С Дона выдачи нет

В потёмках тесной комнаты из-под потолка слабо струился жёлтый свет лампы; сигаретный дым медленно подымался кверху, закручиваясь в причудливые спирали. — Надо принять партию завтра, — стряхнув пепел с тлеющей сигареты на клеёнку, сказал Заур. — Проверить и забрать. — Это не ко мне, — отозвался Рома, сидевший вразвалку напротив за столом. — Я, блять, не коммерс, чтоб коробки пересчитывать. Заур прикрыл глаза и тяжко вздохнул. — Эта тема мутная пока, — продолжил он, — поэтому риски. Надо почву прощупать. — Анку отправь, — сказал Рома, откинув голову и выдохнув дым сквозь зубы. — Нельзя её. Она с людьми дела вести не умеет. Чуть что, сразу нарвётся. А ты побеседуешь и разузнаешь нормально, ну и партию заодно примешь. Возьмёшь Борю для подстраховки. Рома фыркнул и сплюнул на пол. Боря стоял в тёмном углу комнаты, подперев спиной стену, и молча наблюдал за разговором. В помещении ему было душно, а сигаретный дым щипал глаза. — А если лажа? — Рома испытующе поднял бровь. — Нормально всё с тобой будет, — ответил Заур. — Тебя сам чёрт не проймёт. Дверь вдруг отворилась, и в комнату вошли двое. Боря инстинктивно дёрнулся в их сторону, но сразу же оправился и сложил руки на груди. — Ну что? — голубые глаза Заура блеснули из-под круглых линз очков. — Хуйня полная, — хрипло отозвался Павка. — Не добазарились. Он тяжело опустился на стул, скосившись на один бок, и, схватив со стола гранёный стакан, залпом выхлебал воду. — Одного пришил, второго поцарапал, — отдышавшись, закончил он. — Сука, — процедил Рома и взъерошил пятернёй светлые волосы. — Его в плечо зацепило, — отозвалась из угла Польза и тут же вынырнула из темноты с потрёпанной коробкой в руках. — Давай, показывай. Павка отнял ладонь от плеча и обнажил кровавый след на рукаве ветровки. Под порванной побагровевшей тканью зияла свежая продолговатая рана. Польза выудила из коробки стопку лоскутов, порезанных из старой одежды, и, достав из ящика тумбы бутылёк спирта, плеснула на кусман и медленно приложила к ране. Павка шикнул, стиснув зубы, и от боли подпнул ножку стола. — Не мотыляйся, — присев возле него на корточки, сказала Польза. — Сымай куртку. Павка стал медленно стягивать рукава ветровки, морщась от каждого движения. Когда одежда упала на пол, Польза приложила новый лоскут и стала аккуратно обматывать руку бинтом. — Глубокая, — задумчиво констатировала она. — Опрокинул ты нас, Павка, — хмыкнул Рома. — Пару недель проваляешься. — Пошёл нахер, — сквозь зубы гневно процедил Глазов. — Меня не будет, может, тебе твой язык оторвёт к хуям наконец-то. — Кончайте уже, — бросил Заур, — вас дела ждут. Рома и Польза поднялись; Павка остался сидеть на месте. Боря снял с угла шкафа кожзамовый плащ и сунул руки в рукава. Явочная квартира находилась в одном из спальных районов — здесь и располагалась ОПГ. За несколько лет, со времён, когда в стране начался хаос, она расползлась своей властью на несколько центральных кварталов. Члены её прослыли теми ещё отморозками и оперативно распределяли обязанности между друг другом. Рома промышлял рэкетом; кличка у него была Щит за его непробиваемый характер и принципы. Сложно было назвать их благородными, но в группировке каждый знал, что Бобров за своих голову сложит. Недальновидно, рискованно — возможно, зато заслуживает доверия. Ромка был куда крепче большинства местных прощемыг, а потому вымогательство доли с коммерстантов у него шло хорошо. Крышевал их же тоже исправно — мало кому хотелось по глупости нарваться на его гнев. Решать вопросы грубой силой он умел, но и стелил всегда гладко и складно, оттого и был заочно ещё и переговорщиком. Заур был негласным главарём банды и обычно занимался договорными делами. В узких кругах он носил прозвище Зверь за редкую жестокость, с которой порой решал вопросы. Нелюбимый ребёнок, разочарование родителей, он довольно давно встал на скользкую дорожку и благодаря критическому мышлению и