***
Это было великолепное выступление. Ещё никогда Джейми не видел Албарна таким сосредоточенным. Поначалу все выглядело, как затянувшаяся шутка, если иметь в виду, что рассредоточенность — это его главный сценический прием. Хьюлетт смотрел на выступление сверху, на толпу и ее активный отклик; пусть он не играл и не пел, но именно его рисунки оживали на сцене, его миры, и сердце трепетало за них. Музыканты вернулись в гримёрки насквозь промокшими и довольными, как не в себя. Приглашенные гости радостно обменивались поздравлениями, обнимались, звонко расцеловывали друг другу щеки, а Джейми жался к углу, как мог, высматривая в приближающейся толпе самое знакомое лицо. Очевидно, солист появится в узком коридоре последним, и доберется до воды тоже последним — его будут задерживать изо всех сил. Да и когда Дэймон был против этого внимания? Хьюлетт имел на руках совсем немногое — он не мог предложить ресурс того же размаха, что Дэймону отдавала толпа фанатов. Парадоксально, но от этого становилось даже горько. Он всеми силами избегал непричастности, но иногда это выходило само собой. Джейми не прекратит создавать рисунки от этого чувства, и уж точно не даст ему повлиять на результат. Только мысли стали настойчивей и громче предыдущего. Он преданно ждёт возвращения Дэймона, разговаривая с коллегами в тесной, душной гримерке. Они улыбаются широко и счастливо, обнажая зубы, и Джейми не может не думать о том, как мало они волнуются о счастье Дэймона в отличие от него. Они не знают, как сильно он на самом деле завидует их улыбкам, неспособный почувствовать тот же драйв и эйфорию, что и они. Хьюлетт делит с Албарном жилплощадь, как и раньше, они носят одну и ту же одежду, едят из одного холодильника одну и ту же еду, за одним столом, засыпают на одном диване, когда до кровати нет сил добраться. Они, напиваясь, просыпаются в комнате одного из них, и это нормально для их личного мира. Нет ничего стыдного или странного в том, что Албарн считает его красивым. Никто из этих людей, забившихся в гримерку, не знает настоящего Дэймона, но они проводят с ним весь тур плечом к плечу. И Джейми отчаянно давит в себе эту зависть. Так быть не должно. Он не должен хотеть большего. Но биение сердца учащается вопреки его воле и разрушает уверенность, как песочный замок, когда Дэймон забегает в комнатку, и, среди толпы налипающих на него парней и девушек, первым делом находит взглядом его. Албарн обнимает всех, кто того захочет, он мокрый от пота, а его щёки пылают ярким розовым цветом. Кто-то услужливо протягивает ему полотенце и бутылку холодной воды. Музыканты, до этого общающиеся с Джейми, уже направились к вокалисту; Джейми, в свою очередь, уперся глазами в пол, ведь вид Дэймона отчего-то слишком будоражит. Он просто ждет, когда Дэймон подойдет к нему, и Албарн понимает это без слов. — Не душно тут? — первым делом спрашивает он, крепко обнимая Джейми. — Ты мерзкий, — усмехается Джейми и оставляет штатный поцелуй на его горячей щеке. В Албарне все еще играет адреналин: его глаза блестят и беспокойно бегают из стороны в сторону, а язык тела так и кричит о скопившейся внутри энергии. Джейми кажется, что он перегрелся — должна же быть причина тому, как резко у него пересохло в горле? Как обычно, после концерта начиналась закрытая афтерпати. Музыканты и приглашенные гости грузились в машины быстро и достаточно шумно, чтобы привлечь лишнее внимание на улице. Дэймона опять задерживали — в этот раз он раздавал автографы, — пока Джейми сидел в машине и нервно обдумывал, зачем так разволновался. Очевидно, сегодня Дэймон был шикарен. Очевидно, при желании, Джейми мог бы расписывать его великолепную личность и натуру сутки напролет. А ещё стало очевидно, что восхищаться Дэймоном издалека — это одно, а сидеть с ним сейчас в одной машине — это совсем другое.***
Его компания — коктейль на липком кофейном столике. Он залит чьим-то опрокинутым джином, также здесь стоит переполненная пепельница. Сбрасывая туда пепел Джейми даже не беспокоится, что мог промахнуться. В темноте не видно, да и чек на уборку платить не ему. Раз уже разлили джин, значит, тусовка по-настоящему началась. Впрочем, у него не возникало желания присоединиться ни к танцам, ни к разговорам. С ним вокруг столика расположилось еще человека четыре, все накуренные. Травка была хреновая, Хьюлетт не пытался притворяться, что ему хоть немного вставило. Они обсуждали дерьмовые чарты МТВ и что радио жить осталось недолго. Он бы добавил что-нибудь, но не хотелось. Он пришел потому, что Дэймон здесь. Он здесь, чтобы поехать домой вместе с Дэймоном, убедиться, что он доберется до квартиры, вернется в свою (или его) постель и проспит крепким сном до утра. Он все еще здесь, плюет в потолок, ведь им