Разница в росте

Слава выше, и Андрея слегка злит это. Ярости не вызывает, но немного задевает чисто по-человечески. Ишь, какой вымахал. А Славка довольный еще такой, с улыбочкой наглой. Снисходительно смотрит — не выросли, мол, вы, Андрей Борисович, коротышом остались в свои 150 лет. Ну, ничего, Слава и нагнуться может — снизойдет к смертному да низенькому. И когда Андрей собирается целовать эту цацу, приходится наклонять его голову, тянуть вниз за подбородок. И Славка ссутулится, нагибается. Будто одолжение делает. А когда по роли еще и на каблуках — то вообще — пиши пропало. Андрей всё никак в толк взять не может — зачем такие каблуки высокие-то. И так ведь видно, что женщину играет. Да и помадой можно было не краситься. Но Слава с особым энтузиазмом и помадой красится — губы алые в улыбке растягивает ехидно и каблуки надевает высоченные. Наловчился ходить за столько-то лет. Даже по лестнице спускается с гитарой легко, не глядя вниз. Нравится ему что ли. И когда перед выступлением Андрей его, разодетого в женское, расфуфыренного, незаметно ото всех целует за кулисами — хотя бы в щеку — удачи пожелать, то губами не в щеку попадает, а мажет прямиком в подбородок. «А ты на цыпочки встань» — советует ему Слава с ухмылкой. Андрей головой качает — он ему это еще припомнит дома.

***

А Славке реально каблуки нравятся. Сидит, развалившись в кресле, нога на ногу, в беленьких сапожках на каблучке. Аристократ хренов. «Сними ты их, — морщится Андрей.  — Номер-то кончился уже». И Славка, ну вы представьте, в ответ ножку молча от земли отрывает, протягивает, тычет — снимайте, дескать, вы, Андрей Борисович. А он посидит, понаблюдает за зрелищем, посмеется. И приходится капризы выполнять. Дорога больно сердцу эта цаца. Наклоняется Андрей, встает чуть ли не на колени, берет бережно ногу, аккуратно пальцами по молнии проводит, каблучок задевает — остренький какой. Расстегивает, ведет молнию, будто невзначай прикасается к обнаженной коже. Слава улыбку только давит, пытается строгость сохранить на лице. Когда с первым сапогом покончено, тут же вторую ногу протягивает — не закончили вы ещё, Андрей Борисович. И смотрят на них, разумеется, смотрят все. Дела побросали — тут картина поинтереснее нарисовалась. Не удивленно смотрят даже — привыкли уже. С усмешкой скорее. Переглядываются, дескать, ну говорили же. Пальцем разве что не тыкают. А Славе и все-равно будто. Ему всегда нравилось людское внимание. На сцене вот одним глазом непременно в зал косится. Артист, куда деваться.

***

Да и не стоит, наверное, так переживать из-за несчастных двух сантиметров, разделяющих их. Слава ближе к небесам, ну и слава Богу. Но нравится ведь ему поддевать; за спиной неожиданно возникает, через плечо заглядывает, смотрит внимательно, как Андрей возле полок стоит. «Давай, помогу достать», — произносит язвительно и вздыхает с благородством. Вот еще, помощник нашелся. Андрей неодобрительно косится.

***

«У меня рост модельный», — заявляет как-то раз довольно. — Да и на каблуках уже умею ходить. Вот брошу ваше шоу дурацкое и уйду в модели. Точно примут». И руку на талию кладет, пытается несколько шагов от бедра пройти — выпендривается чистым образом. Андрей глаза только закатывает: чем бы дитя не тешилось.

***

Или вот в парке аттракционов. Занесло как-то обоих, был случай. «Ах, Андрей, — вздыхает он сочувственно, — да ты по росту ведь не пройдешь. Не расстраивайся только». И по плечу хлопает утешающе. И прибить его хочется — наглого, манерного, хихикающего, да только смотрит на него Андрей, и улыбка отчего-то сама собой на губах появляется. Родной он ведь. Придурок.