Just when you think You're a chain with just one link Something comes to tip you off your stool «Нello Hello!», Lady Gaga feat. Elton John
На самом деле, хоть многие люди вокруг Альфреда Джонса и считали его ярым оптимистом, тот относил себя к более адекватной категории людей — реалистам. Он, если можно так выразиться, был бизнесменом с пеленок, по праву рождения. Его отец, владелец крупной банковской сети в Европе, Джонса чуть ли не с рождения готовил в свои преемники. Альфред долгое время отплевывался от заповедей папаши, но в итоге они, преодолев тернистый путь непонимания и обоюдной неприязни, смогли договориться, и Джонс свалил подальше от него возглавлять филиал в Нью-Йорке. Прошел этот прием очень успешно. Артур ликовал (внутри себя, конечно; лицо у него по видеосвязи так и оставалось надменно-нахмуренным), а Альфред уже преодолел ту планку, где приходилось работать ему самому. Теперь его бизнес работал на него, и парень мог развлекаться в Нью-Йорке хоть всю жизнь. Америка нравилась ему, он будто жил здесь всю жизнь. Британия и конкретно серый и тухлый Лондон всегда вызывали в нем тоску и депрессивный настрой, а после переезда в Нью-Йорк Джонс словно заново родился. Темперамент этих людей очень подходил ему, хоть Альфред и был немного более черствым, и имел реалистичные взгляды на некоторые ситуации, как урожденный британец, но он все-таки слишком быстро влился в нужные коллективы и стал там всеми обожаем. Единственное, наверное, что ему как-то не хватало, пускай и в данный момент жизни не было такой уж необходимостью, — любовь. Все его пассии были какими-то проходными и переставали цеплять после пары недель, проведенных вместе. Джонсу не хватало какого-то драйва и, наверное, более искреннего поведения с их стороны — его бывшие довольно быстро становились слишком покладистыми и скучными, дабы не терять улучшения социальных условий, по всей видимости. Альфред искал что-то иное… Нечто, от чего снесет вмиг и надолго крышу. Но однако не верил во все эти романтические комедии, от которых так и воняло бредом и выдумками. Он не верил в какие-то там «нити судьбы» и прочее нещадные клише, которыми пичкали современную молодежь. До одного очень интересного случая.***
— Ты такой… сухой, Альфред! Совсем не веришь в чудеса! А вот сейчас выйдешь на улицу, зайдешь в любую незнакомую кофейню и встретишь там любовь всей своей жизни себе назло! И будешь страдать до конца своей жизни! — Ребекка (кажется, так ее звали, Джонс даже не пытался запомнить) гордо взмахнула рыжими локонами и, громко цокая каблуками, удалилась из ресторанчика. Закатив глаза, Альфред оставил деньги на столе и с тяжелым вздохом вышел из помещения. Не то чтобы он прям задумался о словах девушки. Слова — это ведь просто слова? Не стоило придавать им то значение, которое они не заслуживали. Так же? — Эй, чувак, возьми листовку по-братски, — задумчивый и чуть загруженный Джонс сфокусировал взгляд на яркой и довольно симпатичной листовке об открытии на углу квартала новой кофейни. — Иначе стоять мне тут целые сутки. Чуть погодя, Альфред поднял взгляд и столкнулся с алыми глазами, выглядывающими из-под клюва от костюма большой желтой птички, напоминающей цыпленка. Джонс пожал плечами и забрал пару листовок, а вслед ему прилетело: — Ты это, заходи, если что. Босс у нас тот еще цветок, но кофе варит лучше Господь Бога. Усмехнувшись такому искреннему отзыву о начальнике, Альфред решил все-таки заглянуть в кафе — такой короткий, но интересный разговор пробудил в нем желание сделать пару глотков стоящего кофе. Его собственный рабочий офис был в паре кварталов, так почему бы и не присмотреться к новому местечку. Кто знает, может быть, ему захочется заезжать за свежим кофейком перед очередным рядом деловых встреч. Забавная вывеска с желтой птичкой гласила о том, что кафе называлось «Лимонная птичка». Интерьер, проглядывающийся через огромные панорамные окна, был довольно уютным и не вырвиглазным; зал определенно обставлен со вкусом. Джонс был довольно прошаренным человеком в подобном бизнесе и маркетинге, благодаря любимой матери, которой принадлежала сеть огромных ресторанов, поэтому даже по вывеске мог судить, что у кофейни был довольно приличный шанс на развитие. Приоткрыв дверь, он еще раз оценил обстановку, и та его приятно удивила. А когда он взглянул за стойку, то его сердце будто пропустило несколько ударов. Человек, подававший кофе какой-то