Когда я вгляделся в твои черты

Июль 2011-го года

Лето было в самом разгаре, и о чём ещё мечтать в четырнадцать, как не о побеге от скучных родителей, о шумных посиделках с друзьями и новых открытиях? Им так хотелось взрослеть, скорее понять, что происходит с их телами и желаниями, стать свободнее, безрассуднее. Под зноем и покоем укрывались ответы и рождались всё новые вопросы, мир казался сложнее и вместе с тем заманчивей. Эрен сидел на скамье и разглядывал гуляющих по бульвару в ожидании Армина. Утренние лучи припекали тёмную голову, в которую бесцеремонно залетело непрошеное воспоминание двухнедельной давности. Оно заливало щёки румянцем, вселяло стыд и страх, что прохожие смогут прочесть даже самые неудобные мысли. Стоял жаркий полдень. Эрен бездельничал лёжа под деревом в компании Конни и Армина, жевал травинку, щёлкал пальцами и разглядывал в небе крикливых птиц. Идеи для досуга были исчерпаны, темы разговоров тоже, а расходиться не хотелось, и поскольку молчание никого не напрягало, мальчишки просто наслаждались тишиной да летним теплом. Шорох кустов заставил всех троих повернуть головы: из-за зелёной пены листвы вынырнул Жан и плюхнулся на колени подле Конни с хитрющей ухмылкой. Потрепав взмокшие волосы, он задрал футболку, достал из-под резинки шортов три журнала и швырнул их на траву. ― Зацените! ― гордым голосом победителя объявил Кирштайн. ― Господи, где ты взял эту гадость? ― брезгливо наморщившись, поинтересовался Армин. ― Стащил у дяди. У него вся тумбочка порнушкой забита! Достал старые номера снизу стопки, он и не хватится. ― По-моему, это как-то стрёмно, ― пробормотал Конни, рассматривая обложку одного из журналов. ― Такими сиськами и убить можно… К тому же они силиконовые: выглядят отвратительно. ― Ну, полистай: там и натуральные есть. Три журнала — найдёшь себе что-нибудь по вкусу. ― Да не хочу я эту мерзость листать! ― Конни скривил лицо и отмахнулся. ― Блондинка на постере очень красивая, но глаза у неё грустные, ― с беспокойством отметил Эрен, увлечённо разглядывая изображение. ― Нахрена тебе её глаза? ― Жан хохотнул. ― Не знаю. ― Эрен пожал плечами и громко выдохнул, его щёки покраснели. ― Зато вагина у неё будто улыбается… ― Говоришь как извращенец, Йегер. ― Да что я такого сказал? Сам же это приволок, а я ещё и извращенец! ― Эрен, твое воображение — кладезь эпичных вещей! ― Армин захохотал и подсел к другу, неуверенно уставившись на глянцевые странички. ― Эти девушки всё равно кажутся какими-то искусственными. Наверное, из-за нарочито томных взглядов и широких улыбок. Хотя они действительно красивые, и мне уже стыдно за то, о чём я начал думать… ― Эрен говорил преодолевая смущение. ― Порножурналы ― это так старомодно, ― добавил Армин. ― В интернете подобного добра куда больше. ― Ага, у Зика на ноутбуке целая коллекция скачана. В папку с курсовыми засунул: видимо, чтобы я случайно не нашёл! ― Хах, как будто от тебя что-то можно спрятать! ― Фу, да вы чего? Давайте, блин, ещё дрочку обсудим! Лучше бы пошли к парковому пруду, поплавали, потом поковырялись бы в гараже моего бати… ― Конни вздохнул и подложил руку под щёку. ― А что такого? Типа, ты, болван, никогда этим не занимался? ― не унимался Жан. ― Это не значит, что я обязан обсуждать с тобой всё подряд. Да и больно у меня предки бесцеремонные: вечно как припрутся в мою комнату без разрешения, тут и член себе от страха можно оторвать! ― Дичь!.. Моя вот мама, напротив, ещё когда мне исполнилось девять, приказала отцу поставить