Один день

Если спросить у Салима, какая дата в его жизни носит особенный характер, то он сразу её вам назовёт. И вы удивитесь, узнав, что это ни чей-то день рождения, ни праздник, а просто день, который со временем превратился в смысл его существования, в то, что он страстно желал и люто ненавидел.

***

13 февраля 1984 года

***

Салим сидел на ступеньках крыльца и шуршал в бумажном пакете. Время от времени раздавался тихий звон и глухой стук, он останавливался и продолжал копошиться, пока не выудил то, что искал — чёрно-белое выцветшее фото кудрявой девушки. Небольшого роста с удивительно тонкой шеей и круглыми щёчками — ему с кусочка бумаги улыбалась бывшая одноклассница. Эта девочка — единственная начала общаться с ним по-человечески сразу после того, как они переехали с матерью в этот маленький ничем не примечательный городок. Семейство Осман перебралось в Америку, когда Салиму исполнилось одиннадцать лет, они перепробовали много стран, благо образование и профессия отца позволяли выбирать. Геолог-самородок, которого только и успевали отхватывать себе в штат международные институты и исследовательские центры, успел пожить с семьей и в Англии, и во Франции, даже в СССР недолго, но окончательно его семью устроил Чикаго, штат Иллинойс, США. Обустроив вполне неплохое гнёздышко, они стали привыкать к местным порядкам и традициям, вполне успешно интегрировались в местное общество. Но счастье длилось недолго, в четырнадцать отца не стало, и мать, всю жизнь проработавшая домохозяйкой, как и следовало уважающей себя мусульманке, оказалась в тупике. Им пришлось оставить дом, продать всё, что имели и переехать туда, где она могла работать без особых навыков, где не было больших проблем с доступным жильём, и главное — не звучали вопросы о прошлом. Мысли вернуться на родину даже не воспринимались всерьёз, вечные войны и междоусобицы были тому причиной, Халиса не хотела, чтобы Салим погиб на поле глупых распрей, вот и спрятала его далеко и надёжно. Новым домом стал крохотный город Юнис, что находился в самом сердце душной и болотистой Луизианы. Их маленький двуспальный дом располагался рядом с центром поселения и по сравнению с трейлерным парком на юге считался роскошью. Давно то было, уж шесть лет прошло, как улетучились последние пары свежей фасадной краски. Салим успел окончить школу, общеобразовательный колледж в Лафайетте и вернуться обратно, чтобы помочь матери, что порядком сдала за годы отсутствия сына. Так он здесь и оказался. На пороге своего дома с бумажным пакетом из центрального супермаркета, наполненным напитками, которые он раньше даже на язык не пробовал. Может, и не стоило? В предвкушении он уже почти что потерял фотографию, которой дорожил больше, чем своими пожитками. Девушка, что сейчас смотрела с карточки, призывно махала рукой. Катарина первая начала с ним дружить, потом они попытались встречаться, но Салим был слишком застенчив и воспитан немного для других отношений. Однажды во время вечеринки в старшей школе он с дикостью смотрел на лучшую подругу почти голую, дрожащую, в одном лифчике и короткой юбке на чужой кровати в незнакомом трейлере. Другой парень, может, и согласился бы на такое предложение, но восточное воспитание, что отец не подверг трансформации, несмотря на пересечённые границы множества стран, не позволяло прикоснуться к доступному удовольствию. Тогда Салиму было шестнадцать, сейчас разглядывая яркую, задорную улыбку в двадцать один год, может, он и поменял бы своё мнение. Но что гадать, былое прошло, она переехала в Чикаго, куда всегда мечтала. Да и Салим мечтал вернуться в город, где был счастлив со своей семьей, только состояние матери не располагало к грандиозным переездам, как и его неопределённость в будущем. Всевозможные рекомендации кружили голову, но уже как полгода, он не знал, за что взяться, в итоге решил пожить с матерью, поскольку она в этом нуждалась, хоть и не признавала, и устроился помощником в местную автомастерскую. Этот ранний вечер был его выходным, мама уже спала в своей комнате, сильно утомившись, а он вышел во двор отметить своё официальное разрешение употреблять алкоголь, которого никогда попросту не было в их доме. После отца все традиции и правила соблюдались отчасти, вот и этот постулат Салим посчитал устаревшим. Он уже хотел откупорить бутылку светлого, насладиться видом ранних звёзд и потёртой фотографией школьной влюблённости, но услышал странное шевеление в кустах. Салим отставил пиво и встал с крыльца, медленно приблизился к невысокой ограде участка и резко отодвинул ветки. Он готов был увидеть там ободранную кошку, бездомного пса, крыс в конце концов, но не сжавшийся дрожащий комочек с острыми локтями и коленками. Безумно худой и маленький, ребёнок, обхвативший голову руками, сидел на обочине в кустах рядом с его домом и даже не заметил, что его убежище обнаружили. Салим легонько коснулся его плеча, мохнатая голова дёрнулась и поднялась — на него уставились два огромных, почти что чёрных глаза. — Что ты здесь делаешь? Мальчик вздрогнул и попятился, пока не упёрся лопатками в белый заборчик. — Не трогай меня! — взвизгнул он, оскалившись, словно потерянный, загнанный в ловушку волчонок. Салим поднял руки в жесте примирения. — Я просто хотел сказать, что тебе не следует сидеть на земле, холодно, лучше на скамейке, — он показал на предмет мебели больше похожий на обычное бревно случайно выброшенное на их участок, а потом осторожно подал руку. Но пацанёнок отмахнулся, резво поднялся и, что удивительно, не умчался дальше, а действительно пошёл и сел на скамью. Хозяин дома аккуратно опустился рядом, здесь освещение было получше, и когда мальчик снова поднял на него своё лицо, то Салим смог разглядеть его отчётливей: янтарные, казавшиеся просто огромными, глаза, чумазое лицо и бледные жёлто-зелёные пятна, беспорядочно разбросанные по бледной коже скул, челюсти, шеи и рук. Щёки и нос у мальчишки ещё отдавали розовым от недавно пролитых слёз, опухшие веки только это подтверждали. Сердце Салима сжалось, как кто-то мог поднять руку на ребёнка, довести его до такого состояния? Отец Салима никогда не позволял себе такого, его сын и жена попросту не знали, что значит разрушительный гнев главы семейства. Салим сбегал за пледом, что лежал на кушетке у входа в дом, и накрыл им ребёнка. Мальчик вздрогнул и шумно выдохнул, сразу же завернувшись чуть ли не по самый нос. Несмотря на южное расположение города, на улице была середина февраля, а в одной футболке много не напутешествуешься под закатным солнцем. Салим предполагал, что ему следует отвести мальчика в полицию и найти его родителей или просто отправить домой, если тот знал дорогу. Но то, как пацан прятался в кустах, говорило о том, что он вряд ли хочет возвращаться в место, откуда убежал зимой в сандалиях надетых на босую ногу. — Как тебя зовут? — тихо поинтересовался Салим. — Джейсон, — ответил тот хриплым, но твёрдым голосом. Салим сделал ему чаю, тот отказался заходить в дом, и он вынес кружку на улицу. Джейсон рассказал, что очередной ухажёр родной тёти выгнал его из трейлера, и он не знал, куда ему идти, все, кого он знал, либо уехали, либо просто проигнорировали его просьбу впустить к себе погреться. Он в красках описал, как добрался до части города, в которой почти никогда не бывал, а потом говорил о не выполненном домашнем задании. Мальчик болтал много: о том, что ему в апреле исполнится одиннадцать лет, в какой школе он учится, какие предметы ему нравятся, и о том, что он жутко ненавидел ходить в часовню с тётей по воскресеньям. Но больше всего Салима поразило, что того больше беспокоила контрольная, к которой мальчик не успел подготовиться, чем факт, что его буквально в ночь выгнали из собственного дома, не говоря уже о синяках разной степени свежести. Они поговорили ещё немного, точнее Салим дослушал выданную как на духу биографию сироты Джейсона Колчека и всё же уговорил того отправиться в участок. Передав пацанёнка из рук в руки шерифу, Салим отправился домой. Так прошло первое тринадцатое февраля, которое выделилось среди череды таких же двадцати, что он прожил ранее.

***

13 февраля 1985 года

***

День выдался на удивление промозглым и хмурым. Тучи закрыли доступ к синеве неба и, казалось, что среди белого дня уже наступил вечер. Салим неспешно возвращался из мастерской на обед, который мама настаивала проводить до ночной смены дома, а не в провонявшем машинным маслом помещении. Он уже перешёл дорогу, очутившись на своей улице, когда его окликнули. Салим сначала не понял, откуда исходил радостный писк, но потом его глаза нашли невысокую фигурку, затянутую в старую зелёную ветровку. С огромным рюкзаком за плечами ему махал и улыбался большеглазый мальчик, что прошлый раз искал убежища в кустах на его участке. Салим узнал этот вздёрнутый перемазанный нос и, улыбнувшись, помахал в ответ. Джейсон же только этого и ждал — узнавания в глазах старшего, и тут же ринулся к нему через дорогу, не посмотрев по сторонам. Одинокая машина, что двигалась по улице, с визгом затормозила, чтобы не снести ребёнка с ног, но тот будто этого не замечал. — Джейсон! — гневно воскликнул Салим, — ты что творишь?! Решил попрощаться с жизнью?! Тот же, потупив взгляд, сразу погрустнел и неловко подошёл ближе. — Аллах, — всё причитал Салим, — найти единственный автомобиль на дороге и умудриться выскочить именно перед ним. Потом он вздохнул и всё же улыбнулся не сдержавшись, этот воробушек, что хохлился рядом с ним был до невозможности очаровательным. Хотя Салим никогда не находил детей почти подростков очаровательными. Просто этот каштановый хохолок отдающий рыжиной, что торчал из-под капюшона, делал из Джейсона нерадивого птенца. — Ну как дела, парень? Джейсон, услышав смягчившийся голос, сразу же поднял глаза и улыбнулся во весь рот. А потом на Салима вывалилась целая куча всевозможных историй, Джейсон буквально пересказал все события за прошедший год, пока они медленно шагали по тротуару вдоль одноэтажных коттеджей. Когда же они подошли к дому Салима, тот задумался всего лишь на секунду, уж больно продрогшим выглядел мальчик в старой куртке и кроссовках. — Не хочешь чаю выпить? Согреешься и пойдёшь домой? — спросил он. Джейсон непроизвольно сделал шаг назад, в глазах промелькнул страх, но он тут же сморгнул его и снова неловко улыбнулся. — С радостью. Но Салим видел каких трудов ему стоило элементарно перешагнуть его порог. Что бы это ни было, за поведением Джейсона пряталась история, и Салим готов был отдать руку на отсечение, история эта носила мрачный и неприятный характер. Но встречающая их Халиса своей улыбкой заставила исчезнуть все сгущавшиеся тучи над ребятами. Всплеснув руками, она тут же обняла Джейсона и повела на кухню, попутно заставив представиться и рассказать о себе. Развешивая в прихожей брошенную впопыхах детскую зелёную куртку, Салим думал, что парень нашёл таки благодарного слушателя. Вечер за кружкой чая и лимонным пирогом тёк лениво и очень уютно. Это было странное ощущение, но именно Джейсон своим шумом заполнил пустоту их дома, что витала в пространстве после смерти отца. Да и пацан расслабился и разомлел. Сказал, что давно так не отогревался — тёткин трейлер плохо протапливался, и ему постоянно приходилось кутаться в свитера. Халиса на это покачала головой и отрезала ещё один кусок пирога, который почти сразу лишился половины. Она улыбалась необычайно много, что для Салима была невообразимая отрада. — Приходи к нам когда захочешь, Джейсон, хоть каждый день. Наши двери всегда для тебя открыты. Салим был согласен с каждым словом матери. Что угодно, лишь бы она продолжала так светиться, окутывая кого-то заботой. Он даже вспомнил их разговоры с отцом, когда она просила его о втором ребёнке, но тот всегда был слишком занят, чтобы по достоинству обратить внимание на её просьбу. Сейчас Салим вновь как и в подростковом возрасте жалел, что у него не было младшего брата или сестры, но больше из-за матери, чем из-за себя. Солнце почти село, когда Джейсон спохватился и судорожно засобирался. Салим видел, как буквально за секунду лицо мальчишки превратилось в белое полотно, и он с первого раза не попал носком стопы в кроссовок. — Давай я провожу тебя, а то быстро темнеет. — Нет! — глаза Джейсона раскрылись в ужасе, и Салим невольно вспомнил их знакомство, такие же напуганные блюдца в обрамлении пыльной листвы. — Я сам, всё будет в порядке. — Но мне так будет спокойнее, — попытался настоять Салим, но был остановлен твёрдым и непоколебимым жестом и слишком серьёзным взглядом для одиннадцатилетки. Салим проводил его до ступеней крыльца и снова зашёл в дом. Не простояв и минуты, он повернулся к вешалке, выбирая куртку потеплее. В прихожую вышла Халиса. Она улыбнулась, ей было очевидно, что собирался сделать её сын. И она полностью поддерживала его. — Только смотри, чтобы он тебя не заметил. Для мальчика это очень важно. Салим кивнул и вышел в поздний вечер вслед за Джейсоном. Он видел, куда тот свернул в конце улицы, и догнать его труда не стоило. Ещё в прошлом году в участке у шерифа, он невольно подслушал разговор двух офицеров, что обсуждали трейлер-парк на юге, один из них явно знал Джейсона или скорее его опекунов. Тогда в глазах полицейского Салим прочитал не прикрытую жалость. Сейчас же он тихонько следовал за своим юным другом, охраняя на расстоянии. Джейсон прошёл пару кварталов и предсказуемо свернул в сторону трейлеров. Освещения в этом районе почти сразу перестало хватать. Чувствовалось, что правительство города не жаловало стихийное поселение на юге и не особо старалось обеспечить их благами цивилизации, скорее наоборот. Вот и игнорировало просьбы о предоставлении комфорта, чтобы каждый из домов на колёсах имел центральное подключение к электросети, а не сидел на тарахтящих допотопных генераторах. Войдя на территорию трейлеров Салиму пришлось сократить расстояние, дорог так таковых здесь не имелось, и вагончики были раскиданы в самых неожиданных местах. Но вот за большой ивой Джейсон резко свернул влево и направился к одному из трейлеров на поляне. Салим спрятался за широкий ствол и стал наблюдать. Джейсон остановился на пороге, его грудь явно вздыбилась от глубокого вдоха, и так было ясно — готовится к взбучке. Через несколько секунд он всё же занёс руку и постучал по металлической дверце. Она тут же распахнулась. В оранжевом сгустке света, что пронзил вечернюю смуглую синеву, появились две руки — мужская и женская — вероятно, тётя и её бойфренд, о которых Джейсон вскользь упомянул. Он, в принципе, в мельчайших подробностях болтал обо всём кроме места, которое являлось ему домом. Послышались гневные голоса, женская рука дала Джейсону чувствительный подзатыльник, а вот мужская не мелочилась — втащила мальчика за шкирку в вагончик. Салим готов был поклясться, что даже сквозь густые сумерки увидел, как Джейсон лишился земной опоры, когда лапа, по другому не назовёшь, схватилась с треском за брезентовый капюшон. Салим почувствовал, как гнев невероятной силы стал заполнять его, кулаки сжались сами собой, и он с трудом поборол внезапный порыв рвануть к вагончику. Отдышавшись и не без труда заставив себя успокоиться, Салим постоял ещё немного, подождал пока крики в трейлере не утихли, он хотел убедиться, что не прозвучат глухие удары или треск разбивающихся предметов. Возвращаясь домой, он думал о том, что действительно хотел, чтобы Джейсон заглядывал к ним почаще, теперь уже не только из-за матери, но и из-за самого Джейсона. Но мальчик не пришёл ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц.

***

13 февраля 1986 года

***

Салим допечатал на машинке последний лист, и сложил его в стопку к остальным. Резюме, что больше походило на эссе о его жизни было размножено на десять копий и приготовлено для отправки в лучшие компании Чикаго. Мать с каждым днём всё сильнее своим поведением и словами давала понять, что сын засиделся на месте и должен двигаться вперёд, думая о карьере. Хоть Салим и признавал тот факт, что мечта о Чикаго медленно блекла в тихой рутине, он чувствовал в Юнисе себя комфортно, работая в мастерской и ухаживая за матерью. Та лишь смеялась и говорила, что с его заботой пора бы искать достойную жену в большом городе. Халиса сама помогла выбрать Салиму направления и даже поддержала амбиции сына с выбором будущих мест работы. Если кто-то вообще обратит внимание на безымянного парня из глубинки. Но попытаться стоило, хоть везде в вакансиях и появлялась сноска об умении пользоваться компьютером, который Салим до этого видел только по телевизору и только один раз трогал вживую. Он уже запечатывал конверты и сортировал их, наклеивая марки, когда услышал непонятный скрежет доносившийся от окна его комнаты. Поднявшись, он настороженно подошёл к шторам, аккуратно отодвигая их в сторону, — на крыльце было пусто, но через секунду прямо перед носом появилось знакомое мальчишеское лицо. — Джейсон! Ты меня напугал, что ты тут делаешь? — Салим открыл окно, отодвинув створку вверх. — Извини, я не хотел, — прошептал мальчик, переминаясь в розовых кустах, посаженных Халисой вдоль всего фронтального фасада. — Я не хотел будить твою маму. Салим вздохнул, покачал головой. Вид у мальчишки как всегда был взъерошенный и потрёпанный. Та же зелёная ветровка, те же кроссовки, только за спиной совсем не школьный рюкзак, а небольшая походная сумка. — Иди к двери, сейчас открою, только розы не повреди. — Скорее они меня, бля, — послышалось недовольное бурчание, пока Салим выходил из комнаты. Когда он открыл дверь, мальчишка тут же шмыгнул в дом. В тусклом жёлтом свете бра, что висела в прихожей, Джейсон выглядел немного сюрреалистично — длинные руки и ноги стали ещё длинней, не успев обрасти мышцами как следует, а ставшая маленькой одежда только подчёркивала несуразность не оформившейся подростковой фигуры. Из-под джинс торчали щиколотки, затянутые в разноцветные носки, а рукава куртки едва доходили до запястий. Салим боялся представить, что было с пальцами ног в давно ставшей неудобной обуви. Он лишь проследил с каким облегчением, тот стянул с себя кроссовки на пороге. — Идём ко мне только тихо. Салим рукой показал в сторону приоткрытой двери. Ему не пришлось говорить дважды — Джейсон сразу спрятался за дверью, а Салим решил, что стоит возвращаться к себе только с остановкой у холодильника. Захватив несколько кусков пирога, который, казалось, всегда в том или ином количестве находился на верхней полке, пополняемой Халисой, и бутылку молока, он бесшумно вернулся в комнату. Джейсон стоял рядом с его столом и бесцеремонно рассматривал верхний из напечатанных листов, одного из черновых вариантов его резюме. — Собираешься переезжать? Салим поставил пирог и подошёл ближе, заметив, что Джейсон и вправду неплохо вытянулся за последний год. — Думаю об этом, — забрал листок и положил в стопку к остальным. Парень же, подхватив кусок выпечки, пошёл на собственноручно устроенную экскурсию по комнате. Салим же, молча сев на кровать, стал наблюдать за гостем. Он знал, что Джейсон долго не продержится и начнёт говорить, и узнать об истинной цели его довольно странного визита не составит труда. Не книжный стеллаж же он пришёл к нему рассматривать в такой поздний час, хотя у одной полки он задержался. Салим ухмыльнулся, он знал, что тот там увидел. Но и по поводу мальчика, он вновь оказался прав, тот не изменил своей болтливости. — Я решил уйти из дома, — не сдержался Джейсон, и обернувшись продолжил, — вот пришёл попрощаться. Салим молчал, некоторое время внимательно разглядывая большие глаза наполненные решимостью, правда сказать, напускной решимостью. Джейсон долго выдерживал прямой зрительный контакт, пока всё же не сдался, позволил мимолётному испугу промелькнуть в глазах и отвёл взгляд в сторону. Салим же по-прежнему оставался спокойным, сейчас главное было передать это спокойствие мальчику. Внутри у того наверняка всё бурлило от собственного поступка, адреналин в крови плескался с избытком, вон как дрожали его пальцы. Да и сердце мальчишки скорее всего билось о грудную клетку с невероятной скоростью. — Садись сюда. Салим похлопал по покрывалу рядом с собой. Тот медленно отлепился от стеллажа, будто собрался на расправу. Возможно, так он и выглядел, когда его “на ковёр” вызывал очередной временный тёткин ухажёр за какую-нибудь оплошность или невинную шалость. Салим дождался, пока Джейсон присядет рядом, чтобы продолжить. — Я думаю, ты здесь, чтобы я отговорил тебя. Джейсон начал было возмущённо пыхтеть, но Салим остановил его жестом. — Дай мне договорить. Я поясню, — его голос оставался тихим и размеренным, он действительно хотел донести свою мысль до мальчика. — Когда человек настроен окончательно и бесповоротно, ему не нужно чьё-либо одобрение, понимаешь? Он просто берёт и делает независимо от возраста и обстоятельств, но подсознательно ты не уверен в своём решении вот и пришёл сюда, чтобы якобы попрощаться. Мы виделись с тобой всего два раза, и мы оба знаем, что пережили бы без этой встречи. Джейсон слушал на удивление внимательно, даже позу его полностью отзеркалил, выходит, мнение Салима действительно имело вес значительный, что конечно же, льстило, но и пугало ответственностью. Внезапно Салим понял, что чуточку слукавил в последней фразе — ему было не наплевать на судьбу мальчика, он переживал за него искренне и всем сердцем. — Я не собираюсь тебя отговаривать, но подумай сам. Чем ты будешь питаться? Как зарабатывать деньги? Чем будешь заниматься и где жить? С твоим-то жиденьким походным узелком, что ты оставил в прихожей, ты хоть стащил у тётки деньги? — Да, всё, что было в кошельке! — наконец, радостно воскликнул Джейсон, ему казалось, что хоть где-то он поступил верно, но достаточно быстро понял, что это было не так. — Замечательно, значит, будешь вором? Стаскивать по мелочи, пока тебя не поймают, потому что реально зарабатывать ты не сможешь. Сколько тебе вообще? Двенадцать? — Почти тринадцать, в апреле будет, говорил же, — насупившись пробурчал тот. — Вот ты поболтаешься на улице до восемнадцати, к примеру, это при хорошем раскладе, а что будет потом? Колония или тюрьма? Где ты хочешь оказаться сильнее? Джейсон сморщился, обнажая зубы, Салим видел, какой эффект производили его слова. Мальчишка не был дураком — не опытным и недальновидным — но это пока, может, эмоционально неустойчивым в силу возраста, но точно потенциально не глупым, и понимал, что до него хотят донести. Они оба молчали. Салим ждал, пока Джейсон уложит всё в голове, а тот внезапно по-взрослому пытался унять эмоции. Во взгляде, что мельком прошёлся по лицу Салима, ощущалась серьёзность и адекватная непоколебимость, не дурная и упрямая, но стойкая. Кажется, Салим только что заглянул в будущее, увидев взрослого Джейсона, его личность формировалась у него на глазах, и возможно, именно таким тот станет в будущем — жёстким, прямым, сильным, если ему повезёт, и он избежит ловушек молодости, что так любит подкидывать жизнь. — Готов поспорить, что бойфренда тётки не было дома, когда ты уходил? — нарушил тишину Салим. Глаза Джейсона в благоговейном ужасе уставились на него. — Да, он уехал в Батон-Руж, а тётя напилась и вырубилась. — Видишь, ты сам оставил себе пути отхода, — они снова замолчали, но теперь в тишине от Джейсона не исходило раздражение и протест, скорее внезапно пришедшее смирение. — Ты ещё успеешь оказаться под мостовой с десятью центами в кармане и с абсолютно уничтоженным будущем. — Я знаю, я просто… просто… Вот только истерики не хватало. Салим взял Джейсона за плечи и заставил посмотреть себе в глаза. — Знаю Джейсон, никто не заслуживает жить так, как ты живёшь, но порой у нас нет выбора, а обстоятельства могут быть хуже в разы. Сейчас у тебя есть дом хоть какой-то. Только умный человек извлечёт максимальную пользу от сложившейся ситуации, а все нападки глупых и уже пропащих людей выдержит только сильный. Ты ведь такой? — Я сильный! — зарделся Джейсон, глаза мальчишки горели уверенностью, — не знаю умный ли, но учительница по математике меня хвалит, контрольные я пишу хорошо. — Вот видишь, ещё успеешь сбежать, только дождись хотя бы совершеннолетия, или когда будешь по-настоящему испытывать желание оставить всё и начать что-то новое. Парень медленно кивнул. Неужели действительно дошло? Салим облегчённо вздохнул, и только сейчас понял, насколько напряжён был всё это время, насколько прямо сидел, что даже поясница заныла. А потом он посмотрел на часы. — Аллах, сколько времени! Почти полночь, тебе надо возвращаться, пока никто не хватился. Согласен? Вот и решающий итог их разговора. — Да, — кивнул Джейсон поднимаясь, — я сбегу, но только когда наберусь сил и знаний, чтобы не воровать, я не хочу в тюрьму или умереть на улице. Салим, конечно же, мог сказать, что не дал бы этому случится, всегда можно было позвонить в службу опеки. Но сейчас он наблюдал небывалую решимость во взгляде — теперь настоящую и не вымученную страхом. Маленький, но такой взрослый человек только что поставил себе цель, которая сформирует его будущего. А сил у него хватит, Салим мог руку отдать на отсечение — пацан не пропадёт. Салим кивнул, улыбнувшись. — Идём, провожу тебя до дома, и в этот раз без возражений — на улице ночь. Джейсон нехотя кивнул, и засунув в рот последний кусок пирога почти целиком, направился к выходу из комнаты. От Салима не ускользнуло то, как он тоскливо посмотрел на его книжный стеллаж и вышел за дверь. Салим немного поколебавшись всё же подошёл и вынул достаточно толстый журнал в мягкой цветастой обложке, потом зашёл на кухню и упаковал все оставшиеся куски пирога в фольгированную бумагу, и только потом вернулся в прихожую. Быстро одевшись, он отдал свёрток с выпечкой и журнал Джейсону. Тихо прикрыв за собой дверь, они вышли в промозглый вечер. И только на улице Джейсон взглянул на обложку, не сдержав восхищенного восклицания: — Это же, это же выпуск 1027! Ты… ты отдаёшь его мне?! Салим усмехнулся и кивнул, глядя на то, как поменялся Джейсон. Всё же тот ещё находился в возрасте, когда такая мелочь казалась невероятным счастьем. Поправка — мелочь для Салима, он всегда относился к подобной литературе спокойно, этот журнал когда-то принёс ему отец, рассказывал, что начальник являлся поклонником серии детективных комиксов, вот и подарил что-то ценное из его коллекции. Для Салима это был хоть и интересный, но всё же простой журнал с картинками, но для мальчишки он являлся огромным миром скрытым в рисунках на потёртых страницах. — Этого выпуска даже в библиотеке нет, — он тщательно осмотрел обложку, нашёл год издательства, — это же оригинал! В книжном за такой бы содрали несколько тысяч баксов! Тебе не жалко? — Этот экземпляр далеко не в лучшем состоянии и не стоит таких денег, — возразил Салим. — Мне его передал отец, думал, вдруг заинтересуюсь, но читал я комикс всего пару раз. — Но это же сокровище, это же Бэтмен! — Ну, — Салим пожал плечами, — для меня это просто старая книжка, которая уже больше десяти лет пылится на полке, — но видя до сих пор недоверчивое выражение лица Джейсона, добавил, — бери, в твоих руках он, наконец, обретёт настоящую ценность. Джейсон прижал комикс к груди, и они пошли вниз по улице. Шагали молча, Салим чуть впереди и даже не остановился, чтобы Джейсон показал дорогу, когда они вошли на территорию трейлеров. Мальчик же чуть покосившись, решил не комментировать знание Салима о том, где он живёт. Лишь когда подошли к темнеющим мутным окнам вагончика, Джейсон резко остановился и повернувшись к Салиму неловко, но сильно прижался к нему. Салим потрепал его по волосам и улыбнулся. — Береги себя и обращайся в случае чего, помочь с побегом не смогу, но комиксами обеспечу. Джейсон скопировал улыбку, кивнул и тихо зашёл в трейлер. Постояв немного у ствола ивы, за которым прятался год назад, Салим отправился обратно, в очередной раз жалея, что у него не было младшего брата… а если бы и был, он всё равно не был бы таким как Джейсон.

