Apocalyptic Love Song

Мир, кажется, рушился. И ничего с этим сделать, кажется, не было возможно. Да и что они бы сделали? Двое подростков; даром, что певцы. — Трындец, — ёмко и содержательно подвёл итоги Фукасе. — Согласен, — тихо ответил Пико. Какая-то непонятная вышка, на самом верху которой они сидели, свесив ноги под перилами, и поражающий воображение вид, открывавшийся оттуда. И даже не страшно. Небо затянуто тучами, ветер завывал, откуда-то издалека звучало гудение. Где-то, всё ближе и ближе, виднелся огромный смерч. Бежать некуда, да и бессмысленно. Некуда, бессмысленно... От этого если и прятаться, то в бункерах, но и оставшиеся из них добьют землетрясения. Это конец света, и спасаться уже поздно, как и бояться. И даже не страшно. — Может, станцуем? — Неохота. — Мне тоже. О чём говорить в последние часы жизни? О том, как радостно встретить смерть не в одиночку? О том, как круто было дружить, встречаться? О том, как не хочется умирать? Глупо. — Знаешь, это даже красиво, — тихо пробормотал Фукасе, противореча и самому себе, и логике ситуации, и поспешил объясниться. — Романтично, в смысле. Мы могли бы хвататься за последние секунды, бежать, уезжать, а мы сидим и ждём, как те старики на «Титанике». — Можем поцеловаться, — без доли насмешки ответил Пико. — Можем. И никто из них даже не пошевелился. Теперь эта ситуация даже показалась умиротворяющей. И вправду, романтично. — You are my sunshine... — с сильным японским акцентом начал Пико и остановился, будто постыдившись. Фукасе хмыкнул. — My only sunshine, — английский Фукасе был куда чище, и на этом языке он пел так же уверенно, как на своём родном. — You make me happy when skies are gray... Дальше они пели вдвоём. Не так, как на сцене, а словно в той маленькой студии, в компании друзей, несколько месяцев назад, под мягкий перебор акустической гитары, с выключенной гарнитурой и фонариками на телефонах, раскачиваемых теми, кто не знал слова. Дальше они пели вдвоём. Незаметно для самих себя, они подсаживались ближе друг к другу, и то, как Пико приобнял Фукасе за плечо, оба тоже почти не заметили. Как и то, что к тому времени, как песня закончилась, подростки прильнули друг к другу, всё так же убеждая себя, что ничего не боятся и ни о чём не жалеют. Наверное, есть что-то неадекватное в их поведении. Они самих себя не узнавали. Хотя чего им бояться? Фукасе мысленно отметил, что это совсем не так страшно, как тот день, когда в него плеснули кислотой. Но, чтобы подтвердить свою уверенность, потянулся за поцелуем. — Щека у тебя вся пыльная. Пико усмехнулся, прежде чем коснуться тонкими губами шрамов, оставшихся с того злополучного дня встречи с кислотой. — У тебя тоже. — А та штука всё ближе. — Боишься? — Теперь да. Перекидывание короткими фразами, в которых они не нуждались. Каждая секунда наполнялась всё бóльшим смыслом и тут же теряла его пред ликом смерти. Каждая секунда ценна, бесценна и пуста. Рука в руке — так они ушли, не прощаясь, лишь рефлекторно вскрикнув, когда вышка пошатнулась и небо с землёй, верх и низ смешались.