щеколду на мою дверь и впредь не заходить без стука. Со временем я понял причину и жуть как благодарен ей! ― Эрен бросил журнал на землю и выхватил другой из рук Жана. ― И всё-таки, по-моему, взрослеть прикольно, хоть и странновато местами. Если подумать, у нас хватает времени на все эти вещи, потому что мы в безопасности. Ведь некоторые люди и вовсе лишены нормальной юности… Он зажмурился, и в тёмной глубине памяти солнце осветило брызнувшую на траву кровь, замученные лица детей, убивающих титанов. Они были готовы в любую секунду отдать свои сердца, их юность им не принадлежала, и главной заботой являлось выживание. Навязчивые мысли о смерти душили любое желание: ему там просто неоткуда было взяться. Но в этой новой жизни, в которой нашлось место безопасности, Эрену наконец стало интересно собственное тело ― не только как оружие или источник чудовищной, уродливой силы. В тот день мальчишки впервые были друг с другом так откровенны. Через стеснение и смешки все четверо учились говорить о столь деликатных вещах с пониманием и доверием. Эрен не знал, почему он мысленно вернулся к тому дню и той неловкой беседе, зато точно знал, почему с нетерпением ждал сегодняшнюю пятницу: родители впервые отпустили их с Армином одних в загородный домик Арлертов. В деревушку посреди гор, окружённую дивными озёрами, к лесам и лугам, купающимся в цветах: «Рай внутри Рая», ― говорил своему другу Эрен, когда приезжал погостить. Путь предстоял неблизкий: полчаса на дирижабле, пятнадцать минут на автобусе и ещё полчаса пешком через горный луг. Дорога виделась захватывающим приключением ― не унылым препятствием, и Эрен судорожно перебирал вспотевшими пальцами купюры и монеты, боясь, что мог оставить деньги дома, и тогда всё пропало. ― Эй! А вот и мы! «Мы?» ― удивился про себя Эрен. Оторвавшись от пересчёта бумажек, он заметил, что в его сторону бежал Армин, а рядом Микаса, одетая в короткий шёлковый комбинезон с цветочным принтом. В сердце Эрена прокралась необъяснимая тоска, стоило ему сосредоточиться на том, как Микаса беззаботно придерживала ладонью бежевую шляпку с синей лентой и махала ему рукой: ненастоящая ― размытое изображение со старой почтовой открытки. Когда она в последний раз так самозабвенно улыбалась? Нет, и вправду, должно быть, сон. ― Пошли скорее! ― поторопил его Армин и, ухватив за локоть, потянул вперёд. ― Автобус в Небесный порт отходит через пять минут. ― Ты, выходит, с нами? ― обратился Эрен к Микасе. ― А ты против? ― Ничуть!.. Но как так вышло? Твой отчим ведь превращается в Халка по любому безобидному поводу. ― Добухался, так и вышло! ― с сарказмом проговорила она. ― У него какая-то беда с желудком случилась: ходил под себя целую неделю, пока в обмороки падать не начал. Весь дом дерьмом провонял, я думала, помру раньше него. Но мама всё-таки вызвала скорую, и его положили в больницу на месяц. Месяц! Месяц тишины и покоя! ― Лучше б его там подольше подержали… ― В общем, как только узнала от Армина про ваши грандиозные планы, мигом собралась и отпросилась у мамы. Микаса вещала с крайней увлечённостью, даже не заметила, как все трое подошли к пешеходному переходу, когда горел красный свет, и чуть не ринулась дальше, прямиком под колёса, но Эрен успел схватить её за запястье и машинально привлёк к себе. Она тихо ойкнула и замерла у его груди, сжав мокрой ладонью шнуровку на рубашке Эрена. Двадцать секунд гадкого и самого сладкого жара близости тел. Шею обдало горячим дыханием испуганной Микасы. Эрен