***

13 февраля 1988 года

***

Удивительно складывалась жизнь, размышлял Салим собирая сумку, пытаясь засунуть в неё последнюю стопку книг. Несмотря ни на что, даже на уговоры матери, он не хотел оставлять энциклопедии и справочники в своей бывшей детской комнате. Она уже точно могла называться бывшей, потому что с завтрашнего дня Салим становился официальным жителем Чикаго. В большом городе его ждала достаточно небольшая, но уютная квартирка, и подписанный с руководством контракт на пятилетний срок. Мог ли Салим предположить два года назад, что будет рассчитывать на место в штате такой уважаемой международной компании? Конечно, помогло знание языков, но остальные заслуги принадлежали лично его умениям и находчивости. Перетерпев два месяца напряжённого ожидания ответного письма на резюме, он всё-таки получил стажировку без конкретных обещаний, которая изнуряла настолько, что Салим едва доползал до телефона вечером, чтобы позвонить домой. Стажировка оплачивалась скудно и растянулась на полтора года. Но после Салима ждала неожиданная награда — его приняли на официальную должность. А значит, он это сделал! И был по-настоящему счастлив, и на столько, что, казалось, хотел поделиться этим со всем миром, но почему-то с одним человеком больше всего. Салим сразу подумал о Джейсоне, когда переступил порог родного дома. Может, потому что Халиса часто о нём упоминала в кратких вечерних разговорах у телефонного автомата? Оказывается, Джейсон повадился приходить к ним домой, развлекать его мать разговорами и часто оставался до вечера. Объяснял это тем, что у них в тишине ему проще готовилось к урокам. Матери Салима это даже было в радость, она говорила “хоть кому-то нужны мои пироги” и смеялась. А Салим радовался, что Джейсон спасал от тоски его единственного родного человека. Он приходил с завидным постоянством почти целый год, но потом как будто исчез из Юниса. Его визиты стали настолько привычными и частыми, что Халиса начала волноваться, когда прошёл первый, а потом и второй одинокий месяц. Но через полгода Джейсон вновь появился у них дома, так же внезапно, как и пропал, только теперь не развлекал своей болтовнёй, не садился делать уроки, а задумчиво и молчаливо шёл с позволения в комнату Салима и почти всегда сидел там до поздней ночи. Однажды Халиса предложила ему переночевать у неё, когда он засобирался почти к полночи покидать их дом. Тот согласился и теперь приходил редко, но обязательно с ночёвкой. Халиса рассказывала, что стелила чистое бельё на кровать сына и была рада присутствию Джейсона. А тот платил ей улыбкой и помощью по дому, когда это требовалось. Салим после приезда хотел застать один из таких визитов, но его мать огорчилась, услышав о его желании. — Почему ты расстроена? — спросил тогда Салим, казалось, ничто не могло испортить ему настроение. — Два месяца назад, когда Джейсон был в гостях, я ему сказала, что ты прилетаешь обратно, назвала дату, позвала на праздник по случаю. Он тогда улыбнулся, поблагодарил за приглашение, но с тех пор ни разу не пришёл даже на чай. Салим же нахмурился, но промолчал. Он вспоминал их последнюю встречу, не обидел ли он мальчика в тот день, но сразу отогнал от себя эту мысль, если бы это было так, то приходил бы он к ним домой все последующие месяцы? Быстро перекусив, Салим решил прогуляться по городу. До праздничного ужина оставалось несколько часов, вещи лежали собранными, а стол ждал приготовленный к приходу гостей (в основном знакомых и соседей, которых лишь Халиса знала), но Салим не возражал их появлению, он хотел, чтобы мама проводила его на своих условиях, если это сделает её счастливой. Только, к сожалению, он знал, кого там не будет, но с кем точно хотел попрощаться лично. Салим не заметил, как ноги сами привели его к средней школе Юниса. Дети и подростки шумным потоком выползали из главных дверей. Салим обошёл территорию вдоль забора, особо не вглядываясь в лица, даже если бы и захотел, увидел бы он нужное? В конце концов, два года прошло, а в этом возрасте каждые полгода влияли на внешность. Зелёную ветровку уж точно искать было бесполезно, Салим вспомнил косточки на тонких запястьях, торчащих из под резинок рукавов, и ухмыльнулся. Но от раздумий его отвлёк яростный возглас и звуки борьбы, Салим заозирался по сторонам и нашёл источник шума. На заднем дворе у чёрного хода рядом с помойкой возились четверо парней, и судя по всему, трое нападали на одного, того, что повыше. Он оказался в несправедливом меньшинстве, и ему было не справиться против трёх пар кулаков. Салим решил вмешаться, когда увидел, что парня повалили на землю, и в ход пошли уже удары ногами. Нападающие что-то яростно выкрикивали и не сдерживали сил, когда Салим перепрыгнул через ограду и подбежал к своре. — Эй! А ну пошли вон! — прикрикнул он на ходу. Один из хулиганов заметил подлетающего Салима и невольно отшатнулся, и не зря — тот представлял из себя то ещё зрелище, ростом и комплекцией природа его явно не обидела, а почти с двух метровым мужиком с весом под центнер не каждый даже слабоумный отморозок хотел иметь дело. Первый, увидевший его пацан, окликнул остальных, и те приняли единственно правильное решение — сбежать. Когда Салим приблизился к лежащему, тех уже и след остыл. Побитый парень валялся на боку и тихонько стонал, даже предпринял попытку подняться, но снова повалился и скрутился. Салим легонько потянул того за плечо. — Парень, ты как? Сердце его пропустило удар, когда он увидел, как из веснушчатого носа текла тёмная вязкая струйка, а знакомые тёплые глаза окружали уродливые фиолетовые пятна. — Джейсон, — Салим потрясенно выдохнул, аккуратно касаясь пальцами царапанных скул. Тот вроде бы и смотрел на него, но будто глядел сквозь, пелена боли застилала взгляд, и парень его не узнавал. Он брыкнулся по инерции, но Салим подавил его судорожные движения и приподнял, усаживая, — Джейсон, это я — Салим. — Салим? — прохрипел он, и его огромные глаза увеличились ещё больше в удивлении, — ты уже вернулся? Какое сегодня число? — То самое, когда я оказался в нужный момент в нужное время. Джейсон ухмыльнулся, сдерживая стон, из-за разбитых губ и снова попытался встать, но покачнулся и упал бы, если бы Салим его не удержал. — Тебе надо к врачу, я отведу, — сказал он, обхватив парня за плечи, почти волоча на себе. — Нет! — Джейсон попытался высвободиться, — только не в больницу! У тёти нет страховки! Если он узнает, что она потратила на меня деньги, то побьёт её. Лучше оставь меня здесь. — Ты с ума сошёл? — Салим понимал ситуацию с отчимом Джейсона, который, на удивление стал им официально за те годы, что Салим провёл на стажировке. Но думать, что он мог оставить парня на улице в таком состоянии? Это почти оскорбило его, хотя он знал, что Джейсон просто не хотел причинять неудобство. — Давай ко мне, отлежишься там. — А твоя мама? — Ушла к соседке, не волнуйся, до вечера не появится. Так они и брели по улице, Салим перенёс значительный вес Джейсона на себя, перекинув его руку через свои плечи. А тот пыхтя следовал за ним, равняя шаг всё увереннее. По подъездной дорожке Джейсон уже шёл самостоятельно, а значит, нападавшие не успели ничего ему переломать. Зайдя в комнату Салима, Джейсон тут же скинул обувь и уселся по-турецки на его кровать. Вероятно, по привычке, но заметив пристальный взгляд хозяина спальни, попытался встать. — Нет-нет, сиди, просто… — Салим не знал, что конкретно “просто”. Он не видел Джейсона два года, и из-за этой ситуации даже не рассмотрел его хорошенько, подметил лишь, что тот почти догнал его в росте в его-то возрасте, сколько ему почти пятнадцать? Но Джейсон ещё ждал от него продолжения фразы, и Салим решил не юлить, что было странного в том, что он загляделся, наблюдая за переменами именно в нём, а не на ушибы и кровоподтёки? Правильно, ничего. — Ты очень изменился за эти два года. — Конечно, — фыркнул Джейсон, — я же подросток. Салим улыбнулся, а потом спохватившись вышел из комнаты в ванную за аптечкой, он же хотел обработать раны и ссадины Джейсона, раз уж в больницу ему путь был заказан. Вернувшись, он увидел, что тот с какой-то неясной тоской рассматривает опустевшие книжные полки. — Я упаковал все книги, чтобы не пылились, в этот раз меня не будет больше чем два года, а заставлять маму сметать с них пыль не хочу. — Логично, — Джейсон пожал плечами и немного поморщился, забыв о полученных травмах. Салим подошёл ближе и, усевшись напротив на кровати, положил чемоданчик с лекарствами. — Все комиксы я упаковал в ту коробку, — сказал он, не глядя указывая на тумбу у двери, — хотел, чтобы мама тебе передала, когда ты вновь появишься, ты же исчез так внезапно. Салим перестал копаться, ища антисептик, и посмотрел на Джейсона, тот упёрся взглядом в собственные колени, но промолчал. — Она слишком к тебе привыкла и переживала за тебя, мог хотя бы на минуту забежать, сказать что всё в порядке. — Извини, — пробубнил тот, ещё сильнее опуская голову. — Просто поговори с ней, можешь не сейчас, потом, когда я уеду. — А если и я уеду тоже? — вдруг Джейсон вскинулся и посмотрел Салиму прямо в глаза. — Всё же решил сбежать? Тот снова пожал плечами и вновь отвёл взгляд. — Ну, не сидеть же в этой дыре до старости. Салим лишь хмыкнул, и обмочив ватный шарик в резко пахнущей жидкости, поднёс её к лицу Джейсона. — А теперь закрой глаза, я обработаю тебе царапины, и постарайся не двигаться. Тот почему-то судорожно выдохнул и, прикрыв веки, застыл будто статуя, он не шевелился, и казалось, даже дышать боялся. Салим нахмурился, но не стал подтрунивать над мальчишкой, что тот больше походил сейчас на трусливого зайчишку замершего от страха. Он обработал ссадины под глазами на скуле, подбородке и даже за ухом, видать у одно из хулиганов было на пальце что-то вроде перстня, потому что царапины появились на каждом месте, куда приходился удар. Одна из них под ключицей, достаточно глубокая уходила за широкий ворот свитера, а значит, и на теле тоже находилось поле для работы. — Мне нужно, чтобы ты снял кофту. — За-зачем? — проговорил мальчишка, и ещё испуганнее, чем раньше, уставился на Салима, тому показалось, что Джейсон машинально поджал под себя ноги. — Я видел, что тебе пару раз прилетело в спину и живот, надо обработать всё, — спокойно объяснил Салим. Он не понимал, в чём была сложность, ну пощиплет как и на лице, не резать же он его собрался. А вот целостность рёбер надо было проверить. Но, кажется, он понял в чём действительно состояла проблема — Джейсон скорее всего просто не мог поднять руки из-за ушибов. — Давай помогу снять. — Нет, я сам, — Джейсон отодвинулся, отпихивая от себя протянутую ладонь Салима, и морщась и зажимаясь, медленно стянул с себя вещь. Конечно же, ему было больно. Упрямец. Нашёл, кого стесняться. Салим покачал головой и наклонился, рассматривая ушибы. В основном пострадали бока и спина, лежав скрючившись, Джейсону удалось защитить внутренние органы от повреждений, а вот на спине он теперь вряд ли сможет спать ближайшие недели две, она словно кляксами была изуродована синяками, пара царапин всё же тоже имелась. Салим перевёл взгляд на притихшего парня. Джейсон сидел вполоборота, подставляя раненый бок, а сам смотрел в стену, но Салим заметил, как резво раскраснелись его уши, даже шея начала красными пятнами покрываться. Чтобы не смущать парня ещё больше, он принялся проводить процедуры в ускоренном режиме. Когда оставалась последняя царапина, что проходила на грудь, Джейсону всё же пришлось повернуться лицом. Салим слышал его напряжённое пыхтение. А потом раздался его голос, удивительно хриплый и низкий. — Ты даже не спросишь почему меня избили? Салим остановился и поднял на него взгляд. Лицо Джейсона сейчас было очень близко, настолько, что он разглядел даже самые бледные веснушки на его коже, а выражение — настолько сложным, что Салим остался в замешательстве: столько эмоций разом на нём промелькнуло и страх и стыд, и даже слишком взрослое сожаление для четырнадцатилетнего подростка. Салим неожиданно и сам смутился, будто не должен был наблюдать эту бурю. Он снова опустил взгляд — нужно было скорее заканчивать. — Причины не важны, их поступок был неправильным в любом случае. Ничто не оправдывает насилие. Закончил он не смотря на медленно одевающегося Джейсона, потом дал ему несколько хирургических пластырей, чтобы тот закончил сам, и отправился относить аптечку на место. Возвращаясь, он остановился у самой двери в свою комнату, будто сам был гостем в этом доме. Словно совсем не знал человека, что сейчас сидел на его кровати. А может и вправду не знал? — Я пойду, — Джейсон резко подорвался, когда Салим вошёл в спальню. Но его качнуло, хоть он и старался держать себя прямо. — И куда ты пойдёшь в таком состоянии? — скептически выгнул бровь Салим, складывая руки на груди. — Полежи, отдохни до вечера, потом вернёшься домой. Мне всё равно ещё вещи собирать, ты мне не помешаешь. С последним, конечно, Салим слукавил, вещи-то он собрал ещё утром, но успокоить пацана нужно было, и он в очередной раз принялся тихо перекладывать свои энциклопедии, может, и вправду удастся разложить покомпактней? Но притворяться пришлось не долго, через пять минут с кровати послышалось размеренное дыхание, и подойдя к изголовью, Салим убедился, что Джейсон крепко заснул. Накинув на него плед, при этом словив слабое дежа вю, он взял один из комиксов из коробки и сел в кресло у окна. Он и сам немного задремал, когда услышал громкий звон и возглас доносящиеся из кухни, а потом смех заливистый и высокий, явно не принадлежащий его матери. Салим чертыхнулся и посмотрел на часы — был уже девятый час, а значит, гости уже пришли в его дом на праздничный ужин. Джейсон пошевелился и медленно сел, заспанно потерев глаза. — Блядь, — прошипел он, совсем забыв про фингал под правым глазом. Он проморгался, смахивая непрошеные слёзы внезапной боли, и тоже прислушался. — Твоя вечеринка уже началась? Без тебя? — Я запер дверь, мама, наверное, подумала, что я уснул, — вставая с кресла, пояснил Салим, — не так далеко от правды она оказалась. Думаю, не стоит спрашивать останешься ли ты на ужин. Джейсон лишь покачал головой, поправил свитер и хотел было уже пойти, но внезапно остановился. — Может, лучше через окно? Так меня не увидят. — О чём ты говоришь? — возмутился Салим, — скажем, что ты просто не можешь остаться. Ну как в твоём состоянии прыгать через окно? — А твоя мама? Что скажет тётя Халиса, увидев меня с такой рожей?! — гневно прошептал Джейсон, будто это Салим был недалёким подростком со склонностью к дракам, а не он сам. — Она меня так просто не отпустит, появится куча вопросов, и мне придётся съесть тонну пирогов! Салим сначала опешил от того, как мягко и привычно Джейсон произнёс имя его матери, а потом и вовсе не смог сдержать смех, представив бедного Джейсона пихающего в себя второй десяток кусков знаменитого лимонного пирога Халисы Осман. — Ладно-ладно уговорил, тогда надо скрыть твой неудавшийся макияж, — сказал он, не удержавшись, на что получил кулаком в бок, весьма чувствительно между прочим. Но всё равно снова рассмеялся. — Тихо! Сейчас за тобой придут, будешь так гоготать, — шипя возмутился Джейсон, тоже не скрывая улыбки, — я полезу, и ты меня не остановишь! И пока Салим был дезориентирован их шуточной перепалкой, Джейсон уже оказался у открытого окна и собирался перелезать подоконник, когда его внезапно остановил крепкий обхват рук. — Совсем дурной, что ли? — Салим зашептал ему на ухо, — не видишь, что во дворе куча народу, не все ещё в дом зашли! И что ты им скажешь? Залезай обратно, упрямец! — Кто бы говорил, — буркнул Джейсон, сбрасывая с себя руки Салима и заползая внутрь. — И как ты объяснишь моё нахождение у себя в комнате, до прихода гостей, если твоя мама думала, что ты спишь? Джейсон был очень серьёзен, задавая этот вопрос, вот только уши, что снова заалели, и взгляд направленный куда-то мимо головы Салима выдавали в нём странное смущение. — Придумаю что-нибудь, главное сейчас не это, — он шарил взглядом по комнате, в поисках решения проблемы, когда на глаза попалась старая серая бейсболка, что ему выдали однажды в автомастерской вместе с формой. Так-то он её надевал всего пару раз по требованию старика начальника, когда к ним в ангар приезжала проверка; и только тогда, поскольку Салим ненавидел головные уборы, так что фактически та была новой, просто провалялась в комнате столько лет без дела, да выцвела немного. Он достал её и повернулся к Джейсону. — Вот, скроет твои синяки, ты главное в пол смотри и поддакивай, выведу я тебя, диверсант, — усмехнулся Салим, потрепав Джейсона по волосам и нахлобучив кепку. — Всё пошли. — Стой, — Джейсон не сдвинулся, но схватил за рукав Салима останавливая, тот обернулся, но не нашёл его глаз спрятанных под козырьком, впоследствии он пожалеет, что не видел их, но это только впоследствии, сейчас он смотрел на Джейсона с терпеливым ожиданием, — спасибо тебе, Салим. За всё. — Не стоит, — отмахнулся тот, почувствовав внезапную неловкость, — пошли. Выйдя в коридор, а потом и в прихожую им на удивление никто не попался, вероятно, все уже сидели на кухне за столом, но когда Джейсон почти раскрыл дверь, приближающиеся шаги всё же послышались. — Салим! Вот ты где, я уже шла тебя будить, ты и так провалялся до последнего, — хозяйка дома упёрла руки в бока и покачала головой, почти так же как и сам Салим делал иногда, или это он делал как она. Но потом Халиса заметила ещё одного человека в прихожей, — Джейсон! Это ты? Я уж думала не придёшь, Салим бы очень огорчился. Джейсон машинально взглянул на Салима, и открыл рот, хоть его и просили лишь кивать, соглашаясь. — Я заглянул буквально на секунду, мне уже надо идти, завтра занятия рано начинаются. — Но ты даже не зашёл в дом, может, чашку чая, хотя бы одну? — Мама, он ведь сказал, что надо, — теперь вступил Салим, он говорил спокойно, но твёрдо. — Мы свиделись, а это главное. Салим повернулся и, положив на плечо Джейсона руку, улыбнулся ему. Тот робко вернул улыбку в ответ. — Пойдём, провожу тебя до дороги. Джейсон попрощался с матерью Салима и прошмыгнул на улицу, вслед донеслись слова заходить ещё, и парень что-то крикнул утвердительное в ответ. Они прошли двор, на котором задержалась парочка курящих гостей, закрыли калитку и оказались на тротуаре совершенно одни. Джейсон же, не дав и слову упасть между ними, нарушая тишину улицы, резко развернулся и протянул руку Салиму. — Удачной дороги, друг, — Джейсон глаза не поднимал, но по чуть дрогнувшему голосу показалось, что он с трудом сдерживает слёзы. — Спасибо, и тебе удачно сбежать, — ответил Салим пожатием и, не отпуская руки, игнорируя возможные последствия необдуманного поступка, приподнял козырёк, чтобы всё же взглянуть в тёмные глаза мальчишки, со слезами или без — плевать. Тот отпрянул, но взгляд не отвёл, чуть покрасневший нос так и остался еле розовым, а янтарь глаз заблестел увереннее. — О, я сбегу, не сомневайся, — широко улыбнулся тот. Внезапно решительно отвернувшись и не проронив больше ни слова, пошагал по дороге в направлении дома. И ни разу не обернулся до самого поворота. Салим постоял ещё немного и вернулся в дом. Захлопнув дверь, он услышал шаги. — Я уж думала ты там к дороге приклеился, — произнёс звонкий девичий голос, очень знакомый, из очень далёких воспоминаний. — Катарина? — ошеломлённо прошептал Салим, поворачиваясь в сторону кухни. Рыжеволосая девушка улыбнулась и тряхнула своими кудрями. — Я же просила звать меня Кэт, разве ты не помнишь?

***

13 февраля 1993 года

***

День не задался с самой первой минуты. Когда Салим оторвал голову от подушки, сопевшая рядом Кэт лишь сильнее замоталась в их общее одеяло, даже во сне напоминая мужчине о вчерашней ссоре. Красные следы на её запястьях, выглядывающие из-под подушки, красноречиво упрекали его в том, каким именно способом ему пришлось усмирять свою молодую жену. И не важно, что после этого они кувыркались в постели почти три часа. Голова Салима была тяжёлой, но несмотря на своё состояние, он бесшумно встав с кровати, начал свой обычный ежедневный ритуал — утренний душ, глажка рубашки, подбор галстука, чашка кофе в ресторанчике на набережной и небольшая пятнадцатиминутная прогулка в умеренном темпе до бизнес-центра, где находился его офис. Только отточенный распорядок пошёл наперекосяк, начиная с глажки. На любимой рубашке оказалось пятно, из-за этого пришлось тратить время на подбор новой, галстуки к которой не подходили, в итоге Салим не надел никакого, решив просто расстегнуть воротник. Время неизбежно расходовалось на поиски шарфа, который он носил редко и Кэт запихнула его на дальнюю полку. В итоге лишние десять минут, что он проводил в кофейне были безнадёжно утрачены, а значит, Салим оставался без необходимой дозы кофеина. Утро тянулось и расплывалось, как увесистая и плотная капля патоки, душная и бесполезная. Салим всем сознанием растворялся в порывистом восточном ветре, шуме улицы и жёлтом свете того самого ресторанчика, поход в которой он отложил до обеда и считал минуты. Настроение совершенно было не рабочим, и все отчеты писались на автомате. Гораздо больше его заботила собственная жена, а точнее то, во что выливались их отношения. По своей природе Салим не чувствовал себя доминантном в взаимодействии с кем-либо, даже должность руководителя ему давалась хоть и легко с виду, на самом деле требовала огромной борьбы с собой и дисциплины. Будь его воля, он давно бы бросил то, чем занимался, разменял бы офисную рутину на, может, собственное ранчо или мастерскую. Но он осознал, что счастливее себя чувствовал пачкая руки в машинном масле, чем перебирая белоснежные листы договоров и соглашений, достаточно поздно, когда в подчинении находилось больше двадцати сотрудников, и судьба каждого зависело лично от его решения. Тут уже в игру вступала другая сторона личности — он просто не мог бросить тех, кто зависел от него. Так или иначе работники требовали присмотра, и чувство долга, которое он скорее всего путал с мягким состраданием, не позволяло написать заявление об увольнении. Что бы сказала Катарина на его мысли? Оказавшаяся достаточно властолюбивой и прямой, она бы посмеялась над его желанием тихого покоя. То, как она хвасталась должностью мужа перед подругами и знакомыми, довольно очевидно показывало, что она действительно ценила в нём. И даже тут Салим ничего не мог поделать, хоть и осознавал все недостатки своей избранницы. Он любил или по крайней мере так думал, и всё же он не мог расстаться с женщиной, что явно зависела от него, и скорее всего зависел и он, поскольку позволял ей устраивать скандалы, а потом не оставлять на себе ни единого живого места, как в прямом так и в переносном смысле. В постели эта женщина становилась ненасытной Мегерой, и он опасался, что однажды его темперамента просто не хватит, чтобы утолить её голод. Все эти мысли посещали его не первый раз и он понимал, что не в последний, но что-то было в их последнюю ночь, что-то, чего он не мог уловить, но предчувствие назойливым комаром свербило в голове. Слишком эмоциональна, слишком отзывчива, она раньше никогда не плакала во время секса, и это его тревожило не на шутку. Настолько, что войдя в кофейню, не заметил выходящего навстречу парня, сбив его с пути. Бросив машинально “прошу прощения”, он двинулся к барной стойке, где всегда делал заказ самостоятельно, не дожидаясь официанта. Боковым зрением, разглядывая наизусть выученное меню, он заметил, что парень, с которым он столкнулся у входных дверей, задержался в зале. В нерешительности он стоял у окон почти там же, где и произошёл инцидент. И смотрел прямо на него, не скрываясь. Получая свой американо с тёплыми сливками, Салим уже решил, что тот — просто странный тип, которого стоит и дальше игнорировать вплоть до выхода из кофейни. Но парень в последний момент всё же решился и сделал шаг в его направлении настолько внезапный, что оказавшись у самых дверей, Салим в очередной раз чуть не сбил его с дороги. Хотел уже возмутиться, но замер, так и не произнеся ни слова. — Салим? — неуверенно прозвучал мужской шелестящий голос. Салим смотрел прямо и внимательно на нарушителя своего спокойствия. Перед ним стоял Джейсон. Без всякого сомнения это был он. Повзрослевший, возмужавший, практически догнавший его по росту и набравший приличную мышечную массу. Он стоял и робко улыбался, пробегая растерянным взглядом по его фигуре. Будто не понимал, что здесь делает, и почему именно Салим стоит перед ним. Салим же был не просто сбит с толку внезапной встречей, он был ошеломлён и обескуражен. Настолько влившийся в бурный поток жизни мегаполиса, он и не надеялся, что кусочек прошлого из тихого Юниса дотянется до него спустя пять лет, он не брал в расчёт звонки от матери по выходным. — Джейсон, — наконец-то выдохнул Салим, отмирая и сдёргивая с себя пелену прошлых воспоминаний, чтобы как следует рассмотреть внезапного собеседника. И было на что взглянуть, если честно, Джейсон вырос в очень крепкого парня. Но что он здесь делал? — Значит, сбежал? — это не то, что хотел спросить Салим, но слова невольно вырвались сами собой, как и улыбка, которая нашла ответ на лице из прошлого. Мог ли он представить, что когда-нибудь снова увидит этот веснушчатый нос. Джейсон же сначала улыбнулся чисто машинально, отвечая, хотя взгляд ещё был затуманен неверием в столь неожиданную встречу. Но вот смысл сказанного, наконец, до него дошёл и светло-карие глаза прояснились, прямо взглянув на мужчину напротив. — Сбежал, — усмехнулся Джейсон. — Ну а ты, — он взмахнул рукой, указывая на Салима, — большой начальник теперь? — Что-то вроде того. Они снова оба замолчали и уставились друг на друга. Неловкость момента нарастала. И Салим стал с ужасом понимать, что всё это напоминает ему встречу с очень давним знакомым, которого вроде и не поприветствовать не хорошо и в то же время и поговорить особо не о чем. Тогда откуда взялось это неловкое смущение, и зачем перед глазами вдруг возникла бледная спина в синяках и покрасневшие кончики ушей? Им помогло окружение — точнее девушка, выходившая из ресторана, осторожно потеснившая их с места. Но этого вполне хватило, чтобы Салим сморгнул странное наваждение и предложил: — Прогуляемся? Джейсон кивнул и вышел за Салимом следом. Несмотря на февраль погода была достаточной тёплой и сухой, ручейки, образовавшиеся у кое-где кучками лежащего снега, резво бежали по сухим дорожкам, исчерчивая тротуар тёмными загогулинами. Салим порядочно на них залип, всё ещё молча шагая рядом. Нужно было что-то сказать, о чём-то спросить, в конце концов, не совсем чужие друг другу, но он будто встречал невидимый барьер при взгляде на повзрослевшего Джейсона. Ему казалось рядом с ним идёт незнакомец с чертами парнишки из далёких воспоминаний. Но он всё же спросил. — Когда ты переехал? — Ну, чисто юридически, я до сих пор житель Юниса и вишу на шее у тёти. — А практически? — Учусь в колледже, уже второй год здесь в Чикаго, и после окончания не собираюсь возвращаться. Салим недоумённо уставился на парня. В своё время даже он не смог поступить на бюджетное место ни в один Чикагский колледж, а Джейсон… Салим улыбнулся, вне всяких сомнений мальчик был одарённей его самого, ведь по-другому он бы и не смог добиться поступления, других вариантов и быть не могло, только если из ниоткуда внезапно взявшееся наследство, что даже звучало сказочно. Джейсон же молча улыбался, следя за сменой эмоций на лице Салима. — Думал, такой побег тебя вполне устроил бы. — Несомненно, — усмехнулся тот. А потом разговор полился сам собой, начиная со специальности, которую выбрал Джейсон, и заканчивая его свободной, не стеснённой стенками трейлера, жизнью на кампусе. Они прошлись вдоль набережной взад и вперёд, выдерживая определённую дистанцию от офисных зданий, рассказ Джейсона прервался, когда Салим в очередной раз поднёс руку со стаканчиком к лицу, чтобы сделать глоток давно остывшего кофе. — Женат? Салим посмотрел на пальцы. Кольцо. Вот, на что Джейсон всё украдкой посматривал. Он давно заметил, что даже рассказывая о своих лекциях, взглядом Джейсон был где-то не с ним, а в других мыслях, сейчас же в голосе хоть и читалась нарочитая непринуждённость, вопрос вызывал истинный интерес. — Да, уже два года. — И ты молчишь? — улыбнулся Джейсон, слегка поддевая плечо Салима своим. Только улыбка его была отстранённой, рот растягивался, а вот глаза оставались непривычно серьёзными. Салим смутился, но не странной реакцией Джейсона, никто ведь его не заставлял проявлять вычурную вежливость и интересоваться его жизнью в ответ. С кем-кем, а с Салимом он точно мог чувствовать себя расслабленно. Или что-то изменилось, или они всё-таки изменились? Один — вырос, другого поменял мегаполис и новое положение в обществе. Нет. Салима волновала не искусственность реакции, а то, что он сам ответил на вопрос нехотя, будто стыдился. Но чего, кого? Жены? Того, что чувствовал к ней или того, что не чувствовал? — Не хотел прерывать твой рассказ, рок-концерты и конкурсы мокрых футболок интереснее, чем обыденная жизнь старого клерка, уж поверь. — Но мне интересно, — возмущённый порыв Джейсона был весьма искренен, что приятной тёплой волной разлился по груди Салима и согрел получше напитка из картонного стаканчика. — И ты не старый, тебе всего тридцать. — Когда тебе меньше двадцати, всё что ближе к третьему десятку считаешь за старость. — Не говори за всех, — возмутился Джейсон, — я тебе обязательно покажу, как буду полон сил в свои тридцать! — Тогда мне уже будет сорок, и я найду новые аргументы, — усмехнулся Салим. Тема брака больше не поднималась. Джейсон не интересовался его личной жизнью, лишь о работе, да хобби, которых в отличие от него у Салима осталось по пальцам перечесть. В свою очередь и Салим выслушивал лишь то, что готов был сам Джейсон рассказать. Как ни крути, они стали чужими. Да и не были особо близки никогда. Это Салим понял с тоской, подходя к собственному офису. Беседа вышла дежурной, эмоции зачастую были скрытыми. Джейсон неплохо научился владеть собой, иногда вспышки явной заинтересованности мелькали во взгляде, но они были короткими и несоизмеримо блёклыми. Но раз так, и эта встреча могла стать обычной и не запоминающейся чередой из тех многих, что подбрасывает нам жизнь, о которой мы и вовсе не будем помнить через пару лет, тогда почему салфетку с контактами Джейсона (двумя номерами телефонов), которую тот на всякий случай оставил в самый последний момент их расставания, Салим переложил из неглубокого кармана пиджака в бумажник? Салим не знал. И всё же позабыл о встрече на следующем же совещании.

