Lili Marleen

Bei der Kaserne, vor dem großen Tor ( Перед казармой у больших ворот) Steht 'ne Laterne und steht sie noch davor. (Фонарь во мраке светит, светит круглый год.) Da wollen wir uns wiedersehen, ( Словно свеча любви горя,) Bei der Laterne woll'n wir stehen,(стояли мы у фонаря,) Wie einst Lili Marleen, wie einst Lili Marleen. ( С тобой, Лили Марлен.)        Баш, крепко вцепившись в китель Людвига, уткнулся носом в мощную грудь мужчины, тихо поскуливая и недовольно пофыркивая. — И зачем тебе вообще нужно туда ехать?— расстроенно тянет Цвингли, охотно принимая ласку от мужчины, в виде нежного поглаживания по спине и легких поцелуев в макушку. Немец тихо вздыхает и казалось раз в сотый, словно маленькому ребёнку, обьясняет швейцарцу: — Ну ты ведь знаешь, мне нужно быть на фронте.— Крауц аккуратно цепляет пальцами гладкий подбородок юноши и поднимает его голову так, что бы теперь он мог заглянуть Башу в глаза. Цвингли сейчас напоминает обиженого ребёнка. Столько уж печали и горечи плещется в его ярко зелёных, словно драгоценные изумруды, очах, коими никак не мог налюбоваться Людвиг. Сердце тоскливо сжимается и Крауц, грустно вздыхая, нежно оглаживает подушечками больших пальцев скулы юноши. — Но ведь Гилберт уже там, а у вас есть не только восточный фронт!— шепчет Баш, обессилено задирая голову и чуть жмуря глаза, смотря на фонарь, который обдавал влюбленных слабым, но мягким светом, так приятно ласкавший взор. На глаза Цвингли невольно навернулись слёзы и сам он рвано задышал. — Ну чего ты?— обеспокоенно шепчет немец и любовно обхватывает лицо швейцарца, прижимая ближе к себе и чувственно целуя в лоб.— Я же всего лишь на пару месяцев уеду в Польшу! Проконтролирую как идёт освоение новых территорий и может заеду на белорусский фронт! А после вернусь! Не чего страшного, правда?— Цвингли замирает на пару секунд, ничего не отвечая Людвигу, а после тихо шепчет в самую грудь мужчины: — Война ведь только началась! Мало ли обозлённых людей, которые сделают все, только бы убить ненавистных им фрицев. А вдруг ты пострадаешь?! А вдруг что случится?! Как я буду без тебя?! — Крауц хмурится и вздохнув, доверчиво зарывается носом в пышные волосы юноши. Баш в ответ лишь отчаянно прижимается к Людвигу, так отчаянно, словно прощаются они навсегда. Uns're beiden Schatten sah'n wie einer aus. (Обе наши тени Слились тогда в одну,) Daß wir lieb uns hatten, (Обнявшись мы застыли у любви в плену.) das sah man gleich daraus (Каждый прохожий знал про нас,) Und alle Leute soll'n es seh'n. Wenn wir bei der Laterne steh'n. (Что мы вдвоем в последний раз,) Wie einst Lili Marleen. (С тобой, Лили Марлен.) — Мне уже пора.— с горечью шепчет Людвиг, отстраняясь от Цвингли. Юноша грустно вздыхает: — Прежде чем ты уедешь, прими это! Мне будет спокойнее, если оно будет у тебя.— Баш расстегивает верхние пуговицы своего кителя и снимает с шеи какой-то причудливый кулон, после вкладывая его в руки своего немца. Крауц вертит украшение между пальцами, рассматривая его.— Этот кулон мне ещё давно подарил один хороший человек и сказал, что он всегда будет меня оберегать. Но я хочу, что бы сейчас он был у тебя!— смущенно говорит швейцарц. Людвиг нежно улыбается и благодарно треплет юношу по щеке. Deine Schritte kennt sie, (Часовой кричит мне: Труба играет сбор!) Deinen schönen Gang. (Пойдешь на гауптвахту, Кончай свой разговор!) Alle Abend brennt sie, (Друг мой, прощай, auf Wiedersehen.) Doch mich vergaß sie lang. (Ах, как хочу уйти я с ней, С моей Лили Марлен!) — Герр Крауц! Нам пора отправляться!— кричит вдалеке солдат. Немец тоскливо прикрывает глаза и в последний раз крепко прижимаете к себе Баша, после отстраняясь и прощаясь с ним короткой, грустной улыбкой. Людвиг хотел поскорее убраться от опечаленных изумрудных глаз, ведь каждый новый взгляд на них, все больше заставлял сердце разрываться безумной тоской. Aus dem tiefen Raume, aus der Erde Grund, (Фонарь во мраке ночи У ворот горит.) Hebt sich wie im Traume dein verliebter Mund. (Твои шаги он знает, А я уже забыл.) Wenn sich die späten Nebel dreh'n, (Сердце болит в краю чужом-…) Werd' ich bei der Laterne steh'n. (Вдруг ты с другим под фонарем,) Mit dir, Lili Marleen, (Моя Лили Марлен) — Людвиг! Постой!— вдруг услышал немец, уже приближаясь ко входу в поезд. Обернувшись, мужчина тот час же пошатнулся, когда на него с крепкими объятиями налетел Цвингли, доверчиво прижимаясь и порывисто целуя. Крауц на секунду оторопел, но после, резво подхватил юношу на руки, углубляя поцелуй и делая его из нежного и легкого, в страстный и грубоватый, как раз в его стиле. — Ну все, все!— тихо рассмеявшись от напора немца, Цвингли отстранился от мужчины, довольно улыбаясь. На душе сразу потеплело. Людвиг, счастливо улыбнувшись ему в ответ, в последний раз лаского смотря на Баша, прежде чем наконец-то зайти в вагон, а швейцар отходит на их прежнее место, к старому, одинокому фонарю, что бы уж до конца проводить своего немца… • • •       Людвиг тоскливо глядел на бесконечно проносящиеся леса и деревья из окна своего купе. В груди неприятно ныло и лишь крепко сжатый в руке кулон, вызывал тёплую улыбку на губах. В тесной землянке, Укрывшись от огня, О тебе мечтаю, Милая моя. Снова наступит тишина, И к фонарю придет она Ко мне, Лили Марлен.