проницательному уму быстро и оперативно занял своё место под солнцем в иерархии новой власти бандитизма. В распоряжении ОПГ был легковой ВАЗ «копейка», который неофициально закрепился за Полиной, Пользой для своих. Она исполняла обязанности водителя и звалась на улицах города Перевозчиком. Все знали: каждый раз, когда на горизонте появляется бордовая «копейка», жди какого-то кипиша. Павка ходил на стрелки, дабы расширить территорию влияния и звался Челюсть — зубоскал он был отменный. Дипломатом его точно нельзя было назвать — он сильно ожесточился после поножовщины, в которой убили его брата, и теперь словно взял себе за принцип не распинаться с чужаками, а гасить их на месте. Такой исход виделся ему наиболее доступным и простым. Анка почти весь день пропадала в городе и занималась скупкой и меной валюты. Никто не боялся оставлять её одну — все знали, что постоять за себя она может лучше всех остальных. Многолетние тренировки по тхэквондо не прошли даром: никто не рвался переходить Леоновой дорогу. Кличка у неё была Особь. Боря попал в группировку почти два года назад. Он не мелькал на виду, а держал всё под контролем из тени — был снайпером. С детства ездил с отцом на стрельбище, успел отслужить в армии, где ему даже пророчили место в снайперской школе. Однако когда начался развал, Губахину ничего не осталось, кроме как искать варианты выжить в новом мире. Теперь его задачей было страховать товарищей, пока те пытались решать вопросы открыто. Если ситуация накалялась и мирного пути уже не было, участник вражеской банды получал пулю в затылок, выпущенную из засады. За два года Боря не дал ни одной осечки. Прозвище ему дали Колосс, скорее всего, за внушительный рост и складное телосложение. Так преступники и действовали, работая слаженно и в системе, отчего им удавалось держать контроль на своей территории. Пусть небольшой, зато прокормиться они всегда могли, а это уже дорогого стоит. — Куда мы сейчас? — спросил Боря, усевшись на заднее сиденье «копейки». — На Пушкинскую, — ответил Рома и, захлопнув дверь, сел на место рядом с Фетисовой. — Надо Анку выцепить. Польза стянула копну чёрных локонов резинкой на затылке, завела двигатель, и машина тронулась. В задних окнах, собственноручно затонированных чёрным полупрозрачным скотчем, замелькали типовые одноэтажные кирпичные домики, как один похожие друг на друга. Чем ближе к центру, тем выше становились здания и шире — улицы. Апрельское тепло уже тронуло город: зазеленели липы и тополя. Ростов-папа скоро заиграет весенними красками, когда зацветут акации и сирень. Лучи южного солнца струились по улицам, между домов, по проспектам и крышам; по закоулкам гулял ветер, навеянный с Дона. Запах приближающегося лета стоял в воздухе, правда, ещё прохладном. «Копейка», хромая на разные колёса, пересекла железнодорожные пути и двинулась по Театральному проспекту. — А я зачем? — поинтересовался Боря, пытаясь удобно уместить длиннющие ноги между своим сиденьем и спинкой водительского. — Потом ещё в центр заскочим, — ответил Бобров. Боря только молча кивнул, тряхнув чёрными волосами. В центр — значит, рэкет. Обычно Рома справлялся сам, но раз понадобилась поддержка со спины, надо полагать, там что-то важное. Польза мягко втопила педаль тормоза, и «копейка» остановилась на углу с Пушкинской. Аллея зеленеющих крон стелилась по широкой улице вдаль на несколько кварталов, обрамлённая светлыми фасадами зданий по обеим сторонам. Сбоку завиднелась тонкая фигурка, и через пару секунд Анка отворила Ромину дверь. — Вылазь, — мотнула головой Леонова, и ветер колыхнул пряди её белёсых волос. Ромка цокнул и нехотя выкарабкался с переднего сиденья, которое тут же заняла Анка. Бобров же дислоцировался назад и устроился рядом с Борей. — Что сегодня? — вновь выкручивая баранку, тихо поинтересовалась Польза. — Один ваучер и золото, — коротко ответила Анка. — Нормально, — одобрительно повёл бровью Рома. — Командуй, куда