барышне, был настолько необычен, пусть и не был красив в каких-то общепринятых рамках, но он, окруженный некой атмосферой теплоты, заставил Альфреда встать солдатиком и вылупиться во все свои глаза. Сердце Джонса застучало, как бешенное, когда светлая макушка повернулась в его сторону, и глубокие, насыщенные сиренью глаза засверкали, вперившись в него, будто две звезды. — Здравствуйте! И в голове Джонса запело это «Здравствуйте!» голосом Элтона Джона. — Проходите, пожалуйста! — зазвучало среди колоколов бархатным голосом. Ноги Альфреда сами понесли его к прилавку, а он и не понял, как оказался напротив человека, чей бейджик гласил «Иван». — Хотите чего-нибудь попробовать? — Тебя, — выскользнуло из пересохшего горла Джонса, но недоуменный взгляд из-под длинных ресниц заставил его слегка опомниться: — Ну, в смысле, ваш фирменный напиток. Иван мило улыбнулся и отошел на пару шагов к кофе-машине, а Джонс сделал аналогичные движения, снова оказавшись напротив него. В глазах баристы снова проскользнуло недоумение, но его миловидная улыбка не исчезла с губ, на которые теперь Альфред акцентировал все свое внимание. — Вы можете присесть за свободный столик, официант принесет ваш заказ, — мягко проговорил он. — Да я… подожду… тут… — Как пожелаете, — тихо прыснул Иван. Альфред исподтишка наблюдал за умелыми и грациозными движениями длинных пальцев, когда они что-то помешивали в кружечке, а затем плавно наливали однозначно нежные и сладковатые на вкус сливки. Каким-то магическим образом Иван собрал пенку в маленькую птичку и посыпал вокруг нее мелкой шоколадной крошкой, сделав тем самым гнездышко. — Ваш кофе, — мягко подвинул он кружку к Джонсу. — Не желаете что-нибудь на десерт? — бариста подошел к кассе и уставился на него пронзительным взглядом. — Вас… Ваш фирменный десерт… — быстро взял себя в руки Альфред. Иван, скорее всего, умело сделал вид, что не заметил заминки у клиента, лишь усмехнулся уголком рта и полез к витринному холодильнику. — Лимонная тарталетка. Ярко-желтая, словно цветок, тарталетка была украшена тремя небольшими шоколадными шариками и чуть обожжённой меренгой. — Я Альфред! — чуть громче, чем сам ожидал, выпалил Джонс. Бариста хлопнул длинными белесыми ресницами и смущенно улыбнулся. — Иван. Рад, что заглянули к нам, Альфред. Буквально несколько неловких секунд в тишине. — Вы заказываете их? — спросил Джонс, указав на десерт. — Нет, большую часть сам делаю по вечерам со своим помощником, — на прелестных щеках Ивана выступили пунцовые пятна. — Да ладно? Сами? Невероятно! — искренне восхитился Альфред, с трепетом разглядывая то тарталетку, то баристу. — Ах, сколько с меня? — Четырнадцать, — каким-то неловким движением Иван заправил локон волос за ухо и отвлекся на кассу, а Джонс не мог себя удержать от того, чтобы не взглянуть на кусочек бледной шеи, выступающей из-под ворота темной форменной водолазки. Наверное, на ней ярко выделялись бы засосы… — Черта с два! Я раздал все листовки! — в кофейню победно ввалился тот самый парень в костюме птицы, которого Джонс встретил ранее. — Если я снова найду листовки в мусорном баке соседнего квартала, ты будешь раздавать их еще месяц. У Джонса на затылке волосы встали дыбом от резкой перемены на лице Ивана: от миловидного парня не осталось и следа, и на его место вышел надменный и саркастичный человек, которого следовало бы страшиться и сторониться. — Да ты за кого меня принимаешь?! — возмутился парень, сняв голову от костюма, и взъерошил свои белоснежные волосы. — Я прямо-таки не знаю, — наигранно задумался Иван. — Ах да, за самого косячного человека на свете. — Ой, да ладно, — протянул «птенчик». — Вот, кстати! Этот парень докажет, что я раздавал листовки! Я ему всучил минут десять назад! Внимательный взгляд метнулся к Джонсу, и тот лишь утвердительно кивнул. — Возьми у Эдика новую стопочку и шуруй работать дальше, Гилберт, — командным тоном произнес Иван. — Ты меня эксплуатируешь! — всплеснул парень руками. — Один звонок Людвигу, и моя «эксплуатация» покажется тебе сказкой, — угроза проскользнула в голосе Ивана. Гилберт скорчил смешное лицо и, закатив глаза, побрел к столику, где сидел какой-то парень с ноутбуком. — Всего три человека, и за всеми глаз да глаз нужен, — устало выдохнул Иван. — Могу понять, — пробормотал Джонс. — Тоже «эксплуатируете» работников? — блеснул он снова повеселевшим взглядом. — Можно и так сказать. Только не троих, а