В зале высокие окна, а так как сторона южная — все помещение заполнено солнечным светом, золотящим столики и кассу. Паркет старый, поскрипывает, но вязанный ковер совершенно новый — его Мейпл создала сама, за вечерами со спицами и мелодрамами. В разукрашенных вручную Май горшках розовеют кусты магнолий. В жилых комнатах над пекарней и самих залах для посетителей много мягких подушек, пропахших духами и чистящими средствами. Торт-безе, только-только приготовленные французские тосты — прилавки ломятся от обилия ручных изысков, а посуда мерно поскрипывает под губкой Мейпл. Она же ее протирала и убирала по стеклянным шкафам. Вокруг ласковое звучание из приглушенных динамиков — мягкой кисточкой по ушам. Всегда симфоническое, классическое — легкое и ненавязчивое. А еще у них птички в клетке — пестро-желтые канарейки, постоянно щебечущие и резвящиеся на жердочках и подвешенных кольцах. Когда в гости приходил Гин, то неизменно застывал у клетки, пытаясь покормить птичек выданными зернышками.
Это их мини-мирок, их пряничный дом. Слаще не придумаешь.
От Май всегда пахнет свежей выпечкой. Ее платье шуршит многочисленными слоями и словно конфетная пачка обернута бантом, когда она несется к очередному столику: поднос в одной руке, блокнот в другой, ручка спешно сунутая за аккуратное ушко, волосы цвета шоколада ерошатся и пышная шляпа воздушными шариками раздувается на голове. Мейпл, немного помогающая за стойкой, сама поражалась, с какой прытью та успевает буквально все: принимать, готовить, считать выручку, а главное — неизменно лучезарно улыбаться каждому переступившему порог с перезвоном висящего на двери колокольчика, разбавляя даже самую тяжелую хандру своим внутренним светом. Только поспевай за ней — Май носилась ураганчиком, время от времени даже находя лишнюю минутку, чтобы поправить бант на униформе Мейпл, подкрасить ее губы неизменным малиновым блеском, или увести на перекус, отдохнуть от суеты.
— Мой новый рецепт, ты обязана попробовать!
Она поднимает угощение с расписанного цветочками блюдца, придерживая бока салфеткой. Сладкая начинка приятно покалывает на языке, а тягучее тесто хрустит золотистой корочкой на зубах. Мейпл, нервозно елозя на обитом бледно-розовым бархатом пуфе, с аппетитом откусывает от пышной булочки. Тесто без лишних усилий мнется во рту, аппетитно размякая и расщепляясь.
Май наблюдает, сидя напротив — едва не замирает от нетерпения. Обычно Мейпл кушает быстро, как забавный хомячок, а затем невинно краснеет, лепеча слова благодарности — одно загляденье. Ради такого зрелища не грех лазить во все новые поваренные книги на чердаке, даже отчаянно чихая от обилия пыли. Лишь бы ее обрадовать.
Кадык куклы дергается — еда запивается густым и ароматным шоколадом, горячим, с дольками свежей клубники. Тоже дело рук Май.
— Неужели…? — удивляется Мейпл, когда ягода раскусывается под зубами, и на языке остается сладковатый привкус природного сахара.
— Да-да! Именно они! — уверяет Май, против воли расплываясь в улыбке.
Умница Сара с утра принесла им целое ведерко клубники, после своего уикенда на природе с маленькой Кизучи. Они даже отправили совместную фотографию в общий чат: в летних соломенных шляпках, обе довольные до безобразия, явно по самое горло сытые лесными ягодами, немного чумазые — сладкие следы вокруг губ и на пальцах. Мейпл хихикнула, отметив как счастливо Канна держится за руку Сары, и как ласково Сара обнимает ту за плечики, чуть пригнувшись, чтобы попасть в кадр. Они искренне старались заботиться друг о друге. Словно настоящие сестры — фотография странно грела их сердца.
Фотографий у них было много. Мейпл сама печатала их, и украшала широкий стенд, закалывая снимки друзей цветными булавками, вместе с засушенными цветами, бумажными бабочками и рисунками Гина. Счастливые воспоминания как яркие пятна, по цветастой булавке на каждый момент жизни: Элис и Анзу, на концерте любимой группы девушки; Гин, восседающий на шее взволнованного Хаясаки, забавно выряженного в кошачью одежду, как у подопечного; Курумада, примеряющий свои боксерские перчатки на восторженную Канну, в выученной боевой стойке — щеки зарумянились, а глаза радостно заискрились; Ранмару, страдальчески тянущий тяжеленный портфель за попивающей клубничный коктейль Сарой; и Кейджи с той же Сарой и Гином, рубящийся в приставку… А еще Мейпл и Май, селфи с айфона последней — с фильтром-маской в виде милых кошачьих ушек и симпатично-коричневой униформой пекарни.