теперь? — Польза бросила на него взгляд через зеркало заднего вида. — На Старый базар, — ответил тот. — Нужно одного кадра прокачать. — Бастрыкина? — вопросительно взглянул на него Боря. — Да, — кивнул Рома. — Он мне уже всю плешь проел, сволота. — А ты зачем? — Анка взглянула через плечо на Борю. Тот неопределённо пожал плечами и ответил: — На всякий. — А ты, значит, уже ссышь один? — обратилась Анка уже к Роме. Тот только хмыкнул и произнёс: — Ты, мать, так нарвёшься когда-нибудь. Тхэквондо — это, конечно, хорошо, но от пули не спасёт. На бога надейся, а сам хернёй не страдай. — Посмотрим, — только бросила Анка и отвернулась. Через десять минут «копейка» свернула с Большой Садовой на Ворошиловский проспект и двинулась по направлению к Дону. В центре было просторно, красивые фасады мелькали по обеим сторонам, скрашиваемые свежей зеленью деревьев. Широкие скатерти улиц разбегались в четыре стороны, далее ветвясь на более тонкие улочки и переулки. Не доезжая до набережной, машина свернула на Тургеневскую улицу, которая примыкала к Соборной площади. Здесь пульсировало сердце города — Центральный рынок, иначе Старый базар, куда стекались люди за всем, чтобы прожить ещё несколько дней: едой, одеждой, реже обувью и прочим товаром, которого и без того было раз-два и обчёлся. Рома был здесь частым гостем: ОПГ крышевала несколько точек, некоторым перепродавала товары. Автомобиль остановился на углу Тургеневской и Соборного переулка, аккурат перед входом на рынок. Польза вынула ключи и передала через плечо Боре; тот вылез из машины, направился к багажнику и отпер его. Внутри лежала снайперская винтовка, которую Губахин достал и скрыл под полами плаща. Рома, выбравшись из машины, постучал костяшками по стеклу, где сидела Анка. — Что? — приоткрыв дверь, спросила она. — Выходи, — сказал Рома. — Тоже пойдёшь. Анка презрительно вскинула брови. — С какого ляда? Мне с твоими торгашами делать нечего. — Пошли, говорю, — отрезал Рома. Анка скривилась, но дальше спорить не стала. Она не жаловала Ромку, но барагозить с ним сейчас не было никакого желания. Боря удивлённо наблюдал за ними — его всё больше поражало настроение Ромы, который с чего-то решил перестраховаться сверх меры. — Через пять минут будем, — сказал Рома, подойдя к нему. Боря вдруг схватил его за рукав пилотной куртки и тихо, но обеспокоено произнёс: — Ты осторожнее, ладно? Такое глупое, казалось бы, беспокойство, когда речь идёт о рядовом деле. Рома лишь усмехнулся, видя его тревогу, и ответил: — Ясен хер. Тем более пока у меня такая страховка, всё со мной будет нормально. С этими словами он крутанулся на каблуках и двинулся в сопровождении Анки к воротам рынка. Боря взглядом проводил его, а затем широким шагом направился внутрь трёхэтажного дома с закруглённым углом. В этом районе высотных зданий не было, потому иногда было несподручно искать удобные точки. Но за столько времени у Бори уже были обхоженные места для засады. Спустя несколько минут в тень сплошного ряда домов вышли Рома и Анка, вставшая поодаль, а с ними темноволосый парень, Марк Бастрыкин. Он перепродавал на металл детали двигателей, которые снимал с неизвестно откуда взятых автомобилей. — Задерживаешься, Бастрыкин, — сказал Рома, подкуривая сигарету. — Я знаю, Ром, доля будет… — попытался оправдаться Марк, но Бобров прервал его. — Будет, не будет, меня это ебать должно? — рэкетир метнул пронзительный взгляд в сторону коммерсанта. — Пока доли нет, ты на счётчике. Бастрыкин нервно огляделся и затараторил вновь: — Я всё отдам, ты же знаешь… Дай мне буквально три дня, и всё получишь… — Как же ты через три дня мне всё отдашь, если я тебя завтра хлопну? — оскалился Рома. В рукаве угрожающе блеснуло перо. Марк в ужасе взглянул на него и пролепетал что-то невнятное. — Короче так, — произнёс Рома, — завтра будем на углу Красноармейской и Газетного, и давай без хуйни. Понял? Бастрыкин, белый от страха, слабо кивнул. Рома