***
Всё чаще к Баки возвращаются воспоминания. Иногда они связаны с семьёй, но почти в каждом фрагменте фигурирует именно она. Красивая, забавная, страдающая астмой Стефани Роджерс. Стефани Роджерс, которая ради него влезла в драку на детской площадке, заехав обидчику коленом в промежность. Это была их первая встреча. До войны, когда они были детьми. Когда желание защищать друг друга походило на будущее предложение руки и сердца. Он пообещал жениться на ней, а она ударила его по голове.***
Затем это происходит в кинотеатре. Она покидает зал вместе с Брюсом после просмотра нового фильма о Годзилле, когда замечает силуэт, подозрительно быстро скрывшийся за дверью мужского туалета. Очевидно, Брюс тоже его видит, поскольку резко останавливается. — Стефани, — нерешительно произносит он, — это… — Да, — отвечает она с воодушевлением. Делает шаг вперёд, однако Брюс хватает её за руку. — Тебе туда нельзя, — деликатно объясняет он. — Давай я схожу. Он проходит через вестибюль, направляясь к туалету. Проходят мучительно долгие минуты, прежде чем Брюс возвращается в одиночестве. — Ушёл, — и она сразу распознаёт ложь. Упустила. Опять.***
Он сидит на ступенях пожарной лестницы дома, который находится через улицу от неё, и вспоминает о том времени, когда им было по шестнадцать, и они сидели в тени в парке Маунт-Проспект. Она вытащила из корзинки для пикника мятую упаковку с презервативами и протянула ему. Он вспоминает о том, как однажды разволновался до такой степени, что споткнулся о собственные ноги, когда попытался приблизиться к ней, чтобы поцеловать. А она расхохоталась. Вспомнился момент, когда они уединились в примерочной магазинчика на углу. Он тогда даже успел снять с неё платье, когда хозяйка магазина застукала их и устроила скандал. Священник из церкви, которую он посещал со своей семьёй, запросто мог надрать ему уши за попытку осквернить невинную Стефани Роджерс.***
На протяжении целых шести месяцев ничего не происходит. Затем она садится в вагон метро, и он внезапно оказывается слева. — Почему? — едва слышным шёпотом спрашивает она. — Почему ты всегда сбегаешь от меня? — Я ещё не готов, Стеф, — отвечает он тем же голосом, которым когда-то клялся ей в вечной любви. — Ладно, — на этот раз ей кажется, будто её шёпота не услышал даже он. Но вот кончиками пальцев он поглаживает миниатюрный бриллиант на её кольце. — Ни разу не снимала его, — признаётся она, когда он убирает руку. Наблюдает за ним, когда он расстёгивает куртку — не до конца и ровно настолько, чтобы она увидела тонкий шнурок, на котором висела старая монета, давно потерявшая свой блеск. Стеф сделала этот подарок для Баки, когда им было по десять, и она заметила, как сияли его глаза при виде подобного украшения у какой-то знаменитости. — Но как… — она не договаривает, сжимая ладони в кулаки. — Однажды её попытались сорвать, — говорит Баки. — Я тому парню руку сломал.***
Он подарил ей кольцо, когда им исполнилось восемнадцать. Воспоминание об этом возвращается в тот момент когда он очень близок к тому, чтобы снова стать тем самым Баки, который почти заслуживает быть рядом со столь чистой душой, какой является Стефани Роджерс. Через неделю после похорон её матери, он опустился на одно колено прямо у неё на кухне, дрожащими руками протянул бархатную коробочку и пробормотал: — Ты для меня всё, Стеф. Она не плакала, потому что была не из тех, кто проливает слёзы даже в особенно эмоциональные моменты. Позволила ему надеть кольцо ей на палец и притянула к себе для поцелуя. Затем они провели ночь в постели, становясь одним целым; проснувшись утром, он положил голову ей на грудь. Стеф запустила пальцы ему в волосы, и он со всей уверенностью мог заявить, что никогда не чувствовал себя более счастливым.***
Она не видит его три месяца. А потом он оказывается в её квартире, когда она возвращается домой. В его руках ножницы, найденные на кухне. — Мне нужно подстричься, — тихим голосом объясняет он, когда видит её на пороге с пакетами, полными продуктов. — Останься хотя бы сегодня, — просит она, ставя пакеты на стол. Между ними воцаряется тишина. Наконец он поднимает на неё спокойный взгляд. — Я и не уходил. Всегда был рядом, наблюдал за тобой, следил за тем, чтобы всё было в порядке. — Ладно, — она сокращает оставшееся расстояние, — тогда постарайся быть рядом так, чтобы я могла тебя видеть и прийти на помощь. Он смотрит на неё, словно она непозволительно близко и в то же время невыносимо далеко. — Как скажешь. Она подстригает его волосы перед зеркалом в коридоре, пока он не возвращается к облику старого доброго Баки, за исключением металлической руки. Которую Стеф не боится, хотя, по его мнению, должна. Закончив, она проводит рукой по прядям его волос. Он не сводит взгляда с её отражения, выискивая страх или отвращение. А она не чувствует ничего подобного, поэтому надеется, что он не надумает себе лишнего. Наклоняется и целует туда, где металл соединён с кожей. Он напрягается на долю секунды, затем поворачивается к ней. Кладёт другую руку ей на поясницу, притягивает к себе, утыкается носом в её шею и дрожит. Она обнимает его обеими руками, покрывая успокаивающими поцелуями висок, щеку, и даже не вздрагивает, когда металлическая конечность обвивает её плечи. — Всё хорошо, — шепчет она, — ты в безопасности, я с тобой.***
Он больше никогда не уйдёт. Не сможет покинуть тепло её новой квартиры в Бруклине. Не сможет оставить её в борьбе против целого мира. Не сможет заставить себя отказаться от её сонного вида, с которым она выскальзывает из постели по утрам. И никогда не сможет отвести глаз от старого, потускневшего золотого кольца на её пальце.