три тысячи, — как бы между прочим заметил Джонс. Иван ошарашенно оглядел его с толикой недоверия, однако что-то промелькнуло в его глазах, будто бы он узнал его (потому как Альфред не раз выступал по телевизору и социальных сетях), а затем он просто отвел взгляд. — Не завидую, — сконфуженно сказал он. — Вы присаживайтесь за столик, не будете же за кассой пить. Опустившись за самый ближайший столик, Альфред понял, что сболтнул лишнего, судя по тому, как Иван засуетился и явно старался не смотреть на столь неожиданного посетителя. Но сам Джонс не мог отвести глаз от довольно громоздкой, но приходившейся ему по нраву фигуры баристы-босса. Его взгляд медленно скользил по интересному профилю, цеплялся за движения рук и за редкие подъемы груди в задумчивых вздохах. Альфреду однозначно нравилось то, что он видел. Альфред хотел бы смотреть на Ивана целую вечность. Сделав глоток кофе, Джонс словно погрузился в какую-то негу. Этот нежный кофе был райским наслаждением. Небольшой кусочек тарталетки залетел следом, и Альфред чуть не расплакался. Легкая кислинка лимонного крема и тающая сладость меренги на языке идеально сочетались во рту. А от осознания того, что Иван делал это своими руками, у Джонса сердце заныло от восхитительного чувства. Чертова Ребекка, чертовы слова. Теперь Джонс станет постоянным клиентом этой кофейни.***
— Доброго всем утра! Сегодня у Джонса был выходной, поэтому он планировал весь день просидеть в «Лимонной птичке» и докучать Ивана флиртом и различными намеками на свидание. — Утро добрым не бывает, блонди, — мимо него прошел злой Гилберт, вновь одетый в желтый пушистый костюм птички. — Снова что-то сломал, Гилберт? — беззлобно прыснул Джонс. — Да оно само сломалось! Я тут вообще не причем! — бледное лицо Гила покрылось алыми пятнами от гнева, а из ушей чуть пар не пошел от возмущения. — Байльшмидт! Вон! — послышался из зала строгий голос Брагинского. Гилберт сжал зубы и вышел на улицу, что-то гневно бормоча себе под нос, как старая бабка. — Привет, Альфред, — славно улыбнулся парень, стоящий за кассой. Толис (так его звали) был очень спокойным и частенько слишком уставшим, потому что он был единственным, кто помимо Брагинского именно работал. При этом ему приходилось работать и за кассой, и бегать в зал, потому что день Гилберта прошел бы зря без очередной устроенной проблемы. Джонсу Толис нравился: парень был сообразительным и прекрасно ладил с любым человеком, что заходил в это кафе. Видимо, поэтому Иван чаще всего оставлял Лоринайтиса за кассой, а сам либо занимался кофе, либо готовил на небольшой кухоньке восхитительные свежие завтраки, потому как самого Брагинского люди порой побаивались. Да и сам Иван, находясь не в самом лучшем настроении, на совсем уж глупые вопросы клиентов мог отпустить колкую и саркастичную фразу, за что Толису потом приходилось извиняться перед ними. Поэтому многим думалось, что именно Лоринайтис являлся владельцем кофейни. Но у Джонса совсем отсутствовал инстинкт самосохранения, поэтому он за все то время, что подсел на это кафе (вернее, на его владельца), частенько вступал в перепалки с Иваном, потом огребал по полной и выставлялся вон из кафе. На следующий же день его все равно пускали, и Альфред забирал заранее заботливо приготовленный Иваном кофе. Все вокруг понимали, что между ним и Иваном существовала какая-то химия, но Брагинский по некой, скорее всего, надуманной причине сторонился Джонса и отвечал на легкий флирт сарказмом и иронией. Это, конечно же, Альфреда дико бесило — Иван попросту не соглашался на свидания. Время покажет, кто из них самый упертый. — Твой кофе, — протянул бумажный стакан Толис. — А? Что? — спросил Джонс, будто увидел Лоринайтиса. — Спасибо. Он все наблюдал за тем, как Брагинский мрачным изваянием нависал над несчастным Эдуардом. Эдуард фон Бок являлся тем самым человеком, кого Джонс назвал бы компьютерным маньяком. Помогал он с обслуживанием только в крайних случаях и чаще либо клацал кнопками ноутбука, либо носился с телефоном, снимая новости в Инстраграм и ТикТок. И надо было бы отметить, что у него получалась данная работа невероятно хорошо, поэтому и получал нагоняй от Ивана Эдуард даже реже Толиса. Забрав свой кофе, Джонс подошел ближе к столику, возле которого разве что молнии не палили в разные стороны. — Ты же разбираешься в технике, вот и чини! — грозно сказал Брагинский. — Я программист, а не электрик! Я разбираюсь