удовлетворённо ухмыльнулся и, развернувшись, зашагал в сторону Соборного. Анка исподлобья взглянула на него и пошла следом. Когда они отошли на десяток метров, Боря, который засел у окна в брошенной квартире на втором этаже, заметил что-то странное. Бастрыкин смотрел двоице в спины, а затем отвернулся и нашарил что-то во внутреннем кармане куртки. Через секунду в руке у него оказался чёрный брусок. Рация. Боря широко раскрыл глаза. Времени на раздумья не было. Марк не успел поднести прибор к лицу, как в ту же секунду прогремел выстрел. Бастрыкин пошатнулся и упал навзничь лицом вниз. Рома и Анка резко обернулись от оглушительного хлопка и вцепились взглядами в тело. Бобров подбежал к нему: Марк лежал, неподвижно распластавшись по земле, а на затылке багровела дыра от пули, из которой по шее сочилась кровь. Рома поднял его голову за волосы и незнамо зачем заглянул в мёртвое лицо: остекленевшие глаза уже не смотрели, а лишь безжизненно тускнели в пустоту. Бобров нахмурил брови и взглянул в окна дома, словно задавая Боре безмолвный вопрос, хотя его самого, конечно, не увидел. — Что случилось? — нервно спросил Рома, когда Боря вышел из укрытия на улицу. — У него была рация. — Рация? — переспросил Бобров и вновь взглянул на труп. Они снова подошли к нему: рация оказалась под телом. Видимо, Марк упал прямо на неё, и Рома сразу её не приметил. — Что за хрень? — процедила Анка. — Не знаю, — отозвался Рома. — Если бы была засада, нас бы уже кончили. Заберём её на случай, если кто-то выйдет на связь. С этими словами он убрал рацию в карман куртки. После убийства коммерсанта все заметно посмурнели: чувствовали, что что-то неладно. С чего бы обычному спекулянту таскать с собой рацию? С кем он хотел связаться? Ответов, ровно как и чувства безопасности, не было. Вечером на квартире, когда преступники рассказали об инциденте Зауру, речь зашла о том, что делать дальше. — На связь никто не вышел, — сказал Рома. — Может, они услышали выстрел и поняли, что дело дрянь. Заур потёр переносицу. — Ты знал что-то? Для этого Анку и Борю взял? — Не знал я ничего. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Он мне и так мутным казался, а оно вон как вышло. — Если он связался с кем посильнее, может, стоит пересидеть пару дней? — вдруг встрял Боря. — Тебе-то чё ганашить, тебя никто не видел, — хмыкнул Павка. — Другие знают, что у нас на задворках снайпер, но кто именно, понятия не имеют, потому что ты не отсвечиваешь. — Я не за себя, — ответил Боря. — За Рому. Бобров хмуро взглянул на него. — Если Бастрыкин спутался с кем-то, они знают, что Рома там был, — продолжал Боря, — а значит, теперь нацелятся на него. Поэтому в городе появляться пока опасно. — Давно вы торгашей бояться начали? — вдруг презрительно произнёс Заур. — Завтра примете, от Старого базара далековато, если так ссыте, небось, ничё с вами не будет. — Но… — начал было Боря. — Всё, демагогию не разводите, — отрезал Егоров. Когда стемнело, Ромка отправился к себе домой, а Боря вместе с ним. Они жили вместе в пустующей хрущёвке неподалёку от места сбора. В квартире стоял сумрак, в углу кассетник тихо крутил Наутилус Помпилиус. — Не елозь, ты всё правильно сделал, — сказал Рома и отпил водки из фляги. — Мне непонятна одна вещь, — произнёс Боря, сидевший напротив на старой тахте, — если он хотел что-то кому-то передать, зачем было это делать тут же, на ровном месте, когда вы с Анкой были ещё рядом? Рома задумчиво почесал ухо. — Честно, хуй его знает. Может, в шпиона заигрался. Меня больше тревожит, что кто-нибудь мог тебя увидеть, пока ты на улице мелькал. Расхрабрились мы не по делу, и щас нам это может выйти боком. Боря коротко кивнул. — Я вот чё по этому поводу думаю, — продолжал Рома, — завтра, когда пойдём на сделку, не садись в укрытие. Губахин удивлённо вскинул брови. — Все наши знают, что ты главный козырь, — Рома многозначительно взглянул на него. — И другие, поверь, тоже прекрасно это