Тупик

Куртрус Ливень Пепла до сих пор не мог понять Кариэль Роум. Слово «странная» вполне подходило для того, чтобы описать эту девушку, но недостаточно. Скорее, охотник на демонов назвал бы её «эксцентричной», но тогда бы это требовало большей конкретики. Что-ж, для этого у него в запасе имелось солидное количество времени, ибо предстоящий маршрут от Степей до Штормграда обещал быть долгим. Волны Великого Моря безмятежно тёрлись о корабль, солнце услужливо освещало бескрайние воды, ветер ласкал кожу и благодушно развевал волосы. Куртрус делает глубокий вдох солёного воздуха и переводит взгляд на паладина. Солнечные блики радостно прыгали по её доспехам, которые она предпочла не снимать, на случай внезапного нападения. Она вновь кому-то помогала: на этот раз это был корабельный кок, не справлявшийся с переноской продуктов, предназначенных для предстоящего обеда. Паладин, дружелюбно улыбаясь, без проблем перехватывает коробку, зашагав в сторону трюма. Куртрус думает, что девушка точно является «доброй». Но какой смысл в этой «доброте», которая самой своей строчкой в словаре подразумевает отсутствие какой-либо выгоды для себя? Она поможет этому повару, но максимум что он сделает для неё взамен — скажет спасибо, и то это не значит, что кок не воткнёт ей кухонный нож в спину при любом удобном случае. Куртрус был уверен в этом, потому что точно также понимал, что для паладина не было смысла помогать и ему. Ослеплённый нарастающим гневом в разуме, жаждой мести в сердце, зовом возмездия в клинках, он готов был убить её без угрызений совести, лишь для того, чтобы потом добраться до её сестры. До Тамсин Роум. До гнусной, чудовищной чернокнижницы, очевидно лишённой даже малейших намёков на доброту. И не то чтобы эта потеря была для неё хоть немного значимой. Охотник на демонов готов был долго размышлять о том, каким количеством ненависти он смог проникнуться к этой отрекшейся за столь короткое время. Но мысли тут же возвращаются на прежнее русло, стоило девушке вернуться в поле его зрения. Да, факт того, что Кариэль всё равно осталась с ним, несмотря на то, что он сделал, оставался фактом. Даже больше: она, как и прежде, обещала помочь. Помочь ему. Благородный паладин, что обещает пройти вместе с предателем, изгоем по не самой благородной дороге мести, которая, в свою очередь, безнадёжно гарантировала опасность для жизни. Что это, если не доброта? А если не доброта, то что же тогда заставляет Кариэль Роум продолжать идти по пути безграничного самопожертвования? Тупик. — Мне не нужна выгода, — отвечает девушка. — Главное — видеть, что у них ещё есть надежда на светлое будущее. Видеть, что они готовы жить ради завтрашнего дня. — Но почему именно это является главным, паладин? Девушка бросает взгляд на звёзды, вслушивается в шум волн, внемлет завыванию ветра, словно хочет, чтобы они подсобили ей в донесении ответа до друга. Словно хочет, чтобы Свет сказал всё за неё, потому что правда состояла во лжи, а лгать она уже устала. Да, ей правда нравилось видеть, как люди улыбаются, благодаря её за «хорошие» дела, только вот стоило ей вспомнить про сестру, которую она поклялась спасти и про отца, которого она не хотела разочаровать, то все эти улыбки теряли свою значимость, растворяясь в призрачной пустоте других эмоций. Как будто бы они вовсе ей не нужны; ей нужна только семья. Как будто бы она вовсе не паладин, поклявшийся защищать невинных и дарить им надежду; она всего-лишь воин, сражающийся за богатство и славу… Нет, так нельзя. Ей нельзя. Её учили не этому. Но где-то в глубинах души, где-то в потаённых закромах сознания, регулярно ворочилось гнетущее чувство собственной эгоистичности, оставшееся ещё со времён её бандитских приключений. И она всеми силами пыталась его утихомирить, следуя соответствующим рыцарю ордена Серебряной Длани мерам. Однако, подавляя свою натуру, Кариэль не могла не понимать, что это чувство только увеличивалось, а также зарождалось ощущение того, что она теряет саму себя в погоне за идеологиями Света. Тем не менее, даже если это было не просто проявлением неправильных эмоций, кто она тогда, если не паладин? Тупик. — Я не знаю. Куртрус подлинно удивляется, заглядывает в лицо Кариэль и видит там лишь искреннюю печаль, горесть по незнанию того же, чего не знает он. Беспокойство, неосознанно скрываемое одной и ненароком вскрытое другим. И он пока не ведает, что стоит говорить, но уже инстинктивно осознаёт, что стоит делать. Охотник на демонов мягко кладёт руку на плечо паладина, развернув к себе, пристально смотрит в шокированные, но не разозлённые глаза. Внимательно изучает явственно отражающуюся россыпь звёзд в глубине цвета яшмы, не без опаски догадываясь, что мог бы с удовольствием в ней утонуть. А затем прижимает к себе, чувствует вздрагивание, на что он решает обнять крепче её защищённое снаружи, но беззащитное внутри тело и сказать: — Ты — Кариэль Роум. Это всё, что нужно знать, и этого достаточно. И тут же он ощущает расслабленность, которую она так безмерно долго не могла себе позволить, и голову, положенную себе на плечо. — Ты прав, Куртрус. Не важно, паладин я или нет, я буду делать то, что считаю главным. Я буду сражаться. За Альянс. За мою семью. За всех, кто мне дорог. По спине Кариэль пробегают неконтролируемые мурашки от какого-то грустного выдоха в дреды, который напоминает ей о том, о чём она ещё хотела сказать. О том, что её душа тоже считала важным, если не важнее. — И за тебя, Куртрус Ливень Пепла. Охотник на демонов улыбается. Впервые за долгое время улыбается и утыкается носом в макушку паладина, передавая свою улыбку ей. И они оба спокойно закрывают глаза, зная, что теперь уже точно пройдут через любые трудности вместе.