Всё что угодно

      — Ита-чи...       Имя распадается напополам: он говорит плохо, и у него не получается произнести его так, как нужно. Это у него с малых лет — иные фразы выходят чисто, а потом язык словно начинает упрямиться, как будто пытается извернуться, тыкается то в щёку, то в нёбо, и слова ломаются пополам. Он знал, что ещё в детстве из-за этой особенности его мнили тупицей и недоумком.       Некоторые даже говорили украдкой, что он, Кисаме, болен по разуму.       Он слышал это. Он знал, что это не так.       — Киса-ме.       Кисаме злится: Итачи говорит хорошо, он мог бы выговорить его имя, не растянув посередине.       Глаза Итачи блестят.       Итачи смеётся над ним.       Потом он отворачивается и идёт в душ. У него пружинящая походка, и пока он идёт, перекинутое через плечо полотенце колеблется вдоль его спины.       На нём белая рубашка. Кисаме интересно посмотреть, что под ней.       Когда дверь душевой закрывается, злость Кисаме проходит: он не может долго злиться на Итачи. Не умеет. У него не получается.       Он дёргает ручку, надеясь, что в этот раз Итачи оставил дверь открытой для него.       Заперто.       У них общий душ, но разные спальни. Кисаме возвращается в свою, ложится на кровать и подтягивает колени к груди. Итачи моется три четверти часа — он уже запомнил это. После этого можно будет приложить ухо к стене и услышать в соседней комнате его шаги. Они будут то приближаться, то отдаляться: около той стены, возле которой у Кисаме кровать, у Итачи стол. Ему не дозволено входить в эту спальню, но он сделал это однажды, когда Итачи забыл запереть дверь. На постели лежало бельё, и Кисаме украл его.       Он заводит руку под подушку и вытаскивает то, что украл тогда. Подносит к лицу и шумно втягивает запах ноздрями.       Бельё ношеное. Оно вкусно пахнет.       Он нюхает его и благодарит Итачи за то, что тот забыл тогда его убрать.       За одно это Кисаме сделает для него всё.       Иногда ему кажется, что Итачи презирает его. Иногда — что он смотрит на него так.       Кисаме не знает, как назвать этот взгляд, поэтому называет для себя просто — «так».       Он видел, что «так» смотрели девушки на парней во время празднеств, на которые он пробирался украдкой, когда ещё жил в Киригакуре, чтобы понаблюдать, затаившись в тени деревьев. На площади накрывали столы, и повсюду пахло жареным мясом. Люди пили саке, ели и веселились. Мясом пахло слишком резко, и рот у Кисаме наполнялся слюной.       Потом он замечал этих девушек, тех самых, что смотрели на парней так, и чувствовал голод другого толка.       Те девушки были красивые. У них были округлые бёдра и длинные волосы. Кисаме знал, что нужно делать с ними, чтобы стало хорошо, но ещё ни разу не пробовал.       Однажды он попытался поймать одну такую девушку для себя. Она стала кричать и звать на помощь. После этого его повалили на землю и били ногами, пока он не выплеснул свою чакру, разметав всё вокруг себя.       Кисаме никогда не видит себя со стороны, но ему кажется, что он сам смотрит на Итачи так.       Итачи похож на девушку. Его бёдра худые, а грудь совершенно плоская, но у него длинные волосы, и иногда Кисаме украдкой трогает их. Ему хочется намотать их на кулак и сделать с Итачи то, от чего станет хорошо.       Итачи тоже будет хорошо: Кисаме знал, что девушкам приятно, когда мужчины делают с ними это. Он знал это не из рассказов: уже став взрослым, однажды он купил себе продажную женщину. Ему понравилось брать её, но она слишком громко кричала и сбивала его с толку. Тогда он зажал ей лицо ладонью, чтобы не слышать, и продолжил.       Когда он вышел из неё, она не шевелилась. Кисаме понял, что она уснула оттого, что он сделал ей хорошо.

* * *

      Итачи ест данго так, что у Кисаме сводит в паху. Они в кухне убежища, и здесь вовсю воняет жареным мясом.       Кисаме ненавидит жареное мясо.       Кисаме любит Итачи.       На губах у Итачи остаётся сладкий соус. Кисаме хочется их лизнуть.       Глаза у Итачи чёрные. Иногда они бывают красными с тёмными томоэ. Сейчас на них поволока. Они смотрят на него не отрываясь, пока Итачи обхватывает губами новый шар данго, и Кисаме в очередной раз думает о том, что сделает для него всё.       Потом Итачи обводит свои губы языком. Теперь они чистые. Кисаме ничего не достаётся.       Вечером, в коридоре, он пытается поцеловать Итачи и получает удар в живот.       Рот Итачи брезгливо кривится.       — От тебя несёт рыбой, — говорит он и уходит в душ.       Перекинутое через плечо полотенце колеблется вдоль его спины.       Дверь снова заперта. Он дёргает сильнее, и ручка отламывается от основания.