понимают, поэтому будут ждать засады. Их надо обмануть. Останешься в машине, в случае чего будешь стрелять с короткой дистанции, оттуда, откуда они меньше всего ждут. Но это только на крайняк, понял? Мне не простят, если тебя грохнут. А главное, я сам себе не прощу. Рома смолк и сделал ещё один глоток. Боря подумал немного, а затем сказал: — Тогда я не смогу держать ситуацию под контролем и не успею среагировать, если на тебя попытаются напасть. Мы с этими людьми ещё дел не вели, мало ли, чего от них ждать. — Тут уж на кону либо я, либо ты, — ответил Рома. — Тобой я жертвовать не могу, права не имею. А свою жизнь я уже давно потерял, поэтому будь что будет. Боря молчал, опустив голову. — Ты и так кучу раз смерть от меня отводил. Считай, что моя очередь. Ты же знаешь, Зауру плевать на чужие жизни, наши в том числе, так хотя бы друг друга побережём. — Зачем мне жизнь ценой твоей? — тихо произнёс Боря. — Думаешь, я без задней мысли сбегу, когда по тебе начнут шмалять? — Нет, не думаю, — ответил Рома. — Я знаю, что ты тот ещё придурок. Знаю ещё, что за мной и в огонь, и в воду готов пойти, вот только зачем? Плохую тактику ты выбрал, Боря, больно шаткая. — Поздно уже. Раньше надо было думать, сейчас уже ничего не попишешь. Да и какая разница, я о своём выборе не жалею. Рома поднялся с табуретки и, подойдя к Боре, мягко коснулся его плеча, призывая идти следом. Они лежали в темноте на диване; спали вместе — так куда спокойнее. Они молчали, но оба знали, что думают об одном и том же. Тревога, обычно преступникам не свойственная, сейчас скрутилась в тугой комок где-то под рёбрами. Когда на следующий день свечерело и небо окрасилось в жёлтую дымку на горизонте, бордовая «копейка» пронеслась по Красноармейской улице и остановилась под большой аркой в Газетном переулке. По одну сторону стояли вплотную друг к другу трёхэтажные кирпичные здания, по другую — пятиэтажка. С обоих боков отступать было некуда, и этот факт нагнетал беспокойство ещё сильнее. Рома не стал выключать двигатель; Боря сидел сзади и искоса изучал территорию сквозь стёкла. Никого больше с собой не взяли. — Что хоть за товар? — спросил Боря. — Сигареты, — ответил Рома. — Мальборо, наверно, или хер его разберёт. Он достал пистолет, проверил магазин и сунул обратно во внутренний карман куртки. Уже собрался открыть дверь, когда Боря придержал его за локоть. Рома вопросительно взглянул на него через плечо, на что тот только сказал: — Осторожнее. Так тихо и подавленно, что можно было не расслышать. Рома прикрыл глаза в знак согласия и вылез из машины. Дальше в переулке в тени, стелившейся от домов под закатным солнцем, стояло несколько коробок, а рядом с ними — низкорослый светловолосый парень в бело-синей кепке. Рома приблизился к нему, незаметно бегая глазами по сторонам, и коротко произнёс: — От Зверя. Парень кивнул в сторону коробок, тряхнув отросшими волосами, и сказал: — Четыре коробки, весь товар на месте. Если надо проверить, вскрывать только сверху. — Показывай, — произнёс Рома. Боря наблюдал за сделкой сквозь чёрный скотч, пытаясь привести в порядок дыхание. Он ещё не бывал в ближнем бою и не знал, как поведёт себя в экстренной ситуации. Наблюдать из засады — безопасно, всё на виду, от его вездесущего взгляда ничто не ускользнёт. Но когда с врагом один на один, лицом к лицу, неизвестно, как всё обернётся. Через тонкие стёкла и двери машины разговор был хорошо слышен. — Одна коробка Мальборо, две Парламента, — повествовал парень, когда Рома распорол скотч ножом. — Откуда? — спросил Рома. — Болгария. — Хорошо, — Бобров запахнул картонные края коробки и приложил усилие, чтобы поднять её с земли. Но коробка вдруг слишком легко поддалась рукам, и Рома сделал шаг назад, не рассчитав силы. Смутная тревога пронзила сердце. — Почему такая лёгкая? — хрипло спросил он. Парень молча смотрел на него исподлобья. Рома бросил коробку на землю, откинул крышку и поддел верхний ряд