***

13 февраля 1995 года

***

Он не спал уже больше суток. Он сидел за обеденным столом в едва различимых сумерках. Каждый предмет имел призрачные очертания, будто был покрыт туманной дымкой, будто исчезал вместе с Салимом и с хозяйкой, что больше никогда их не коснётся. На столе стоял обычный дисковый телефон, что когда-то купил его отец, и манил к себе прикоснуться, набрать хоть какой-нибудь номер, остановить поток нестерпимой боли, разделить её хоть с кем-то. Но Салим не предпринимал ничего, он смотрел на него гипнотизируя и не мог пошевелиться, любое движение давалось титаническим трудом, даже самый простой выдох он выдавливал из себя с силой. Как можно жить, когда кусок сердца выдирают из груди, и чувство, что ломаются кости и рвутся мышцы, становится доминантным и всепоглощающим? Уже как два часа Салим был в доме матери в городе Юнис. Уже как два часа вернулся из морга, зашёл на кухню и просто сел. Даже смотреть на этот дом было больно, не то, что находиться в нём, находиться там, где больше не прозвучит родной смех, не вспыхнет пламенем плита, не заиграет приёмник на подоконнике, а кухонные полотенца не впитают запах свежей выпечки. Но на столе было ещё кое-что помимо телефона. Бумажник, который Салим вытащил из кармана брюк. Ему пришлось оплатить ряд необходимых и дорогостоящих услуг. Видит Аллах, он никогда не думал, что обратиться к ним настолько рано. Но… только Всевышний ведает судьбами смертных. Он думал о жене, что сейчас спит в их спальне в их просторной и современной, лишённой изъянов, квартире в Чикаго. И понимал, что именно этих изъянов ему и не хватало все эти годы. Чашечек, кружечек, милого текстиля, фарфоровых фигурок и прочего незначимого хлама, что делало дом — домом. И только спустя время, когда рядом с их кроватью поселилась детская люлька, в их вылизанное до блеска правильное жилище пришёл долгожданный Салимом хаос — Зейн, который уже перестал донимать мать и наверняка так же сладко спал в первом часу ночи. Вот — единственный человек, которому Салим смог бы рассказать о своей боли. Только младенец не подходил на роль утешителя. Салим вздрогнул от резкого шума, раздавшегося на улице, и снова перевёл взгляд на телефон и бумажник. То, что лежало в кожаном кармашке, будоражило сознание Салима, его грела и пугала эта возможность. Что он скажет? Как он скажет? Зачем тому вообще это слышать и чего он от него ждёт? Не ожидает же он, что тот бросит всё и ночью кинется в ненавистный им город? Но вдруг в глазах щиплет, что-то бликует, и Салим видит смеющееся лицо матери, которая осторожно пододвигает блюдо с пирогами маленькому и голодному парнишке, тот улыбается в ответ, смеётся. А тёплый желтый свет от старой кухонной лампы обрамлённой тканевым абажуром озаряет неземными отблесками эти радостные лица. Рука Салима дрогнула. Он стремительно выдернул свёрнутую салфетку, поднял трубку и набрал номер, перед которым значился код города Чикаго. Час ночи, вторник. На что он вообще надеется? Но вот гудки прервались. — Алло, — раздался достаточно высокий мужской голос. — Доброй ночи, Джейсон Колчек, может подойти к телефону? — на большее Салима не хватило, ни на извинения, ни на объяснения, почему тревожит незнакомцев в такой час. — Колчека? Ты ёбанное время видел, мужик? — возмутился сонный голос. — Это срочно. Послышался вздох и громкий удар — незнакомец с силой кинул трубку на поверхность, потом раздались невнятные голоса, скрип и шуршание. Трубку подняли. — Я слушаю. — Джейсон… — ком подступил к горлу, и Салим не смог больше ничего произнести, столько слов, и каждое разбивалось на губах, — Джейсон… — Са… салим? Это ты? — голос оживился, — не молчи, скажи что-нибудь, с тобой всё в порядке? — Я… нет. — Что случилось? Куда приехать? — Я… мама, она… — и тут полились слёзы, те самые, что должны были душить его ещё два часа назад, но пришли они только сейчас. Только сейчас услышав встревоженный голос с хрипотцой, тиски словно разжались, и горе начало находить выход. — Тётя Халиса? Что с ней? Где ты? — У нас дома, в Юнисе. Она… она… — он не смог сдержать всхлип, как ни старался. — Тише Салим, — произнёс Джейсон мягко, а потом чуть повысил голос. — Салим, послушай! — Да… да, я здесь. — Я прилечу с первым же рейсом! Слышишь? Жди. Звонок резко разорвался, раздались короткие гудки. Салим долго их слушал, а потом медленно положил трубку на рычаг. В голове стало пусто. Истерика кончилась так же внезапно как и началась. Он положил руки на стол и уставился в одну точку. Ни звуков, ни запахов, ни образов. Окружающий мир перестал для него существовать. Но скрипнула дверь. Тёплая рука легла на плечо, заставляя резко поднять голову — он уснул за столом, в той же позе, что и просидел весь вечер. Только что-то изменилось. Свет ложился по-другому, или обстановка обрела прежние краски? Почему вернулся былой уют, ему всё привиделось? — Салим? — тихий голос слева, и Салим вновь ощутил тепло исходящее от ладони. Он обернулся и увидел Джейсона. Тот стоял рядом в джинсах, кожаной куртке и с небольшой сумкой через плечо. — Салим, ты как? — он обошёл стол сбоку и присел на корточки, заглядывая в безразличные тёмные глаза. — Я… — В смысле я знаю, что произошло, — быстро перебил сам себя Джейсон, поскольку понял, насколько некорректно и глупо прозвучал его вопрос, — сам разузнал, пока ты спал, но… почему ты не лёг? Давай, пойдём на диван. Джейсон встал и, приподняв Салима за плечи, словно куклу повёл к дивану, усадил на него и сел рядом. — Хэй, посмотри на меня, — произнёс Джейсон шёпотом. Салим перевёл на него пустой взгляд, — я всё сделаю, только скажи, что нужно? — Нужна… нужна джаназа, сегодня должна приехать Заира, мамина подруга из Лафайетта, время забронировано и кафан готов, но я не могу прикасаться к её телу. — А твоя жена? Разве не она должна это делать, как ближайшая родственница? В глазах Салима промелькнуло удивление, Джейсон говорил правду, только откуда он её знал? — Так и есть, но Кэт виделась с ней всего пару раз, и не захотела приезжать, да и не нужно… это ей видеть, — Салим вздохнул и поднялся, — мне надо на станцию, автобус Заиры приходит в десять. — Нет, никуда тебе не надо. Ложись, — запротестовал Джейсон, он мягко толкнул Салима обратно на диван, — ты себя видел? Как ты будешь вести процессию и отдавать дань уважения, ты едва стоишь на ногах! Я встречу её, а ты спишь. По крайней мере пытаешься. Вот сейчас Салим и увидел Джейсона по-настоящему, его глаза и сжатые губы, нахмуренный лоб и взъерошенные волосы, лёгкие синяки под глазами, что свидетельствовали о плохом ночном сне на сидении самолёта. Это был парень, ещё сильнее повзрослевший с последней их встречи, молодой мужчина, что брал на себя часть его ответственности. — Хорошо, — неожиданно для себя сдался Салим, — только дам тебе её фотографию. Джейсон и Заира вернулись к одиннадцати, к двенадцати приехала машина из морга. Салим помог подруге матери перенести всё необходимое в спальню, и закрыл за собой дверь. Прислонившись к деревянному полотну головой, он судорожно вздохнул, а потом не отрывая лба, взглянул в сторону кухни. Там недвижно стоял Джейсон. Он держал открытой дверцу холодильника и пристально смотрел на что-то внутри. А потом внезапно шумно выдохнул и сжал пальцами глаза. Салим нахмурился и подошёл ближе. Что он такого там увидел? На верхней полке в правом углу, без одного или двух отрезанных кусочков, стоял лимонный пирог. — Ох, тётя Халиса… Я никогда не забуду его вкус, — прошелестел голос сбоку. Салим пришёл в себя от увиденного и перевёл взгляд на Джейсона. Тот отнял ладонь от лица, но в ресницах ещё путались мелкие солёные капли. Джейсон шмыгнул и осторожно закрыл холодильник. Они простояли в тишине какое-то время, избегая смотреть друг на друга, оба знали, что чувствуют примерно одно и то же, но почему-то не хотели показывать это. Заира вышла минут через десять, сказав, что всё готово. Они укладывались в график. — Больше никого не будет? — поинтересовался Джейсон, когда носилки лежали на ковре в гостиной. — Нет, я планировал сделать всё один на самом деле, родственников у нас в этой стране нет, близких друзей тоже. Только Заира иногда приезжала к матери после смерти отца и нашего переезда. А соседи… придут на тазию — вечер прощания. — Но как ты понесёшь носилки один? Салим смутился от озадаченного вида Джейсона, ведь он изначально не планировал этого делать, хотел просто отвезти в крематорий — спокойно и без лишних церемоний, как делают православные, но… когда появился Джейсон… — Нести умершего могут лишь ближайшие друзья и родственники мужского пола, — начал Салим, — и я подумал, может ты… — Я согласен, — тут же решительно кивнул Джейсон, — почту за честь. Салим внимательно смотрел в спокойные светло-карие глаза и не понимал, как мог посчитать этого человека чужим, тогда на набережной два года назад, если только он во всём мире был способен разделить его горе. Искренне. В крематории всё прошло гладко — без задержек, лишних слов и нервов. Заира отказалась заходить в зал для прощания, и они остались с Джейсоном вдвоём. Салим пустым взглядом следил за медленной процессией и тихо читал молитву снова и снова, и снова, будто лишь она поддерживала в нём жизнь. Поскольку остальная обстановка делала всё, чтобы вытянуть из него последние силы. Белый кафель на стенах, холодное люминесцентное освещение, абсолютная тишина и скрежет печи. Салима бросило в дрожь, он еле-еле сдерживал себя, чтобы не обхватить плечи руками. Но тут его руки коснулись горячие пальцы, сначала робко, но не чувствуя сопротивления, уверенно обхватили ладонь — холод и тьма стали отступать, стены обрели тёплые краски, а на фоне прояснилась тихая приятная мелодия, что раздавалась всё это время через динамики. Джейсон крепко держал Салима за руку, словно они только вдвоём были против остального мира.

***

Вечером в окнах зажглись огни. Дом ожил, чтобы в последний раз одарить всех своим гостеприимством. Он был полон людей, что тихо переговаривались и бродили по комнатам. У Салима спрашивали про его судьбу, а он отвечал, что отныне ничего его больше не связывает с этим городом кроме воспоминаний, их он унесёт с собой в Чикаго, как и коробку с мамиными безделушками и папиными вещами, а дом… что ж, пусть поспособствует счастью другой семьи, ведь здесь он тоже был по-своему счастлив. Салим сидел на крыльце и смотрел в уже почерневшее небо. Часть друзей и соседей разошлись, оставались только те, кто был знаком с Халисой и между собой дольше всего. Совсем недавно он проводил Заиру и её мужа, который приехал за ней на тазию. А теперь бездумно таращился на появляющиеся звёзды в душном небе Луизианы. — Я посчитал, что последний кусок должен быть твоим, — прозвучал голос Джейсона. Он сел на ступень рядом и протянул тарелку Салиму. На ней лежал тоненький аккуратно отрезанный треугольничек лимонного пирога. — Думаю, она бы хотела разделить его с друзьями и своим сыном. Салим колеблясь, медленно взял тарелку. — Если честно, мне кусок в горло не лезет, кое-как затолкал в себя сэндвич с утра, и как отрезало. — Так нельзя, надо поесть, а это, — кивнул Джейсон на пирог, — в память о ней. Давай, не дай её трудам пропасть напрасно. Салим нерешительно взялся за ложку и поднёс пирог к губам. Судорожно выдохнув, засунул в рот и прожевал. — Ну как? — Джейсон заглядывал Салиму в глаза и несмело улыбался. — Божественен, как и всегда? — Да, — Салим не смог не улыбнуться в ответ. А потом почувствовал, как по щекам потекли слёзы. Его снова накрыло, он не мог их остановить, как не пытался. Отставив тарелку, он закрыл глаза кулаками, — прости меня. — Хей, за что? — недоумённо спросил Джейсон, он повернулся к Салиму корпусом и напряжённо наблюдал за его состоянием. — За то, что заставил пройти через всё это. — Ты сейчас серьёзно? Я ведь уже сказал — это честь. Блядь… Да она сделала для меня больше в миллионы раз, чем та пьянь, что зовётся моей тётей! Ты думаешь, я бы поступил в колледж, если бы не твоя мама?! Я небеса благодарю за то, что ты вспомнил про меня и набрал мой номер, что вообще не потерял его… Что позволил… Тирада прекратилась, а Салим потрясённо смотрел на Джейсона, слёзы на щеках высохли, зато появились на лице мальчика, что в благостном гневе защищал своё право на любовь к женщине, которая, как теперь выяснилось, успела побывать не только его матерью. — Она ничего мне не говорила, она слова о тебе не сказала, хотя сделала бы это тысячу раз. — Я её попросил, — глухо ответил Джейсон, отворачиваясь. — Попросил не говорить тебе. — Но… но почему? Джейсон лишь пожал плечами так и не обернувшись. Салим не видел его лица, но готов был поклясться, что именно в этот момент должен был смотреть ему в глаза. Тишина снова воцарилась на крыльце, но необычайно лёгкая и комфортная. Джейсон пил пиво из бутылки, а Салим неспешно доедал пирог. Он уже успокаивался, когда мысли о доме в Чикаго дали новый толчок, и сердце вновь защемило. Джейсон хоть и сидел к нему спиной тут же обернулся, будто всё это время незримо, но очень чутко прислушивался к его дыханию. — Что? Что случилось? — Мой сын, — всхлипнул он. Джейсон смотрел обеспокоенно, в его взгляде на долю секунды проскользнула тень печали, такой глубокой, которой даже при разговоре о матери Салима не было заметно, а тут она мелькнула и снова спряталась в золотистую глубину. — У тебя есть сын… — Да, Зейн, — продолжил Салим, — и она ни разу не видела его. Не видела своего внука, хотя звала нас на рождественские каникулы к себе — меня, Кэт и Зейна. Она так просила его фотографии, а я ленился сходить до почты… — Ох, Салим, это не твоя вина, ты ведь не знал. — Я виновен в том, что стал забывать её, забывать свой долг в отличие от тебя. — Это не так, последнее время я тоже почти не звонил ей, да и она не набирала. Салим невидящим взглядом уставился на подъездную дорожку, медленно заговорил: — Доктор сказал, что она два года боролась с болезнью и молчала, совсем как отец когда-то, не хотела показывать свою слабость, тревожить. — Послушай, — Джейсон повернул Салима, схватив за плечи, — посмотри на меня. Покрасневшие уставшие потерянные тёмные глаза вперились в него. Смотрели они с сожалением, будто стыдились. Салим слабо понимал, что перед ним сидел человек — единственный, кто мог принять его слёзы, понять их и ни в коем случае не осудить. — Твой сын будет похож на Халису. — Нет, он, как две капли воды, похож на Катарину, у него её синие глаза, форма носа и губы такие же, — Салим помотал головой, пытаясь отстраниться, но Джейсон держал крепко. — Это не важно, — тихо и проникновенно сказал он, наконец, ему удалось заставить Салима увидеть себя. Джейсон аккуратно пододвинулся ближе — тёмные глаза расширились. — Я говорю про то, что будет внутри. Он унаследует доброту твоей матери и силу твоего отца, твою силу, вот увидишь. Салим был заворожён теплом и заботой, лившимися из янтарных глаз, он смотрел не мигая и ловил каждое тихое и искреннее слово. Джейсон и вправду верил в то, что говорил, но почему? Какое ему было до этого всего дело? Наверное, отдавал долг за тот вечер, что они провели в комнате Салима почти десять лет назад, когда старший успокаивал и отговаривал младшего от необдуманных поступков. А теперь они поменялись местами, и его утешал тот самый мальчик, о, Аллах, тот сорванец и хулиган, одинокий и потерянный, мечтавший о лучшей жизни. — Я тебе верю, — вдруг так же тихо произнёс Салим, ведь он действительно поверил. Он смотрел в его глаза, находившиеся так близко, и верил, что Халиса отныне будет жить в его сыне. Салим заметил робкую улыбку коснувшуюся тонких губ, Джейсон смотрел уж очень взволнованно. Вдруг он положил горячую сухую ладонь ему на щёку. Салим застыл, не смея пошевелиться или отвести взгляда. Джейсон поддался вперёд, замер на секунду на полпути и всё же… …и всё же коснулся своими губами губ Салима. Того будто кипятком ошпарило. Салим отскочил, чуть ли не падая со ступеней, он шокировано уставился на парня, что сейчас забился в угол лестницы и затравленно смотрел исподлобья. Его грудь быстро и шумно вздымалась, сам он походил на пойманного в силки кролика, который пытался надышаться перед смертью. — Прости, извини меня, я не знаю, что на меня нашло, — его голос звучал слабо и неуверенно, как ни звучал никогда раньше. Салим не знал, что говорить, как реагировать. Что вообще только что случилось?! Но мозг соображал плохо, губы будто зажили отдельной жизнью, открываясь и произнося необдуманно, что первым пришло в голову: — Джейсон… я ведь женат… — Прости я, я не должен был… всё это… — Джейсон встал со ступеней, и обходя Салима по широкой дуге, направился к калитке, он был бледен взъерошен и чертовски напуган, — я, пожалуй, поеду, спасибо тебе ещё раз, что позвал. И не беспокойся, ты больше меня не увидишь. И рванув с места, он убежал. Не дав Салиму вставить и слова. А что бы тот сказал? Он до сих пор был обескуражен, сбит с толку и не имел ни малейшего понятия, как должен вести себя в подобной ситуации. — Джейсон… о, Всевышний, — прошептал Салим, хватаясь за голову. Одно он знал точно — он не испытывал ярости, отвращения или сожаления — некое неопределимое чувство волнами поднималось в груди, и почему-то ему показалось, что таково на вкус предательство.

***

13 февраля 1996 года

***

Салим сидел на коврике и собирал башню из кубиков. Это была пятая или десятая его башня. Выше седьмого куба он подняться не мог — вздутые пластмассовые края ложились неровно, и крен достигал своей критической точки именно на такой высоте. Жаль только, что маленькому Зейну никак не объяснишь несовершенство физики и свойств данного материала. Двухлетний мальчик сидел чуть ли не со слезами на глазах и не понимал, почему башня не строится выше. Ведь он бы хотел сломать самую высокую из всех возможных башен! — Зейн, может, книжки посмотрим? — в который раз пытался отвлечь его Салим. — Нет! Башня! — мальчик сжал кулачки и сердито посмотрел на папу своими огромными синими глазищами. Как он был похож на свою мать в этот момент, у Салима аж голова разболелась от этой ассоциации. Кстати о матери, Кэт уехала к родителям на выходные и решила не брать Зейна с собой, уезжая за город в отчий дом, аргументировала это тем, что маленький сын плохо переносит дальнюю дорогу. Детский плачь отвлекает, и вообще, ей нужно отдохнуть. Правда Салим искренне не понимал, от чего конкретно она собиралась отдыхать. Почти всю работу по дому и воспитание Зейна взяла на себя Агата — пожилая немка, соседка совсем недавно ставшая вдовой. Она была столь безутешна, что однажды Салим сжалился над ней и пригласил на чашечку чая. У них в квартире она увидела Зейна, и так начались её дружеские и деловые отношения с семьёй Осман. Женщина готова была приходить к ним бесплатно, но Салим отказался, настояв на своём, — что любой труд должен оплачиваться. Постепенно Агата из временной сиделки превратилась в няню, а потом и в домработницу. Катарина её не сильно жаловала, но Зейн в её руках становился необычайно послушным, хорошо высыпался и с аппетитом ел. Вскоре Кэт совсем отдалилась от сына, хоть и не тратила ежедневно своё время на работу в офисе, постоянно где-то пропадала, то магазины, то подружки, то очередное спортивное хобби, чтобы не терять форму после родов. Она в действительности выглядела шикарно, Салим мог бы гордиться, но отчего-то перемены в ней он воспринимал спокойно, думая, что так и должно быть в браке, ведь страсти должны были когда-то улечься, разве нет? Вот и сегодня в субботний вечер, когда Катарина была уже на полпути к родительскому дому, Салим отказался от похода в бар с приятелями, предпочитая провести вечер с сыном. После смерти матери он в принципе каждую свободную минуту старался проводить только с ним и с Кэт, конечно, если та не находила в очередной раз себе новое срочное занятие. А ещё он помнил слова Джейсона. И очень хотел, чтобы тот оказался прав, и сын унаследовал черты его семьи. Джейсон… Они больше не связывались с того самого дня, со дня похорон. Что-то останавливало Салима, хоть он тысячу раз хотел снова набрать его номер. То, что произошло в самом конце вечера… может, это стало причиной? Воспоминания затёрлись и поблёкли, остался лишь факт и его слова. Салим запретил себе об этом думать, но всё чаще и чаще мысленно возвращался на старое крыльцо родного дома. Вынырнул он из своих мыслей от резкого грохота. Башня в очередной раз была разрушена восьмидесятисантиметровым великаном. Салим усмехнулся, в этот раз она вмещала в себя девять этажей, а это уже рекорд. Часы отбили десять вечера, Салим собрал игрушки — они и так здорово засиделись, нужно было быстро искупать сына и уложить в кровать. Зейн, потирая кулачками глаза, без проблем дошёл до ванны и с достоинством прошёл через все водные процедуры. Через полчаса в квартире был потушен свет, а из спальни доносилось дружное сопение. Но внезапно тишина была нарушена резкой трелью домашнего телефона. Салим подскочил в кресле, на автомате вырывая свою руку из маленьких пальчиков. Зейн что-то промычал и перевернулся на другой бок, складывая ладошки под пухлую щёчку. А злой и разбуженный Салим понёсся в гостиную. Тихо и грязно ругаясь, он готов был высказать всё этому ночному абоненту. Поднимая трубку, он проверил мобильный на предмет пропущенных звонков, ведь именно на него должна была позвонить Кэт, когда доберётся до родителей. Но таковых не значилось. Вообще никаких. — Слушаю, — пробурчал Салим. Одно то, что сын не проснулся, спасало звонившего от праведной расправы, хоть и на расстоянии. — Салим Осман? — послышался женский голос. — Да, кто говорит? — Тот самый, что жил в городе Юнис по адресу… — и тут на Салима вылилась тонна информации, где он жил в Юнисе, когда переехал в Чикаго, название фирмы, в которой работал. Подтверждать или опровергать информацию он не спешил. — И с какой целью вы интересуетесь? На том конце устало выдохнули. — Вам знаком человек по имени Джейсон Колчек? — Д-да, постойте, кто вы? Откуда вы его знаете? — Салим сжал трубку, сердце отчего-то бешено заколотилось. — Наконец-то я вас нашла, — на этот раз вздох был радостным, не исключено, что чтобы найти его, женщине потребовалось невероятное количество времени. — Меня зовут миссис Дэвидсон, я медсестра в больнице Святого Креста. Мистер Колчек был доставлен к нам сегодня около полудня с передозировкой… Дальше Салим не слышал, он держал трубку у уха в полнейшей тишине, но далее не понимал ни слова. Голова гудела, виски распирало, он слышал только своё грохочущее сердце. — Мистер Осман? Вы слышите? — Да… — По правилам в таких тяжёлых случаях мы должны предупреждать ближайших родственников и тех, чьи контакты оставляет сам пациент. — И? — И… у меня было только ваше имя, мистер Осман. Салим осел на пол, трубка в руке задрожала. — Я могу приехать сейчас? — Боюсь мистер Колчек уже спит, после того, как его вывели из критического состояния, то сразу дали комплекс витаминов и снотворное. — И всё же я хочу приехать. — Ох, — медсестра замолчала, вероятно, взвешивала все “за” и “против”, — ладно, на проходной попросите позвать сестру Дэвидсон, сегодня у меня дежурство. — Спасибо! Салим положил трубку и только сейчас понял, что в этот вечер остался с Зейном один, Кэт, чёрт знает где, а Агата давно крепко спит. Зря он уговаривал медсестру. Но через пять минут он уже стоял у соседской двери полностью одетый и с занесённой рукой для стука. Это было так опрометчиво и так невежливо, но он просто знал, что должен увидеть Джейсона. Сейчас сердце Салима стремилось исключительно в одно место — Южную больницу Святого Креста. Но Агата не спала, именно сегодня она мучилась бессонницей и смотрела старый чёрно-белый сериал по телевизору, она без лишних объяснений махнула Салиму рукой и, взяв свою вязаную шаль, отправилась к ним в квартиру. — Спасибо вам огромное, мне так неловко тревожить вас. Та лишь добродушно покачала головой. — Ты делаешь всё правильно, мой мальчик, если любимая в беде, ты должен быть рядом. Салим чуть о порог не споткнулся, услышав это напутствие, но ничего не сказал в ответ, просто закрыл за собой дверь. Он ей сообщил о больнице, но не говорил, кто именно туда попал. Такси довезло его очень быстро, уже через четверть часа он стоял на ресепшене и ждал, когда подойдёт сестра Дэвидсон. Салим чувствовал, как нервничает, как теребит в кармане куртки чек, оставшийся после утреннего похода в магазин. Наконец, он увидел женщину идущую ему на встречу. — Мистер Осман? — Это я. — Хорошо, пройдём в палату. У вас пять минут, потом я вернусь за вами. Джейсон всё равно спит. Она произнесла его имя достаточно мягко, что удивило Салима. По возрасту медсестра Дэвидсон вполне сошла бы за мать Джейсона, то как она тяжело ступала, рассматривая безлюдный коридор перед собой, задумчиво погрузившись в себя, можно было подумать, что она к парню имела особое отношение. И Салим не ошибся. — Такие ребята как Джейсон, потерянные и нелюбимые, сильнее подвержены зависимости. Ни имён, ни телефонов, ни одного человека, кто мог бы поставить на истинный путь, — она вздохнула, — никого, может быть, кроме вас. Они молча зашли в лифт, где женщина продолжила: — Мы заставляем всех пациентов, которые не раз попадают к нам в подобном состоянии оставлять информацию о тех, кто сможет, эм, взять на себя ответственность за последующие действия в случае особо печального финала. Джейсон отказывался говорить хоть о ком-то, мы даже ваше имя еле вытащили из него, и то, потому что он иногда произносил его во сне. Но судя по устаревшим данным, и по тому, что он не знал вашего действующего номера, рискну предположить, что вы давно не общались? — Он… старый друг детства. — И вы совсем не в курсе, чем он сейчас живёт и почему подсел на наркотики? — Я не знаю, — осипшим голосом проговорил Салим, он до сих пор был в шоке от услышанного, чтобы тот Джейсон, тот улыбчивый и спокойный парень стал наркоманом и регулярно попадал с передозами в больницу?! Что должно было произойти в его жизни?! Сестра будто услышала его вопрос. — Скорее всего имело место сильное эмоциональное потрясение или же наоборот продолжительный стресс, с которым он не смог справиться. Порой, когда не к кому пойти, ищут иные способы выплеснуть накопившиеся эмоции, и этот способ не всегда верен. Они подошли к одной из многочисленных дверей. — Вам сюда. Помните — пять минут, а я пока заполню журнал, — и женщина покинула позднего визитёра, отойдя к сестринской стойке. Салим медлил, но вспомнив, что у него всего лишь пять минут, быстро толкнул дверь и вошёл внутрь. В палате царил полумрак, только маленький ночник заливал тусклым светом изголовье больничной койки. Светлые стены и мебель приобрели тёплые серые оттенки и ярко контрастировали с холодной панорамой города. Палата находилась на последнем этаже, и через парк была видна плотная застройка центра. Джейсон лежал неподвижно, только спокойно опускающаяся грудь и тихий мерный писк показывали, что парень спал. В больничной сорочке, бледный, невероятно худой, с отросшими, почти что чёрными в этом освещении волосами, он лежал на спине с чуть повёрнутой головой в сторону окна. Создавалось впечатление, что он разглядывал улицу, когда действие препаратов заставило его уснуть. Салим подошёл ближе, заглянул в белое осунувшееся лицо, рассмотрел плотно закрытые веки. Так хорошо знакомый профиль вырисовывался болезненными пятнами истощения и недомогания. Судя по всему, перед тем как попасть в клинику, Джейсон несколько недель подряд плохо спал и питался. Салим перевёл взгляд на перебинтованную левую руку на сгибе. — Зачем ты это сделал? — прошептал Салим, он кончиками пальцев, легонько дотронулся до неестественно белеющих в сумраке бинтов. — Почему не нашёл меня, если всё было так плохо? Салим оторвал руку и выпрямился. — Ты же знаешь, я бы никогда и ни в чём бы тебе не отказал, ты… Он прервался на секунду, снова оглядывая такое смиренное, уставшее, но лишённое тени тревоги лицо. Очевидно, Джейсон находился на стадии глубокого и крепкого сна. — …ты ведь мой единственный друг. Я бы сказал единственный, кто знает меня лучше всех. Может, конечно, и Зейн меня хорошо знает, но он слишком мал, чтобы мне об этом сказать. Но только оставаясь наедине с ним или с тобой я чувствую умиротворение. Даже сейчас, когда ты спишь, а я зачем-то сотрясаю здесь воздух. Салим хмыкнул и неловко заозирался. В дальнем конце палаты стоял складной стул, он приволок его и уселся рядом с обмотанной рукой. Он никогда раньше не смотрел так пристально на его кисти, на узкие запястья, широкие ладони и длинные расслабленные пальцы, которые сейчас были чуть согнуты. Салим вспомнил тот вечер на крыльце. Именно пальцы этой руки тронули его щёку прежде чем… прежде чем… Салим отвернулся, скулы запылали будто вновь почувствовали это прикосновение. — Я помню твой поцелуй, Джейсон, — на секунду ему показалось, что кончики пальцев дрогнули. Он сморгнул — нет, они лежали так же неподвижно. Что-то внутри заставляло Салима говорить, либо просто время пришло, и чаше суждено было излиться — её борта ведь не бесконечны. — Я помню его и никак не могу забыть. Как бы я не анализировал его, я так и не понял, что он значит для меня, но что он значит для тебя? Что происходило в твоей голове тогда? Что происходило после? Ты ведь такой сильный Джейсон, ты столько преодолел, чтобы оказаться в городе своей мечты. Почему ты сейчас лежишь здесь? Почему? — ему казалось, что он задыхается. — Скорее здесь должен быть я… Салим опустил голову на койку совсем рядом с рукой Джейсона, он смотрел на неё какое-то время, потом тронул недвижный палец своим, потом двумя, а потом и вовсе взял Джейсона за ладонь. Она была прохладной и будто совсем не живой. — Кэт бы даже не заметила, если бы я оказался на твоём месте, сейчас она спокойно спит в родительском доме, а я лежу где-нибудь в подворотне, истекающий кровью, и ей всё равно. Она ведь так мне и не позвонила. В понедельник скажет, что просто забылась, отвлеклась, забегалась. Салим вздохнул. Он начал выводить пальцами круги на тыльной стороне ладони, по чуть шершавой обветренной коже, но по-прежнему такой мягкой. — Если бы тогда я позвонил ей, а не тебе, то вместо решительного ответа услышал бы невнятный скулёж и сотню причин, почему беззаботно дрыхнуть у себя в постели важнее, чем поддерживать мужа в трудный для него момент, — Салим вздохнул. — Если бы не Зейн… Его рука чуть сильнее, чем нужно, стиснула кисть Джейсона. Салим вздрогнул. Зачем он это всё говорит, зачем разрывает себя перед спящим человеком? По-хорошему, нормальный здравомыслящий мужчина на его месте или разводится или идёт к психологу. Зачем Джейсону это слышать, даже в таком состоянии? Но в глазах стало влажно. Эмоции накатили с такой силой, будто одним своим видом Джейсон ломал стоящую много лет дамбу. Ещё живая рана, оставшаяся после внезапной смерти матери, равнодушие и холодность жены, рутинная и нелюбимая работа… всё это так сдавило в одночасье, что кости казались хрустальными, а нервы тонкими хрупкими нитями, и даже яркая улыбка Зейна не могла спасти. А теперь ещё и Джейсон. Чей вид будто сигнализировал бежать во врачебный кабинет, хватать скальпель и резать себе вены. Внезапно он понял, что не пережил бы так просто, если бы с Джейсоном случилось что-то непоправимое. В палату постучали и дверь открылась. — Мистер Осман, время вышло. — Ещё десять секунд и я выхожу. Медсестра Дэвидсон кивнула и закрыла за собой дверь. Салим вновь повернулся к спящему парню. Вдруг горло сдавило, сердце болезненно заныло, а пальцы будто онемели. Он покачал головой, сдвинул брови и прошептал, не скрываясь и не таясь, будто вынул из себя занозу, будто вылечил себя крупицей правды: — Джейсон, пожалуйста, ты мне слишком дорог, прошу тебя, не доводи себя до такого состояния, я не хочу спустя столь короткое время хоронить ещё одну частицу себя… Не надо, я ведь не выдержу… Он сжал пальцами прохладную кисть, подался порыву, прикоснулся к бледным костяшкам губами и аккуратно положил руку на место. Выходя из палаты, он не видел, как дёрнулся и прокатился кадык под тонкой кожей, а из-под дрогнувшего века по щеке потекла слеза.