повезло выступить сегодня в родной стране, и завтра уже лететь в Париж, и сегодня будет последний день на ближайший месяц, который они проведут в одной квартире… Джейми отпил из бокала. Отчего-то мысли о предстоящем туре даются с трудом, он не хочет беспокоиться об этом, но все равно беспокоится. Он не контролирует себя, и дело не в алкоголе. Это вопросы, которые рвутся наружу и требуют сублимации. Он все меньше волнуется о форме — главное, чтобы это случилось, иначе он взорвется прямо здесь, за этим липким столом. И Джейми начал искать Дэймона глазами. В зоне обзора мельтешили чужие силуэты. Это было средних размеров помещение с низкими потолками, стены будто сдавливали танцпол и людей на нем. Диджейского пульта управления и вовсе не было видно за толпой. Там, где сидел Джейми было ужасно душно, и ему меньше всего хотелось вставать и лезть в толпу, в которой, скорее всего, воздуха еще меньше. Он надеялся, что, пройдя к барной стойке, он сможет разглядеть в толпе Дэймона, и вытянуть его оттуда силой мысли, чтобы… чтобы что? Чтобы признаться? В чём? Даже не задумываясь, он уже начал перебирать пути отступления. «Хотел тебе признаться, я… очень хочу съесть тот йогурт на завтрак, который ты купил вчера. Нет, вообще-то я очень хочу, чтобы ты занялся стиркой, когда мы приедем домой, вместо меня. А вообще сделай мне одолжение, Дэймон, истолкуй-ка, что значит чувствовать и что это самое чувствовать значит лично для тебя.» Ему не впервой восхищаться и не впервой удивляться своей лёгкой степени мании. Но род ощущений переменился. Он стал совсем чужой и инородный, хотелось эти чувства выплюнуть, но с тем же он бы лишился всего, что заставило его встать, заставило засмущаться в машине, вынудило разбудить Дэймона с утра крепким поцелуем в висок. Он бы лишился всего, что у них уже было. «Только бы не рассыпаться, » подумал он. И, вот, как по волшебному велению или проведению, Джейми вычленяет силуэт Дэймона среди остальных. Он старается не думать слишком много о его гибком теле и ловких движениях. Он только облизывает пересохшие губы. Именно в этот момент Албарн ловит его взгляд на себе, ухмыляется и идёт навстречу. Джейми впивается пальцами в свой стакан виски. — Как тебе вечерок, а? — Дэймон пытается перекричать музыку. На его лице играет шальная улыбка. — Шумновато, — признается Джейми, отпивая из стакана. «Будешь говорить или нет?» Дэймон не сводит с него глаз, взгляд у него пожирающий, ошалевший от количества выпитого и веселых танцев. Он знает, что Джейми не такой, что он с большим удовольствием поедет после концерта в отель и всласть отоспится, так что его присутствие здесь было удивительным, приятным событием. — Спасибо, что пошел со мной, — снова кричит Дэймон, готовый выпрыгнуть из штанов от счастья. — Иначе бы я не вывез. Тут столько незнакомых лиц, голова кругом! Только тебя вижу — и глаз сразу радуется… Джейми честно, честно слушает все, что Дэймон ему прокричал, но в голове тем временем сгущался туман. И в сердце зашумело. Сначала Хьюлетт подумал, что это до него добралась старость. А потом первым, на правах менее выпившего, подметил, что тусовка — довольно странное место для подобных откровений. Несмотря на близость, они редко говорили по душам, да что там — искренне благодарили друг друга. Возможно, вина была на алкоголе. Или на слишком хорошем концерте. В любом случае, надо было остановить его раньше, чем все присутствующие услышат их бесстыдное воркование. К чему такая ревность — Джейми заталкивал понимание этого вопроса куда подальше. — Всегда к твоим услугам! — перебивает он Албарна, считывает моментное недоумение у него во взгляде и теряется. Кажется, он сам хотел что-то ему сказать, точно… И Дэймон остановился, замер в ожидании каких-то очень важных слов. Возможно, он сам хотел их произнести, и теперь ждал, что Джейми, забравший у него этот шанс, сам воплотит его замысел самостоятельно. Ведь у них именно так и водится, верно? Читать мысли друг друга? Только теперь радар, определяющий ментальные волны Дэймона, сломался к чертям собачьим, потому что Джейми паниковал. Если они действительно мыслят одинаково, если за один, треклятый вечер ничего не изменилось, то Дэймон сейчас тоже хочет поговорить об их отношениях, и, возможно, в качестве приятного дополнения, сдвинуть эти отношения с мертвой точки. Разбить стены и посмотреть, что за ними. Избавиться от ограничений, мешающих почувствовать себя полноценными. И Джейми решил сказать. — Знаешь, вообще-то… — он в ужасе запнулся и потупил взгляд. — Мне кажется, я бисексуал. — О, тебе не кажется! — шутит Дэймон, и так бьёт Джейми по плечу, что тот чуть не проливает виски себе на джинсы. — Странно, что ты не понял это раньше. Так или иначе, мои поздравления! Это не