склеенных пачек. Под ними оказался слой раздёрганной ваты. — Где ваш снайпер? — вдруг тихо спросил парень. Рома осоловело взглянул на него. — Что? — Колосс, — продолжал тот. — Где он? Рома сжал зубы. Дело дрянь. Он резко выпустил из рукава нож, но парень молниеносно метнулся в сторону дома и юркнул в незапертые створки низкого окна. Тут же по ушам ударил оглушительный звук хлопков. Два выстрела. Рома согнулся, прикрыв голову руками, и упал на землю за коробки. В голове роился миллион мыслей, но самая главная была: «Это засада». Что за банда? Сколько их? Откуда узнали про Борю? Рому вдруг прорезало осознание: это с ними хотел связаться Бастрыкин, когда получил пулю. А не стал дожидаться, пока они уйдут, потому что хотел спровоцировать Борю. Неизвестным нужно было, чтобы он выстрелил. Неужели коммерс был приманкой, только чтобы чужаки убедились в наличии снайпера? Значит, их всё-таки видели тогда на улице? Рома судорожно всё обдумывал, но твёрдо знал одно: Боре нельзя вылезать. Этого они и ждут. Добраться бы только до машины, а там удастся уйти. Хоть бы Боря не ломанулся сейчас ему на помощь, тогда его сразу пристрелят. Если они здесь только за ним, надо полагать, пойди он искать дальнее укрытие, его бы уже давно прикончили, а потом и Рому за компанию. — Щит, вылазь оттуда, — раздался позади голос, и в стену дома, чуть выше Роминой головы, тут же вонзилась пуля, оставив щербатый след. Рома вдруг узнал этот голос. Ну конечно, сомнений быть не могло. Он принадлежал Егорову. Не Зауру — его брату, Эдику. Бобров сразу понял, что за банда на него напала. Так называемые «крылатые», стычки с которыми у них не были редкостью. Два брата во враждующих группировках — ну что может быть поэтичнее? Многих из них Рома порешил лично, Анка тоже не единожды пласталась с ними раз на раз. С Борей у них были особые контры — скольких из них он положил, сосчитать сложно. Ясно, зачем им так понадобилась смерть снайпера. Рома прислонился спиной к коробкам, понимая, что картон с ватой от пуль его не спасут. Он вытащил из куртки пистолет и передёрнул затвор. — Где снайпер? — спросил Эдиковский голос. — Я один, — отозвался Рома, тяжело дыша. — Щас проверим. Рома бросил взгляд на «копейку» — рядом не было никого. Если бы хотели найти Борю, давно проверили бы машину. В голове сверкнуло осознание — хотят выманить. Боря затаив дыхание наблюдал за развернувшейся сценой. В поле зрения был только Егоров и коробки, за которыми укрылся Рома. Он слышал весь разговор от начала до конца и знал, что главная цель — это он сам. Рассудок метался между желанием рвануться Роме на помощь, тем самым подставившись под удар, и тем, чтобы остаться в машине. Если он сейчас выскочит, только окажет «крылатым» услугу. Но Рома был зажат между домов с двух сторон, и бросать его было никак нельзя — нужно было обеспечить ему коридор для отступления. Время на раздумья вышло, когда Боря увидел, как Эдик медленно двинулся к коробкам, наведя на них пистолет. Убивать его было нельзя — как бы Заур не хаял своего брата, поставил сокомандникам одно условие: не трогать Эдика, иначе убийца сам быстро станет жертвой лично Заура. Боря сжал зубы: стекло опустить не успеет, слишком поздно. В голове мелькнули Ромины слова: «Будь что будет». Сжав в руке гладкоствольный пистолет, он дёрнул ручку. Дверь распахнулась, и Боря вылетел из машины, ничем не защищённый. Прицелился и одним точным выстрелом попал прямо в кисть руки Эдика. На асфальт брызнула кровь, и Егоров с криком отшатнулся, выронив пистолет. Вдруг Боря заметил на периферии движение: ему наперерез из-за угла рванулась деваха с чёрным каре. В воздухе блеснуло лезвие пера. Боря успел только мотнуть головой в сторону, против удара ножа, когда кожу на щеке разрезало остриём. Рваная боль пронзила мышцы лица, и Губахин отпрянул от врага. Наверно, хотела выколоть глаз, но не дотянулась. Боря судорожно зажал рану ладонью и снова взглянул на девушку: та