***

В коридоре Салим и медсестра Дэвидсон договорились, что он вернётся на следующий день проверить Джейсона. Обусловились по времени, когда он мог ждать звонка из больницы, и разошлись почти в полночь у главных дверей госпиталя. Но когда в половину второго дня в воскресенье раздался звонок в гостиной Османов, Салима дома не оказалось — форс-мажор на работе заставил выйти руководителей отделов в офис в неурочное время. Только вечером Салим добрался до автоответчика и прослушал сообщение, чтобы узнать, что Джейсон в начале девятого утра после утреннего обхода сбежал из больницы.

***

13 февраля 1999 года

***

— Папа! Смотри на меня! — крикнул Зейн и помахал рукой. Он уже в который раз раскачивался максимально сильно на качелях и орал на всю детскую площадку. — Если свалишься и сломаешь руку, сам поедешь в больницу, — проговорил Салим, не отрываясь от документов разложенных на скамейке. На носу должен был состояться совет директоров и рассмотрение тендерных проектов. Один из них представлял его отдел и если они выиграют, то его ждёт не хилое повышение и не маленькие субсидии на ближайшие пять лет. Поэтому он работал день и ночь. Даже когда Зейн просил провести с ним время, работа становилась их незримой и назойливой спутницей. — А если сломаю ногу?! — до Салима долетел счастливый смех. — То поползёшь туда, благо рядом есть пара отделений, — ответил Салим и улыбнулся документам. Только Зейн понимал его дурацкий юмор. Катарина всегда бесилась стоило ему так пошутить. На что Салим и Зейн реагировали, как настоящая банда, и совместно нападали на капитана вражеского корабля, то есть — мать. Даже сейчас на детской площадке в парке он услышал возмущённое покашливание. Он поднял голову и встретился взглядом с горящими от гнева глазами какой-то мамаши, что сидела на скамейке рядом. Она выгнула бровь, видимо ожидала каких-то объяснений, но не дождавшись, потому что Салим полностью её проигнорировал и вернулся к документам, встала со скамьи, пропищав “Долорес” быстро слезть с горки и пойти за ней. — Кто же называет человека, как собаку, — хмыкнул Салим, провожая мамашу и её пухлую черноволосую дочь с розовыми бантами, — а нет, и впрямь вылитая Долорес. Салим покачал головой и, наконец, взглянул на своего сорванца. Тот уже прекратил качаться и ринулся на освободившуюся горку. Ещё минут десять, он допишет до точки, и они смогут покинуть площадку. Зейн уже час выклянчивал у него мороженое, надо было дойти по аллее до “сладкого” киоска и успокоить подношением этого маленького демона. Салим улыбнулся и вновь посмотрел на своего пятилетнего сына, что весело наворачивал круги вокруг горки. Неделя долгожданного, но краткосрочного отпуска выдалась славной по погоде. Светило солнце, и неожиданно тёплый ветер с озера Мичиган заставлял природу просыпаться в экстренном режиме. Зейн бегал в лёгкой куртке уже два часа по игровому комплексу, не тревожа отца, и вполне заслужил поощрения, поскольку Салим проработал это время плодотворнее, чем дома. Да, недельный отпуск не являлся для него оправданием — ответственность, чтоб её. Махнув сыну, он сложил документы в папку, потрёпанный бумажник в один карман, а сотовый — в другой и поднялся со скамьи. Зейн подскочил к нему, когда тот уже покинул детский островок, и схватился за него ладошкой. Салим улыбнулся, не замечая, как от гордости за послушного сына чуть приподнял свой подбородок. По дорожке они шли дурачась и смеясь. Настроение Салима было как нельзя лучшим. К ним навстречу шла молодая пара с далматинцем на поводке, и они остановились, не доходя до киоска метров тридцать. — Папа, можно я поглажу собаку? — Спрашивай у хозяев, а не у меня, — пожал плечами Салим. И пока Зейн умилял, судя по всему, бездетную пару и тормошил пса за ухом, Салим решил подставить лицо зимнему солнцу. Закрыв глаза, он стал прислушиваться к таким разным уличным звукам — шум встревоженной молодой листвы от ветра, лаяние собак, далёкий крик детей, радостные возгласы Зейна и шелестящий, приглушённый смех. Очень знакомый смех. Салим распахнул глаза и заозирался в поисках его источника. Но смех пропал, и он смог определить лишь примерное расположение его хозяина. Звуки исходили со стороны того самого киоска. Прищурившись Салим стал осматривать людей стоявших в очереди — несколько детей, пожилой мужчина с коляской и пара школьниц, но тут девушка со светлыми волосами в самом конце отошла на шаг в сторону, и он увидел его. Джейсон стоял у киоска обняв ту самую девушку и открыто улыбался ей. Одет он был в зелёные по-военному скроенные штаны и в такой же зелёной куртке накинутой на кофту невзрачного цвета. Волосы прикрывала бейсболка, чей козырёк то и дело прятал верхнюю часть лица, и Салим не мог разглядеть знакомые глаза. Очередь помаленьку двигалась, а Салим стоял, как вкопанный, отойти от сына играющего с собакой он не мог, как и найти достойного повода окликнуть Джейсона. Тот ведь не знал, что он приходил к нему в больницу несколько лет назад, или медсестра ему всё же рассказала? А если рассказала, и именно поэтому он сбежал? Внутри у Салима всё обмерло. Почему он не думал об этом раньше? Так был зациклен на собственном сожалении? На собственном расстройстве? А может, Джейсон не хотел этого? Когда-то он ведь так и сказал… сказал, что Салим его больше никогда не увидит. — Папа! — Что Зейн? — Салим отвлёкся и посмотрел на сына. — Можно я поиграю с Ардом в мяч? Мне Генри и Сара разрешили, — Салим перевёл взгляд на молодую пару, что до сих пор улыбалась его сыну. — Если вы не против, — ответил он. — Конечно нет, нас он уже порядком загонял, мы посидим на той скамейке, — молодой мужчина, Генри, улыбнулся, снял с собаки поводок и отдал Зейну мяч. Мальчишка, заливаясь радостными криками, побежал вслед за обретшим свободу псом. А Салим окончательно растерялся, не понимая как лучше поступить: пойти вслед за сыном, сесть на скамью или всё же приблизиться к киоску и попробовать заговорить. Первые два варианта он сразу отмёл, но и на третий никак не мог решиться. Глубоко вздохнув, он обернулся и встретился с тёмными приглушёнными тенью от кепки глазами. Джейсон смотрел прямо на него пристально и цепко. Тонкие губы сжались в плотную линию, стирая все возможные эмоции с лица, оставляя лишь маску. Через секунду желваки заиграли под кожей, и Джейсон просто отвернулся. Салиму сдавило грудь. Фальшивка! Всё это — фальшивка! Он не должен был так смотреть только не тогда, когда они столько пережили вместе. А разве могло быть иначе? Кто они друг другу? Вот здесь и сейчас Салим должен был ответить на сакральный вопрос. Кто Джейсон для него? Друг, знакомый, человек, который всегда будет занимать особенное место в его жизни, не подпадая ни под какие категории? Мозг вскипал, сердце охватил странный гнев, стыд и тоска. Но потом он вспомнил призрака, которого на этом свете иглою держала лишь капельница в серой палате. Как он мог злиться? Ведь вот он здесь — живой и здоровый, обнимает за талию симпатичную девушку, смеётся и стоит в очереди за сахарной ватой, и ни тени того потерянного сбитого с пути мальчика, что белизной кожи мог слиться с больничными простынями. Разве не этого хотел Салим? Видеть того счастливым? Тогда почему на душе словно кошки скребутся, кончики пальцев зудят, так хочется подойти к нему, встряхнуть и снова заставить посмотреть на себя. Только не так наиграно и поверхностно, а так, как он смотрел тогда в Юнисе, словно немым отчаянным монологом раскрывал, дарил свою душу. Салим был сбит с толку. Снова и снова Джейсон ставил его в тупик, он ничего лучше не придумал, как сесть на соседнюю скамейку от хозяев далматинца и опустить голову, уставившись на свои ладони. — Джейсон, Джейсон ты меня слышишь? — раздался девичий голос, наверное, его звала та самая блондинка. Салим машинально посмотрел в сторону звука. И обомлел. Его чуть не смыло потоком эмоций, что раздирали Джейсона изнутри. Он смотрел с радостью сожалением, неверием, жуткой усталостью и такой тоской, что под ложечкой заныло. Смотрел так, будто боялся снова отпустить, будто сейчас кинется прямо к нему. К нему в объятья… Но девушка затормошила его плечо, Джейсон обернулся к ней, и золотистое наваждение отпустило Салима, он выдохнул, остужая накал этих долгих секунд. — Не подскажете время? — Что? — хрипло переспросил он Сару, что наклонилась к нему сбоку. — Время. — Да, сейчас, — Салим отодвинул рукав пальто, где прятался хронометр, подаренный его женой ещё до замужества. — Половина пятого. — Спасибо, мы собираемся уходить через десять минут, — сказала она, кивнув в сторону Зейна и прыгающего на газоне пса. Салим окликнул сына и махнул рукой. Но странное чувство заставило снова взглянуть его на часы. Он опять отодвинул одежду и вперился в циферблат. Стрелки как стрелки только дата в маленьком окошечке заставила замереть. Тринадцатое… Он тут же посмотрел на то место, где у киоска стоял Джейсон, но его больше там не было, хаотично пошарив взглядом по парку, он нашёл его удаляющимся по аллее в противоположном направлении под руку с весело щебечущей девушкой, размахивающей ярким клубничным облаком. Тринадцатое февраля. Разве не тогда были похороны? Разве не в феврале он наткнулся на дрожащего мальчишку в своём саду? А звонок из больницы? Он готов был поклясться, что в последующее воскресенье выводил слащавую дату на всех документах — четырнадцатое февраля, разрушенный форс-мажором праздник всех влюблённых. — Мы сейчас домой? — спросил уже подбежавший к скамейке Зейн. Щёки его раскраснелись, а глаза светились таким простым и бесхитростным счастьем, Салим невольно улыбнулся. — Ну, сначала мороженое. — Да-да-да! Сегодня самый лучший день в мире! — запрыгал мальчишка, а Салим подумал, что так и есть — пожалуй, лучший за последние годы. Они купили мороженое и медленно пошли на выход из парка, где должна была после посещения СПА ждать их Катарина. Супруги обменялись дежурным поцелуем и пошли по улице в сторону дома. Оба молчали, держа с двух сторон скачущего Зейна. — Слушай, Кэт, — вдруг позвал жену Салим. — Как думаешь, родственные души существуют? — Если только в сказках, — фыркнула та и закатила глаза, — и в фантазиях школьниц, которые верят, что существует любовь, которая может победить годы и столетия. Вот и весь ответ, в нём самом определённо что-то было, но вот то, что Катарина молчала весь остальной путь не давало покоя. Она ведь могла задать ему тысячу вопросов. Почему тот спросил? Зачем? Как пришла эта мысль ему в голову? Но в ответ звенела равнодушная тишина. Наверное, им всё же не удалось пронести свою любовь сквозь время.

***

13 февраля 2002 года

***

Странные времена наступили совсем скоро, когда Салим всё же получил повышение, и под громкие аплодисменты в одном из знаменитейших отелей Чикаго пожимая руки инвесторам, в последний раз увидел искорки восхищения и желания в синих глазах своей жены. Их отношения, в прошлом напоминавшие резвую езду по барханам, стали утрачивать свою страсть уж очень давно, оставляя рядом друг с другом совершенно разных людей скреплённых пустой клятвой. Долгие горячие ссоры больше не сменялись такими же жаркими ночами примирения. И даже этого спонтанного запала хватило не надолго, как бы Салим ни старался, ему казалось, что чем сильнее он стремился к Кэт и дому, тем сильнее она отдалялась. Она чаще задерживалась на курсах рекламы и маркетинга (её новом увлечении), пока муж с улыбкой купал сына, реже звонила, пока насвистывая песни, Салим нарезал тыкву для вегетарианских киббе, чтобы приготовить их по рецепту своей матери. Может, он и понимал почему их отношения в этот раз безнадёжно спускались в пропасть, но отчего-то не хотел предпринимать что-либо, что могло навредить свободе его жены, её желаниям и стремлениям. Ему хватало мужества признаться самому себе, что стоять у плиты и в который раз чинить прохудившийся кран в одиночестве ему было милее, чем чувствовать, как в зале совещаний двести глаз с восхищением направлены лишь на него. Но однажды и у пропасти показалось дно. Салим уже поглядывал на часы каждые четверть часа, но ещё не звонил, ждал. Катарина всегда возвращалась до одиннадцати, её подвозили его коллеги, с которыми она познакомилась два года назад на награждении, — уважаемая супружеская пара, поэтому указатель самочувствия по шкале волнения находился в пределах нормы. В распоряжении жены было ещё сорок минут, и Салим продолжил читать Зейну его любимую книгу о гномах и гоблинах. Но вот дверь с грохотом отворилась, и Катарина размашистой походкой прошла сквозь гостиную напрямую в их спальню, даже не повернув головы в сторону дивана, где в море подушек сидели муж и сын. Зейн со звонким возгласом “мама” ринулся следом, а Салим медленно поднялся с места, зная, что подобное поведение жены не приведёт ни к чему хорошему. Он был прав. Кэт совершенно игнорировала, крутящегося рядом Зейна, щебетавшего о том, как провёл свой день с новым другом, недавно перешедшим к ним в класс мальчиком по имени Тарик. Та же стащила чемодан с платяного шкафа и начала скидывать туда вещи. — Зейн, иди в комнату, — произнёс Салим, видя напряжённый взгляд жены устремлённый в одну точку, будто бы она боялась обернуться и передумать, по крайней мере Салим хотел в это верить. Сын послушался отца, крича что-то про чай и лепёшки, а Салим подошёл ближе, нежно касаясь тонкой кисти, на которой сверкал золотой браслет — подарок на пятилетнюю годовщину. Она выдернула руку, продолжая собираться. — У меня завтра рейс в Нью-Йорк, я получила работу в рекламном агентстве. — Это же замечательно, — осторожно ответил Салим. На что та лишь хмыкнула. — Сегодня переночую у Тома и Джулии, собери Зейна. — Зачем? — Что значит “зачем”? Он будет жить со мной в Нью-Йорке. — Он никуда с тобой не поедет, — твёрдо ответил Салим. Катарина демонстративно запрокинула голову и рассмеялась. — Ну, конечно, наконец-то, решил показать характер? — спросила она с издёвкой, всё же поворачиваясь лицом к мужу. Так вот, что она прятала — не страх, а шалый взгляд. В отличие от Салима, она никогда не отказывалась от бокала хорошего вина, раньше она уважала решение мужа воздерживаться, теперь же… — Поздновато, тебе не кажется? — Прошу, не надо. — Я забираю его и точка, — она с вызовом смотрела снизу вверх, ловя надломленный взгляд мужа. — Что ты можешь ему дать? Я могу показать ему весь мир, а что ты ему предложишь? Научишь как правильно варить рис и шить занавески? Салим сжал челюсти, но продолжил молчать. — Кто бы мог подумать, повелась на картинку успешного бизнесмена, а по итогу стала женой мямлющего клерка и двухметровой домохозяйки. Отойди, я пойду одевать сына. — Нет. — Что “нет”? Что “нет”?! — вдруг закричала она и накинулась на мужа с кулаками. Салим пытался осадить её, мягко скрутив взявшись за запястья, раньше такой манёвр отражался желанием на дне её грозовых глаз, но теперь там была лишь пустота и раздражение. Значит, действительно — всё. Катарина ещё брыкалась, но потом неожиданно вывернулась и, освободив руку, саданула Салима по лицу, ногтями вспоров нижнюю губу. — Не трогай меня. Она забрала чемодан и направилась в детскую. Схватив первые попавшиеся под руку детские тёплые вещи, вышла в гостиную, где Зейн уже умудрился достать из буфета свежеиспечённые лепёшки с маком и поставил чайник на плиту. Кэт не сказав ни слова, начала одевать ничего не понимающего мальчика и тащить его к выходу. — Катарина! — выкрикнул Салим, вбегая следом, заставая их обоих в дверях. — Ты не можешь увести его силой! Теперь Зейн чувствовал, что происходило что-то не то. Родители часто ссорились, но быстро мирились, сейчас же, глаза отца были полны невероятной тревогой. Зейн заплакал. Салим дёрнулся в его сторону, но остановился, перёвел взгляд на Кэт. — Ты можешь звать меня ничтожеством, да может, я слабый и безвольный человек, плохой муж, плохой карьерист, но одного ты у меня не отнимешь, — теперь в голосе Салима звучала непоколебимая уверенность. — Я — хороший отец. Вот, что я могу ему дать. Она стояла неподвижно ещё с минуту, а потом разжала руку, и вырывающийся Зейн подскочил к отцу, схватился за штанину крепко-крепко, уткнулся заплаканным лицом ему в бедро. — Однажды ты проявишь силу духа в своей жизни, — задумчиво оглядывая мужа, сказала Катарина, ещё выше задрав подбородок, — жаль, что это событие не будет связано со мной. И вышла, не глядя на притихшего сына. Через миг созерцания пустого открытого проёма, Салим словно бы очнулся и присел к Зейну, что ещё жался к его ноге. — Всё будет хорошо, малыш, — прошептал он вытирая детские слёзы с раскрасневшихся щёк, не замечая, как катятся собственные, — теперь у нас всё точно будет хорошо. Хотел бы он посмотреть в синие глаза Зейна и повторить то, что однажды сказал ему Джейсон, что мальчик хранитель света своих предков, и не только их, но и своего отца и своей матери, но, увы, свет Катарины отныне был навеки для них потерян. Через час или два, когда Салим снова мог спокойно дышать, он стоял в тёмной гостиной, прислушиваясь к мерному сопению сына из детской. Он думал, что отныне свободен, но почему-то факт этот его не радовал. Салим всегда хотел быть частью чего-то, да он отстоял Зейна, пока, но это было другое. Зачем кому-то свобода, если её нечем заполнить? Впервые за много лет Салим захотел напиться, не просто выпить вкусного пива или ароматного вина, нет, довести себя до отключки, перебрав алкоголя. Но в доме не было ни грамма, если не считать медицинский спирт. Салим усмехнулся, пора было тоже ложиться спать. Но в дверь робко постучали. Он нахмурился и прошёл в прихожую. В коридоре стояла Агата, взгляд её хоть и сонный, был достаточно взволнован. — Прости за вторжение в твою жизнь Салим, но я слышала… слышала Кэт, — она говорила нервничая и запинаясь, — хочешь я посижу с Зейном? Догони её, всё исправь. В светло-серых глазах стояли слёзы, морщинистые губы страдальчески изогнулись. Сначала Салим хотел отказаться, но потом понял, что не в силах оставаться в этой квартире, по крайней мере сегодня. Он кивнул и, накинув пальто, вышел из прихожей. Он долго бродил по улицам ночного города, пару раз заходил в бары, но тут же выходил и шёл дальше. Салим уже хотел вернуться домой, отпустить сердобольную женщину к себе и попробовать забыться сном, но тут его окликнули, заставив обернуться — к нему приближалась компания неизвестных ему молодых людей. — Эй, чувак, прикурить не найдётся? — сказал один из троих незнакомцев, они подозрительно обступили Салима, и тот понял, что это был лишь предлог его остановить. Сейчас они, аккуратно поджимая с двух сторон, вели его в подворотню. Салим непроизвольно стал отходить назад. Мозг лихорадочно соображал, ища пути спасения. С одним, да и с двоими он бы ещё мог попытаться разделаться, но трое… лучшим выходом был незамедлительный побег. Но куда? Его незаметно и деликатно зажали в угол. — Чё молчишь, моджахед, блядь? — сказал тот, что справа. — Припёрся в нашу страну, занимаешь чужое рабочее место, трахаешь наших женщин, а потом нас же и в расход… Так не пойдёт, сука… — Всем вам, черножопым гореть в аду, за то, что сделали с нашими в Нью-Йорке, — высказался третий. — Вали на хуй в свою обезьянью страну и там взрывай бомбы, пидор арабский. Они подступили совсем близко. — Ща твой Аллах у тебя быро отсосёт, — вновь выступил тот, что по центру и видимо главный, — давайте ребята, не стесняйтесь, авось чёрномазой гниде понравится. Кто из них напал первым, Салим не разобрал, удары посыпались хаотично и будто бы разом со всех направлений. Салим сопротивлялся, когда понял, что побег невозможен, и с трёх сторон его окружают стены. Он был зол, был напуган, а ещё ему было всё равно. Ему будто сбили все предохранители. Он влепил одному с размаху в ухо, другому врезал в колено. Почувствовав, что им дают не слабый отпор, отморозки ринулись с умноженной в несколько раз яростью. Были ли они родственниками одной из тех многочисленных жертв теракта или же являлись простыми экстремистами и националистами, решившими отыграться на человеке той же расы, Салим не знал, да и разбираться не хотел. Кажется, он одного даже вырубил удачным ударом в челюсть, но пропустил сам, и теперь валялся на мокром асфальте. Двое других начали с упоением пинать его ногами, стараясь попасть по лицу. Салим скрутился в улитку и пытался защитить его и внутренние органы. Встать не представлялось возможным. — А ну отъебались от него, ублюдки! — раздалось с улицы. Через щель между руками Салим увидел, как к ним широким и быстрым шагом приближался молодой парень. Голос у него был хриплый, но гулкий и будто лающий, хорошо разносящийся в пространстве. Один из отморозков прекратил наносить удары по печени Салима и повернулся. — А-а, так ты один из тех любителей пососать грязного арабского хуйца? — он загоготал, чуть пошатываясь. Только сейчас Салим понял, что нападавшие были далеко не трезвы, иначе удары их были бы чётче и болезненнее. Ну хоть где-то повезло. — Нет, что ты, — парень подошёл к задире почти в плотную и усмехнулся, его голос угрожающе прошелестел, — предпочитаю брать белый и начищенный у дядюшки Сэма, — а потом он с размаху саданул лбом ему в переносицу. Хулиган как стоял, так просто и упал совсем без чувств, — или нет, — усмехнулся парень и пожал плечами. Теперь и второй с диким воплем кинулся на него, но все его удары приходились мимо, незнакомец играючи расправился и с ним, в пару ударов отправив в нокаут. Потом что-то поднял с земли, нахлобучил на голову и приблизился к Салиму. — Давай, мужик, поднимайся, нехуй асфальт протирать, — он подал руку, за которую тот сразу же ухватился, — дебилы отмороженные, а вашему брату надо поаккуратнее быть и не шляться по ночам, сейчас сложные вре… Незнакомец запнулся на полуслове и быстро отнял руку. Салим же сначала решил отряхнуть пальто, а потом уже благодарить внезапно замолчавшего спасителя. Закончив, он поднял голову, чтобы хорошенько рассмотреть парня. И рассмеялся. Нет, ему не было смешно, это был дикий нервный смех, через который выходили такие мощные эмоциональные потоки, о каких он и подумать не мог. Всё, что с Салимом приключилось: и нападение хулиганов, и расставание с женой, и истерика Зейна, что он с таким трудом унял… всё это находило выход в сиплом кашляющем смехе. Грудь ныла от ушибов, губы саднило от рваных ран, а он всё смеялся и не мог поверить, что снова был подловлен своею судьбою — на него шокировано таращились два золотистых глаза. — Чувство дежа вю, не находишь? — наконец, хрипло выдал он. — Салим… — только и мог произнести парень, прежде чем кинуться ему в объятья. — Джейсон… — вторил он, обхватывая широкие плечи, вжимая его в себя, и плевать, что грудь обдало ещё большей болью, просто плевать. — Что… что ты вообще здесь делал? — Джейсон пришёл в себя и отстранился, отступая на шаг. — В такое позднее время. — Решил прогуляться и прочистить мозги, — махнул рукой Салим, сумасшедшая улыбка до сих пор не сходила с его лица, когда как Джейсон уже подобрался, странно выпрямился и заложил руки за спину. Салим осмотрел его, улыбка медленно сошла с его лица, значит, ему не показалось — на Джейсоне была военная форма. — Ну, а ты? — он кивнул на парня. — Служишь Родине? Джейсон оглядел себя будто не понимая, о чём говорил Салим, а потом сообразил, насколько давно они не виделись. То, что было для него обыденностью таковым не являлось для его старого друга. — Ах, это, — он усмехнулся, — лейтенант Джейсон Колчек, Корпус Морской Пехоты, разведка, — он шутливо отдал честь и покачал головой, — на самом деле тебе крайне повезло, я всего на пару дней в Чикаго в увольнении. Ребята из колледжа позвали, наша база в Хьюстоне, утром я улетаю. Повезло, так повезло. Салим усмехнулся, качая головой, всё ещё рассматривая Джейсона. Его прямую осанку, форму, кривую, но спокойную улыбку и тёмные глаза, прикрытые тенью растрепавшегося козырька. Сколько ему было? Двадцать восемь, двадцать девять? Как быстро летело время. — Ты говорил, что решил прочистить мозги? Что-то случилось? — тон немного изменился, в нём появилась обеспокоенность, или Салиму показалось? — Да не особо, но… хотелось выйти из дома, — сдержанно ответил Салим. — А тут… — Да, непруха, — Джейсон хмыкнул и хлопнул Салима по плечу, — не так ты голову проветриваешь. Мы с ребятами в таком месте понтовом сейчас были, — он подтолкнул Салима, — идём покажу. Тот послушно ступил следом по улице. — Ты как вообще, нормально? Не сильно отделали? — Джейсон бегло осмотрел Салима, почти не вдаваясь в подробности, а получив успокаивающий жест головой, вообще отвернулся. — Тут недалеко в паре кварталов. — Значит, твоё веселье уже окончилось? — Ага, — вздохнул тот, — ребята семейные, все дела, разбрелись по домам. Повисло молчание. Хотя Салим будто в воздухе прочитал не озвученный вопрос: “Почему же ты не с семьёй?” Но он не хотел вываливать всё на старого друга, поэтому шёл тихо, не облегчая и не утяжеляя задачу Джейсону. Вскоре они вошли в паб, в один из которых Салим недавно заглядывал, но из-за шума сразу ушёл. А если бы остался, мог бы встретить Джейсона раньше и избежать неприятной встречи в переулке. Но с другой стороны, вниманием Джейсона пришлось бы делиться с его друзьями по колледжу, а сейчас… Салим смутился и взглянул на напряжённый профиль, сейчас они были только вдвоём. Его уши покраснели. Он свалил это на перепад температур — в помещении в отличие от улицы было ужасно душно. — Эй, ты! Налей два пива! — окликнул Джейсон бармена, когда они сели за стойку, а потом повернулся к Салиму, — тебе тёмное, светлое? — Светлое, наверное. — Два светлых! — крикнул он вдогонку. Перед ними появились запотевшие кружки. Джейсон с наслаждением вылакал сразу треть. — Вот чего не хватает на полигоне, — он блаженно прикрыл глаза, — с этой всей хуйнёй не скоро я пивка-то повидаю. — О чём ты? — Салим тоже начал пить, вкус оказался неожиданно приятным, и он даже обошёл Джейсона в количестве выпитого — осушил сразу чуть больше половины пинты. — Воу-воу полегче, — Джейсон искристо рассмеялся, в глазах заплясали смешинки. — Хах, может, и хорошо, что те парни тебя нашли, ты ж вон пар выпустил, — он указал на разбитые костяшки Салима, — теперь и жажда праведная мучает. — Да какой из меня боец. — Ну, знаешь, в стрессовых ситуациях мы способны на многое. — Один против троих? Не думаю… — Но ты ведь вырубил одного, будучи гражданским, — Джейсон пожал плечами и заказал ещё две кружки. Салим допил первую и сразу приступил к второй. — Так и что за ситуация? — А это… телек что ли не смотришь? Нью-Йорк, сентябрь… Салим машинально перевёл взгляд на телевизор подвешенный под потолком за барной стойкой. Там крутили какие-то новости, а в углу экрана значилась дата и время — полвторого ночи, тринадцатое февраля. Ну как же, конечно. Салим нахмурился и фыркнул, а Джейсон не замечал перемены на его лице, смотрел куда-то перед собой. — Да, в очередной раз убеждаюсь, что причина верная, — Джейсон постучал по кепке, Салим проследил за пальцами. На серой ткани маркером были нарисованы башни. Но не это смутило его. — Подожди, — Салим схватился за козырёк, заставляя Джейсона повернуться к себе лицом, алкоголь уже достаточно разгулялся в пустом желудке, чтобы он не задумывался о корректности своих действий (да и по сути не надо было ему много), он позволил себе снять бейсболку с парня, замечая боковым зрением, как тот прячет глаза, — неужели это та самая кепка из мастерской? Джейсон поджал губы, но просто ответил. — Да. Салим провёл пальцами по выцветшей ткани, по рисункам и надписям, а потом перевернул её тыльной стороной. Внутри у ремешка был завёрнут ярлычок. Салим помнил старика Джека, что владел мастерской в Юнисе, он любил порядок, любил принадлежность, все ящики мастеров были подписаны, на всех форменных комбинезонах вышиты имена владельцев. А тут… он расправил кусочек ткани — “Осман С.” Салим неверящим взглядом окинул парня, что незримо побледнел, но не двигался и молчал, ожидая дальнейшей реакции. — Я думал, ты её давно потерял, — тихо ответил он и осторожно положил бейсболку на стойку. Джейсон хранил её столько лет, очевидно, сделал талисманом. В груди разлилось непонятное тепло и щёки сильнее разгорелись. Духота, алкоголь, недосыпание, голод, стресс — Салим странно себя чувствовал, будто всё, что с ним происходило нереально, будто он парит в несуществующем мире больного на голову фантазёра. Потому что если это не так, почему рядом с ним сейчас сидит Джейсон и так внимательно украдкой, что-то пряча в глубине глаз, старается его рассмотреть, тот самый мальчик, парень, мужчина, которого он оберегал и охранял за той самой кепкой. Всё это точно происходило не с ним, а значит, он мог делать всё, что угодно. Салим понял, правил — нет. Он пытался жить по какому-то сценарию, следовать каким-то догмам. Но сегодня, грёбанного тринадцатого февраля, он убедился — правила вымышлены, правила выдуманы. — Расскажи, — сказал он затихшему Джейсону. — Ч-что? — казалось, парень сильнее закрылся и был полностью сбит с толку. — Что угодно, как попал в Корпус, например, — Салим открыто улыбнулся. Джейсон, расслабившись, выдохнул и пустился в прострационные объяснения и рассказы о том, как сложилась его жизнь. Повстречал знакомого тут, повстречал знакомого там — и он уже в Хьюстоне, сначала пьёт в каком-то баре, а потом уже заполняет анкету в приёмном пункте. Пустых кружек вокруг них становилось больше, их смех звучал громче, улыбки растягивались шире, а расстояние между стульями уменьшалось. Джейсон рассказывал про сослуживца Ника, которого поймали с поличным на романе с женой полковника, как тот бегал в трусах по части и не знал, куда прятаться. Джейсон смеялся уткнувшись в плечо Салима, а потом внезапно остановился и резко отстранился. Взъерошил волосы, посмотрел на часы. — Всё, с меня хватит, у меня скоро рейс, — а потом посмотрел и на компаньона по попойке, — и с тебя кстати тоже. Салим лишь оглянул его осоловело и пожал плечами. Сам он давно перепил свою норму и по идее должен был лежать тут же в полном беспамятстве, но что-то держало на плаву крупицы его сознания. — Пойду, отолью, — сказал Джейсон, поднимаясь со стула, его немного качнуло, но в целом он дошёл ровно. Салим проследил за ним, а потом встал и пошёл следом. В единственном общественном санузле было тихо, на фоне играла музыка и все кабинки были не заняты кроме одной. Салим стал напротив зеркала, осматривая своё отражение, — а его не слабо отделали, на скуле и губе красовались синюшные пятна, нос опух, но вроде бы не был сломан, он бы почувствовал. Только голова закружилась, он схватился за раковину. — Салим? Ты как? — Джейсон подошёл незаметно, повернул его аккуратно за плечо к себе. — Тебе плохо? — Голова немного кружиться, а так ничего, — он попытался улыбнуться, но ощутил странную влагу на губах. — Твою мать, — шикнул Джейсон и ринулся к автомату с бумажными полотенцами. — Да у тебя же кровь из носа хлещет! Салим медленно обернулся к зеркалу — и вправду течёт, как он не заметил? Шатнувшись, он опрокинул голову назад, но его тут же остановили крепкие пальцы. Джейсон схватил его за шею и опустил её обратно, зажав ноздрю салфеткой, зафиксировал положение. — Вот так стой, — сказал он строго и вздохнул, — это ошибочное мнение, что нужно задирать голову, кровь должна найти выход, а не заливаться обратно. — Я не знал. — Как теперь голова? Не болит? Салим легонько мотнул ей, прикрыл веки и снова посмотрел на Джейсона. Тот кивнул и осторожно убрал салфетку, проверив количество вытекшей красной жидкости, а потом снова мягко прижал к носу, второй рукой он вновь взъерошил свои волосы и опёрся на бортик раковины. Но Салим нащупал её — левая, та самая — и прижал к своей щеке, не отрывая взгляда от таких родных, в момент растерявшихся, глаз. Пальцы Джейсона дрогнули, но ладонь он не отнял, а Салим сильнее прильнул к ней щекой. Парень судорожно выдохнул, его золотистые ресницы затрепетали, скулы окрасил румянец смущения, а не переизбыток алкоголя, когда Салим чуть двинул головой, прикрыв глаза, и прижался губами к горячей ладони. — Кажется, она остановилась, — хрипло прошептал Джейсон, ещё раз промакнул кончик его носа салфеткой и всё же мягко отстранился. — Идём, я провожу тебя до дома, в таком состоянии не доберёшься. Салим кивнул, и оба не спеша покинули туалет, а потом и бар. Ночной Чикаго был до невозможности красив. Хотелось смотреть, смотреть и смотреть на его бесконечные залитые светом улицы, на блестящие фасады стальных стеклянных железобетонных гигантов, утопать в его звуках, теряться в отражении чернеющих луж и жмуриться от свежего гуляющего по проспектам ветра. Слышать его, дышать им, жить им. Салим глубоко вдохнул и замер, голова немного прояснилась, когда они почти дошли до его жилого дома. Магия безумной ночи на миг лишилась своей силы. Он взглянул на Джейсона, что остановился следом. Они стояли у небольшого сквера и закутка ведущего в подземную парковку. Ещё несколько шагов и Салим был бы у родного подъезда. — Я ведь не говорил тебе свой адрес, — начал Салим, обернувшись, он сразу заметил, как Джейсон потерев лоб спрятал взгляд за козырьком, вернувшейся на голову кепки. — Готов поспорить, ты знал его уже тогда, когда случайно встретил меня в кофейне десять лет назад. Глаза Джейсона расширились, он отступил к стене здания. Салим помнил, что сегодня правил не существовало, в эту секунду его жизнью снова играла безжалостная судьба. Давала на мгновение, чтобы снова отнять. Чем он заслужил это всё? Почему человек, которого он жаждет видеть в картине своей жизни не короткими всполохами, а широкими мазками, постоянно ускользает от него? Дав намёк, дав смутную надежду, теряется во времени и пространстве. Неужели такова была его сунна? Его Кадар и Када… вечно быть настолько близко и настолько далеко к единственному человеку, что в действительности мог заполнить его свободу и лишь расширить её до вселенских масштабов. Сейчас, стоя у подножия одно из каменных исполинов, в которые так был влюблён Салим, вжимая в бетон затихшего и такого потерянного парня, он готов был принять волю Аллаха, и свою правду, что когда-то давно, он выбрал неверный путь. — من لا يخاف الموت لا يمكن أن يموت — прошептал Салим, и поддавшись вперёд поцеловал Джейсона, крепко и отчаянно. Тот проскулил что-то и вмиг обхватил Салима, стискивая плечи, цепляясь за шею, за волосы, зажимая щёки, он целовал в ответ безудержно и страстно. — Салим… — прошептал Джейсон потеревшись об него носом, а потом постарался отстранить от себя. — Салим… блядь, зачем ты меня дразнишь? Ты ведь сам говорил, что женат, не надо… — А у тебя есть девушка, — прошептал тот в ответ, не позволяя выскользнуть из объятий, он ещё сильнее прижал Джейсона к стене, запустив руку ему под куртку и футболку. — Я давно с ней расстался. — Я тоже… — Господи, — задыхался и жмурился Джейсон, когда Салим перешёл поцелуями на его шею, а руками, боже, а руками гладил по голой груди и стискивал бока, — я не верю… блядь, я просто в это не верю. — Джейсон… — Салим на миг оторвался от такой неожиданно сладкой и мягкой кожи, встретился с золотистым затуманенным взглядом. — Почему я связан с тобой? — Я… я не знаю. Салим смотрел в знакомые карие глаза, на веснушчатый чуть вздёрнутый кончик носа, гладил пальцами скулы, вдыхал аромат его коротких волос, и не понимал, почему возбуждён сейчас как никогда прежде. Почему хочет видеть, как заламываются тёмные правильные брови, а глаза закатываются от наслаждения. И хочется целовать, ласкать, обнимать. Салим покрывал мелкими поцелуями щёки, нос, скулы, подбородок, снова уткнулся в изгиб шеи. А потом чуть отстранившись, прижался бёдрами к его бёдрам. Джейсон ахнул и схватился за его плечи. — Ты правда этого хочешь? — спросил он напряжённо, его трясло от переизбытка эмоций, он до сих пор не мог принять того, что вытворял с ним Салим, что он позволял ему делать с собой, и позволил бы снова, тысячу раз, десять лет назад и десять лет после. — Уверен, что не пожалеешь? — Пожалею, если остановлюсь, — прошептал Салим и снова приник поцелуем. Джейсон задохнулся, когда почувствовал, как Салим расстёгивает пряжку на его штанах, спускает бельё, обхватывает давно и сильно стоящий член. Он вёл рукой инстинктивно, отрывисто, но так правильно. На каждое движение Джейсон подавался бёдрами вперёд, дрожал и легонько постанывал. А Салим смотрел в сведённое судорогой желания лицо, касался приоткрытых тонких губ своими и выпивал каждый короткий выдох. Вспоминал мальчишку с зардевшимися скулами и горящими ушами, что так не хотел снимать кофту и показывать свои ссадины; парнишку, что с едва сдерживаемой радостью, широко открытыми глазами, ловил его каждое слово на набережной; молодого человека, пронзённого мимолётным горем, что неловко сидел на скрипящих старых ступенях; мужчину, что весь вечер, опираясь на липкую стойку, пытался скрыть голодный и больной взгляд, за пустыми бокалами. — Джейсон, — позвал его Салим, золотисто-карие, пронзённые страстью и бессилием, глаза тяжело посмотрели на него из-под подрагивающих ресниц, — как же я раньше этого не замечал… — Чего? — почти беззвучно выдохнул Джейсон. — Того, какой же ты красивый. Глаза Джейсона расширились, он неловко дёрнулся, а Салим впился в его губы, чувствуя, как горячая влага разливается по пальцам, как тело Джейсона крупно дрожит в его руках и медленно расслабляется. Он склонился, упираясь лбом в плечо Салима. Тот же чувствовал, как замедляется и восстанавливается его дыхание. Салим ещё раз нежно провёл по чуть обмякшей плоти, очищая от последних капель и вернул бельё на место. Джейсон вздрогнул и издал странный звук, который Салим принял за нервное хихиканье. А потом тот в действительности затрясся от беззвучного смеха. Салим обнял его чистой рукой и прижал к себе. Странное чувство лёгкости переполняло его. Но вдруг он ощутил странную вибрацию в районе груди и чуть отстранился от Джейсона. — Что это? Парень дезориентированно покосился на Салима, но дребезжание повторилось, и Джейсон вернулся к реальности полностью. — Пейджер, — он пошарил в карманах куртки, выуживая из внутреннего маленькую чёрную коробочку. — Для крайних случаев, если до меня не могут дозвониться. Смотрелся Джейсон сейчас достаточно забавно и мило, и горячо одновременно — взъерошенный, с распахнутой курткой, с чуть задранной футболкой, под которой виднелся накаченный пресс, и с приспущенным поясом штанов, где в треугольном провале темнел пах и та часть тела, что Салиму захотелось изучить по-новому. Салим непроизвольно облизнулся и чуть прикусил нижнюю губу. Каков ещё Джейсон на вкус? От таких мыслей собственное приглушённое возбуждение разгорелось с новой силой. Он неловко поправил шов на брюках. — Блядь! Твою мать! — воскликнул Джейсон взглянув на экранчик, а потом поднял донельзя расстроенные глаза на Салима, — мне нужно ехать. — Прямо сейчас? — Салим аж задохнулся. — Нет! Рейс же утром? — Это срочный вызов. Я обязан, — ровно и безэмоционально ответил он. Сталь в янтарном взгляде заставила Салима замолчать и принять эту истину. Истину, что Джейсон снова ускользает из его жизни. — Я и так потерял много времени, блядь, они весь мотель на уши поставили! Я должен был быть на аэродроме ещё час назад! Джейсон приблизился к Салиму, взял его лицо в ладони. — Это был лучший вечер в моей жизни, Салим, ты просто не представляешь… — он, не закончив, шумно выдохнул, поджал губы, — я обещаю, что позвоню тебе. — Но номер… — Есть у меня твой номер, — а потом поцеловал глубоко, будто всем своим существом проникая ему в рот. Салим прикрыл веки, отдаваясь этой ласке, но она закончилась — Джейсон отстранился, поглаживая ладонью его щёку, прошептал. — Я позвоню тебе. А потом горячие пальцы отпустили его, оставляя фантомное тепло на лице. Салим наблюдал, как Джейсон лёгкой трусцой побежал по пустому тротуару вдоль сквера. На ходу приводя себя в порядок, он двигался навстречу проясняющемуся небу, забирая свет души Салима с собой. Чикаго, раскрыв свои объятья, встречал новый день.