«Это наша коллекция улыбок!» — однажды объявила Май, когда попросила куклу придержать себя за талию — хотела украсить дальний угол снимками с летнего фестиваля школы Сары, куда она тоже притащила Мейпл. Вместе они смотрели на фейерверки, много смеялись и лакомились сладкой ватой — большой-большой, будто оторванный клочок розоватого облака. Их улыбки остались здесь — напоминанием о счастье.
Да, улыбки… Когда Мейпл терялась, она приходила к стенду, чтобы вновь ощутить это. Что-то бессмысленное и эфемерное, но такое счастливое. Эти моменты. Маленькие, но приятные радости, вроде ожидания теплого печенья из духовки. Или беседы с периодически набегающими в гости друзьями: шуточки Кейджи, искреннее беспокойство Элиса, смех Гина, вдумчивые рассказы Сары и взволнованный лепет Канны. Или крепко зарыться со спящей Май в плед, чтобы помешивать ложечкой вечерний чай с травами и ягодами, под мелодрамы.
Мейпл всегда плакала даже над самыми наигранными сценками, под добрые хихиканья Май. Она давно заметила пристрастие подруги к любовным историям, потому таскала для нее книги в мягких обложках вместе с ворохом прессы, из недолгих поездок в город.
«Неисправимая» — думала Май, когда заставала Мейпл на пуфе, водящей пальчиками по тонким страницам: взгляд неотрывно прикован к ровным строчкам, а ноготки теребят глянцевую обложку с длинноволосыми мужчинами во фраках и дамах с глупыми лицами и винтажными платьями. Нежная влюблённость Мейпл к глубоко девичьей литературе казалась очень милой — только она способна так искренне переживать давно изжитые и клишированные сценки, с каждого предсказуемого твиста пуская слезинки сердечного сочувствия.
Мейпл была доброй. И это счастье, эти улыбки, явно воспринимала к сердцу ближе всех.
Май часто рассказывала ей что-то о горнолыжном курорте и теплых каминах, что в уютных залах потрескивают деревцами рубленой хвои — запах леса в легких влажный и приятный. Как внутри крепкой постройки из красного дерева просторно и удобно, как пахнет сушеными травами, а еще много голосов, и людей тоже много — туристы и персонал. Декор из дикого винограда на стенах, бутылочки высокоградусного за стойками улыбчивых администраторов, орешки в мисках, а еще чистый черный кофе с козьим молоком и кокосовой стружкой. Как можно рисовать кошачьи мордочки взбитыми сливками прямиком на черной гуще.
И она обещала обязательно ее туда свозить. Взять в охапку, напихать вещей в чемодан и попросить Кейджи подвести. Все было так просто.
Мейпл по правде говоря и представить себе не могла такую реальность, ведь дальше процедурной и лаборатории света не видела. Но верит — просто и на слово, по-детски беспечно, раскрыв рот и широко распахнув наивные глазки. Пушистые ресницы дрожали в предвкушении, а воображение неумелыми мазками акварели рисовало следы и узоры — вслед за полетом мысли такой веселой и легкой на подъем Май. У Цуруги куча историй — одна оживленнее другой, и девушка спешит всем-всем поделиться, за кружечкой цветочного чая с лимоном. Или за неторопливой прогулкой парке, кормя проплывающих в городском озере уток булочками. Или в бутиках, куда на всех парах тащилась Май, из любви к красивым платьям и забавным шляпкам — Мейпл даже поддерживала ее увлечение. Или в кино, на очередной любовной драме Мейпл, когда Май приходилось утешать ее поглаживаниями по шее и спине — уж больно была чувствительной…
Над пекарней возвышались лимонные деревья, опуская ветви к самим окнам с ситцевыми занавесками, к кружку вязаных зайчат на подоконнике (ее новое хобби, тоже как-то подсунутое под руку энергичной Май). В выходные, свободные от помощи Май в пекарне, Мейпл настолько погружалась в свое вязание, что забывала о смене дня и ночи — ее подсолнухи и лимоны на зеленых шарфах множились в критических отметках. Так что не долго думая Май предложила ей создавать теплые свитера и шарфики для остальных — в особом восторге остался Гин, что носился с каждой ее вышивкой, примеряя шапки с кошачьими ушками и пушистые кардиганы в виде белок-летяг.
К слову, когда он наведывался в пекарню у Мейпл просыпалось какое-то родительское участие: она беспечно улыбалась, слушая рассказы малыша о школе и уикендах с
«очкариком и остальными», отвлекаясь лишь на поданное Май какао. С таким же энтузиазмом Мейпл проводила время с Канной, заплетая девочке зеленые косички, всучивая вязаных лягушек и слушая бесконечные рассказы о супер-сестренке Саре, что опять придумала что-то крутое и невероятное.