вздрогнул, поджав пальцы ног. Нервно сглотнул. Красные цифры на светофоре вели обратный отсчёт, приближая кончину его мимолётного трепетного счастья. Три, два, один: «Ну, всё, пусти! Пошли скорее к автобусу!» Приятная прохлада, ровное дыхание, расслабленные мышцы. И её удаляющаяся спина. Концы ленточки на шляпе весело подпрыгивали, шёлк струился по торопливым девичьим ногам. Память Эрена без устали сохраняла новые «размытые открытки» весёлой Микасы. «Когда-нибудь я повзрослею, придёт совсем другое время, переполненное заботами и тревогами. Тогда я лягу на кровать во мраке своей комнаты и буду вспоминать, вспоминать…» Перед лицом, просипев, открылись двери автобуса и зачерпнули внутрь салона пыльный прокуренный воздух остановки. Пассажиры синхронно потушили окурки об урну, схватили со скамьи пожитки и побрели занимать места. Ребята в спешке проталкивались вдоль сидений, боясь быть задавленными, и слаженно уселись в кресла. Микаса стянула кеды и опустила на них стопы: она частенько так делала во время уроков, и Эрен едва сдерживал смех в те моменты, когда Аккерман вызывали к доске, и она судорожно пыталась влезть обратно в обувь. Несколько волнительных минут. Плечом к плечу. В упоительной тесноте. Эрен чувствовал локтем локоть Микасы и тихонько ёрзнул по её коже. Армин с открытым ртом изучал улочки родного города, наслаждаясь ветерком из открытого окна, и ревностно прижимал к себе туго набитый рюкзак. ― Ты чего, карлика туда спрятал? ― со смешком спросил Эрен, кивнув на багаж друга. ― Не, приставку с собой взял. ― Совсем поехал? Мы же гулять и купаться собрались! На кой чёрт тебе это говно? Оно весит как гиря! ― Ну а вдруг мне вечерком покатать захочется? Я ж загнусь там! Не нуди только. ― Её хоть можно будет подключить к чему-нибудь? ― обстоятельно заговорила Микаса. ― Там есть большой монитор. Старенький, но сгодится. Эрен скорчил недовольную мину, а Микаса успокаивающе похлопала Армина по колену, дескать, сейчас он покряхтит и успокоится, не обращай внимания. Прибыли в порт. Вокруг толпы с чемоданами, шум, гам, рабочие снуют туда-сюда. Ребята взялись под руки, чтобы не потеряться, и побежали к эскалатору, ведущему на верхние ярусы. И тут справа от них один из дирижаблей дальнего следования стал набирать высоту: поплыл к небесному морю гигантским китом, а внизу похожие на разноцветный планктон люди махали ему вслед крохотными ручками. Микаса округлила глаза и перестала дышать, заворожившись чудесным зрелищем. ― Ни разу не видела подобное в такой близости… ― Да я и сам, сколько бы ни летал к Армину погостить, всякий раз торчу на платформе разинув рот, когда снизу отбывают корабли. Ты бери выше: сейчас мы на таком полетим! ― воодушевлённо произнёс Эрен, глядя ей в глаза, затем потянул обоих друзей за собой на эскалатор. На верхнем ярусе разгуливал ветер, дарящий спасительную свежесть. Платформа с обеих сторон была защищена балюстрадой, посадка производилась строго через турникет. На скамьях сидело много стариков, а пассажиры в основном ограничивались довольно скромным багажом: здесь останавливались дирижабли, идущие пригородными маршрутами. Эрен с восхищением оглядывал просторы монументального здания порта, и от горла через живот до самых пяток опускался ток ― настолько увиденное захватывало дух. Потолок был разделён на две части узкой полосой, через которую на платформу проталкивался тоненький каскад бледно-жёлтого света. Эрен воображал, что этот свет врывался сюда из другого мира. Он посмотрел на улыбающуюся