***

13 февраля 2003 года

***

Кэт долго не давала развод, почти полгода она и её адвокаты из Нью-Йорка пытались выбить для бывшей миссис Осман выгодные условия, но к счастью она совсем обезумела, раз забыла, что Салим в этих играх собаку съел, ведь деятельность корпорации, в которой он по-прежнему служил верой и правдой, будучи одним маленьким, но очень важным звеном, специализировалась на битвах с юристами. Так что здесь Салиму благоговело всё его профессиональное подспорье. Сына он отстаивал, как неистовый Цербер, и финальное слушание, ради которого Катарина всё же прилетела в Чикаго, он выиграл с достоинством, гордо уводя Зейна из зала суда за руку. Агата, вот человек переживавший все эти месяцы больше, чем разводившиеся супруги. Прожив в браке почти пятьдесят лет вплоть до смерти мужа, в её видение мира просто не укладывалось, как можно сначала выбрать человека, а потом отказаться от него. Салим же не стал ей говорить, что на самом деле тоже сердцем выбрал себе совсем другого человека, которого держал в руках столько раз, но до самого последнего момента всё никак не мог распознать в нём своё отражение. Он лишь сочувственно улыбался на её сетования, вытирал ей слёзы и просил не переживать, хотя бы ради Зейна. Тогда она улыбалась, кивая, и вновь загружала себя домашними хлопотами. Салим отдал ей от квартиры ключ Катарины, и теперь она могла появляться к нему и Зейну, когда хотела. Сначала она обрадовалась такой вседозволенности, а потом смутилась, разве Салим не хотел начать заново, но с другой женщиной? Пару раз она ему намекала, но Салим лишь добродушно смеялся в ответ, говоря, что только сын и работа для него теперь имеют значение, а остальное приладится. В целом, так и было. Ведь Джейсон всё-таки позвонил. И тот звонок Салим никогда не забудет. Он тогда стоял на кухне и мыл посуду, напевал что-то под нос, в казане шкварчало мясо, а по телевизору шло какое-то вечернее ток-шоу, и Салим не сразу разобрал, откуда доносится навязчивый звон. Это был самый продолжительный телефонный разговор в жизни Салима, около полутора часов он скакал по кухне с трубкой, пытаясь поставить сам аппарат как можно ближе к кухонному столу, провод ведь был не бесконечный, остановить готовку он не мог, так как процесс уже был запущен, но и звонок прервать тоже. Сначала Салим вовсе не понял кто с ним говорит, поскольку связь оказалась ужасной, но потом приноровился и с удивительным восторгом ловил каждое слово. Джейсон рассказывал о многом: о службе, житейских мелочах, спрашивал, как дела у Салима на работе, но ни разу не упомянул их последнюю встречу. Салим начал волноваться, когда между их фразами паузы становились всё длиннее, он ощущал, даже сквозь расстояние, как Джейсон колеблется. Казалось, вот-вот он скажет ключевые слова, но после молчания снова проигрывалась очередная байка. Но вот Джейсона кто-то окликнул, выяснилось, что служащие звонили с телефона автомата у административного здания, и время на разговоры у лейтенанта Колчека закончилось — шла очередь другого солдата, желающего воспользоваться возможностью связаться с домом. Джейсон что-то ответил кому-то в сторону, потом тяжело вздохнул в трубку. — У меня увольнение через две недели, — он помедлил, но после паузы продолжил, — я могу покинуть часть и хотел бы прилететь в Чикаго снова. — Это отличная новость, — бодро ответил Салим, замечая как щёки загорелись будто два факела, а внутри всё затряслось, даже рука задрожала, он стиснул трубку сильнее, голос немного охрип, — у меня в гостиной есть очень удобный диван. — Значит, могу обойтись без отеля? — наигранно весёлым голосом, пытаясь скрыть нервное напряжение, спросил Джейсон. — Да, можешь, — глухо подтвердил Салим. А вот смех мягкий и ласковый на том конце в ответ прозвучал искренне. — Тогда я наберу тебя снова перед вылетом. На том и решили. Салим медленно положил трубку, продолжая улыбаться. — Пап, у нас что-то подгорело? — спросил Зейн, выходя из своей комнаты и зажимая нос пальцами, он с недоумением посмотрел на своего отца замершего с неестественно глупым выражением лица. Салим спохватился, только когда Зейн позвал его снова. Он забыл убавить огонь и теперь жаркое покрылось чёрной корочкой на дне казана. Но попытка спасти блюдо всё же увенчалась успехом — больше половины мяса оказалось в полной безопасности. — Ты какой-то странный, — продолжал хмуриться сын, — мама звонила? — Нет, мой старый друг. — Ясно, — мальчик поник и сгорбившись сел за обеденный стол. Салим разложил ужин по тарелкам и сел рядом с сыном. Хотел он, чтобы это и вправду была Катарина, но после заседания она ни разу не позвонила. На дворе стоял сентябрь, последнее слушание состоялось в конце июля и с тех пор Зейн не слышал голос матери. Будто бы проигрыш Кэт отрезал последнюю связующую нить между ними. Мальчик переживал, но не так сильно, как предполагал Салим, не было истерик и стенаний, не было требований о встречах. Иногда Зейн плакал, рассматривая их совместную фотографию, когда думал, что отец его не видит, но по большей части просто молчал. От мыслей Салима отвлекло резкое звяканье. Он с удивлением наблюдал, как Зейн внезапно вскочил со стула не доев мясо, хотя всегда оставлял тарелку пустой, подошёл к полке у телевизора и достал единственную фотокарточку, ту самую, что разглядывал перед сном, и безжалостно, не раздумывая, согнул ту часть, где улыбалось лицо Кэт, вернул рамку на место и снова сел за стол. И всё это в абсолютной тишине. — Не пожалеешь? — осторожно поинтересовался Салим. — Она же не пожалела, — буркнул мальчик и с удвоенной скоростью продолжил есть жаркое. Салим вздохнул и покачал головой. — Не надо её ненавидеть, Зейн. — Но она нас оставила! — Таковы были наши пути, — спокойно ответил мужчина, хотя видел, что такой ответ не удовлетворит его девятилетнего сына. Он пододвинулся к нему, взял за руку. — Послушай, так бывает: иногда, чтобы людям стало легче, они расходятся и ищут новую дорогу. Когда ты подрастёшь, ты поймёшь, о чём я говорю. Да, тебе обидно, что сейчас она не рядом с тобой, но было бы лучше если б она была здесь, но несчастлива, постоянно грустила и плакала? — Нет, я хочу, чтобы мама была счастлива, и ты тоже! — Тогда не делай из неё врага, Зейн, позлись немного, поскучай, но постарайся отпустить, — Салим крепко обнял сына и зашептал. — Твоя жизнь ещё в самом начале, я знаю, что тебе тяжело, но поверь, ты буквально стоишь на старте. Рядом всегда будут люди, которые искренне тебя любят и ценят. — Как ты, бабушка Агата и Тарик? — Да, — мягко улыбнулся Салим, отстраняясь и заглядывая сыну в лицо, он провёл ладонью и смахнул прозрачные капли с пухлых щёк, — мы любим тебя и хотим, чтобы в этих добрых глазках больше никогда не было слёз, договорились, что так и будет? — Договорились! — звонко ответил Зейн и радостно заявил, что требует сладких лепёшек с тыквой, будто бы и не плакал минутой ранее. “Светлое дитя”, — подумал Салим и покачал головой улыбнувшись. С того дня, когда однажды вечером в их квартиру позвонил Джейсон, Зейн в действительности не плакал и держался за отца и свою названную бабушку, что учила его и заботилась как о родном внуке. Тарик всё чаще приходил к ним домой, и тогда казалось, мальчишек ничто не расклеит — как же сильна была их связь. Джейсон, сам того не подозревая, наладил спокойный быт в их доме и вернул гармонию одним лишь звонком с другой части страны. Две недели ожидания прошли хоть и быстро, но беспокойно. Каждый день Салим поглядывал на телефон, теперь стоящий на самом видном месте в гостиной, то подходил к нему будто от того, что он рядом, тот зазвонит, то просто смотрел внимательно проходя мимо. Как и обещал Джейсон, он позвонил накануне своего предполагаемого приезда в Чикаго. Разговор этот был не таким оптимистичным и продолжительным. Джейсон просил прощения за то, что не мог приехать. Его начальство постоянно меняло планы, готовилось к чему-то очень грандиозному. Джейсон не говорил конкретно, но и Салим не был дураком, чтобы понять, что в воздухе между ними невидимыми чернилами вырисовывалось лишь одно слово — “Ирак”. — Не переживай, на Рождество точно дадут пару дней, — наконец-то сказал Джейсон после объяснительной тирады. — Так и будет, — спокойно ответил Салим, а потом они поболтали немного о всякой незначительной мелочи лишь для того, чтобы не заканчивать такой важный звонок на грустной ноте. Но… И на Рождество не случилось чуда. Почему-то Салим в глубине души знал о провале их договорённости, и уже сам успокаивал Джейсона. Тот, конечно же, не впал в истерику или что-то в этом роде, но гнетущее молчание, выдавало его состояние лучше, чем слова. В этот раз Джейсон ничего не пообещал, лишь сказал, что будет звонить при первой же возможности. Звонки его и впрямь стали частыми, очень привычными, но больше тему встречи они не поднимали. Салим послушно следовал их негласному решению, потому что знал, насколько тяжело Джейсону приходится. Но на календаре приближался февраль, и каждый день, сам того не осознавая, Салим начинал нервничать всё больше, ведь если он прав, и его бредовая теория работает, то “это” случится совсем скоро — через четыре дня на календаре обведут тринадцатое. И если у него, конечно, окончательно крыша не поехала, через четыре дня он вполне мог снова взять Джейсона за руку. Салим старался сохранять спокойствие, но натянутые до предела нервы гнали домой из офиса как можно скорее, чтобы не пропустить очередной звонок. Прислушивалась ли к его мольбам вселенная? Чёрт его знает. — Папа! — Что, Зейн? — крикнул Салим из ванной. Он отстирывал от кашемирового пальто серое грязное пятно, потому что какой-то мудила на серебристом седане с ног до головы окатил его водой из лужи. И первым же делом по возвращению после работы Салиму пришлось запереться в санузле, чтобы устранить причинённый ущерб. — Там какой-то мужчина звонит, представился Джейсоном. Салим, как держал пальто в руках и мыло, всё это бросил в ванную и побежал в гостиную. Там на тумбочке лежала снятая трубка. Он схватил её мокрой рукой и прижал к уху. Почему же так дрожали пальцы? — Джейсон? — Привет. Сразу к делу, у меня мало времени, — Салим сглотнул. Неужели он ошибся, и его нервы оказались потрачены впустую? Неужели всё снова не сложится? Но Джейсон не остановился. — Послезавтра я с командой улетаю в Кувейт, и… Салим, так больше не может продолжаться! — он рыкнул почти что зло, на фоне что-то с глухим ударом шмякнулось, голос его стал тихим и ровным. Салим достаточно хорошо узнал Джейсона, чтобы понять, что парень был на пределе. — Прилетай в Хьюстон, если сможешь. Есть несколько рейсов на завтра, но это четверг. Дни рабочие… я не знаю, на сколько улетаю, и тебя не заставляю, но мне надо… — Я прилечу, — прервал его Салим, — позвони завтра утром, я скажу на какой рейс удалось взять билеты. — Хорошо, я… — Мы увидимся, даю тебе слово. Джейсон звучал очень взволновано, Салим невольно снова вспомнил несуразного мальчишку из Юниса. Было интересно, кто-нибудь ещё видел его таким? Уязвимым и искренне встревоженным? Салим мотнул головой, отгоняя эти странные мысли, но ответ был дан молниеносно — он надеялся, что нет. Закончив разговор, он задумчиво оглядел комнату, взгляд остановился на календаре — завтра тринадцатое февраля.