в компьютерах, а не в кухонной утвари! — возмущался Эдуард. — И вообще, пусть Гил сам чинит эту машинку! Он же ее сломал! — Ага, и пусть он ее доломает! — прилетело фон Боку в ответ. — Так, может, его нужно заставлять пользоваться инструкцией? — Повтори-ка? — слащавая улыбка расползлась на губах Ивана, а помещении будто стало немного темнее. Эдуард чуть вздрогнул и тяжело выдохнул. — Ладно, я поищу что-нибудь в интернете. Может быть, все не так серьезно. — Вот и умница, — Иван слегка (нет) потрепал фон Боку шевелюру. — Альфред? Кажется, всем, кто находился в кафе, показалось, что напряженная атмосфера мгновенно улетучилась, а из панорамных окон вновь засияло солнце. Даже Эдуард слегка расслабился на стуле, и было похоже, что он больше всех рад видеть Альфреда. — Привет! Что-то случилось? — лучезарно улыбнулся Джонс. — Гилберт случился, — устало выдохнул Брагинский. Он прошел мимо Альфреда и, попрощавшись с клиентками, принялся собирать посуду со стола. — У вас сломалась кофеварка? Давай я позвоню кому надо? За пару часов починят. — Ох, Джонс, хватит с тебя чаевых по сто баксов, — закатил глаза Иван. — Вообще-то, это ты, между прочим, отказываешься брать с меня плату за напитки и еду! Надув грудь, Джонс перекрыл дорогу Ивану. — Хочешь сказать, что это моя вина? Брагинский чуть приблизил свое лицо и сощурил глаза, а Альфред уловил легкий аромат его парфюма, от которого аж слюни начали накапливаться во рту. — А, может, и хочу! — Ты тут торчишь каждый день, непонятно зачем, — отмахнулся Иван. — Меня совесть мучала, когда я брал с тебя деньги, а ты вот так чаевыми разбрасываешься… Иван прошел на кухню, а Джонс, не думая, ломанулся за ним. — Да ладно, я просто хочу помочь, Иван. Поставив поднос на столешницу, Брагинский развернулся к нему. — Альфред, — он помассировал свои виски, явно собираясь с мыслями. — Нам… Мне не нужна твоя материальная помощь, ладно? Джонс как-то мигом стушевался после таких слов. — Мне приятно, что у тебя есть такие порывы, но средств на заботу о своей кофейне мне хватает, — он начал потихоньку сгружать посуду в раковину и мыть ее без использования перчаток; Джонс отчего-то подумал, что такими темпами нежная кожа на Ваниных руках быстро испортится. — Гилберт — одна сплошная катастрофа, и пока он не научится держать себя в руках, то так и будет получать от меня наказания. Ему уже даже говорить не надо — он сразу идет и надевает свой костюм. Значит, винтики в его голове начинают постепенно крутиться, — устало выдохнул Иван. — А Эдик слишком сильно раздувает проблему и быстро опускает руки, палец о палец не ударив. Закончив с посудой, Брагинский развернулся к Джонсу. — Конечно, я знаю, что случилось с кофейным аппаратом, и мог бы сам его починить. Просто я хочу, чтобы Эдуард научился решать проблемы, у которых на деле не такой уж высокий уровень сложности, — он ласково улыбнулся Альфреду. — Их родные рассчитывают на то, что я научу их нести ответственность за свои поступки и косяки. Джонс выглядел слегка обескураженным. Брагинскому бы в педагоги пойти, а не варить кофе. — Просто, если что, ты можешь всегда обратиться ко мне, — выжал Альфред из себя. Мягко усмехнувшись, Иван слегка покачал головой, но, казалось, что он был польщен таким предложением. — Кстати, попробуешь кое-что новое? — вспомнил он что-то. — Еще спрашиваешь! — Джонс сразу догадался, о чем пошла речь. По факту, со стороны могло показаться, что Иван экспериментировал над Альфредом, но Джонс был доволен этим, так как он дегустировал новые роскошные десерты, сотворенные золотыми руками Брагинского. — Я попробовал сделать крем-брюле и вот не знаю, как вышло. Я утром сделал и поставил в холодильник, поэтому он мог немного потерять тот первоначальный вкус и… — Иван слегка растерялся, и было заметно, что его задевал факт не совсем свежей подачи десерта. — Иван, давай его сюда уже! — требовательно настоял Джонс, у которого уже слюни чуть ли не закапали изо рта. Иван отдал ему маленькую десертную чашку, и Альфред тут же сломал карамельную корочку, зачерпнув большую ложку нежного десерта. — Альфред, ты плачешь? — испугался Брагинский. — Да… Я в раю! — хлюпнул носом Джонс, растаяв так же, как и крем-брюле на его языке. — Ты преувеличиваешь, — мило захихикал Иван, и его лицо покрылось румянцем. — Мистер… Иван? — на кухню заглянула славная кудрявая макушка Райвиса. Райвис являлся каким-то близким родственником Толиса и