— Мне кажется она в порядке, — как-то шепнула на ушко Май Сара, когда перед школой заглянула на завтрак к старым подругам и застала их с развеселившимся Гином — рисовали новые художества для любимого стенда Мейпл. Ранмару, пока Сара секретничала с Май, едва не засыпал, сложив руки на столе и уткнувшись носом в сомкнутые ладони. Бедный парень всю ночь корпел над конспектами — Сара решительно не позволяла ему благополучно забить на учёбу.
— И в порядке благодаря тебе. Я должна сказать спасибо.
— Что ты, Сара, — странно засмущалась Май, потеребив в пальцах свободный рукав, — Мне хочется сделать хоть что-то полезное. Ради тебя и Кью-Таро.
— Он бы гордился тобой. Ты сильно выросла. — Наклонила рыжую голову Сара, помешивая ложечкой свое клубничное молоко. — На самом деле мы все гордимся тобой. Мейпл кажется счастливой рядом с тобой.
«И совсем перестала тосковать» — так и не добавила девушка.
Мейпл действительно чувствует себя очень-очень тепло, когда Май раскрывает руки и тянется обниматься, укрывая плечи ежащейся куклы пледом. Или когда принаряжает в свои платья и под руку ведет гулять в любимый парк. От Май пахнет цитрусом и корицей. От Май пахнет самым-самым вкусным и сладким, а еще она теплая как натопленный камин в зимний день. У нее прелестно-алые щеки, милые ямочки и самая милая на свете улыбка — особенно когда по-птичьи щебечет, или сосредоточенно выпекает. Прикусывает язычок, уперевшись взглядом в стол — ее руки работали так умело и осторожно, а иногда столь сильно и настойчиво, что удивляло. Призвание раскрывало Май лучше всяких слов.
Она старательная, жизнелюбивая и живая настолько, что и не сказать что возрожденная кукла. И с ней приятно — даже слишком. С ней хочется и дальше просыпаться по утрам, поливать лимонные деревья, и печь булочки, даже если получается не очень — ведь Май всегда поможет и подскажет. Май всегда будет рядом.
— Знаешь, он тебе ведь совсем-совсем не подходит. Мидори злой и страшный как смертный грех, а ты такая добрая и милая, — однажды говорит Май, устроив подбородок на плечике Мейпл. Щурится по-кошачьи, крепко обхватив ее руками поперек пояса. Мейпл отводит взгляд, тоскливо глядя куда-то в угол. — Не грусти о нем. Разве такой мусор стоит твоей грусти?
Разумеется, Май знает о ее печали, вложенной в программный код и старается быть деликатной, не смотря на внутреннюю злобу — так и не простила собственное уничтожение и позаимствованные конечности. Сара и Кейджи, когда пытались запустить программу восстановления их кукольных тел и активации ИИ, разумеется попытались покопаться в настройках Мейпл. Они с посильной помощью ИИ Шина вычистили дрянь и вредоносные команды, вложенные организацией и лично Мидори, но до конца изжить все последствия не вышло — Мейпл совсем без Хиери оставалась совершенно полой. Созданная эгоистом ради собственного эго, была воссоздана вокруг его личности, ради его личности. Хоть многое удалось исправить, что-то удалить попросту не вышло — они ведь не хотели повредить личность Мейпл.
Но этого уже было достаточно — большой прогресс хотя бы в отсутствии нездорового помешательства. Осталась лишь легкая печаль да тянущая боль, как после болезненного расставания. Но Май убедила всех, что как девушка с опытом, разумеется умеет лечить разбитые сердца самым лучшим способом: чаем, сладостями и временем!
— Я была создана для него. Кроме Хиери у меня никого нет…
Май тут же возмутилась:
— Не правда, Мейпл-чан. Теперь у тебя есть мы все!
«Все» — бывшие узники, компания Сары и манекены. Ведь они все такие добрые, очень добрые и понимающие. Может даже слишком. Канна всегда готова протянуть свой платок, чтобы утереть чужие слезы, Сара рада помочь советом, а Гин утянуть в крепкие и неизменно мягкие объятия. Анзу часто приходит на чай. Кейджи выполняет всю
«мужскую работу» и в их доме тоже: от вкрученных лампочек, до вправленных петель на заскрипевшей входной двери. Элис и Курумада только рады помочь разгрузить поставки с ингредиентами и декором. А жизнерадостная Май на все праздники готовит для каждого торты ручной работы: для Сары ее любимые клубничные, обильно сдобренные сладкими джемами, для Гина в виде кошачьих мордочек из шоколадной глазури, а Канне с мармеладными розочками… Они все заботятся друг о друге. И это теплое чувство единства намеревались пронести через всю жизнь.
Они не Хиери, они не пытаются ее сломать. Они очень рады ее видеть. Они рады, когда она рада — и ничего не требуют в замен. И Мейпл действительно рада, что все они выжили, что они счастливы, что они постепенно учатся жить заново, с гордо поднятой головой и улыбками.