Микасу, стоящую прямо под волшебным солнечным потоком, и сердце вновь пронзило острой болью: «Как долго продлится её радость? Настанет день ― из больницы вернётся этот подонок, лето закончится, и она вновь станет изнурять себя учёбой. Обратно превратится в грустную девочку, избегающую доверительных отношений и долгих разговоров по душам». ― Вон уже наш летит! ― прокричал Армин, показывая в сторону дирижабля с молочно-розовым корпусом. ― Какой красивый! ― очарованно произнесла Микаса, вытянув шею. Раздался протяжный хриплый гудок, по громкоговорителю объявили направление дирижабля, а также напомнили о мерах предосторожности при посадке. Как только транспорт полностью остановился, пассажиры потекли к турникетам ― без промедлений, давки и ругани: на верхних ярусах это ни к чему хорошему не приводило. Ребята заняли места на боковой скамье: Армин, как обычно, у окна, Микаса и Эрен же чуть не легли друг на друга, чтобы тоже смотреть на город и небо. — Задушите, бегемоты! ― тихо ворчал на друзей прижатый к стене Арлерт. ― Хотя знаете… На самом деле, эта нелепая уютная близость мне даже нравится, ― со смущением добавил он. Дома внизу казались крошечными, а леса и поля образовывали причудливые зелёные узоры. С высоты всё выглядело нереальным. По телу разносилось приятное ощущение самостоятельности и независимости: они втроём ― одни ― и летят куда-то, по своим делам, совсем как взрослые. По проходу весело забряцали колёса торговой тележки. Около друзей остановилась пожилая продавщица и предложила мороженое. ― Мне фруктовый лёд! ― пискнул Армин, выглядывая из-за двух темноволосых голов и протягивая деньги. ― Мне ничего, ― кисло отозвалась Микаса. ― Два ванильных рожка, ― попросил Эрен и незамедлительно отдал один из них Микасе. ― Не стоило… ― Стоило. Ешь и ни о чём не думай. ― Спасибо тебе. ― Она ласково и грустно улыбнулась ему. В её глазах что-то промелькнуло ― что-то давно утраченное, почти позабытое. Эрен с удовлетворением поглядывал, как она медленно расправлялась со своим угощением, попеременно оттирая с ткани комбинезона молочные капли. Армин, напротив, быстро уплёл свой лёд и тоскливо вздыхал, что надо было взять два. Полчаса в небесах и почти двадцать минут на автобусе по разбитому асфальту, пока, наконец, они не сошли на остановке, где начиналась тропа через горный луг, ведущая к деревне. Рядом с остановкой седобородый лысый старик торговал свежими ягодами. Армин сразу же узнал в нём соседа из дома напротив. Сердобольный старичок всучил подросткам маленькую корзину с клубникой, ежевикой и голубикой, настойчиво отказавшись от денег: попросил лишь вернуть завтра корзину и передать привет дедушке Армина. Попрощавшись со стариком, все трое побежали по извилистой тропе. Белый свет расстилался в долине, стекал по упрямым склонам, купаясь в бессчётном количестве душистых цветов. Кругом никого ― только шустрые птицы в вышине и пёстрокрылые бабочки да шмели, перелетающие с лепестка на лепесток. В лёгких так много воздуха, что трудно дышать, ноги работают без устали, а спину обдаёт тёплым ветром. Микаса обогнала друзей, раскинула в стороны руки и закричала что было сил. Эрену показалось, что в громком звуке её голоса дрожало невыразимое отчаяние, и только красота всего живого ― древняя и чистая ― могла утолить страдания, о которых молчала замкнутая девчонка. Она всё кричала и смеялась, придерживая ладонью шляпку, в забытьи хваталась за кончики метлицы. Выдохнувшись, стянула с плеча текстильную сумку и легла в бело-розовый