Эдуарда, потому и жил с ними. Парнишка учился в одном из местных колледжей, а по выходным немного подрабатывал и помогал в кафе. Несмотря на то, что он побаивался Брагинского, было заметно, как он старался его поразить или сделать так, чтобы Иван его похвалил. А Брагинский и не скупился — в детях Иван души не чаял, — поэтому Райвис получал похвалы больше всех работников вместе взятых. — Ой, простите, вы заняты, — тут же замешкался Галанте, заметив, что Иван на кухне не находился в одиночестве. — Райвис! Привет! Все в порядке, иди садись за столик, я сейчас сделаю тебе обед, — сообщил Брагинский заботливым тоном. Галанте покраснел с ног до головы, но его глаза восторженно засверкали — он слишком любил стряпню Брагинского. — И ты, давай-ка, в зал шуруй, — обратился он к Джонсу, но тот обиженно надулся и стал напоминать воздушный шарик, поэтому Иван добавил. — Может быть, и тебе обед перепадет. Брагинский усмехнулся, и его глаза скользнули куда-то в область губ Альфреда. — Получилось! — донесся победоносный вскрик Эдуарда из зала. Тут же рванувший из кухни Иван оставил Джонса наедине с колотящимся сердцем, потому как Брагинский своими длинными пальцами нежно вытер остаток крема с уголка его рта. Хотел бы Альфред, чтобы та секунда длилась вечно…***
Джонс, как обычно, уверенно направлялся в «Лимонную птичку», но сегодня что-то было не так. Нет, настроение у него было прекрасное, и оно поднимется еще выше, когда перед глазами появится знакомая высокая фигура с мягкой улыбкой. Но отчего-то чутью Альфреда было неспокойно, будто бы сегодняшний день должен стать каким-то переломным. Его тело почему-то было переполнено уверенностью и воодушевленностью. Распахнув дверь в кафе, его взгляд, как обычно, сразу же ринулся к стойке, потому как Иван чаще всего находился там. Стоявший спиной Брагинский, тут же повернулся, а на его губах расцвела приветливая улыбка. — Привет, Альфред, тебе как обычно? Но Джонс был не в состоянии говорить, потому как он лишился этой возможности, ведь перед его глазами Иван предстал в слегка изменённом виде. Для обычных людей сделавший на голове пучок из слегка отросших волос Брагинский не был чем-то сверхинтересным, но для по уши влюбленного Альфреда это стало началом всех начал. Иван выглядел настолько прелестно с открытым лбом, от чего лиловые омуты, кстати, казались еще больше, что Ал больше не смог удержать свои чувства в глубине сердца. Подплыв к стойке, при этом не отрывая взгляда, Джонс набрал в грудь побольше воздуха и проговорил: — Как же я тебя люблю… Глаза Брагинского увеличились в два раза, и побагровели даже его аккуратные уши. — Альфред… — от неожиданного заявления еле выговорил Иван. — Ты в… порядке? — Да… Вернее, нет… Я люблю тебя! — Джонс смотрел на него зачарованно, уже не пытаясь скрыть свою влюбленность. Повернувшийся к ним Гилберт закрыл себе рот руками и еле сдерживал смех, а в его алых глазах проступали слезы. — Слово, и ты будешь стоять в костюме птицы два месяца! — бросил на него полный угрозы взгляд Брагинский, а сам, выбежав из-за стойки, схватил Альфреда за руку и поволок его на, к счастью, пустую кухню. Из зала послышался громогласный смех Байльшмидта, но сейчас Ивану было не до него. — Ал, что ты такое говоришь, ты выпил, что ли? — смущенно пробормотал Иван, растерянно хлопая глазами. Однако его лицо приобрело еще более шокированный вид, когда Джонс подошел прямо впритык и вжал его в столешницу. — Я люблю тебя, — повторил уже в третий раз Альфред. — Альфред!.. Кажется, Брагинский намеревался что-то ему высказать, но не успел. Джонс вжался в его губы крепким поцелуем. И у Ивана, в общем-то, не осталось выбора, кроме как ответить на него. Руки Альфреда тут же приобняли Брагинского за талию, а сам Иван, прикрыв глаза, стал поглаживать пальцами его шею. Кто бы знал, как давно Альфред мечтал о том, чтобы сминать эти желанные губы в долгом поцелуе. — Делай такую прическу постоянно, — Джонс провел носом по чужой алеющей щеке. — Ну уж нет, а то еще что-нибудь взбредет в твою светлую головушку, — смущенно хмыкнул Иван, позволив Джонсу мягко расцеловывать чувствительную кожу на своей шее. — И набросишься на меня опять, как дикарь. Альфред лишь тихо хмыкнул ему в шею, но прекращать ласки не стал. У них все только начинается.***
