плечи, заставляет отстраниться:       — Что не так? — спрашивает она, вопросительно глядя на него.       Её хрупкое тело кажется ещё меньше в его больших руках, тонкая талия, стройные ягодицы, Валентин сжимает её, дыша в самые губы.       — Ревную тебя по страшному... — и видя её лукавую улыбку и блеск в глазах, понимает, что это конец.       Что они дошли до точки невозврата, и чтобы прекратить всё здесь и сейчас ему силы воли не хватит.       Потому что она его слабость. Необъяснимая и непреодолимая.       Которой он будет поддаваться снова и снова...       Не прерывая зрительный контакт, Лебедев отворяет дверь в свою комнату.       Проходит внутрь, опуская дочь на кровать, заправленную точно по линейке, и нависает сверху.       Кабинет освещает только свет от настольной лампы, однако ему это не мешает торопливо стащить с неё слой одежды: кофту, майку... чтобы в следующую секунду припасть к безупречной коже на шее, спуститься губами ниже...       Расстегивает застёжку на её спине, а позже уже целует её небольшого размера грудь, замечая как она выгибается дугой от его действия, как учащается её сердцебиение...       — Пап, — выдыхает Юля и, видя то, что Валентин ещё сам одет, тянется к нему, в намерении это исправить.       Руки быстро забираются под армейскую футболку, проводя пальцами по крепкому торсу полковника.       И он слушается её немому приказу.       Стягивает через голову предмет обмундирования и отбрасывает его в сторону, замечая, как оценивающе она смотрит на него. Не может не обрадоваться той мысли, что ещё способен произвести впечатление.       Продолжает оставлять дорожки из поцелуев, но уже на животе, в то время как Юля запрокидывает голову, тяжело дыша и сминая пальцами простынь.       Валентин медленно ведёт руку вниз, доходит до подола юбки и потихоньку задирает её до талии, ведя ладонью вдоль бедра, очерчивая каждый миллиметр её тела.       Желание тугим узлом затягивается внизу живота.       Окончательно снимает с неё ненужную ткань, что отправляется вслед за футболкой, и тянется к дочери, чтобы вновь поцеловать её в губы.       Та льнёт к нему ближе, царапает ногтями его широкие плечи, словно старается оставить отметины, показать, что он её.       Распахивает глаза, когда мужская ладонь, оттягивая край её нижнего белья, неожиданно пробирается внутрь.       Валентин пресекает её возмущение поцелуем, прежде чем то срывается с её губ. Ласкает её пальцами, замечая, как она напряжена.       — Пожалуйста... — невнятное бормотание, от которого у него дрожь проходит по позвоночнику.       Лебедев тяжело выдыхает. В ушах звенит, а ладонь движется быстрее, круговыми движениями доставляя ей удовольствие.       — Пап... — он теряется в её сбитом дыхании и просьбы на уровне отчаяния.       Задыхается от одного её томного взгляда, от тёплых пальцев, скользящих по спине.       И сдерживать болезненное напряжение в штанах становится уже нереально...       Лебедев рычит сквозь плотно сцепленные зубы, и, отстранившись, дёргает пряжку ремня.       Одним движением призывает дочь обхватить его ногами, и Юля слушается. В следующую секунду Лебедев склоняется к ней, проводит ладонями по узким бёдрам и, видя её растерянность, шепчет успокаивающе:       — Расслабься.       Ловит её стон поцелуем, когда входит в неё одним плавным движением.       Замирает на миг, когда чувствует неожиданную преграду и в немом вопросе поднимает глаза на дочь.       Та с неким смешком глядит на него, тянется к полковнику, чтобы вновь ощутить его губы, и Лебедев понимает, что можно продолжать.       Двигается складно, размеренно, пытаясь не доставить ей дискомфорт.       Её пальцы на его плечах болезненно врезаются в кожу, но Лебедев не обращает внимание на это, припадает к губам дочери, что медленно поглаживает его волосы, целует.       — Почему ты не сказала, что ещё девственница? — шумно выдыхает Валентин, утыкаясь носом ей в район шеи, и у Юли от этого дрожь проходит по коже.       Вдыхает её запах, что исходит от пропахший шампунем волос. И это так возбуждающе...       Его так заводит...       Потому что...       Потому что никогда прежде она не позволяла ему дотрагиваться до себя.       Вдыхать запах, перебирать кончики волос...       Она много чего не позволяла ему, что позволяет сейчас.       — Не думаю, что это что-то бы изменило... — выдыхает Юля и вжимается затылком в подушку, в попытке растянуть накатывающиеся импульсы удовольствия.       Выгибает спину, подаваясь навстречу его движениям, громче стонет, когда Лебедев начинает двигаться резче.       Ему мало. Ему чертовски её мало. Он хочет слышать её. Дышать ею.       — Юля... — и даже стон получается какой-то заглушённый. Бессильный.       Она, как кислород. Необходима ему. И в голове звон стоит от осознания этого.       Валентин продолжает двигаться, выбивая из её груди стоны. Ему кажется ещё вот-вот, и они оба кончат от его ритмичных проникновений.       — Пап... — жалобно всхлипывает она в последний раз, и Лебедев судорожно выдыхает раскалённый воздух, оставляет на её плече поцелуй.       Задыхается от накатывающих волн наслаждения, что накрывают обоих с головой и, опираясь на локти, прижимается к родному телу, сгребая дочь в охапку.       Эти трепещущие ресницы...       Эти губы...       Открытая шея...       Валентин ещё долго лежит и смотрит на неё, слушая затихающее сердцебиение.       Больше не думает, что это неправильно, и надеется, что на утро, скорее всего, они поставят точку в этих отношениях, и разногласия, что возникают между ними периодически, хоть на немного, но прекратятся.       Прикрывает глаза, когда её рука проводит по его волосам, легко и так непринужденно, что у него внутри всё переворачивается.       Знает, что она его теперь, и он уничтожит любого, кто решится посягнуть на его дочь.       Целует её по-новой, совершенно наплевав на то, что будет после.       Пока она так близко, он не может думать о чем-либо другом.       Юля же призывает его откинуться на подушки, и, когда Лебедев слушается, сцепляет руки у него на шее, садясь верхом.       И Валентин не протестует, потому что низ живота вновь немеет от сладко-болезненного желания.       Он снова овладевает ей, аккуратно придерживая за бедра, мажет языком по её груди и ключицам, поднимаясь всё выше.       Так хорошо...       Ощущает тепло её тела, чувствует её жар внутри и попросту сходит с ума, когда слышит стоны её наслаждения.       Плевать, что будет после. Потому что уже на утро, Лебедев не отходит от дочери ни на шаг и хищно окидывает взглядом её телефон, когда на тот поступает звонок от Ткачёва.       Юля берёт и заносит Артёма в чёрный список, обрывая с ним все связи, понимая, что в противном случае Валентин сам с этим разберётся, и исход ей точно не понравится.       Лебедев одобрительно наблюдает за её действиями, а после подходит к Юле и собственнически целует, как бы говоря: ты моя и только попробуй уйти к нему снова.       Юля отвечает ему и ей впервые в жизни не хочется с ним спорить.       И Валентин понимает, что всё налаживается.