ворох клевера, уставившись в бесконечное далёко, подёрнутое прозрачной дымкой облаков. Мальчишки присели рядом с ней и тоже принялись разглядывать горы и небесную синь, дабы проникнуться чувствами подруги. ― Ты сегодня в ударе, ― подметил Эрен. ― Да я такую красотень лишь на картинах видела! Никогда не выбиралась дальше пределов родного города. У меня и слов внятных нет, одни лишь первобытные звуки. Микаса прикусила губу и сорвала пряную травинку. По её лицу растекались узорчатые тени и замирали во впадинках на висках, терялись в блестящих пушистых прядях. На запястье краснел след от самодельного браслета с торчащими из-под выцветших бисерин нитками, на пальцах засыхал буро-зелёный сок стеблей. Уязвимая, погружённая в себя ― куколка из старинной музыкальной шкатулки, которую можно целиком уместить на ладони. Эрен безотчётно дотронулся до шёлковой ткани с цветочным принтом, заглушив тем самым желание прикоснуться к Микасе. За коротким лёгким костюмом не прятались следы от побоев отчима: этот наряд ― символ её свободы и счастья. К Эрену вернулась боль, заставшая его сегодня при встрече и на платформе верхнего яруса порта. ― Не видел раньше у тебя этого милого комбеза и шляпы… ― Дядя Леви подарил. ― Дядя Леви? ― задумчиво повторил Эрен, воскрешая в каждой букве этого имени образ храброго солдата обманчиво невысокого роста, что безжалостно уничтожал своих врагов. ― Папин брат. Он очень любит меня. Но они с мамой жутко поссорились на её свадьбе с отчимом, и Леви уехал жить к родне в Израиль. ― Микаса печально вздохнула, поднялась с земли и села, обхватив обеими руками колени. ― Неделю назад приезжал в гости, как обычно кучу подарков привёз и на прогулке по городу спонтанно купил мне шляпку и комбинезон. У родителей на такие красивые вещи попросту денег нет!.. Дядя Леви мой лучик света, хотя по его угрюмой роже так не скажешь, конечно, ― говорила она уже со смехом. ― С ним я возвращаюсь в раннее детство, в объятия отца, слышу его добрый, ласковый голос, рассказывающий сказки. Папе я могла поведать свои странные сны, над которыми Бруно только смеялся. Теперь нет ни сказок, ни папы, ни тех таинственных снов… Микаса притянула к себе корзину, откинула с неё край расшитой салфетки и набрала в ладонь горстку ягод, затем резво отправила её в рот. Эрен и Армин сделали то же самое. Через мгновение три руки вновь нырнули в корзину. Мыча от удовольствия, ребята быстро прикончили ягоды, после чего стали передавать друг другу салфетку, чтобы оттереть с пальцев сладкий яркий сок. Безмятежность. Иное, сказочное измерение. Остаться бы в нём навсегда. Они прибыли в деревню лишь спустя два часа, потому как останавливались у каждой речушки, носились средь стогов сена, садились поболтать под раскидистой вишней. Войдя в дом, устало плюхнулись на диван и сосредоточились на изрисовавших половицы тенях от белых кружевных штор. Позже разложили в комоде сменное бельё, подключили холодильник, достали из серванта посуду и столовые приборы. Армин взял из тайника дедушки несколько купюр и позвал друзей сходить на рынок за продуктами. Вернувшись, они пообедали бутербродами с чаем, чтобы не тратить время на готовку, которую решили отложить до ужина. После собрали полотенца с покрывалами и отправились к ближайшему озеру. Вышли к берегу с длинным узким мостом для ныряния: с противоположной стороны открывался живописный вид на горный лес и цветочные поля. Воздух был густым, пропитанным запахами трав, глинистой почвы и нагретого камня. Мальчишки