Помявшись с пару минут на пороге «Лимонной птички», Джонс все же переступил ее порог с тяжелым сердцем. — Что-то случилось, Ал? — тут спросил его обеспокоенный Иван, когда тот подошел ближе. — Да… — проскрипел Альфред. Какой-то проблеск страха мелькнул в бездонных глазах Брагинского. — Нет, ты не так понял! — тут же попытался взбодрить его Альфред. — Мне… Мне надо будет уехать в командировку на пару недель в Лондон. Поэтому я не смогу приходить… У Брагинского, кажется, гора с плеч свалилась, и он закатил глаза к потолку. — И только? — пробормотал он и принялся делать кофе для Джонса. — Ал, ну какой же ты дурной, не могу. — Ты что, даже скучать не будешь? — обиженным тоном возмутился Альфред. — Поверь, мне тут некогда скучать, — отмахнулся Иван. Брагинский что-то написал на бумажном стаканчике, налил туда свежий кофе и протянул ему. — Удачи, Ал, — только и сказал он будничным тоном, словно не его бойфренд покидает на две недели, а затем принялся работать дальше. Выйдя из кафе в состоянии грустной амебы, Джонс все же удосужился глянуть надпись на стакане. Кажется, это был русский. И когда Альфред пробил аккуратную витиеватую надпись через переводчик, то небывалый швах энергии заполонил все его тело. «Буду скучать, с любовью, Иван».***
Как же Альфред соскучился по Нью-Йорку! А как он соскучился по Ивану, кто бы только мог себе представить! Две недели, да еще проведенных вместе с отцом, были для него хуже пытки. Но мысли об Иване, возникающие в его голове в любую свободную от работы секунду, поддерживали пламя жизни, как и короткие переписки в мессенджере. Однако Джонсу пришлось приложить немало усилий для того, чтобы не сбежать к Брагинскому раньше срока и закончить все дела в Лондоне до конца. И вот, Джонс прямиком из аэропорта примчался в «Лимонную птичку», чтобы быстрее расцеловать ненаглядного Ивана во все доступные (а может, даже недоступные) места. А также предложить наконец-то съехаться — это он придумал в Лондоне, — потому как больше Альфред не выдержит такой долгой и томительной разлуки. Только он распахнул дверь, как желтое огромное нечто рухнуло ему в ноги и крепко обняло их. — Я даже уверовал! Ты вернулся! — заверещал Гилберт, снова надевший птичий костюм. — Гилберт, прекрати! — следом ринулся Толис и попытался оторвать Байльшмидта от ног Джонса. — Он нас здесь с ума сводил эти две недели! — наигранно захныкал Гилберт. — Кто? — удивился Альфред. — Кто-кто, Брагинский! Я думал, я рехнусь! Все шишки мне, как и всегда! — Ты сам его доводил. Он и так был грустный из-за отъезда Альфреда, еще ты докучал ему сильнее обычного, — нахмурился Толис и стал подталкивать его к выходу. Его слова однако подействовали на Джонса, как бальзам, — Брагинский тоже по нему скучал; было бы приятно услышать что-то подобно из его уст. — Вот ты совсем меня не любишь, Толис! Сердце мне разбиваешь! — Байльшмидт трагично схватился за грудь, а несчастный Лоринайтис от этих слов залился краской смущения. — Прекрати… — прошептал он. — Иван в подсобке, Ал, ревизию проводит. А затем начал мягко отстранять пристающего с телячьими нежностями Гилберта. Решивший больше не наблюдать за внезапной любовной драмой Альфред прошел в конец узкого коридора, где с одной стороны находилась уборная, а с другой — большая подсобка. Тихонько приоткрыв дверь в помещение, которое в данный момент освещала всего одна лампочка, Джонс заметил стоящего прямо под ней Ивана, внимательно разглядывающего какие-то бумаги. Невообразимое чувство обожания нахлынуло на Джонса, и он даже взгляда не мог отвести от Брагинского. Как же он скучал, как же он хотел… всего Ивана. Прямо сейчас… Закрыв за собой дверь, Альфред, словно ниндзя, подкрался к нему из-за спины и закрыл его глаза руками. — Гилберт? — Иван слегка вздрогнул. — Если ты опять что-то натворил, то, клянусь, я тебе голову оторву. Но Брагинского потащили в куда-то сторону, в самый темный угол подсобки за полки с коробками и продуктами, где располагалась стиральная машина. — Гилберт, я не шучу, что ты творишь?! — стал дергаться он. — Не угадал, — томно прошептал на ухо Ивану Альфред. Иван тут же напрягся и успел лишь тихо выдохнуть «Ал?», когда его прижали лицом к стене и стали засасывать кожу на шее. — Ал, что ты делаешь? Прекрати! — Тише, Ваня, нельзя чтобы нас услышали, — прошептал Джонс. Горячие руки сначала развязали фартучек и стянули его с уже несопротивляющегося Брагинского, а затем залезли под темный пуловер и огладили мягкие изгибы талии. — Я так соскучился по тебе. Облизав губы, Джонс вновь стал смаковать кожу на бледной шее, а