***

Джейсон поджидал его у самого входа в зал прибытий, чтобы не смешаться с толпой, он стоял у витражей спрятавшись в тени колонны. Но его статный силуэт всё равно бросался в глаза и не только благодаря форме охристого цвета, его поза излучала уверенность и спокойствие, хотя сам он нервно потирал кулаки за спиной. Встретились и узнали друг друга они достаточно быстро. Обменявшись лишь кивками, они вышли из здания аэропорта к стоянке с такси, в машину тоже сели молча. Только Джейсон проговорил какой-то адрес водителю, и автомобиль тронулся. Наверное, то был адрес отеля. Джейсон просил не беспокоиться, обещал, что позаботится о его жилье. Только был напряжён словно струна, казалось, лишь шелохнёшь, и иллюзия исчезнет. Ведь так свершилось впервые, за все эти годы они впервые встретились не по случайности или в силу каких-то обстоятельств, а потому что договорились. Оба хотели оказаться там, где сейчас находились — в салоне старого такси. И, казалось, оба знали, чего хотят на самом деле. Причина встречи? Какой в этом смысл? Если они не обменялись и парой слов, Джейсон будто избегал взгляда Салима, а он и сам-то был хорош, всю дорогу пялился на серобокий и шумный Хьюстон, сколько сейчас времени? Ближе к семи, наверное, и чем они займутся, о чём будут говорить? Что делать эти долгожданные часы, если он даже прикоснуться к нему побоялся. Простое рукопожатие, подумаешь… но там среди этой толпы в аэропорту рука не поднялась, а потом Джейсон просто кивнул, разрешая его дилемму. Зачем он прилетел? Салим зажмурился, он хотел увидеть Джейсона, снова почувствовать как и тогда; только сейчас он был трезв как стекло и, возможно, та магия больше ему не была подвластна. Он прикрыл глаза, водитель сказал, что добираться ещё минут десять, и проворчал что-то про вечерние пробки в будний день. — Мы не торопимся, — меланхолично отреагировал Джейсон. А Салима пронзило током — его руки лежащей на сидении коснулась его рука. Джейсон провёл по ней пальцами и крепко сжал. Салим содрогнулся и зажмурился, не отворачивая головы от окна. Да, теперь у него не было сомнений. Хоть и пугала неизвестность, но манил новый мир, который отныне он хотел делить только с одним человеком. Грохот, с которым захлопнулась входная дверь их номера, вывел Салима из прострации. Он сморгнул и уставился на Джейсона, неловко топтавшегося посреди комнаты. И только сейчас Салим заметил, что у него не было никакой сумки или рюкзака с собой, вообще никаких вещей, будто бы вышел в том, что есть, и приехал. Не может быть… неужели снова сбежал? — Джейсон, — позвал его Салим, сам он поставил свою дорожную сумку у входа, да там и остался, не решаясь зайти в одну единственную комнату из прихожей. — Джейсон… Как же мягко перекатывалось его имя на языке, как сладко было звать этого непослушного мальчишку, снова удравшего как и тогда, чтобы только с ним увидеться. Это льстило, это переполняло внутренности жаром, учащало дыхание, усиливало желание. — Джейсон… Парень, наконец, поднял голову и впервые за этот день посмотрел Салиму в глаза. Тот усмехнулся, а ведь он оказался прав, на него из-под козырька всё той же потрёпанной кепки смотрел потерянный паренёк. Может, Салим был ему якорем в этой жизни или долгожданной бухтой, что постоянно терялась во мраке, и только теперь тучи разошлись, показывая дорогу. Как же хотелось в это верить. Салим сделал несколько шагов, почти вплотную приблизившись. Джейсон, переступив с ноги на ногу, тихо произнёс: — Хочешь, устрою экскурсию по городу? — Нет, Джейсон, не хочу. “Хочу дотрагиваться до тебя руками, хочу слится с тобой кожей, рёбрами, душой” Что за странное время… Когда лишь один шаг отделял от обрыва, чтобы сорваться в последний полёт и умереть бескрылой птицей, познав напоследок красоту мира распластавшегося перед впервые незамутнённым взором. Мира, что был заключён в тёплых карих глазах, что смотрели с робкой надеждой. Как же он не замечал эту надежду, ведь её росток вился там так давно, оплетая путами мучая в одиночестве своих оков. Обречённый на бесконечный бег по кругу, без возможности выхода, без шанса на спасение. А что он мог? Лишь утянуть за собой, врасти в него собой, остановить часы, минуты, что их разделяли, схлопнуть в одно мгновение, где только они вдвоём представали друг пред другом оголённые разбитые запутавшиеся, но всё же нашедшие друг друга. Их губы столкнулись внезапно, но так долгожданно и естественно, словно кто-то давно на облезлых страницах записал эту историю, но они только сейчас добрались до спасающих душу строчек. Нужно было лишь подождать… Прождать почти двадцать лет, чтобы всё же понять, что такой исход неминуем. Поцелуй вышел смазанным, влажным, ярким, запустившим волну мурашек по всему телу. Каждый пытался перехватить инициативу, горячие языки изгибались, обмениваясь лаской и снова на миг расставались, чтобы лёгкие наполнились воздухом. Веки Салима дрожали, как и пальцы, которыми он держался за плечи Джейсона. Мальчишке страстности было не занимать, он накинулся на Салима с такой прытью, будто погибал в пустыне, и из последних сил, найдя источник спасительной влаги, терзал его губы своими: покусывал их, всасывал и снова лизал, так неистово и так отчаянно, как и тогда у дома Салима. Поцелуи и мелкие укусы перешли на скулы и челюсть. Джейсон схватил Салима за плечи и легонько подтолкнул к кровати. В каждом его движении чувствовался трепет и несдерживаемое желание, твёрдый бугор неизбежно сталкивался со стояком Салима, тёрся об него, изнывая от недостатка ласки. Толкнувшись нетерпеливо, имитируя полноценное соитие, Джейсон стянул с Салима пальто, потом свою куртку, не отрывая свой свой пах от его. Как же было хорошо, чувствовать подрагивающий член под слоями ткани, и ощущать то, как он жаждал внимания. Как же Джейсон хотел подарить его так, как давно мечтал, не смел думать, запрещал, но иногда против воли, будто ставя на плоти новую болезненную зарубку, всё же представлял, как возьмёт, наверняка толстый и тяжёлый член Салима, наполнит им рот и вгонит по основание в горло. До слёз и до рези, но примет в себя целиком. Уши Джейсона загорелись, но он продолжал раздевать Салима, стягивая свитер и приступая к рубашке. — Стой, стой, — размыкая объятья прошептал Салим, ему было тяжело освободиться, уж больно хорош был снедающий жар, что разливался и нарастал в паху, но всё же было необходимо подготовиться, дело предстояло деликатное, а он не хотел испытать конфуз. Перед кем угодно, только не перед Джейсоном. Даже будучи с женой, он никогда так сильно не испытывал тяги к идеалу, но эта ночь должна была быть совершенной, ведь это их личный миф и сказка на яву, — я с дороги, надо хотя бы в душ сходить. — Прости, да, конечно, — парень чуть помедлив неловко отстранился, отпуская полурасстёгнутую сорочку, обнимая себя руками. Джейсон… Такой уверенный и жёсткий с остальными, а рядом с ним — терялся, вёл себя как глупый дорвавшийся до сладостей мальчишка. Неужели из-за их прошлого? И так же как и Салим, вспоминая былое, видел в нём старшего, робел перед ним? Нет, просто этот человек напротив всегда был особенным… особенным во всём. Сколько он себя помнил. Джейсон неуклюже стянул почти съехавшую кепку и почесал нос, отведя взгляд в сторону. Такой нетерпеливый и забавный… Такой сильный и бесконечно красивый… Салим разглядывал невинно краснеющие скулы и уши в сочетании с широкими плечами и внушительным рельефом натренированных мышц. Это заводило. Этот вид чертовский заводил, если ещё на секундочку представить, что невинность эта была хитрой и обманчивой, ведь в ореховых глазах секундой ранее плясали бесы. Салим предчувствовал, что сегодня с него не слезут, пока не отыграются за все те годы, что они просуществовали порознь. То вожделение, с которым Джейсон касался его, то как подрагивали его пальцы, стягивающие с него одежду… это желание было взращено не за один и не за два месяца, оно искало долгожданный выход очень… очень давно. Все те наглухо замкнутые года, что они искали друг друга на ощупь. Салим усмехнулся, закусывая губу. Он потянул на себя подбородок Джейсона, заставляя его, не прячась, смотреть себе в глаза, только теперь очень близко. — Быстрый душ, — хрипло прошептал Салим, чуть касаясь приоткрытых губ своими, — и ты покажешь мне, насколько полон сил в свои тридцать. — Блядь… — судорожно выдохнул Джейсон, его охватила крупная дрожь, отступая на шаг, он закрыл лицо руками — теперь краснела и его шея. Естественно Джейсон отлично помнил их давний разговор на набережной. Салим приблизился и нежно поцеловал шершавые костяшки, заставляя вновь на себя посмотреть. — Идём со мной, — сказал он, ловя стыдливо опущенный взгляд, и потянул парня за руку в сторону ванны. Джейсон, не колеблясь, подчинился, и полностью раздетый, притиснутый задницей к стенке душевой кабины, смирно дожидался следующего хода под прохладными струями. Салим прижимал его собой, будто плавя каждую клеточку кожи об раскалённые угли, и не встречал ни единого сомнения в своей голове. Чужой затвердевший член, уткнувшийся в его собственный, только яростнее заставлял целовать открытую шею и плечи. Салим запер Джейсона в кольце рук, опираясь предплечьями в плитку, прижимался своими бёдрами к его паху и таял от нахлынувших ощущений. Казалось, что хватит двух секунд, чтобы скопившееся напряжение нашло выход, но побагровевшая плоть, сочившаяся смазкой, елозила друг об друга, ещё сильнее мучая обоих. Прерывистое дыхание Джейсона совпадало с ритмом сердца Салима, ему вновь захотелось заглянуть в искажённые возбуждением светло-карие глаза. Салим оторвался от его ключиц и посмотрел в лицо. Джейсон тихо выдыхал через рот, убирая лишние капли воды с губ языком, а взгляд… приглушённый, будто был бесконечно пьяным от топивших его оглушительных волн. — Укуси меня, — прошептал он, наклоняя голову и открывая шею сильнее. Салим наклонился и с силой втянул ртом тронутую загаром кожу на сгибе, оставляя красное пятно с чётким следом полумесяца от зубов. Джейсон простонал и задышал чаще, он зарылся пальцами в чёрные влажные волосы, сжимая на затылке, не позволяя отстранится. — Ещё, — выдохнул он, прикрывая глаза. Салим вновь засосал кожу совсем рядом с укусом. — Мгх…с…ах-х, — Джейсон прошипел, и когда Салим оторвался от шеи, то отпустил руки и, будто теряя сознание, сполз спиной по плитке. Салим проследил за ним взглядом и чуть сам не отключился, когда Джейсон сжал его член рукой, и решительно взял в рот почти целиком, прикрыл глаза и задвигал головой, помогая себе ладонью. Иногда он отстранялся, надавливал на тёмную головку, выдавливая каплю смазки, облизывал её, кончиком языка проникая в дырочку, всасывал, обводил уздечку и снова вбирал в рот, насколько позволяла глотка в таком положении. Делал он это с таким упоением, что даже не замечал капли, что падали ему на лицо и заливались в нос. Салим пытался отстраниться даже несмотря на наслаждение, которое в жизни никогда не испытывал, ведь так не хотелось покидать упругое горячее нутро и прерывать эти умопомрачительные гортанные звуки, что издавал Джейсон, попутно лаская себя. Вид был потрясающий, то как Джейсон беспомощно заламывал брови и дёргал рукой, доводя себя до ответного сумасшествия, лишало последних сил. Но беспокойство за парня не давало расслабиться, дотянуться до рычага и отключить воду Салим тоже не мог, Джейсон так крепко вцепился в его задницу левой рукой, что он рисковал упасть, если пошевелиться. — Джейсон, прошу, остановись… вода… Пьяные чайные глаза посмотрели на него сквозь мокрые стрелки ресниц с безумным вожделением, казалось даже пушечный выстрел не оторвёт его от члена Салима, с таким упоением он отсасывал, будто дорвался до диковинного лакомства и, не обращая внимания на катившиеся по лицу прозрачные струи, брал глубоко. Пару раз заглотив почти полностью, он резко вытащил член изо рта. Салим ничего и сказать не успел, бёдра пронзило током и весь накопившийся жар вылился наружу; сперма окатила лицо Джейсона, и глаза, и брови, и темнеющую от воды челку… и губы, которые тот осоловело и немного заторможено облизал. Салим ошеломлённо поднёс руку к его лицу, убирая белёсые капли с прикрытых век, но и вода быстро справилась, смывая остальное. Джейсон медленно выпрямился и глубоко поцеловал Салима. — Думаю, с водными процедурами можно закончить, — он выключил воду и, снова коротко поцеловав остолбеневшего Салима, вышел из кабинки. Тот же на автомате проследовал за ним, на ходу вытираясь брошенным в его сторону полотенцем. — Ложись, — скомандовал Джейсон, оказавшись в комнате и кивнув на кровать, а сам что-то вытащил из куртки. — Как ты хочешь? — Так, как хочешь ты, опыта в этом у тебя явно больше, — ответил Салим, забираясь в постель. Джейсон лёг сверху, его всё ещё напряжённый член уткнулся Салиму в живот. — Так заметно? — он соблазнительно ухмыльнулся и толкнулся бёдрами, что внезапно вывело Салима из равновесия. Где всё то смущение, что он видел десятью минутами ранее? Улетучилось? Не уж-то парень почувствовал себя увереннее в знакомой обстановке? Скольких ещё он раньше доводил до оргазма подобным образом? Салим резко привстал на локтях и схватил Джейсона за горло, надавливая пальцами на фиолетовый укус, вырывая глухое шипение из узких губ. — Не хочу ничего знать об этом, — прорычал он, сам от себя не ожидая приступа такой внезапной и ядовитой ревности, — но пусть будет по-твоему. Джейсон криво улыбнулся и прижал Салима спиной к подушкам. — Раздвинь ноги. С каштановых волос капала вода на вновь начавший вставать член. Салим честно читал о том, как это должно происходить, Всевышний, он думал, что тронется от стыда к концу статьи, на которую ему посчастливилось наткнуться. Но одно дело прочесть, а другое прочувствовать. Однако жгучей боли он не испытывал, хотя Джейсон растягивал его уже двумя пальцами, затянутыми в презерватив. Более того даже несмотря на то, что он недавно кончил, он чувствовал, как возбуждение снова незаметно к нему подступает. — Х..хах, — резко выдохнул он, когда уже насчитал в себе три пальца. Необычные ощущения сопровождаемые смущающими хлюпающими звуками, пронзили его насквозь. Неужели они поменялись местами, и это теперь он готов сгореть до тла, пряча лицо в изгибе локтя? — Салим, — тихо позвал Джейсон, заставляя Салима посмотреть вниз, как раз в тот момент, когда он вновь провёл губами по его твёрдому и мокрому члену, проследив дорожку языком. Ниточка слюны повисла между головкой и острым розовым кончиком. — انت تقودني للجنون Джейсон ухмыльнулся. — Теперь ты готов. Они поцеловались вновь. Язык Джейсона сцепился с его собственным, это оказалась равная борьба; Салим отвечал яро и неистово — настолько мокрого и развязно пошлого поцелуя ещё не было в его жизни. Кэт никогда не любила, когда Салим упорствовал в этом, предпочитая, чтобы он целовал её грудь, а вот ему самому… — Чёрт! — шикнул Салим, когда Джейсон куснул его за сосок и размашисто лизнул. Член Салима дрогнул, пальцы внутри двигались достаточно глубоко, мышцы вокруг уже распухли и не сопротивлялись. Джейсон легонько прикусил второй и подул на него — с головки стекла вязкая капля смазки. — Какие они чувствительные, — прошептал ему на ухо Джейсон, засосав мочку, — готов поспорить, ты об этом даже не догадывался. Салим зажмурился, в глазах уж давно расцветали фантастические круги, а тело распирало от острых незнакомых ощущений. Рука беспрестанно двигалась внутри, посылая по телу мелкие вибрации, пока Джейсон получив такую бурную реакцию на свои ласки, с упоением игрался с сосками Салима. Они распухли и потемнели, теперь каждое прикосновение к ним сопровождалось болезненными вздохами, что словно мотыльки сгорали в чужом затаённом пламени. Салим оттянул Джейсона за волосы, когда терпеть стало невмоготу, тот лишь снова усмехнулся и спустился дорожкой поцелуев вниз к паху, ещё раз толкнулся пальцами внутри, заставляя крупно вздрогнуть, и аккуратно вытащил их, стягивая с руки презерватив. Влажные мышцы расслаблено, медленно сжались, и Джейсон не удержавшись наклонился, провёл языком вдоль ствола, яичек вниз к припухшему отверстию, обводя по его контуру, чуть проникая в жаркую глубину. Салим метался и стонал, словно слой за слоем его нервы оголяли, переводя уровнем выше и выше, на те высоты, о существовании которых он даже не догадывался. Разве так бывает, что от безумия хотелось разрывать грудную клетку, распарывать ногтями чужую спину? Но так и происходило. Джейсон шипел, прогибаясь под врезавшимися в кожу пальцами, наверное, хотел подождать, быть деликатным, но плюнул на осторожность и резко заполнил Салима собой. Стоны пронзившие пространство слились в один. Салим машинально обвил бёдра Джейсона ногами, сильнее вжимая в себя. Внизу внутри распирала сладостная теснота и жар, наверху снаружи ласкал горящий взгляд. Салиму казалось, что он падает как раскалённая расстрелянная звезда, сбившаяся с орбиты, несётся в бесконечном пространстве, погибая и возрождаясь вновь. Это было падение без начала и без конца. Подвешенное, неконтролируемое, нереальное. Джейсон вколачивался прерывисто, шумно выдыхая и заполняя пространство влажными хлюпающими звуками, морщился от острых жалящих кожу прикосновений, пока Салим царапал его спину и поддавался бёдрами вперёд, зажимая зубами губы. От каждого пронзённого толчка хотелось кричать, да так, как он никогда бы не сделал, так, как если бы он себе позволил, то тут же бы сгорел на месте. — Кричи… — прорычал Джейсон со смачным шлепком вгоняя плоть в распухшее нутро, — ёбанный в рот, если ты будешь сдерживаться, я прикончу тебя… Салим дрогнул, разлепляя губы, и простонал так протяжно, так бесстыдно, почти что хныча, и почувствовал, как твёрже становиться член трахавший его снова и снова. В какой-то момент жар стал совсем невыносим захотелось свернуться и распластаться на простынях одновременно. Салим поджал пальцы на ногах и подался вперёд, выплёскивая струи себе на подрагивающий живот. Он провёл ладонями по горячим скользким пятнам, и обомлел чувствуя под кожей, как двигался внутри Джейсон. Он не знал, что произошло, что с ним вытворял елозящий внутри член, но бёдра снова скрутило спазмом наслаждения, а головка вновь дрогнула, освобождая новую порцию спермы. Инстинктивно напрягая мышцы внутри, он уже заставил Джейсона сдавленно прошипеть. — Салим… я хочу… хочу кончить в тебя, — взмолился он, прижимаясь к его лбу своим. — Хорошо… Джейсон вышел, стянул презерватив и вновь вошёл в растраханный вход глубоко-глубоко, образовывая бугорок над смуглым обконченным пахом. — Блядь, — прошипел он и тут же почувствовал, как прошибленный импульсами член, подрагивая, изливается внутри безжалостно стискивающих его мышц. Обессилив, он рухнул на Салима, тот обнял его и осторожно прижал к себе. Они молча восстанавливали дыхание, но потом Джейсон приподнялся и мягко поцеловал блестящие искусанные губы. — Неужели ты так сильно этого хотел? — прошептал Салим, запуская ладонь во влажные каштановые волосы, разделяя и лаская потемневшие пряди. — А ты? — Джейсон внимательно следил за мужчиной под собой, его взгляд уже успокоился, возвращая владельцу эмоциональное равновесие. — Это произошло само собой, — Салим пожал плечами, его глаза расслабленно и бездумно блуждали по серой безымянной комнате. Но хмыкнув, Джейсон заставил его посмотреть на себя, в золотистых глазах отразилось что-то больное. Потом парень отстранился, осторожно слезая, и устроился спиной на краю кровати. Салим привстал на локтях и похолодел, проследив взглядом за множеством набухающих розовеющих полос, сил он не сдерживал, а теперь корил себя за излишнюю эмоциональность. Джейсону должно было быть очень больно, некоторые из царапин реально рассекали кожу до крови, но тот будто не замечал этого, сгорбившись, потирал шею и затылок. — Джейсон? — Ты стал моей фантазией в тринадцать лет, — внезапно ответил он. — Думал, что сдохну, если не поцелую тебя тогда перед твоим отъездом в Чикаго. Салим вдруг вспомнил то смущение, с которым Джейсон боролся, снимая свитер и подставляя бока его пальцам держащим ватку с антисептиком. Какая мука, но он даже не предполагал, Джейсону же было всего четырнадцать лет! Салим вспомнил свои четырнадцать — похороны отца, переезд и абсолютное равнодушие к сверстникам. — Аллах, — потрясённо прошептал он. — Да уж, — ухмыльнулся Джейсон, его плечи дрогнули, но он не обернулся, — не бери в голову, всё это уже давно пустое. — Но почему ты мне ничего не сказал? — И как бы это прозвучало? Блядь… Салим, ты вроде как большой мальчик, думаешь, как бы это выглядело? Признаться женатому мужику, что в мозгах имеешь его во всевозможных позах, — Джейсон покачал головой, — старше меня на десятку, а задаёшь такие наивные вопросы. — У меня никого не было кроме жены, я не знаю, как поступать в подобных ситуациях, она предложила мне встречаться после переезда, я лишь сделал ей предложение, когда подумал, что время пришло, и не стоит её сильнее дискредитировать неузаконенными отношениями. Джейсон обернулся, изумлённо уставившись на Салима. Тот лишь горько улыбнулся. — Кто бы мог подумать, — Джейсон криво ухмыльнулся, и приблизившись, огладил лицо Салима ладонью, — что мой Салим окажется таким домашним. — Твой? — низко прошептал тот. — Да, — веснушчатый нос дёрнулся вверх, делая из Джейсона снова упрямого подростка, — теперь ты мой, — потом перевёл взгляд ниже на перепачканный смуглый торс, — идём, я тебя помою. Через полчаса нежных и спокойных ласк под тёплым душем они вернулись в постель, теперь уже ложась под одеяло. На улице темнело небо позднего вечера, ламп они не зажигали, но Салим и так видел ясный и молчаливый профиль. Джейсон очень долго смотрел в потолок, а потом и вовсе отвернулся на бок спиной к Салиму, не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять, что на сердце его поселилась невероятная тревога. Салим аккуратно прижался сзади, стараясь не тревожить, хоть и обработанную, но всё же ноющую спину. — Что тебя беспокоит? Сначала ответом ему была тишина, но потом раздался тяжёлый вздох. — Я уеду неизвестно насколько, это не один-два года, это намного больше, а теперь… теперь я не хочу терять это время, хоть и обязан. — Это твой долг. — Да, и я сам его выбрал. — Значит, езжай и не беспокойся обо мне. Тот снова вздохнул и остервенело протёр лицо рукой. — Джейсон, — прошептал ему на ухо Салим, он схватил тыльную сторону его ладони, пропуская пальцы сквозь его, и поднёс их сцепленные кисти к губам, — обещай мне одну вещь. — Какую? — Обещай, что твоя рука не дрогнет ни при каких обстоятельствах, что ты будешь безжалостен, — ответил Салим поцеловав пальцы Джейсона, но тот вырвал их и повернулся к нему лицом. — Но… это ведь твоя Родина, Салим? Тот лишь помотал головой. — Я давно стал изменником, не вольно, но всё же, — потом промолчал, задумчиво проводя пальцем по бледным веснушкам на скуле, — теперь ты — моя родина, будь непоколебим, и ты вернёшься ко мне. Джейсон подался вперёд и поцеловал Салима, обхватывая его щёки ладонями, повалив его на спину, он ласкал его губы языком, покусывал челюсть, ведя носом к уху, а потом отстранился, заглядывая в глаза. — Поспи, а мне надо собираться, пока никто не заметил моего отсутствия, Ник и Мёрв, конечно, волшебники, но даже они не всесильны. Он встал с кровати и начал медленно одеваться, подбирая раскиданные по комнате вещи. Салим внимательно наблюдал за ним, стараясь не упустить ни малейшей детали, ему почему-то казалось, что он видит Джейсона таким в последний раз. — Что? — вскинулся тот, реагируя на пристальный чёрный взгляд. Джейсон ухмыльнулся, — я бы с удовольствием остался с тобой здесь на всю ночь. Он подошёл ближе и снова погладил Салима по щеке, тот вновь подставил горячей ладони свои губы и прикрыл глаза. Джейсон нежно поцеловал его, крепко обнял и встал. Салим несмело улыбнулся, поймав такую же неуверенную улыбку в ответ. — Я позвоню, когда доберусь до базы, и буду звонить при первой же возможности, а если не получится, то буду писать. — Знаю, — кивнул Салим. Оба решили не прощаться, Джейсон остановился у двери, вытягиваясь по струнке, долго и молча смотрел в глаза Салима, а потом просто вышел, тихо затворив за собою дверь. Салим шумно выдохнул и прижал кулаки к глазам, пальцы задрожали, а чёрная дыра так внезапно появившаяся после сладостного взрыва, уже поселилась в груди, грозя выесть всю душу. Он промолчал, он ничего не сказал Джейсону, но чувствовал, что так, как сейчас, уже не будет никогда.

***

13 февраля 2008 года

***

Масс-маркет открыл свои массивные стеклянные двери. Словно огромный синий кит пожирающий криль, он поглощал множество людей, желающих попасть внутрь. Салим оказался одним из таких спешащих посетителей, что решили закупиться накануне праздника. Теряясь в толпе, он вспомнил, что на носу четырнадцатое. Вообще, с ним случилась какая-то невероятная ирония: только сегодня у него выпало свободное время, чтобы осуществить свою задумку, которую он вынашивал в себе больше года. Но когда узнал дату возвращения подразделения Джейсона, то дело пошло быстрее, и теперь он терялся в восьми этажном стеклянном гиганте, светящимся мощнее тысячи солнц. Каких-то пара недель до встречи. Но Салим всё ещё боялся, даже сейчас рассматривая пестревшие в глазах сердца разных форм и размеров, он с ужасом осознавал, что не просто так стоял в огромном атриуме ювелирного магазина именно тринадцатого февраля. Хотя… может, наоборот это было знаком, что всё срастётся? В конце концов, он всё для себя решил ещё очень давно, и как только Джейсон вернётся, он сделает то, что действительно жаждет. Наверное, впервые он желал чего-то настолько сильно. Увидеть улыбку Джейсона, искристое счастье в светло-карих глазах, сжать его в объятьях и на этот раз не выпускать ни на один день из своей жизни. По последним редким разговорам они только и делали, что тихо ласкали друг друга словами, Джейсон почти не рассказывал о том, что происходило в Ираке, Салим и не настаивал, ему хватало интернета и телепередач. Иногда, конечно, приходилось выслушивать редкие насмешки его сослуживцев, вроде как подчинённых, которые выхватывали трубку и ржали над своим командиром. А когда Джейсон их отгонял, то просил прощения… за своих братьев. После две тысячи шестого разговаривать стало проще, но косо смотреть всё равно не переставали. Поэтому основное их общение происходило в письменной форме, ведь только так Джейсон мог свободно выражать свои мысли. Самые сокровенные слова Салим всегда читал, он знал, что после редкого звонка обязательно найдёт в почтовом ящике объёмное письмо. Он закрывался с ним в спальне, и это были самые счастливые его вечера. Даже сын смирился, что когда отец затихает в комнате с серым конвертом, его трогать не стоит. Ведь на следующее утро у него будет гарантированно хорошее настроение. И мальчику этого хватало, чтобы тоже радоваться этим письмам. Однажды Зейн прочёл имя адресата, но никогда не просил о нём рассказать. Главное для него была улыбка отца — открытая и счастливая, и он просто молился, чтобы эти письма продолжали приходить, пока этот человек лично не окажется у них на пороге, чтобы избавить отца навеки от тоски, поселившейся в его душе. Вот и в крайний раз, получив достаточно откровенное на содержание письмо, Салим, краснея и неизбежно возбуждаясь, в очередной раз удостоверился в правильности своего решения. Отдел с обручальными кольцами он нашёл достаточно быстро, сразу перейдя к стенду с серебром. Джейсон никогда не любил золото, это Салим выяснил совершенно случайно при одном очень странном разговоре. Тогда он знал, что крайняя операция далась взводу Джейсона тяжело — некоего Джоуи госпитализировали. А вот тема золота была затронута внезапно, солдаты пытались разобрать на трофеи богатства опустевшей усадьбы местного жлоба, но старший лейтенант проигнорировал такую возможность. Прокомментировал это тем, что он не ёбанный побирашка, чтобы нарушать устав, да и желтизну золота он никогда не переносил. Так что выбор оказался простой и одновременно сложный, найти пару обычных серебряных колец внезапно стало проблемой — либо не было размера, либо не устраивала форма, либо просто ассортимент был крайне скудным на такие дешёвые украшения. Лишь в пятом по счёту магазине он нашёл, что хотел. Мужчина консультант расплывался в улыбке и всё пытался переманить клиента к стенду с белым золотом и платиной. — Только серебро, — отрезал Салим. Продавец хмыкнул и уже не так приветливо смотрел на задерживающего его покупателя. Но Салим не обращал внимания, он нашёл подходящую модель и показал на витрине — тонкое без какого либо рельефа и вкраплений. — Мне нужно два таких. — Вряд ли ваша возлюбленная обрадуется такому выбору, — кисло заметил мужчина, — завтра же такой праздник, день всех влюблённых. — Причём здесь он? — Салим нахмурился, услышав подобный комментарий, они даже с Кэт никогда его не праздновали, что уж теперь говорить. — Эм, — продавец оказался в лёгком замешательстве, но поспешил снова нацепить дежурную улыбку. — Размеры? Есть вся линейка, вам повезло. — Девятый и десятый, — ответил Салим, прогоняя от себя невольно всплывшие картинки тонких бледных пальцев лежащих неподвижно на больничной простыне. Теперь продавец в полном недоумении уставился на покупателя. — Вы… — осторожно начал он, — не уверены в диаметре? Можно достать размерную шкалу. Салим понимал, почему возникла такая заминка, хотя он надеялся, что уж в таком крупном магазине не встретит подобных проблем. Поэтому старался сохранить максимально невозмутимый вид. — Нет, вы поняли всё правильно, нужны девятый и десятый размеры. — Одну минуту, — выдавил из себя мужчина, плохо скрывая внезапное отвращение, и скрылся в подсобке. Его не было где-то минуты две, но потом из служебного помещения выскочила светловолосая девушка очень маленького роста, она искренне улыбнулась, вставая напротив за прилавком. — Какую модель вы хотели посмотреть? Салим усмехнулся и показал снова. Девушка кивнула и присев достала коробочку с кольцами. — Вот все размеры, а вот те, что нужны — она подала их, аккуратно опустив в ладонь Салима, — они хоть и узкие, но пригодны для гравировки. Если сохраните чек, можете подойти в любой день и сделать её бесплатно. Что-то простое — дата или имя хорошо будут смотреться. — Гравировка не нужна, но их я беру. — Замечательно, — она оживлённо закивала. Упаковав кольца в одну коробочку нейтрального тёмно-серого цвета, девушка пробила чек и сложила всё в пакет. А протянув его Салиму, снова улыбнулась, — удачи вам и вашей половинке. Салим на секунду задержал взгляд на серо-зелёных глазах, что неожиданно тоже светились позитивом, и улыбнувшись в ответ, вышел из магазина. Поразительная противоположность. Эта сцена заставила Салима задуматься о том, как воспримет их союз общество, а главное, как отреагирует Зейн. Проблем особых быть не должно, поскольку жили они в прогрессивной стране, но если даже в таком крупном городе вроде Чикаго появлялись подобные экземпляры, как недавно в магазине, то каким образом они будут справляться? Но Салим недолго размышлял на эту тему, на работе до его личной жизни никому не было дела, Зейн, он был уверен, поймёт его, а остальное — не важно. Единственное, чего он сейчас желал — это скорейшее возвращение живого и невредимого Джейсона домой. Заходя в подъезд, Салим по привычке заглянул в почтовый ящик, хотя все счета уже были оплачены, а подписанные журналы уже забраны в начале месяца. Он ожидал увидеть в металлическом коробе пустоту, но заметил краешек такой особенной для него бумаги. Салим нахмурился, доставая конверт. В груди сразу похолодело, до следующего письма было далеко, обычно Джейсон отправлял по одному в два месяца, и с крайнего прошло всего три недели. А этот… да, подписан родной рукой, что успокаивало, но почему он такой тонкий? Салим машинально ступил в лифт, набирая нужный этаж, и так же на автомате открыл дверь, входя в квартиру. Он не стал идти в спальню, а раскрыл конверт прямо на кухне. — Пап, ты вернулся? — Зейн вышел из комнаты навстречу отцу, но заметив, как тот стремительно бледнеет, замолчал и замер на месте. А когда листок в его руке задрожал, и Салим обессиленно повалился на стул, то немедленно подскочил. — Что случилось?! — Ничего, — сдавленно прохрипел Салим, — мой друг не приедет этой весной. — Джейсон? Но почему? Но Салим ничего не ответил, он кинул пакет на стол и скрылся в своей спальне, закрывая за собой дверь. Зейн нахмурился, отец даже после ухода матери так сильно не расстраивался, да это было пять лет назад, но он хорошо это помнил. Мальчик перевёл взгляд на пакет, и осторожно заглянул внутрь. “Ювелирный?” — Зейн узнал название магазина, девчонки из школы хвастались украшениями из этой сети. Он-то, может, и не заметил бы, если б не Тарик, решивший однажды подшутить над одноклассницами. Зейн аккуратно, пока в спальне отца было тихо, достал серую коробочку, раскрыл её и бесшумно охнул, а потом изумлённо уставился на закрытую дверь. Сложить два и два было не сложно. И вместо гнева и недоумения в его душе разлилось огромное облегчение, да отца было жаль, но теперь он знал, что тот точно поймёт его душевные терзания. Он осторожно, подавляя неуместную улыбку, вернул коробочку в пакет и скрылся в своей спальне. А Салим пустым взглядом вперившись в потолок спальни, размышлял о том, сколько же ещё ему нужно вынести, чтобы наконец, получить то маленькое счастье, которое он был уверен, уже давно заслужил. Из глаз тонкими дорожками лились слёзы, но он их не замечал, продолжая недвижно лежать. Ещё три года. Ну что ж, его сердце выдержит и это.