то, что он хотел сказать. Даже близко не то! — Вообще, это не то… — Джейми опять запнулся, почувствовав себя последним идиотом. Но Дэймон уже поднял брови в ожидании продолжения. — Трудно сказать… Идиотская ситуация, идиотский вечер и идиотские чувства, которые никак не обзовешь и не поймаешь. Они как туман — повсюду и мешают увидеть решение. Джейми покрутил в руке свой стакан. Сделал маленький глоток. Осмотрелся. — Мне кажется, я тебя понял. Он с замиранием сердца посмотрел на Албарна. Его радар чтения мыслей, должно быть, барахлит из-за количества выпитого. Быть такого не может, чтобы они сейчас мыслили одинаково. А потом в громкой музыке тонет его стакан с виски, барная стойка и приземленные столы с кожаными диванами. Все рассеивается в темных безликих фигурах, а Джейми, озадаченный происходящим, плетется за Дэймоном все глубже и глубже в неоново-синюю темноту. Чем больше они отдалялись от общего шума, тем меньше сомнений у него оставалось. Это оно. Это точно оно. У него тут же заныло под ложечкой. Он и не думал, что может так в этом нуждаться, что может так сильно этого хотеть. Потом Дэймон повлек его чуть правее аварийного выхода, куда они уже вдвоем наведывались раз перекурить — за угол, где плотная штора скрывала некоторое санитарное оборудование. Это самый отдаленный, самый пустой и одинокий угол в этом помещении. Здесь Джейми увидел звезды. Сначала завязался узел чуть ниже живота — и все от одного поцелуя. Он вышел осторожным, пробующим. Джейми продолжал проверять каждый свободный миг, а не ошибся ли он часом — точно ли Дэймон целует его, а он — Дэймона? По прошествии нескольких ритмических квадратов музыкальной композиции, играющей сейчас в главном зале, последние сомнения растворились в воздухе. Поцелуи стали агрессивнее. Сердце взрывается в груди. Он ищет руки Дэймона вслепую, надеясь овладеть ими и предугадать движения, но не может. У Дэймона преимущество — он знает, что делает. Совсем скоро к поцелуям присоединяются голодные укусы — Хьюлетт отвечает не так же рьяно и прикладывает определенные усилия, чтобы не позволить Дэймону оставить метки. Албарн впивается ему в шею, оттягивая ворот рубашки, и Джейми чувствует, как ловушка схлопывается. — Блять, блять, блять… — бормочет он злым шепотом, не оставляя попыток оттащить обезумевшего от страсти Дэймона от себя. Как бы ему самому не было горячо, он оставался единственным, кто задумывался о последствиях. Он отчаянно давит свои стоны, заставляет их скрыться в тяжёлом дыхании Албарна. Его страхи тонут в голубых омутах, мурашки бегут по спине нескончаемым потоком. Он чувствует его возбуждение своим коленом, и от этого знания у него загораются щеки. Хорошо, что этого не видно. Какая-то жалкая кулиса заслоняет происходящий откровенный беспредел от группового шока и осуждения. Все вокруг поглощены афтерпати, кулиса теряется в общей безумной картине, но Джейми не может не нервничать. Может быть, кто-то уже заискался Дэймона настолько, что будет проверять даже под столом, или кто-нибудь в любой момент может налететь на кулису в пьяном угаре. Возможно, Хьюлетт сам бы был не против, будь у них своя комната и приватность. Но это же Дэймон — он хочет здесь и сейчас. Всегда, даже когда дело касается «почти-признания». Он не вытерпел потому, что очень хотел, или потому, что это ничего не значит? — Нас могут увидеть, черт возьми, нельзя заходить слишком далеко, — он, наконец-то, встряхивает Дэймона достаточно сильно, чтобы он обратил на его слова внимание. И его затуманенный взгляд говорит о многом. — Тогда поторопимся, Джейми, — шепчет он на грани слышимости. А у Джейми бегут мурашки. А Джейми начинает трясти, и напряжение сковывает тело, ведь ему хочется этого не меньше, чем Дэймону. Разгоряченные ладони ползут по его спине, перекрывая путь к отступлению. Джейми ловит губами его горячие вздохи, прикрывает веки. В синеватой темноте многого всё равно не разглядеть, но он чувствует взгляд Дэймона кожей, и боится открыть глаза. Эти чувства сильнее, чем самая яркая фантазия, и опасные, как игра с огнем. Но Джейми рискует, и они находят общий ритм. Потом они находят его утром — последним в Лондоне перед туром. Лучшие и худшие части совместной жизни остались на месте, что удивляло Джейми. Он справедливо ожидал, что проснется после афтерпати в неизвестном ему мире; но белье было все так же не разобрано, они все ещё спят в одной постели, их одежда после вчерашней цветной стирки пахнет одним и тем же порошком, а в холодильнике стоит тот самый вкусный йогурт, который Дэймон купил себе. Удостоверившись, что все в его жизни действительно осталось на своих местах, Хьюлетт без зазрения совести взял йогурт из холодильника и замечательно позавтракал. Это было отличное утро для изменений.