его пылающие ладони юркнули в брюки Брагинского, чуть сжав член у основания. — Ал!.. — растеряно взвизгнул Иван. — Тише. В сбитом дыхании грудь Брагинского приподнималась через раз; он оперся о стену, поддаваясь чужим прикосновениям. Одному Богу известно, почему Брагинский не сопротивлялся, но у Альфреда была доказанная теория на этот счет: он тоже безумно скучал все эти дни. Брюки вместе с бельем свалились на пол, а Иван отвернулся к стене, чтобы Джонс не заметил того, как он залился алой краской от всей этой возбуждающе-смущающей ситуации. Альфред не стал с ним нежничать, а начал довольно грубо мять в руках сочные ягодицы. И не сказать, что Брагинскому это было не по нраву — напротив, он чуть прогнулся в спине, явно наслаждаясь подобными ласками. Как же Джонсу нравилось, когда Иван мелко вздрагивал и тихо постанывал от его несильных укусов и засосов. Альфред явно возгордиться тем, что Брагинский будет пару дней пестрить, как Рождественская елка, от следов их страсти. — Черт, я не знаю, чем тебя разрабатывать, — чертыхнулся Джонс. — Ввалился в кафе, уволок в самый темный угол, возбудил, а теперь не знаешь, что делать дальше? — Брагинский злобно сверкнул затуманенным глазом через плечо. — Классно ты подготовился. — Это было спонтанно, не дерзи. Я уверен, ты тоже давно этого хотел, — рыкнул Альфред. — В корзине с порошком на стиральной машине есть крем для рук, — пробормотал Иван, но все же был услышан. Выдавив добротное количество приятно пахнущего крема на руку, Альфред хорошенько размазал его на пальцах. Затем он аккуратно ввел один палец в Брагинского и попытался отвлечь его, вмиг напрягшегося от временно неприятных ощущений, тягучими поцелуями в шею и надрачиванием его члена. Тело Ивана хорошо поддавалось вскоре даже двум пальцам, а судя по тихим стонам, ему было происходящее все-таки по душе. У самого Джонса член изнывал в джинсах, поэтому он быстро и ловко расстегнул молнию, высвободив его из тесноты. Альфреду показалось, что Иван уже был достаточно растянут. Он провел головкой своего члена по промежности Брагинского и с удовольствием отметил, что тот затаил дыхание в ожидании дальнейший действий с его стороны. Одним плавным и медленным движением Джонс вошел в горячее нутро Брагинского, и тот слегка затрясся и сжался, а его ноги подкосились, поэтому Альфред стал придерживать его за талию и прислонился к его спине. Он снова прошелся губами по изгибу плеча к уху. — Я так тебя люблю… — Ой, да замолчи ты, — Иван слегка прогнулся в спине, явно призывая к продолжению. Усмехнувшись, Джонс стал медленно двигаться в нем: какие же приятные ощущения одолевали его. Он испытывал несравнимое удовольствие не только от самого процесса, но и от того, что происходило это между ним и Иваном. Причем, Брагинского вполне все устраивало, словно тот только и ждал подобного хода от Альфреда. Приятный запах тела Ивана, сводящий Джонса с ума; его мягкое и сочное в нужных местах тело, которое только Альфред будет иметь честь трогать; ласковая улыбка, заставляющая его сердце колотиться в сумасшедшем ритме; сияющие, как звезды, глаза, зачаровавшие Джонса навеки, — во все это он был до безумия влюблен, а сейчас Брагинский еще и сильно возбуждал. Расслабившись в крепких руках Джонса, Иван только немного подмахивал задом и гортанно постанывал от удовольствия. Внезапно дверь в кладовую распахнулась, а Джонс, удивленный своей молниеносной реакцией, чуть приподняв на руках Брагинского за талию (и даже не выходя из него), ринулся вместе с ним к полкам с коробками, где было еще темнее. Однако вот вошедшего Райвиса им обоим было видно прекрасно. Иван стал беспокойно возиться, но Альфред пригнул его немного, нависнув сверху, и прикрыл ему рот рукой. — Мистер Иван? — Райвис незаинтересованно мазнул глазами по коробкам. А Брагинский приглушенно выдохнул, потому как засранец Джонс продолжил двигаться в нем, медленно, но так, чтобы Иван полностью чувствовал его член в себе. — Наверное, куда-то вышел, — Галанте глянул на пол и поднял бумаги, которые Иван выронил, когда его уволок Альфред. — Наверное, выпали из его фартука, — пробормотал Райвис и хлопнул дверью. Альфред отскочил, когда резко повернувшийся к нему Иван влепил ему смачную пощечину. — Эй! За что? — это действо сначала вызвало секундный гнев, но когда Джонс взглянул на взъерошенного и краснющего, как поспевшее яблочко, Брагинского со спущенными штанами, у которого в полутьме