— А еще есть я, — вдруг дует щеки Май, с деланой обидой — мордочка получается уж больно милой. — Я буду получше Хиери! Я умею вкусно готовить, у меня не отваливается голова, а еще я никогда не обижу тебя. И я просто красивее, согласись!
— Хе-хе… — невразумительно посмеялась в костяшку Мейпл. Она прижалась затылком к плечу Цуруги, заполняя легкие ароматом свежей выпечки. Да. Май действительно была намного красивее — свободная как птица и сладкая как вкусный десерт. А главное теплая как горячий шоколад — от нее всегда остается неизменно приятное послевкусие. Когда как Хиери оставлял за собой лишь пепел и горечь…
— Давай, скажи в чем же он лучше меня! Буду соревноваться! — на губах расплылась игривая улыбочка.
Май сжимает в замок ладошки, прижимаясь щекой к скуле едва не плачущей Мейпл, растроганной до боли в ребрах. И руки у нее вновь свои — женственные и красивые, гладкие и ухоженные, с ровным рядом накрашенных ноготков, облаченные в бархатные перчатки. Сара и Кейджи озаботились воссозданием ее старых рук, ведь не хотели осквернять тело Май следами Мидори.
— А ты… Сможешь написать мне любовное письмо…? — совсем смутилась Мейпл, восхитительно заалев. Письмо — то проявление чувств, о котором она имела понятие. У нее было письмо — чувства. Инструкция. Инструкция к чувствам и сердцу, даже если то оставалось обыкновенной фикцией. Мейпл привыкла продавать себя за бесценок, ведь знала что ничего не стоит. Однако Май раз за разом убеждала ее в обратном, когда утирала слезы платком, когда мягко брала за руку, или разрешала дремать на своём плече.
— Конечно! Раз Мейпл-чан так хочет…! — посмеялась в ее плечико Май и тут же спорхнув, пронеслась к письменному столику. Она выудила из закромов деревянного ящика розовый пергамент и обильно надушив его любимым клубничным парфюмом, принялась выводить аккуратные петли робко-влюбленного признания, сдабривая знаками восклицания и сердечками.
— Не подсматривай! — возмутилась Май, когда Мейпл пристроилась сзади, пытаясь сунуть нос в пергамент. Цуруги проделала вальсирующий шаг, заграждая кукле просмотр — Мейпл против воли уставилась в лохматый затылок девушки-повара. От пушащихся завитков пахло так же вкусно — ванильным шампунем. Май надежно упаковала драгоценную бумагу в конверт и скрепила восковой печатью-сердечком.
— Тада! Только не читай при мне, я смущаюсь! — торжественно объявила Цуруги, проказливо улыбаясь и по-девичьи хихикая. Она сунула конверт в руки Мейпл и скользнула за дверь.
Пергамент скрипнул под пальцами, когда Мейпл осторожно выудила броско-розовый листок. В нос ударил аромат клубники и против воли потянуло на кухню — сцапнуть из-под носа Цуруги лишний кусочек тортика.
Ты мне очень сильно нравишься-нравишься-нравишься! Ты такая забавная и милая, что я просто не могу устоять! Никого милее в жизни не видела! Так бы и заобнимала! Но это еще будет, верно? Давай встречаться, целоваться, держаться за руки, ходить на свидания, а еще я буду готовить тебе твои любимые лимонные тортики! Соглашайся, ты не пожалеешь!
PS: На самом деле отказы не принимаются! ^-^
PPS: Я приготовила на двоих вкуснющий десертик для парочек, ты обязана попробовать!
В духе Май. Наивно-инфантильно, и тепло. Мейпл давит выступившие слезы, шмыгнув носом. И крепко прижав пергамент к себе, чувствует как сердце быстро-быстро зашлось в груди. Торопливо как пичужка и воздушно-радостно, словно она сумела воспарить в небеса. Последняя торопливая заметка вводит ее в краску и смущение разом, выбив из груди весь скопившийся и осевший воздух.
PPPS: Плата — поцелуй!
Мейпл нервно кусает губы, пока складывает конверт аккуратными квадратиками и заправляет в кармашек своей формы, под сердце — бережно, словно возилась с драгоценной бумагой, богатым завещанием, или невероятно удачной акцией. Нет, сейчас во всем мире не найдётся бумаги ценнее — бумаги с чувствами, и чувствами действительно искренними, счастливыми и взаимными.
Мейпл дает себе право на счастье, когда осторожно ступает вперёд. Она дает себе разрешение на счастье, когда видит шоколадную макушку Май. И она делает шаг к своему счастью, когда в следующий миг, крепко зажмурившись и сжав кулачки, мягко целует покрасневшую Май в пылающую щеку.
— Это значит да…?!