***

13 февраля 2011 года

***

Прозвонил будильник. Но Салим не спал, он лишь сжал веки, что болезненно смочили влагой сухие глаза, и нажал на кнопку, чтобы резкая трель не давила на мозги. Он медленно поднялся с кровати и поплёлся в ванную. Включив свет, он встал перед раковиной тяжело заглядывая в зеркало, наполовину седая щетина уж порядком чесалась, значит, всё же стоило побриться, чтобы на встрече выглядеть подобающим образом. Не торопясь, он достал станок и пену для бритья. В квартире было тихо. Только струя горячий воды своим мерным ритмом нарушала мёртвенное спокойствие. Наверное, Зейн снова ночевал у Тарика, отстранённо подумал Салим, проводя лезвием снизу вверх по шее к подбородку. Надо было и постричься за одно, подметил он, разглядывая лохматую мешанину чёрных и белых волос, отросших на висках. Как-нибудь потом. Умывшись он вышел из ванны и пошёл одеваться. В рабочей жизни Салима не произошло никаких перемен, в бизнес-центре его ждал всё тот же кабинет и та же команда, что не изменилась разве что в количестве — старые сотрудники либо уволились, либо прошли по карьерной лестнице выше. Да и Салим мог бы последовать их примеру, если бы захотел. Но его устраивало, занимаемое им, положение, а в сложившихся обстоятельствах даже играло на руку, не требовало обязательного и ежедневного появления в офисе. Вот и сегодня, он не собирался туда идти. Его ждали в другом месте. Судьба вновь над ним насмехалась — встречу ему назначили как раз в том кафе, где он впервые встретил Джейсона в Чикаго, что оказалось весьма скверным фактом. Ведь это означало, что теперь весь день будет испорчен мыслями о нём, а значит, и обещание данное сыну он тоже нарушит. Салим вздохнул и помотал головой, надевая пальто в прихожей, он взглянул на себя ещё раз в зеркало. Поморщившись поправил, выпавшую из чёлки, седую прядь и вышел в коридор. Он надеялся, что сегодня, наконец, закончит с висевшим над ним вопросом наследства. Предыдущий год выдался воистину тяжёлым — две тысячи десятый подготовил для него немало отвратительных сюрпризов, например, под рождество после непродолжительного недомогания умерла Агата на восемьдесят девятом году жизни, оставив после себя лишь одно небольшое письмо и завещание, в котором она передавала всё своё имущество Салиму и Зейну. На последних строчках своего послания она желала искренней любви обоим мужчинам семьи Осман, чтобы они поскорее нашли свои половинки и были счастливы до конца жизни, и приписку, что с квартирой могли поступить так, как хотели. Удивительно. Но Зейн плакал тогда так горько, как никогда раньше и пожелал полностью взять на себя хлопоты с похоронами, а вот от наследства отказался. Сказав, что ему ничего от бабушки не нужно, что она и так подарила ему самое ценное, что у неё было. — И что же это? — спросил Салим, когда они в тишине на кухне читали письмо и завещание. — Её время, — тогда просто ответил Зейн, а потом ушёл к себе, сказав, что Салим может делать с квартирой всё, что пожелает. С тех пор он и искал для дома Агаты новых жильцов, и сегодняшняя, назначенная в таком неудачном месте, встреча могла завершить сделку по продаже недвижимости. Переступив порог ресторанчика, Салим будто бы вернулся в прошлое, год за годом начиная с февраля восемьдесят четвёртого и до февраля две тысячи одиннадцатого, точнее до марта две тысячи десятого, собственно потом жизнь Салима просто потеряла смысл, превратившись из бурной кривой в прямую линию, что шла под откос. Ведь именно тогда — в марте две тысячи десятого — Салим получил последнее письмо от Джейсона. Уже почти год старший лейтенант Колчек не выходил с ним на связь. Был ли жив? Был. Похоронок Салим не получал, да и на почте говорили, что адресат просто пожелал отказаться от абонентского номера. Но почему? Первые несколько месяцев стали самыми разрушительными для Салима, он не мог понять, за что Джейсон так с ним поступил, почему так резко оборвал всю связь без каких-либо предпосылок и намёков. Салим и вправду думал, что с ним что-то случилось, но потом в новостях услышал знакомую фамилию, факт перечисляющий имена командиров сухим дикторским тоном, и понял — что тот хоть и жив, всё равно что умер для него. Ни слова, ни звонка, ни сообщения. Абсолютная тишина, которая день за днём убивала Салима, как самый жестокий и неуязвимый яд, только травил он не тело, а душу, заставляя больной мозг снова и снова проигрывать их последний телефонный разговор в поисках подсказки, почему тот так поступил, после… Салим зажмурился потирая виски, кофе ему уже принесли, осталось дождаться покупателя, поставить ещё несколько подписей, забрать свой экземпляр договора, и он мог снова вернуться к своей, не имеющей особого смысла, однообразной жизни. Он достал телефон и по привычке зашёл в браузер. Обычно он начинал обновлять все новостные вкладки, но сегодня его палец дрогнул и больше не коснулся сенсорного экрана. Нет. Хватит себя мучить. Каждый день одно и то же, хватит. Может, как раз таки именно сегодня и надо всё прекратить. Прекратить ежедневно искать информацию о новой катастрофе, теракте или несчастном происшествии в стране, которую он никогда не сможет назвать родной, как бы не старался; прекратить еженедельно звонить в административный отдел Корпуса в Хьюстоне и повторять одну и ту же фамилию, чтобы увериться, что она не значится в списке погибших. С этого дня он должен был оборвать все связи с прошлым, какой бы тяжёлой и невыполнимой не являлась эта задача. Но на голове седых волос за прошлые месяцы появилось больше, чем за предыдущие года вместе взятые, ещё несколько лет в таком режиме и он просто не выдержит, выгорит. Да, ходили слухи, что в скором времени всех американских солдат возвращают домой, но он пообещал Зейну не надеяться и не ждать, чтобы больше не купаться в бескрайнем океане отчаяния и несбывшихся надежд. Он обещал сыну, а значит, должен держать слово. Сегодняшний день был неплохим подспорьем для этого, не так ли? Салим обвёл взглядом, ничуть не изменившийся за десятилетия, интерьер и закрыл все вкладки в интернете. Начнёт с малого, а там станет намного легче, главное перетерпеть первые несколько дней. Ещё пять минут ожидания дались Салиму с трудом, покупатель и его юрист задерживались, и он несколько раз одёргивал руки от телефона. По телевизору, что висел в зале крутили международные экономические новости, и он решил сосредоточиться на них. Так и вправду стало легче. Он даже не заметил, как к нему подошли двое мужчин. Салим резко поднял голову, когда его окликнули, и сердце его чуть из груди не выскочило — перед ним стоял парень в спортивной куртке и серой бейсболке. Но секундное наваждение прошло, а парень снял головной убор и улыбнулся. Всё совсем не то — губы пухлые, нос какой-то плоский, глаза голубые, а кепка чистая и новая. Да и сам возраст… Джейсон наверняка выглядел сейчас гораздо старше. Салим судорожно сглотнул, стараясь поскорее привести мысли в порядок и вникнуть в речь юриста, проверяющего бумаги. Освободившись через пару часов, он медленно шёл домой по набережной, воспоминания так и били в голову, порываясь сломать его защиту, и Салим решил подумать о планах на будущее. Теперь у него было достаточно времени и средств для чего-то грандиозного. Денег на колледж, в который Зейн поступал в этом году, он давно отложил, даже сумел скопить сумму и для себя. После ухода Кэт жили они скромно, да и сын никогда не требовал от отца нереально дорогих вещей. А теперь вот и деньги от сделки… Может путешествие? Только куда? Салим хоть и был маленьким, многие страны и города запомнил хорошо, особенно здорово в голове отпечатались панорамы Лондона и советского Калининграда. Да и с Кэт они много, где побывали: Мексика, Гавайи, даже Сингапур, последний раз она просилась на Мальту, были они и там. Собственно, это было их последнее турне незадолго до расставания. Нет, путешествовать Салиму не хотелось совсем. Тогда что ему делать? Дальше плыть по течению? Изо дня в день отрывать себя от подушки в новое безликое утро. Ради чего? Если только ради Зейна. Ведь он — единственное, по-настоящему ценное, что у него осталось. Но… чтобы он не решил, он уже давно смирился с мыслью, что не наступит в его жизни новый этап, пока он лично не удостовериться, что Джейсон вернулся, и у него всё хорошо. Даже если после этого по желанию одного, их пути должны разойтись. Открывая ключом квартиру, он прочитал сообщение от Зейна, что тот вернётся от Тарика к вечеру, и покачал головой. Когда же он уже ему признается? Не отец сыну, а наоборот. Ведь Салим знал, что Зейн тогда нашёл кольца и всё понял, знал и то, какие именно отношения связывали сына с его другом детства. Но молчал, давая Зейну свободу выбора — расскажет, когда наберётся храбрости, а пока он не хотел тревожить его навязчивыми родительскими наставлениями. Судя по тому, что однажды убираясь в квартире, он нашёл под кроватью сына пустую упаковку от презервативов и тюбик смазки, проблем с защитой его пацан не испытывал, а с остальным уж как-нибудь сам разберётся. И с уборкой в комнате с тех пор тоже. Видел бы себя в зеркало Зейн, когда Салим сказал, что больше не зайдёт в его спальню, и весь срач с пола теперь ему самому придётся разгребать. Салим улыбнулся. Да, сын действительно здорово помогал в сложившейся ситуации, и он даже думать не хотел, что с ним самим будет, когда тот уедет в колледж. Он прошёл в спальню переодеться, а потом решил напечь лепёшек к возвращению Зейна и подумывал, что, может, всё-таки самому стоит попробовать завести важный разговор и успокоить сына. Когда он проходил через гостиную, взгляд как обычно устремился на домашний телефон. Салим пытался отучить себя от этой привычки, и даже делал определенные успехи, каждый раз убеждая себя, что всё напрасно — он не зазвонит. Но тут… Он зазвонил. Салим аж вздрогнул, ведь тот стоял безмолвно, а стоило кинуть взгляд — его уже разрывало от пронзительных звуков. Помедлив, Салим снял трубку. Кто это? Все, кто могли, давно уже звонили ему только на сотовый. — Это Салим? — Да. — О, о! Круто-круто! Я дозвонился! — это явно предназначалось не Салиму, звонивший парень взбудоражено кричал куда-то в сторону, на что ему что-то проворчал довольно низкий голос тоже мужской. — Кто это? — А? Я — Джоуи, э-э… мы служим вместе с Джейсоном, он, может быть, вам рассказывал, — Салим стал лихорадочно перебирать все имена, что слышал из родных уст, а потом вспомнил присланную фотографию, где Джейсон подписал каждого маркером. Кажется, тот, что в очках, и был тем Джоуи. Но почему он позвонил? Что-то случилось? Что-то с Джейсоном?! Хотя нет… голос был слишком радостный для трагичных новостей, тогда что же? Салим заметил, что на той стороне провода терпеливо молчали, наверное, ждали его реакции? — Да, рассказывал, — хрипло выдал он. — Так вот, эм, я хотел сказать, что наше подразделение возвращается домой, летим обратно в Хьюстон. — То есть… всё? — потрясённо прошептал Салим. Парень на том конце добродушно усмехнулся. — Да — всё, вот хотел сообщить дату. Дату… а-а, дату. Салима вдруг одолел истерический приступ, он засмеялся, едва сдерживая трубку в руке. Если он снова услышит это долбанное тринадцатое февраля, да простит его Всевышний, на следующий же день он нахрен убьётся обо что-нибудь. Он, продолжая смеяться, с трудом произнёс: — Только не говорите, что тринадцатого февраля… — Но, так и есть, наш рейс прилетает тринадцатого, — в замешательстве ответил Джоуи, он точно рассчитывал не на такую реакцию, опять отвернувшись в сторону, он прошептал “Что это с ним?”, но потом послышалось какое-то неразборчивое шевеление, будто трубку передавали. — Слышь, ты, шизик, — произнёс тот второй грубый голос, — будь в аэропорту к трём часам дня через неделю, этот придурок не признаётся, но для него это важно. Всё понял? — Да, буду, — ответил Салим моментально успокоившись, на что трубку сразу бросили. Он отнял свою от уха и уставился на динамик, будто тот сейчас тоже ему что-то добавит. Например, что Салим совсем головой тронулся, и этот звонок ему почудился. Но вроде всё случилось наяву. Он кинулся к ноутбуку в своей комнате, набрав в поисковике нужный запрос, нажал на первую же ссылку. Новостной сайт сообщал, что США официально выводит войска из Ирака, а внизу страницы были даны даты рейсов. Среди них значился и Хьюстон, тринадцатое. Салим выдохнул. К глазам подступили слёзы, он начал задыхаться, схватившись за грудь, сполз с ноутбуком на пол. Вернётся. Он вернётся… Неделя осталась. Как теперь прожить её не лишившись остатков сознания и нервов, а Зейн, что ему он скажет? Что отец должен делать: сдержать данное слово или бороться за свою любовь? Чёрт возьми, он выберет второе, однозначно. Несмотря ни на что он не сдастся! Салим сжал кулаки. Джейсону придётся долго извиняться за свою выходку, если тут же не поцелует так, чтобы мозги сразу вышибло, а из памяти стёрлись все эти ужасные месяцы неведения. Его сослуживцы позвонили не просто так. Значит, решено. Салим открыл сайт авиакомпании, чтобы купить билеты до Хьюстона. Палец на тач паде подрагивал, но в конце концов успокоился, как и одинокая душа, так давно мечущаяся в поисках выхода из западни.

***

Салим вернулся в аэропорт из отеля на два часа раньше, не мог он усидеть на одном месте. Бездействие грозило ему оторванными пуговицами на манжетах, искусанными губами и расцарапанными ладонями. Поэтому он наворачивал уже пятый или шестой круг по залам и коридорам аэропорта. Кто-то подозрительно косился на его размашистую и нервную походку, кто-то просто шарахался в сторону. Но время ползло хоть и медленно, каждой минутой собирало встречающих в зале ожидания одной большой нетерпеливой толпой. Салим отыскал нужный зал, когда в первых рядах мест совсем не осталось. Он встал сбоку, чтобы процессию было видно лучше. Рядом стояла типичная светловолосая американская семья всех возрастов и поколений: двое детей, молодая женщина и пожилая. Все стояли с цветами, только старая всё внимательно смотрела на профиль Салима. — Милая, а что здесь делает иракец? — спросила она наклоняясь к, очевидно, дочери или невестке. — Разве у него здесь есть какое-то дело? Странно это не находишь? Иракец встречающий американца. — Мама! — тихо шикнула девушка, она стыдливо взглянула на Салима и поспешила отвести пожилую мать подальше. Он же стоял молча, никак не реагируя, разве что пунцовые уши его выдавали. И вправду… разве у него здесь было дело? Может, у Джейсона были причины, чтобы порвать их связь, может, напрасно он прилетел. Нет! Салим мотнул головой, нахмурившись, в этом участвовали двое, обоим же и ставить точку. Двери открылись, впуская первых мужчин и женщин одетых в песчаную форму. Толпа всколыхнулась и начала движение. Вернувшиеся на родину солдаты рассекали хлынувшую на них волну, ища в этом счастливом хаосе родные лица. Вот и Салим искал. Его окунало то в жар, то в холод, поджилки тряслись, он пытался отыскать знакомые глаза, в этом бесконечном потоке подогнанных один к одному, словно оловянные солдатики из коробки, морпехов. Восемь лет. Он не видел его грёбанных восемь лет… Узнает? Не ошибётся? Взгляд Салима бегал по лицам, пока не ухватился за знакомые черты темнокожего лица. Кажется, его звали Ник. Точно! Служил вместе с Джейсоном, а рядом шли Джоуи и тот третий с грубым голосом. Но где Джейсон?! Он стал проталкиваться сквозь толпу, не разбирая, кого он грубо толкает, а кого деликатно огибает. Вот он уже слышит родной смех. Ещё чуть-чуть… Салим остановился как вкопанный. Как и компания, к которой он спешил навстречу. Разговоры затихли. А он не мог пошевелиться. Сердце рухнуло вниз и разбилось на тысячи осколков. От пронзившей его боли даже веки дрогнули. Теперь стало понятно, почему он не увидел Джейсона сразу, взгляд никак не отпускал два блестящих колеса, находящихся в основании инвалидной коляски. Сослуживцы Джейсона уже давно растворились в толпе, а они не двигались, словно непоколебимый буй рассекая потоки. Толпа их недоумённо обступала и шла дальше. А Салим всё рассматривал, будто вдвое съёжившегося на чёрном сидении, совсем незнакомого человека. Но как же узнаваемо он прятал глаза за козырьком. — Джейсон… — Зачем ты приехал? — раздался глухой голос, — я не просил тебя об этом. Салим не знал, что сказать, но похоже ответа и не ждали. Джейсон, схватившись за колёса, повернул в сторону, и объезжая застывшего мужчину, поспешил влиться в поток людей. Передвигался он ловко, как будто повторял эти незамысловатые действия далеко не первый и не второй месяц. Осознание этого в очередной раз заставило внутренности Салима перевернуться. Очнувшись, он ломанулся следом. — Ты… ты поэтому прекратил общение? — поравнявшись спросил Салим, в его груди стала подниматься незнакомая ранее ярость, бессилие и чувство несправедливости. Как он мог?! Он ведь жив, а это главное! Неужели он из-за этого буквально пнул его в пучину отчаяния?! — Уходи, — безэмоционально бросил Джейсон. Он подъехал к багажной ленте, закинул свою сумку на колени и направился к выходу. Салим затравленно наблюдал за удаляющемся силуэтом, пытаясь унять молотившее рёбра сердце. Джейсон выкатился из здания в сторону автобусной остановки, а Салим вышел следом на улицу и опять остановился. Не провожать… Прям как в далёком прошлом. Аллах… в башке такая мешанина. Салим запустил руки в волосы, он не рисковал приблизиться. — Да, тот ещё упрямый мудила, — рядом чиркнула зажигалка, Салим узнал закурившего сигарету Ника, — но ты не очкуй, ща всё сделаем. Ты главное адрес дай. — Что? — Где остановился, — пояснил солдат, — никуда он не денется. Потом махнул куда-то, и будто из земли выросли те двое. Салим назвал улицу, где находился его отель, и после стал свидетелем очень странной картины. Ему было смешно, ему было больно, ему было легко, он будто был раздавлен и пьян. Наблюдая, как гогоча, трое здоровых мужиков против воли затаскивают четвёртого матерящегося на заднее сидение такси, складывают коляску и кладут её в багажник, он думал, что мир сошёл с ума. — Эй, Салим, иди сюда, не тормози, — снова позвал Ник. Он зажал сигарету между губ и приподнял коляску, лежащую на дне. — Вот, смотри, чтобы раскрыть-закрыть, пользуешься этими рычагами, а это фиксатор, здесь тормоз. Он указывал как пользоваться коляской. Инвалидной коляской. Ох… Салим перевёл взгляд на заднее стекло автомобиля и увидел сквозь него опущенную голову. Джейсон снял кепку и остервенело водил пальцами по заметно отросшим волосам. — Ну, чё? Всё запомнил? — Да, — Салим вновь повернулся к Нику. Солдат кивнул. — Тогда удачи, — он протянул руку, а после того, как тот её пожал, захлопнул багажник. Как только Салим сел в салон к Джейсону, машина тронулась, очевидно таксисту уже сообщили адрес. Ехали они в напряжённом молчании, Салим даже посмотреть на Джейсона боялся, чтобы не потревожить, хотя даже лица его ещё толком не видел после встречи. Пытаясь унять внутренний сумбур он решал, что делать потом. Приедут они в отель, зайдут в номер, а дальше? А дальше… Салим всё же повернулся, чтобы взглянуть на родной до боли профиль, что ничуть не изменился за годы разлуки, лишь на щеках отросла щетина, да и в уголках глаз теперь ютились очаровательные морщинки. Всё верно, дальше подскажет сердце. С коляской Салим на удивление справился быстро, подогнал к открытой дверце, но вот помогать не стал, не посмел. А потом просто отправился вперёд, надеясь, если отчасти будет делать вид, что ничего страшного не произошло, тот почувствует себя комфортнее. Джейсон действительно последовал за ним, через ресепшн, лифты и коридор прямо в номер. Скинув сумку на пол, он как и тогда остановился посреди комнаты, ожидая ответных действий. Салим подошёл ближе и присел рядом на корточки. — Джейсон, посмотри на меня, — но ответной реакции не последовало, перед глазами всё так же маячил грязный серый козырёк, — или ты лишился ещё и глаза, и я просто не стой стороны сел? Джейсон вздрогнул и, подняв голову, уставился на Салима огромными золотистыми глазами. Вот это уже другое дело, хоть где-то его дурацкий юмор работает. Салим потянулся навстречу, стянул бейсболку и прильнул к его губам своими, бережно сжимая рукой челюсть. Только на поцелуй Джейсон не ответил. Он отвернулся хоть его скулы и запылали ярче пламени. — Ты ведь понимаешь, что мне всё равно на это? Джейсон лишь скривился, ухмыльнувшись. Очевидно, что он не верил. — То есть, ты хочешь из-за этой мелочи теперь расстаться навсегда? Забыть друг друга, будто бы и не было последних двадцати семи лет?! — Мелочи? — прошептал Джейсон, он снова повернулся, в глазах искрилась ярость. Да, пусть лучше злится, чем сидит безвольной куклой, — Сука, мелочи?! Посмотри на меня, на всего меня! Салим подчинился и оглянул фигуру Джейсона целиком — мощный торс, сильные руки и бёдра, только колени, неестественно скромно прислонённые друг к другу, лежали чуть набок. Казалось, что Джейсон просто неловко присел в это странное кресло, но если присмотреться, то даже сквозь светлую бежевую ткань штанов можно было заметить начинающиеся, едва уловимые признаки деформации. — Но ты живой… — Живое ёбанное бревно до конца своей тупой жизни! — Но это не важно, ты здесь и говоришь со мной, ты вернулся… — Салим вновь потянул к нему свои руки, но Джейсон отъехал чуть назад, и тот поймал лишь воздух. — Я обещал вернуться к тебе, — заговорил он, мотая головой, — но не таким, не таким… зачем ты меня сюда притащил? Оставь меня, забудь, живи дальше. Салим не верил своим ушам, не верил глазам. Неужели Джейсон настолько был ненавистен сам себе, что считал так, как говорил? Всю жизнь имея силу, теперь оказаться беспомощным и зависимым. Это ли не проклятье? Ни этого ожидал молодой пышущий амбициями воин, Салим пробежался глазами по его татуировке на предплечье. Но это война, она непредсказуема и жестока, но к ним осталась милосердной, даже если Джейсон не хочет этого осознавать. — Как я могу жить без тебя, когда ты рядом, лишь руку протяни, — прошептал Салим. Джейсон замотал головой, когда к нему снова приблизились. — Да, — хмыкнул он, — рядом с тобой жалкий кусок дерьма. Ты хоть знаешь, как я прожил свою жизнь? Какое я ничтожество? — Ты не ничтожество. — Я конченая шлюха и наркоман, ты бы знал скольких я перетрахал, когда переехал в Чикаго, сколько дури выкурил и сколько доз выдолбил, как обблёвывал себя в отходнике, как мечтал двинуть сраные коньки, когда просыпался в незнакомой подворотне. — Мне плевать на твоё прошлое. — …а теперь я хуев колясочник, с измазанными в крови руками. Я заслужил это, но не ты! — Нет, ты этого не заслуживал, ты просто жил и прошёл столько испытаний, но выдержал, — Салим схватил его лицо руками. — Ты вернулся ко мне, и теперь я тебя не оставлю. Такой смелый, такой красивый, родной… — Заткнись! — Джейсон стал вырываться, отцепляя от себя настойчивые ласковые руки. — Прекращай, ни звука больше! — Ты такой сильный, Джейсон… — всё шептал Салим, будто не замечая сопротивления. — Да, блядь! Помолчи ты, сука, сгорел я, нахуй! Ты понимаешь?! Сгорел! И только пепел остался, я мёртв, понимаешь?!! Салим прекратил тянуться. Встал на ноги и отошёл на шаг. Джейсон смотрел на него пристально, загнанно, словно раненый волк, что прятал свой страх в глубине диких ярких глаз. Сильный, жёсткий, волевой, но потерянный, как и тогда… — Если ты и горел, то для меня ты светил всю мою серую и никчёмную жизнь, — тихо начал Салим, — освещал её и до сих пор освещаешь. Можешь говорить мне всё, что хочешь — на твоё слово, я найду два. Я люблю тебя, Джейсон, и полюбил ещё тогда, когда впервые увидел твои большие испуганные глаза в зарослях у себя во дворе. В тот момент ты вырвал часть моего сердца и забрал навсегда, поэтому ты не мёртв — ты жив, пока я жив. А я жив, пока ты дышишь и смотришь на меня. Салим наблюдал, как чутко покраснел красивый ровный нос, как светло-карие глаза заблестели, нижние веки задрожали, напрасно пытаясь задержать очищающую влагу. Джейсон сморгнул, пара капель всё же сорвалась с ресниц. — Теперь я тебя не отпущу. Никогда. — Салим рванул его на себя поднимая с коляски и перенося на кровать, тяжело опустил на подушки и навалился сверху. — А если вправду хочешь сдохнуть, сделай это от моих рук. Он набросился на него с неистовым поцелуем. Сминая губы, засасывая их, он лизал и кусался, зарывшись руками в отросшие каштановые волосы. Протолкнув язык в несопротивляющийся рот, Салим простонал от осознания, что вновь может почувствовать родной вкус. Затем он отстранился, но лишь для того, чтобы снять с себя свитер и футболку под темнеющим взглядом. Джейсон краснел, наблюдая за Салимом, но по-прежнему молчал, хоть тишина эта и была довольно красноречивой. Джейсон судорожно сглотнул, когда Салим оставшись в одних брюках, расстегнул пуговицу и ширинку, но не стал их стягивать, а снова медленно навис над ним. — Ты позволишь? — прошептал он ему на ухо, аккуратно касаясь куртки Джейсона. Тот лишь еле кивнул и снова отвернулся. Салим помог ему стянуть штаны и обувь, пока тот стягивал с себя футболку, оставаясь в одном белье. Когда Салим схватился за резинку его боксеров, Джейсон резко сжал его ладонь своей. — Не надо, — уши у него были совсем пунцовыми, а взгляд хаотично бегал по лицу Салима, избегая глаз. Но тот лишь улыбнулся, проводя пальцами по его скуле и губам, вновь приблизился и легко поцеловал. — Я сейчас вернусь, — прошептал он и скрылся в ванной. Включился свет, зашумела вода, но через несколько секунд Салим вернулся с влажным полотенцем для рук. — Твою мать, что ты собрался делать? — Джейсон привстал на локтях и поднялся выше, из лежачего положения принимая полусидячее. — Увидишь, — пробормотал тот и поднёс горячее полотенце к его лицу. Отделяя маленький махровый кончик, он провёл им по скуле, носу, линии подбородка и вниз медленно по шее. Обвёл ключицы, плечи, довёл до самых изгибов. Нежно протёр предплечья, запястья, кисти каждой руки, каждый палец, каждую ложбинку. На последнем мизинце не удержался и поцеловал его, медленно всосав в рот, и так же плавно отпуская. Салим посмотрел на Джейсона, тот не отрывал от него потяжелевшего взгляда. Он пытался сохранить напряжённое серьёзное выражение лица, но губы его уже были чуть приоткрыты, рваное дыхание чуть слышным потоком выходило из груди. Как бы он ни старался, он не мог сохранить невозмутимость и продолжал вести Салима взглядом. Тот усмехнулся и вернулся к торсу Джейсона, широким движением огладил живот и бока мокрым полотенцем, поднялся вверх к груди, обвёл кончиком ореолы сосков не прикасаясь к ним. Он поднял взгляд на Джейсона вновь, когда почувствовал, как его грудь стала чаще подниматься и опускаться под его руками. Глаза, что следили за ним своей чернотой затопили радужку, унося за собой золотые прожилки в омут возбуждения. Салим приблизился к лицу Джейсона, сначала почти невесомо коснулся его губ своими, а потом наклонился и поцеловал каждый сосок, они уже были потемневшими и упругими. Лаская и облизывая их, Салим стал медленно стягивать боксеры, теперь уже не встретив сопротивления. Джейсон вздрогнул, когда почувствовал горячее влажное прикосновение к своей плоти, Салим протирал полотенцем его промежность и ниже, обводя мягкой тканью сжавшееся колечко мышц. Джейсон с шумом выпустил воздух из лёгких и накрыл лицо изгибом локтя. Его тело оставили в покое, он больше ничего не чувствовал кроме приятной прохлады, что ощущалась на поверхности так бережно очищенной кожи. — Ты говоришь, что мёртв, — внезапный шёпот у уха заставил вновь раскрыть веки. Салим внимательно смотрел ему в глаза, — но ты забыл, что мёртвые не могут чувствовать. Что ты сейчас чувствуешь, Джейсон? Он отбросил полотенце и накрыл его тело собой. — Чувствуешь жар моей кожи? — они соприкоснулись голой грудью, — чувствуешь моё дыхание? — Салим, выдохнув на шею Джейсона, куснул в её изгибе, срывая шипение с его губ, — чувствуешь моё желание? — спросил он, потираясь твёрдым бугром обтянутый брюками о возбуждённый прижатый к животу член Джейсона. — Я хочу тебя, — сказал Салим и глубоко поцеловал его. Наконец, Джейсон ответил должным образом, поднял руки и запустил пальцы в чёрные с проседью волосы, ероша их, сжимая, постанывая в чужой рот. Салим отстранился и цепочкой поцелуев стал спускаться вниз по его коже: шея, ключицы, грудь, напряжённый пресс, дорожка от пупка к паху, поцеловав головку лежащего на животе члена, Салим пошёл дальше вниз. Поцеловал ложбинку на сгибе бедра. — Здесь чувствуешь? — спросил он, глянув на Джейсона. — Да, — выдохнул он. Салим спустился губами по ней ниже. — А здесь? — Да… Ещё дальше по ноге, буквально пара дюймов по нижней части бедра. — Здесь? — Салим вновь посмотрел вверх и встретил молчаливый взгляд. Губы Джейсона сжались в линию, сам он, казалось, даже побледнел немного. Салим тут же поднялся выше поцелуями обратно к паху, а потом согнул ногу Джейсона, сильнее его раскрывая. Проведя носом по твёрдому стволу, Салим взял в рот головку, слизывая с неё сочащуюся вязкую влагу, кожа на ощупь оказалась нежной, будто бархатной, и тихо простонав, Салим опустился на член Джейсона до упора, насколько мог себе позволить. Прижимая язык, он сосал рагорячённую плоть, прислушиваясь к рваным выдохам выше. Пару раз попытавшись заглотить целиком, он отстранился. — Позволишь мне ещё кое-что сделать? — Что? Салим усмехнулся и наклонился к тумбочке, вытаскивая оттуда тюбик. Джейсон непривычно тихо наблюдал за его действиями, но и не препятствовал им. Только член его дрогнул, когда мокрой от смазки рукой Салим сжал его яйца и проследил ладонью ниже. В отверстие он вошёл сразу двумя пальцами, покружив по кромке, вытащил и снова вставил, второй рукой тоже влажной провёл по члену, задержавшись на уздечке. Он хотел синхронизировать движения. И пока ласкал пальцами изнутри, доводил до исступления своим ртом и ладонью снаружи. Он сжимал мокрый изнывающий член губами, пока вставлял пальцы глубже и глубже. Когда воздух заканчивался, помогал себе ладонью. Как это было прекрасно, смотреть на расслабленного лаской Джейсона, что метался головой по подушке и не смел вмешиваться в его движения. — Такой вкусный, — прошептал Салим, снова насаживаясь ртом на готовый взорваться член, при этом двигая рукой сзади, как же там было мокро, скользко, жарко. Мышцы окончательно расслабились, лишь иногда чуть сжимали его руку. Салим вынимал пальцы с чавкающим мокрым звуком, наблюдая, как мышцы лениво выталкивают лишние сгустки смазки, вновь вставлял в разнеженное горячее нутро, и сам плыл от этих ощущений. При особо удачных движениях член во рту напрягался сильнее и приятно подрагивал. — Салим, хватит… — внезапно проскулил Джейсон, Салим только сейчас увидел, как исказилось его лицо, веки дрожали, брови заламывались, а нижняя губа была искусана почти до крови. Зачем он сдерживался? Зачем скрывал то, как сейчас хорошо ему было? Салим поднялся, поцеловал его, кусая нижнюю губу ещё сильнее, и вернулся обратно. Разгоняя темп руками, ему понадобилось немного времени, чтобы довести Джейсона до неконтролируемой дрожи, его бёдра приподнялись, а член в ладони Салима запульсировал. Ощутив это, он глубже и быстрее стал загонять в задницу пальцы. И толкался ими до тех пор пока с головки не сорвалась последняя горячая струя, сперма растеклась по пальцам Салима, но он продолжал гладить кончивший член. Пока дрожь не оставила его полностью. Пальцы он вынул медленно, ловя выступившую лишнюю смазку в ладонь. — А ты? — успокоившись спросил Джейсон. — За меня не переживай, — усмехнулся Салим, одной рукой он снял с себя штаны и бельё. Стояк смачно шлёпнулся по его животу, перемазывая его прозрачной жидкостью, но Салима это будто совсем не заботило. Он обхватил ногу Джейсона и снова раскрыл его вход пальцами. — Вытолкни ещё, её там много. Джейсон, казалось, побагровел от съедаемого его стыда, но зажмурившись, немного потужился, расслабленные мышцы выпустили новый сгусток, больше предыдущего. Салим собрал его в ладонь, и завёл её к себе сзади. — Что ты… — Тихо, я хочу чтобы ты вошёл в меня, тем более ты почти готов. — Я не… — Джейсон договорить не успел, когда его член вновь дрогнул, наливаясь кровью. Салим усмехнулся, продолжая проталкивать в себя пальцы. Горячая смазка стекала по его бёдрам, а знание того, где она побывала прошивало тело новыми импульсами. Салим полностью отдался ощущениям, как давно он мастурбировал таким образом, он и не помнил, но никакой дилдо не мог заменить член Джейсона, как он соскучился по распирающей тесноте, как хотел вновь её ощутить. Он так погрузился в своё наслаждение, что не заметил, как Джейсон сел и взял его лицо в ладони. — Повернись, — прохрипел он, — я хочу посмотреть, как ты себя готовишь. Салим послушался. Встав на четвереньки и выгнув спину, он развёл задницу руками и снова просунул в проход пальцы, двигая ими всё быстрее, ощущая на себе жадный взгляд, он молился, чтобы не кончить лишь от него. Джейсон медленно ласкал себя, поглаживая Салима по промежности, яичкам, трогал распухший, уже давно готовый вход. Внезапное наслаждение пронзило Салима, когда он почувствовал, что к его пальцам, присоединились пальцы Джейсона. — Блядь, Салим, сколько ещё ты можешь принять, — сейчас в нём помещались пять пальцев, растягивая дырку, казалось, до предела, — сможешь принять кулак? Салим простонал, насаживаясь на пальцы, но потом соскользнул с них и повернулся к Джейсону. — Сейчас я хочу только твой член. Он стал медленно опускаться на бёдра Джейсона и не выдержав, в конце концов, сразу сел до основания. Оба задрожали. Салим наклонился, и они поцеловались с пылом и страстью, что копилась в них все эти годы. — Я скучал, — глухо выдохнул Джейсон, — сколько раз я представлял тебя таким, — он провёл ладонями по груди Салима, а потом сжал его соски. Тот охнул, чуть не повалившись, но сдержался. — Двигайся, — прохрипел Джейсон, не отпуская затвердевшие горошины. Салим приподнялся и вновь опустился, пока Джейсон ласкал и щипал его грудь. Потом он всё же наклонился и обхватил сосок губами, второй массируя пальцем. Салим прижал голову Джейсона к себе, схватившись за пряди, и стал раскачиваться на его бёдрах быстрее. Но хотелось ещё быстрее, Джейсон стеснял его движения, и он оттолкнул его обратно на кровать. Тот же не остался безучастным, обхватив задницу Салима руками, контролировал его каждое движение. По прерывистым скачкам он понял, что Салим на грани, ещё чуть-чуть, и он кончит так к себе и не прикоснувшись. — Подожди, остановись, — попросил Джейсон. — Нет… зачем? — взмолился тот, всё ещё насаживаясь, не в силах прекратить движения. — Кончи мне в рот. — Ч-что? — Давай, иди сюда, — Джейсон снял с себя Салима и, шлёпнув по заднице, заставил приблизиться к своему лицу пахом. Обхватив член губами, там он заменил свой сразу четырьмя пальцами, двигая головой, он так же двигал и ими глубже и глубже, почти полностью загоняя ладонь. Салим стонал, даже скулил, непроизвольно толкаясь в глотку Джейсона, пока его насаживали ловкие пальцы. Вот-вот он уже был совсем близко… Джейсон почувствовав это, дотронулся до себя, ему оставалась всего пара движений. Ощутив, как его повторно прошибает, как стала дёргаться головка, вернул руку на член Салима. А тот кончал, чувствуя внутри сладкое давление от пальцев, то как член сжимает упругая глотка, а на задницу горячими каплями выплескивается сперма Джейсона. Изнемождённый, измазанный, текущий. Салим рухнул обессилив. — Ты меня испачкал, — шутливо возмутился Джейсон. — Дай мне пару минут, я отнесу тебя в ванну, — всё ещё тяжело дыша ответил Салим, хоть он и приходил в себя медленно от мощнейшего оргазма, но всё равно заметил потупленный взор Джейсона. Он взял его лицо руками, заставляя взглянуть на себя. — Даже не думай об этом. — О чём? — тот пытался притвориться, что ни о чём таком и не подумал, но Салим покачал головой. — Гони все эти мысли из своей прекрасной головы. Отныне рядом со мной ты будешь только улыбаться. — Очень самонадеянно, — хмыкнул Джейсон, но та самая искра, что могла снова запустить разрушающую цепочку, погасла в его глазах, позволяя наконец чистой улыбке озарить его взгляд. Морщинки уютно скопились в уголках глаз и соблазнительно разошлись по загорелой коже. — Всевышний… — прошептал Салим, осторожно до них дотрагиваясь пальцами, — годы сделали тебя ещё красивее. Тот лишь опустил ресницы, смущённо усмехнувшись. Через полчаса или час Салим действительно перенёс засыпающего Джейсона в ванну, наполнил её водой и залез следом. Там они пролежали до глубокой ночи, несколько раз меняя остывшую воду на свежую и тёплую. Говорили о многом, пустом, незначительном, но таком лёгком и согревающем душу. — Как думаешь уже за полночь? — вдруг спросил Салим. Он задумчиво водил по мокрым прядям Джейсона и изредка целовал его в висок. Тот смешно вздрагивал, но позу не менял, лежал так же спокойно, облокотившись спиной на его грудь. — Не знаю, а почему ты спрашиваешь? — Просто интересно, — пожал плечами Салим, решив, что пока не стоит рассказывать Джейсону о магии сегодняшнего дня. Вскоре они перебрались в спальню, когда оба стали засыпать прямо в воде. Салим прижался к спине Джейсона, и оба моментально уснули.