глаза сверкали яростью, то на на его губы стала напрашиваться веселая улыбка. — За все хорошее! — вскрикнул тот в ответ. Подойдя к нему вплотную, Джонс, хищно сверкнув глазами, спросил: — Так мы, значит, не будем продолжать? — Только попробуй оставить меня здесь в таком виде и неудовлетворенным, Джонс, — угрожающе прошипел Иван. Облизнувшись, Альфред вновь поймал его губы в поцелуе, а затем, подняв на руки, посадил на стиральную машину и нырнул ему между ног, так и не сняв с него штаны и обувь. — Ну, тогда, расслабься и наслаждайся. Теперь уже Джонс не был таким ласковым и неторопливым, но от него этого более не требовалось. Его движения стали резкими, и шлепки кожа о кожу раздавались по помещению довольно гулко. Он позволял Брагинскому цепляться за него, впиваться в его шею ногтями, тем самым, раззадоривать. Сам Альфред то и дело наклонялся к нему за новыми поцелуями или чтобы оставить очередной засос на шее, где уже и не осталось свободного места. Содрогнувшись в оргазме, Брагинский оказался на пике наслаждения. Но он никогда вслух не скажет Джонсу, что ему подобный изврат в виде тихого секса на складе безумно понравился. Хотя, Альфред это и сам поймет, без лишних слов. Кончив следом за тяжело дышащим Иваном, Джонс тут же рванул искать салфетки, чтобы привести Брагинского в порядок быстрее, чем он выйдет из сладкой неги. Нежными движениями, покрывая чужие ноги поцелуями, Альфред вытирал его промежность и член, а потом помог нормально сесть. Иван пригвоздил его потемневшим взглядом, и единственное, что Джонс под гнетом чужих сверкающих глазищ смог неловко выжать из себя: — Переедешь ко мне, любимый? На его счастье, Брагинский не сдержал улыбки после этих слов.***
Когда колоритная парочка вышла в зал, то Гилберт чуть не поперхнулся своим лимонадом, а Толис, стоящий за кассой, побагровел и усиленно пытался сделать вид, что занят очень важными делами. Как хорошо, что он отправил Райвиса вместе с Эдуардом домой, а все клиенты уже разошлись — вечерело. Брагинский был непривычно растрепан и разукрашен большим количеством алых засосов, от чего, видно, и был зол, как сам Дьявол, а вот придерживающий его за талию Джонс сиял, как начищенный медяк. Вокруг него чуть ли не летали сердечки во все стороны, но если бы Альфред вознамерился донести до столика Ивана на руках, то получил бы по морде однозначно. Посадив Брагинского на диванчик за небольшой столик для персонала, где как раз и ужинал Гилберт, Альфред на крыльях любви упорхнул к кассе. — Я так понимаю, ревизия прошла очень успешно, — Гилберт, сдерживавший свой смех из последних сил, был похож на помидор от чрезмерного напряжения. — Встал и пошел убирать кухню, — глаза Ивана пылали яростью, поэтому Байльшмидт не позволил бы себе не повиноваться. Задыхаясь от вырывающегося из груди смеха, он прошептал проходящему мимо Джонсу с чаем в руках «Красавчик» и подошел к Толису. Положив подбородок ему на плечо и приобняв за талию вздрогнувшего Лоринайтиса. — Странная они парочка. Толис взглянул на Альфреда и Ивана: смущенный Брагинский тихо возмущался и отталкивал Джонса, который хохотал и намеривался снова расцеловать его, а затем, сдавшись, просто уронил свою светлую макушку на плечо Альфреда. — Они хорошо смотрятся вместе, — хмыкнул Толис, кивнув самому себе. — Ну что, может, опробуем их местечко? — Байльшмидт хищно ухмыльнулся, а затем получил локтем в живот. — Сначала тебе следует вымыть кухню, а если ты не устанешь, то я обещаю подумать над твоим предложением, — важно вздернул подбородком Лоринайтис. — Ну, вот, всегда ты так! Обломщик! — недовольно всплеснув руками, Гилберт исчез на кухне, а Толис тихонько рассмеялся. Они с Гилбертом — тоже странная пара, как ни крути. Перед работой Джонс, как и всегда, решил заскочить в уже давно ставшую родной кофейню. Сегодня был важный день, ведь Брагинский после месяца уговоров сдался и наконец-то перевез все свои вещи к нему, и вечер у них обоих обещал быть наполненным любовью и страстью. — Привет, Ал, твое какао, — мило улыбнулся ему Иван. Альфред немного торопился, поэтому лишь крепко поцеловал его в губы и на прощанье крикнул: — Встретимся за ужином. Заалевший от подобной неожиданности Брагинский, спрятал свое лицо в ладонях, а Джонс в еще более приподнятом настроении выскочил на улицу, направившись в сторону офиса. Он счастливо улыбнулся, заметив надпись на стакане «I <3 U». Как же все-таки прекрасно — любить!