побросали вещи, скинули одежду в кучу, затем, толкаясь и хохоча, кинулись наперегонки к тарзанке. Микаса улыбнулась, глядя, как Эрен и Армин по очереди нырнули в воду, окатив берег здоровыми брызгами, и расстелила покрывала. Подложив себе под голову свёрнутую джинсовую куртку Эрена, достала книгу и занялась чтением. ― Чего жопу там паришь? Давай к нам! ― прокричал ей Армин. ― Я попозже. Пока хочу полежать на солнышке. ― Да кто ж в шмотках на солнышке лежит? ― Купальник дома забыла. Дура я, короче: собралась плавать, а самое главное не взяла. ― Так купайся в обычном белье. ― Через него просвечивать будет, если намочить. Ещё и в мокром потом домой идти. ― Вот ты себе проблем насочиняла, ей богу! ― Армин хлопнул себя по лбу ладонью. ― Тебе легко говорить: у тебя сисек нет! ― Послушай, давай мы просто отвернёмся, а ты зайдёшь в воду без всего, ― предложил Эрен. ― Мы не будем пялиться, честно-честно! Отплывём подальше. ― Да неудобно это всё. Забей! Я лучше пока костёр разведу. Эрен огорчился, что она отказалась от веселья, но решил, что завтра непременно что-нибудь придумает для неё. Микаса насобирала бетонных кусков вдоль старого ограждения, где когда-то было частное владение: оно давно было заброшено, и местные подростки пробили в окружавшей его стене несколько дыр. Сложив из камней небольшой круг, она развела в нём костёр, после нарвала с кустов веток и очистила их от коры, чтобы немного позже пожарить на огне сосиски. Когда ей надоело торчать на берегу, Микаса зашла по щиколотки в озеро, чтобы посмотреть, как Эрен и Армин скидывают в воде друг друга с плеч и устраивают представления с различными трюками, чтобы впечатлить её. Как следует набесившись, друзья сели вокруг костра. ― Знаете, ― заговорила Микаса, ― раньше я не обращала внимания, а сейчас вы там кричали чуть не до хрипоты, и было так отчётливо слышно, как у вас голоса начали ломаться. Через пару годков глядишь ― забасите, как настоящие мужики! ― Да ну, по-моему, ты слышала только Эрена: я до сих пор пищу как девочка, это так бесит! ― Армин вытянул ноги на покрывале, усеянном песком, и подставил лицо потускневшим солнечным лучам. ― Ты зря переживаешь: люди так по-разному взрослеют. Особенно умом. Чего уж о теле говорить! ― А я вот ловлю себя на том, что по мере взросления мне в голову приходят всякие противоречивые вещи, ― серьёзно и откровенно вставил Эрен. ― Как бы объяснить… Я вроде слишком мелкий для этих мыслей, но в то же время в них всё очень отчётливо. Хотя и как будто не со мной… ― Я сейчас вообще ни хрена не понял, если честно, ― со смешком проговорил Армин. ― А о чём эти мысли? ― спросила Микаса. ― Много о чём. В основном о гранях одного и того же: о тяжёлом и легкомысленном, о душе и теле, о прошлом и будущем. ― Ты вот словно хочешь быть открытым, но тебе что-то мешает. По итогу говоришь всё и не говоришь ничего. И я это не в первый раз чувствую! В доме мадам Ренессанс ты часто так изъясняешься. Дико раздражает. ― Микаса сердито крутила концы ленточек соломенной шляпы и хмурилась. ― Прости. ― Да за что? Глупость какая-то!.. ― Микаса подтянула колени к груди и склонила голову набок. ― Мадам Ренессанс, там, наверное, скучает. Она мне призналась, что наша с тобой компания ей приятнее всего. В этот момент Армин исподтишка метнул взгляд на Эрена и заговорщически улыбнулся ему, чуть заметно кивнув в сторону Аккерман. ― Угу, мне тоже, ― ответил Эрен. ― Грустно думать, что однажды её не станет. ― Не начинай только! ― капризно оборвала