яростно замахнулась над ним пером, готовая обрушить удар. В ту же секунду грянул выстрел, и девчонку отбросило от него на несколько шагов. Пуля попала чуть выше локтя. Не успев оправиться от ужаса, Боря увидел, как непонятно откуда нарисовались двое парней, один светловолосый, другой бритый под двойку. Оба навели на него пистолеты, когда сзади раздался крик Ромы: — В машину! Боря рванулся к переднему сиденью, подальше от двоицы, и с силой захлопнул дверь. Рома дал по газам, и «копейка» со скрипом сорвалась с места. Тут же раздался оглушительный треск, и заднее стекло и окна пассажирских сидений разлетелись в прах на осколки. Рома подался вперёд, пряча лицо от стекла; Боря прикрыл голову руками. Машина понеслась по широкой улице прочь от места перестрелки. — Куда… мы теперь? — еле слышно пролепетал Боря. — На Левбердон, — хрипло отозвался Рома, — отсюда подальше. Уже стемнело, когда покоцанная «копейка», пересёкши мост, остановилась на левом берегу Дона. Тёмная вода набегала на песок маленькими волнами, мягко шурша по ракушечной каёмочке. Вокруг было тихо, только с моста слышалось трение машинных колёс. Боря выбрался из машины, малость пошатываясь, и тяжело опустился на траву у воды. Рома окинул взглядом масштаб катастрофы в виде расстрелянной машины и произнёс: — Нам пизда. Заур нас убьёт. Боря не ответил, неподвижно сидя у кромки воды. Рома приблизился и опустился рядом. — Покажи. Боря оторвал словно приросшую к щеке ладонь. Наперерез одной половины лица, по всей скуле, истёкшей кровью, темнела рана. Глубокая — лезвие дошло почти до кости. Рома нахмурился и, взяв в ладони его лицо, осторожно повернул его голову вбок, чтобы лучше рассмотреть увечье. Работа была узнаваема: та же девчонка, Марина Акимова, полгода назад оставила Роме глубокий шрам на шее, чуть сонную артерию не зацепила. Боря тяжело дышал, пытаясь оправиться от потрясения. — Боевое крещение, значит, — сказал наконец Рома и, расстегнув нагрудный карман, вынул тонкий моток бинта. Оторвал кусок зубами, плеснул водку из фляги и стал бережно проходиться тканью по свежей плоти. Боря зажмурился и качнул головой, но не издал ни звука. — Зачем полез? — вкрадчиво спросил Рома, обрабатывая рану. — Всё ведь слышал. — Тебя бы убили, — сипло проговорил Боря. — И что? — обыденно произнёс Рома. — Сказал же, либо я, либо ты. — А ещё что сказал, помнишь? — Боря исподлобья посмотрел на него. Рома взглянул ему в глаза и коротко кивнул: — Что ты за мной и в огонь, и в воду. — Да. Если бы ты умер, я бы за тобой и в ад пошёл. Рома тихо усмехнулся. — Ты и пошёл. Только вот что: больше не надо. Не ходи за мной, ни в ад, никуда, тебе там не место. Боря слабо кивнул, но оба знали — он пойдёт. Куда угодно пойдёт, что бы ни случилось, он пойдёт за Ромой и не оглянется. Рома бросил бинт на землю и, снова взяв лицо Бори в ладони, медленно склонился и прильнул сухими губами к коже над раной. Невесомо, трепетно, почувствовав солёный вкус крови и слёз. Боря дрогнул от прикосновения к ранению, но не отстранился. Прохлада Роминых пальцев студила разгорячённую кожу, успокаивала, утешала. Всё осталось позади: квартира, товар, убийства, свистящие пули, битое стекло, а главное — смерть. Они снова обманули её, они оба живы, а значит, всё остальное больше не важно. Ведь они здесь, на берегу гордой реки, вдвоём, обдурившие судьбу, вернувшиеся из ада. Вместе. Рома вдруг повернулся лицом к лицу с Борей и прислонился лбом к его лбу. — Мы с тобой повязаны, — почти шёпотом проговорил он. — До конца жизни. И после смерти будем. Умрёшь ты — умру и я. Мы с тобой до тридцатки вряд ли доживём, но ты не хоронись раньше времени. Мы ещё по земле походим, назло им, назло всем. Боря глядел ему в глаза, а затем тихо произнёс: — Не умирай, Ром. Проживут они ещё один день? Ещё час? Кто знает. Но они живы, пока плещутся тёмные воды Дона, пока солнце встаёт из-за горизонта, пока есть ещё силы дышать, а дальше — будь что будет.