* * *

      У них совместная миссия, и Кисаме радуется, как ребёнок. Радуется покинуть убежище, радуется тому, что Итачи рядом, а эти уроды — нет. Они только и делают, что гогочут, ржут и пьют. У них отвратительные помойные рты и похабные шутки.       Они насмехаются и над ним, передразнивают его речь, а потом снова гогочут, ржут и пьют.       Кисаме знает, что кое-кто из них даже трахается меж собой.       Он ненавидит их всех.       Особенно этих.       Днём они останавливаются на несколько часов в идзакае на окраине безымянной деревни. У Кисаме есть деньги, и он покупает Итачи данго. Он хочет ещё раз посмотреть, как тот будет есть их.       Он предлагает остаться здесь и на ночлег. Путь неблизкий, и ему хочется, чтобы Итачи отдохнул. Он предлагает это, и от волнения язык снова тыкается то в щёку, то в нёбо.       Итачи запрещает, и для ночлега они выбирают неглубокую пещеру в скалах, там, где поблизости нет никаких деревень. У входа они разводят костёр, чтобы было теплее и светлей. Близ пещеры протекает небольшая река. Итачи оставляет Кисаме одного и идёт искупаться.       Под одеждой у него оказывается белое тело, и у Кисаме кружится голова.       Нутро прожигает насквозь. Он тянется себе между ног и неудачно ломает сухую ветку куста, за которым притаился.       Итачи слышит это и замирает. Вода капает с его ладоней, вытекая из пригоршни.       Кисаме застывает как изваяние.       Итачи разворачивается к нему передом. Он голый. Кисаме сжимает пах рукой и кончает себе в штаны. Ему хорошо.       Он хочет, чтобы и Итачи стало хорошо.       Итачи моется три четверти часа — так бывает всегда. Когда он возвращается в пещеру, Кисаме хватает его поперёк живота и тащит вниз. Ему снова нужно. И нужно сделать приятно Итачи.       Тот бьётся в его руках, но Кисаме сильнее и у него больше чакры. Изо рта Итачи вырываются поганые слова, совсем как у тех, других, из убежища. Он поносит этими словами Кисаме — называет его ублюдком, выродком, тварью. Кисаме не обращает внимания.       Итачи просто ещё не знает, что ему сейчас станет хорошо. Это будет сюрприз.       Кисаме хочет ещё раз увидеть его белое тело, и он рвёт вверх его рубашку. Стаскивает штаны. Итачи похож на девушку, но он не девушка, и Кисаме ненадолго впадает в ступор. Тот пользуется этим, пытается отползти, сбивает ладони о камни, и Кисаме хочется взять его руки в свои и целовать пальцы так нежно, как он только сможет. После он обязательно это сделает.       Кисаме догадывается, как надо действовать, и размазывает по своему члену слюну. Тот не хочет пролезать куда нужно, и Кисаме надавливает изо всех сил. Ему неприятно, но он знает, что скоро станет хорошо. И ему, и Итачи.       Наконец ему удаётся, и он начинает двигаться внутри.       Его тело полыхает так, словно его засунули в горящую печь. Он смотрит на волосы Итачи, и чувствует, как его переполняет нежность.       Через несколько толчков он изливается ему вовнутрь. Внизу становится мокро.       Он смотрит туда и видит смешанную с его семенем кровь.       Итачи больше не бьётся.       После всего он отползает в сторону, прижимается спиной к стене и обнимает колени. Штаны на них порваны, и Кисаме видит на белой коже ссадины и грязь.       Пододвигаясь ближе, он трогает его плечо кончиками пальцев.       — Ита-чи?       Итачи смотрит на него мутным взглядом. Его бьёт крупная дрожь.       — Итачи может просить меня о чём угодно, — говорит Кисаме и радуется, что вышло произнести имя гладко, — Кисаме всё для тебя сделает.       Итачи продолжает смотреть в упор, и Кисаме почему-то становится холодно.       Потом он разлепляет пересмякшие губы.       — Всё что угодно?       Сердце Кисаме едва не выпрыгивает из груди. Он не знает, что захочет Итачи, но сделает всё, что тот попросит.       Всё что угодно.       Он кивает, и Итачи плотнее обхватывает свои колени. Он больше не смотрит на Кисаме. Вместо этого он смотрит в стену напротив. Его взгляд бесцветный и пустой.       — Тогда убей себя.       Слова звучат тихо, и Кисаме не сразу понимает их смысл.       А когда понимает, начинает плакать. Он редко плачет, но сейчас слёзы льются рекой.       — Итачи не должен просить Кисаме убить себя, — говорит он сквозь всхлипы. Всё его лицо мокрое. — Всё что угодно, но не это.       Итачи устало прикрывает глаза.       У него длинные чёрные ресницы.       Через несколько дней Кисаме хочет снова взять его и заваливает в высокую траву там, где они устроили привал. Садится сверху на бёдра.       Итачи дышит тяжело и часто. Кисаме думает, что это от желания. Он рад.       Сегодня Итачи не вырывается, не пытается лягнуть его ногой или отползти по земле в сторону, и всё получается легче.       Кисаме приятно.       Кисаме накрывает с головой.       Едва всё заканчивается, Итачи спрашивает, когда ему понравилось больше — в первый раз или в этот.       Кисаме честно отвечает, что в этот.       Тогда Итачи говорит, что Кисаме будет иногда получать это, если хочет. Он не будет противиться.       Он, возможно, даже сам позаботится о том, чтобы Кисаме стало хорошо. Он знает, как.       Только для этого Кисаме должен действительно делать для него всё что угодно.       Даже быть его личным оружием.       Итачи приводит себя в порядок, завязывает пояс одежды, надевает плащ, стряхивает налипшую траву. Его движения изящные и плавные.       Он смотрит на Кисаме из-под ресниц и спрашивает, согласен ли он.       Кисаме ловит каждое его движение и чувствует, как его до краёв заполняют обожание и восторг. И чувствует, как сильно снова желает его.       Конечно же, он согласен. Он будет его вассалом, его оружием, его верным псом. Будет предан ему до последнего вздоха.       Он сделает всё, что Итачи попросит.       Всё что угодно.