***

14 февраля 2011 года

***

Салим тяжело вздохнул, он медленно приходил в себя, осознавая, что находиться между сном и явью. Но что-то на груди непривычно мешало, да и свет по обыкновению не падал с левой стороны. Он открыл глаза, увидев перед собой лохматую макушку. Салим сразу спохватился и вздрогнул. Вчерашнее не было его фантазией и крупицей его больного воображения. Джейсон действительно был с ним, лежал на его груди и мерно сопел. Он не мог глазам своим поверить, пошарив взглядом по комнате он нигде не мог найти часы или календарь. Но ему было просто необходимо убедиться. На тумбочке лежал его смартфон, и даже несмотря на крепкий сон Джейсона, как бы не хотелось его тревожить, он выскользнул из-под тяжелого тела, привстал и дотянулся до телефона. 14 февраля 2011 года. Не может быть… Он зажмурился и снова свалился на подушки. Столько лет, неужели они разорвали этот круг, неужели они прошли оба всё, что готовила им судьба, все испытания, прежде чем они окончательно станут единым целым? Он перевёл взгляд на спящего Джейсона, тот лежал на животе и уже успел заменить тёплую грудь подушкой. Салим усмехнулся, невесомо провёл по его волосам и встал с кровати. Медленно скользнув к вещам, он надеялся, что успеет до того, как Джейсон проснётся. Но как только Салим покинул постель, тот стал шевелиться. — Что ты там делаешь? — раздался хриплый голос за спиной. Джейсон подтянул себя на руках и сел в кровати. Он взъерошил волосы и теперь очень внимательно следил за Салимом, который полностью голый, копался в своей сумке. — Ищу кое-что. Джейсон ничего не ответил, но Салим чувствовал его взгляд, что продолжал прожигать его сильнее обычного. Когда он вернулся в постель, пряча что-то за спиной, взгляд светло-карих глаз стал подозрительнее. — Я хотел спросить, какие у тебя планы на будущее. Джейсон пожал плечами. — Нужно прилететь в Вашингтон на награждение, потом, не знаю, Корпус обещал обеспечить жильём, я же так и не купил ничего в Чикаго. — Не хочешь переехать ко мне? — осторожно спросил Салим. — Ты ведь всегда мечтал там жить, ещё неизвестно, где правительство предоставит тебе жильё, да и хватит ли выплат. — Нет, — Джейсон покачал головой, — ты не прав. Салим нахмурился. — И в чём же я не прав? — ему уже не нравилось русло, в которое свернул их разговор, руки, что сдерживали серую коробочку, стали потеть. — В том, что Чикаго был моей мечтой, — Джейсон прямо и открыто посмотрел на Салима, а тот недоуменно глянул в ответ. Сколько он помнил, Джейсон всегда хотел сбежать, тогда почему сейчас так говорил? Тот хмыкнул, читая в чёрных глазах замешательство. — Чикаго был твоей мечтой, я лишь хотел оказаться рядом, и будь то Нью-Йорк или Атланта, я бы отправился следом. Салим изумлённо открыл рот, пока спокойный и мягкий взгляд горько следил за сумасшедшей сменой эмоций на его лице. — Я же говорил тебе, что ты стал моей фантазией. Я хотел быть тебя достойным. Когда ты переехал, получил стажировку в такой крупной фирме, я понял, что простому необразованному мальчишке из глубинки никогда не быть рядом с тобой. Я не знал, как выйти из этой ситуации, ведь ты мог так и не вернуться, я был в отчаянии, и поэтому, в конце концов, попросил помощи у твоей матери, — Джейсон улыбнулся, погружаясь в воспоминания, — знаешь, я думаю она всегда подозревала о том, какие чувства я к тебе испытываю… Ну, а когда я переехал и нашёл твой офис, то долго следил, чтобы узнать, где ты живёшь и где бываешь. Я ведь хотел сразу позвонить тебе, как поступил, но что-то меня сдерживало, — он сделал паузу. — Та встреча в кофейне была действительно случайностью, мне просто хотелось узнать, что такого в ней, что ты каждое утро заходишь именно туда. А потом я узнал, что ты уже женат как два года, и всё моё сраное волнение и нерешимость просто жалкое никому не нужное дерьмо. Джейсон пожал плечами и вздохнул. — Остальное ты знаешь, я пустился во все тяжкие: бесконечная череда любовников, наркота и попытки выпилиться из этого мира весьма изощрёнными способами. Твой звонок из Юниса застал меня более или менее в трезвом сознании, наверное, поэтому ты ничего не заметил, — Джейсон поджал губы и хмыкнул, — даже тогда тётя Халиса мне помогла. — А… а больница? — севшим голосом спросил Салим. Джейсон молчал какое-то мгновение, потом опустив голову, перевёл взгляд на сомкнутые пальцы. Очень тихо произнёс: — Я всё слышал. Салим ахнул, его руки ослабли, и коробочка выпала из пальцев, стукнувшись об пол. — Что это? — Джейсон вскинулся, нахмурился, заглядывая за кровать, на сколько позволяла его поза. Салим медленно поднял её. Скрывать намерения дольше уже в любом случае не получиться. Это самое нелепое предложение, которое он только мог сделать. В мозгу всплыли образы Кэт, её лучистое лицо среди ярких огней чуть ли не самого дорогого видового ресторана Чикаго. А тут… странный незнакомый город, отель — первый, что попался на глаза в непосредственной близости к аэропорту, эти разговоры, эта коляска… Жизнь сама, не спрашивая ничьего разрешения, писала свой интерьер, Салиму же просто приходилось с ним мириться. Но кое-что всё же различалось: истина, что была недоступна ему в двадцать, открылась сейчас — если тогда он делал предложение по необходимости, то в этот раз потому, что распознал настоящий голос жаждущего сердца. Джейсон смотрел выжидающе, а Салим просто протянул ему коробочку, не сказав ни слова. Тот распахнул её — внутри рядом друг с другом лежали два серебряных кольца. Он перевёл непонимающий взгляд на Салима. — Считай это символом того, что мои намерения, никогда тебя не отпускать, достаточно серьёзны. Я хочу быть с тобой до конца всех дней, что отмерила мне жизнь, — Салим приблизился, погладил Джейсона по щеке, пока тот крепко держал коробочку двумя руками, — Я люблю тебя всей душой и всем сердцем, поэтому спрашиваю, готов ли ты не расставаться со мной до самой смерти? Джейсон вздохнул и опустил взгляд на кольца, он провёл по серебряным бокам. На секунду Салим подумал, что тот ему откажет из-за глупых страхов и комплексов, убеждений, из-за чего-то ещё дурного, что крутилось у него в голове. Но Джейсон облизнул губы и начал говорить, всё ещё поглаживая кольца. — Тогда твои слова в больнице, это ведь они спасли меня. До той госпитализации врач говорил, что ещё пара передозировок и третью моё сердце не выдержит. Тогда была как раз вторая, — Джейсон посмотрел на Салима, его глаза слезились, но он будто не замечал, впервые, наверное, он так открыто показывал, что плакал. Открывал все закоулки душу до самого конца. Он вздохнул и пожал плечами. — И как ты уже понял, моё сердце стало твоим уже очень, очень давно, так что… да, я готов стать тебе обузой до конца твоих дней. Салим усмехнулся и покачал головой, его улыбку разбавила пара слезинок докатившихся до подбородка. Смахнув их, он забрал кольцо Джейсона и надел ему на безымянный палец, то же самое сделал и он. — Знаешь, делать предложение в день всех влюблённых, пиздец, как слащаво и избито, — вдруг выдал Джейсон, теперь он тоже улыбался несмотря на мокрые глаза. Его мягкий смех приятной тяжестью оседал в душе Салима. — Мне всё равно, лишь бы не вчера, — ответил он обнимая Джейсона. А тот, пропустив странную фразу мимо ушей, смотрел, как лучи утреннего солнца играют на поверхности блестящего металла.

***

?? день ?? месяц 2014 года

***

Зейн вышел на остановку и направился вдоль дороги, снимая куртку. Весна в этом году выдалась на редкость жаркая. Если в Чикаго ходили полураздетыми, то что уж говорить о южных штатах Америки — наверное, здесь люди не вылезали из купальников. Жаль, что Тарик остался в Лафайетте до вечера, так Зейн добирался бы в комфорте и прохладе, а не в тесной духоте, провонявшего бензином, междугороднего автобуса. Хоть Тарик и не признаётся, он не так просто задержался. Зейн хмыкнул, его парень храбрился, но он-то знал истинную причину его поведения, точнее имя этой причины. Поправив сумку на плече, Зейн свернул на главную улицу Юниса, уходящую на север. Он до сих пор не мог понять, почему отец снова вернулся в это Богом забытое место. Ни цивилизации, ни возможностей. Ну хоть работа всегда находила себя. Зейн и подумать не мог, что тот так охотно уволиться с поста начальника отдела ради старой автомастерской. Пройдя ещё несколько метров, он остановился у небольшого складского помещения. “Смотри-ка и вывеску сменили”, — подумал Зейн. Это место теперь выглядит намного аккуратнее, чем перед покупкой. Когда сын увидел, что купил отец на свои сбережения, то подумал, что ему в конец голову припекло тропическим солнцем. Этим приобретением оказался старый развалившийся ангар, в котором когда-то по молодости тот работал. Отец был полон энтузиазма вдохнуть в это место новую жизнь. Зейн воспринял его желание скептически, но вскоре понял, что такая жизнь приносила ему больше счастья. Парень немного потоптался у входа и толкнул от себя дверь, на которой значилась надпись, дублирующая вывеску, — “Мастерская Джека”. Внутри витала приятная смесь запахов машинного масла, чистящих средств и салонных освежителей. Солнечные лучи ловили танцующие пылинки в своих потоках, что пронизывали высокое пространство через потолочные окна. И всё это сопровождалось непривычной для этого места тишиной, но не полной — из старого проигрывателям на верстаке доносился приглушённый рок. Каждое парковочное место занимал автомобиль, несмотря на небольшой размер городка работы было предостаточно. Зейн знал, что у отца в подчинении ещё двое мастеров, но сейчас их нигде не было видно, хотя машины выглядели разобранными. — Пап! папа, ты здесь? — достаточно громко позвал Зейн. — Папа! — Хорош глотку драть, нет его здесь, неужели не видишь. Парень испуганно отшатнулся от ближайшей тачки, и только сейчас заметил пару армейских ботинок с бешенными узлами вместо человеческой вязи шнурков — они торчали из-под переднего бампера машины. Но вот лежанка выкатилась наружу, и Зейн увидел перепачканное лицо Джейсона. — Дома он, опять плиту насилует, — мужчина отъехал в сторону, где стояло опущенное складное кресло. — Не удивительно, у тебя же день рождения завтра. — Так ты поэтому приехал? Не уж-то простил меня за тот раз, — ухмыльнулся Джейсон, на что Зейн недовольно скривился. Тот ещё был инцидент, даже вспоминать тошно, хотя парень признавал, что Тарик был тогда не прав. Затрагивать тему Ирака при Джейсоне было не совсем разумным поступком, даже отец не стал защищать сына, как делал это почти всегда, а встал на сторону своего партнёра. — Нет, отец просил кое-что ему купить и переслать, но я решил приехать сам, давно же не виделись. Джейсон лишь покачал головой, поправляя свою старую промасленную кепку. Иногда Зейну казалось, что он даже спит и моется в ней, поскольку ни разу не видел его без неё. Как отец это вообще терпел? Жуткая грязь! Но он любил этого странного взбалмошного и грубого типа, а значит, и сыну приходилось мириться. — Мне-то ты не заливай. Грустные глазки будешь Салиму строить, — Джейсон подкатил коляску к парню и сложил руки на груди, — колись, что стряслось? Зейн вздохнул и почесал затылок. — Мы с Тариком летом собираемся лететь в Багдад, а ещё после Рождества он окончательно переехал ко мне. — С последним я, конечно, поздравляю, совет да любовь, но Ирак… Зейн, ты в своём, блядь, уме?! Хоть вы и являетесь оба гражданами США, но даже для вас сейчас там нихера небезопасно! — Мы хотели лететь по студенческой визе на две недели, посмотреть нашу родину. Это важно понимаешь? Увидеть свои истоки, истоки семьи. — Место совсем не имеет значения, — отмахнулся Джейсон. — Ну, конечно, — ехидно произнёс парень, он внезапно стал раздражаться, что-то старое и не дающее покоя жаждало вырваться наружу, — и это говоришь мне ты, а сам заставил отца вернуться в это захолустье! А вот это было зря, ляпнув такое, Зейн сам выставлял себя не лучше своего парня. Его глаза в ужасе раскрылись. — Я не это имел ввиду, — начал он оправдываться, на что Джейсон просто вздохнул. — Нет, ты имел в виду как раз то, что сказал. Значит, это тебя беспокоит? Наш переезд? Зейн молчал, но тишина охотно рассказала всё за него. — Спроси своего отца об этом, только сначала скажи, что я разрешил, — ответил Джейсон, выезжая из мастерской, дождался пока выйдет парень и закрыл дверь на ключ. — А насчёт Багдада, можешь говорить смело, сам же знаешь, что он никогда тебе ничего не запретит, тем более ты уже совершеннолетний. — А ты… ты, что думаешь? — Моё мнение по поводу Ирака нерелевантно и всегда будет таковым, это твоя жизнь, живи её сам, — ответил Джейсон, и остальную часть пути до дома они проделали молча.

***

Маленький, но уютный одноэтажный дом, выполненный в современном стиле, встречал гостей большими светлыми окнами и ровной лужайкой перед крытой верандой. Этот коттедж сильно отличался от того, в котором Салим провёл своё юношество, начиная с планировки и цвета фасадных стен, заканчивая местоположением, — он не хотел ходить по тем же маршрутам, видеть те же вывески и дорожные знаки. Так они и поселились на самом севере города поближе к мастерской, чтобы Джейсон мог без лишних хлопот самостоятельно преодолеть расстояние от работы до дома. А ещё это была промышленная и складская часть города, что сразу гарантировало минимальное количество любопытных соседских глаз. Выйдя на встречу, Салим был несказанно рад увидеть не только вернувшегося Джейсона, но и внезапно приехавшего из Чикаго сына. Получив от него посылку с какими-то редкими запчастями прям на пороге, он сразу же повёл их к столу. Ужин прошёл замечательно — уютно и без лишнего напряжения. Как и советовал Джейсон, Зейн выложил свои планы, не таясь, на что Салиму после долгого молчания пришлось только согласиться. Его сын и вправду уже давно вырос в самостоятельного человека и сам мог принимать такие решения, однако он всё же посоветовал хорошо взвесить все “за” и “против” по поводу поездки. Когда же Джейсон оставил отца и сына на кухне одних, то Зейн задал вопрос, который не давал ему покоя не только весь вечер, но и последние два года. — Почему вы переехали обратно в Юнис? — но прежде чем Салим успел ответить, добавил, — Джейсон разрешил рассказать. — Разрешил значит? — Салим взглянул в сторону гостиной, Джейсон сидел у дивана и делал вид, что что-то увлечённо смотрит по телевизору, но почувствовав на себе взгляд, сразу обернулся и кивнул, — ну, хорошо. Салим сел обратно за обеденный стол, это действие повторил и его сын. — На самом деле здесь нет страшной тайны, и это было моим желанием не распространяться на этот счёт. Получилось так, что врач посоветовал выбрать место, где нам обоим было бы комфортно, место без негативных воспоминаний, но в тоже время как-то связанное с нами обоими. Признаться, я частенько подумывал о том, чтобы вернуться, а это был лишь повод, да и Джейсону было всё равно куда переезжать, даже если б я выбрал Аляску, он бы с радостью отправился и туда. Но Чикаго нужно было покинуть. — Ты сказал, что посоветовал врач, какой врач? — Психотерапевт, — ответил Салим, он устало потёр глаза, — ты правда хочешь это знать? Зейн только кивнул. — У Джейсона был срыв, который чудом не закончился в больнице. Всё навалившееся на него когда-то должно было найти выход, даже моё присутствие оказалось бесполезным, хоть он и утверждал, что если б не я, его уже давно на свете не было бы, — Салим вздохнул. — Война, ранение, зависимость, эта инвалидность… всё не проходит бесследно, к сожалению. Он прошёл курс реабилитации для военных, потом курс для наркозависимых, я тоже ходил с ним. А переезд действительно помог, — Салим вновь взглянул на Джейсона, который теперь не притворялся, а реально что-то смотрел по телевизору. — Когда он работает руками, то в голову не лезут лишние мысли, а дома отгоняю их я. — Ты действительно его любишь, — прошептал Зейн. — Да, люблю. — Мне бы проявить такую силу духа хоть когда-нибудь. Салим вздрогнул от этих, казалось бы, простых слов, он внимательно посмотрел в синие глаза своего сына. Может, привиделось? Он выбросил нелепые мысли из головы. — Тогда для начала поговори с Тариком и объясни, что ваша затея опасна, коль сам не хочешь ввязываться в неё. — Но как ты… — ошеломлённо произнёс Зейн. — Ты мой сын, моя кровь. Думаешь, я не смогу отличить твои собственные желания от чужих? Тарик славный парень, но ему бы набраться мудрости, — Салим встал изо стола и принялся собирать тарелки, — хотя о чём это я, вам же едва перевалило за двадцать. Зейн смутился и стал помогать отцу. Они болтали обо всякой всячине. Парень рассказывал про учёбу, про переезд и просто щебетал о пустом. А Салим понимал, что теперь действительно по-настоящему счастлив. Все частички его души были рядом, были спокойны и удовлетворены жизнью, а большего он и не желал. В скором времени они все втроём вышли на улицу, где у тёмного джипа ждал Тарик. Его кудрявые чёрные волосы живописно разлетались на южном ветру, а улыбка освещала миндалевидные глаза и тонкие губы. Он обнял Зейна, поцеловал в висок, а потом обменялся рукопожатиями с приблизившимися мужчинами. Салим приглашал их обоих погостить ещё немного, но они отказались сославшись на дальнюю дорогу. Проводив взглядом горящие габаритные огни до поворота, Салим вернулся к дому и уселся на скамью на веранде. Он смотрел на фиолетовый закатный горизонт, который в скором времени окрасится в чёрный; его мысли текли спокойным ленивым ручьём, а в груди разливалось умиротворение. Он услышал, как хлопнула входная дверь, и повернулся. Подъехав, Джейсон пересел на скамью рядом с Салимом, а потом воровато стащил с коляски бутылку пива и пакет чипсов, которые привёз с собой. — Чего? — недовольно спросил он, когда Салим посмеялся над его действиями. Каким же милым он был и таким родным. — Ничего, — Салим, всё ещё улыбаясь, прижал к себе Джейсона, — просто до сих пор не понимаю, как ты сумел в меня влюбиться в тринадцать лет, на тот момент мы с тобой виделись всего лишь один день, не считая знакомства. — Но каким классным был этот день, — вернул улыбку Джейсон, сцепляя их руки. Салим перевёл взгляд на их сплетённые пальцы, на загорелых руках в сумеречном свете ярко блестели серебряные кольца. Он поцеловал руку Джейсона. “Да, это был только один день… наш день длиною в жизнь.”