она, но сквозь нерв в её голосе был ясно слышен страх смерти. ― Да это всё равно случится лет… через двести пятьдесят?.. ― Эрен засмеялся, желая прогнать её угрюмость и тревогу. ― Зато когда повзрослею и разбогатею, обязательно выкуплю дом госпожи Шпигель! ― Мечтай больше! Это я его выкуплю, когда разбогатею! ― Микаса рассмеялась ему в ответ. ― Ну, это мы ещё посмотрим. ― Готова поспорить! ― Микаса деловито обхватила пальцы Эрена с такой силой, что у него округлились глаза от боли. ― Армин, разбей нас! Арлерт с азартом выполнил её просьбу. После позвал Эрена пойти ещё поплавать. Мальчишки резво бросились обратно в воду: дурачились, плыли наперегонки к другому берегу, перекрикивались и прыгали с моста в глубину. Близился вечер. Воздух остывал и становился тяжелее. Эрен выбрался на берег и заметил, что костёр почти потух, а Микасы нигде рядом не было: «Ушла, наверное, погулять вокруг озёра», ― решил он. Как следует обтёрся полотенцем, оделся и отправился поискать её. Погрузившись в себя, он не заметил, как долго шёл по тропе, любуясь охваченными золотом деревьями, бойким танцем мошкары среди листвы. На бетонной стене по правую руку виднелись проплешины мха, увитые серебристой паутинкой. Всё вокруг было наполнено красотой, блаженством. «Я запомню этот миг навсегда», ― подумалось Эрену под приятную щекотку в носу, предшествующую слезам безмятежного счастья. Впереди, у воды, что-то засветлело. Эрен узнал очертания шляпки Микасы и ускорил шаг. Но, как только Аккерман лихо сбросила головной убор на траву, а следом и шёлковый комбинезон вместе с бельём, он резко остановился, впившись ногтями в сочные стебли дягиля. В горле застрял ком не выкрикнутого имени. Эрен стыдливо опустил глаза, а в ушах вместе с участившимся сердцем раздавалось канонадой «мы не будем пялиться, честно-честно!». Он оглядывал испачканные травой и глиной кроссовки, а душа провалилась в обморок, мысли вырвались из тесной головы и унеслись к берегу, затерялись в складках брошенной одежды. Переломив дрожащими пальцами стебель, Эрен медленно поднял голову и посмотрел на Микасу, зашедшую по колено в воду: она с невинным смешком вытянула указательный палец, пытаясь дотронуться до перламутрового крыла шустрой стрекозы. Затем несколько раз зачерпнула в ладони воды и плеснула на себя. По белой коже струился вечерний ласковый свет, отражённый от озёрной глади, и Эрен не мог оторвать взгляда от левого мокрого бедра Микасы, от упругой маленькой груди в россыпи блестящих капель. Всё это невозможный длинный сон, упоительный мираж, невесть почему бесстыдно происходящий наяву. Эрен не фантазировал о сексе с Микасой: ему было сложно вообразить, как это происходило бы на самом деле. О наигранных картинках из порно и вовсе не хотелось думать. Но он со всей ясностью представлял, как она припадает обнажённым мокрым телом к нему, сжимает в кулачке волосы на его затылке. Микаса пахнет горькой озёрной водой и песком. Сквозь вымокшую ткань рубашки он чувствует её отвердевшие крохотные соски, хрупкие изгибы. Уставшее солнце пригревает их двоих. Микаса ёрзает бархатной щекой по его щеке... Больше, чем нежность. Выше. Прекрасней. Происходящее — огромная ответственность, а они неразумные дети, едва познавшие «взрослые порывы». Он просто не имеет права ей навредить, сделать что-то лишнее, грубое. Только объятие. Ничего больше. Большего пока и не нужно. Эрену сделалось гадко и стыдно за то, как он упивался уязвимостью Микасы, за свои неприкаянные грёзы. Ноги онемели и подкосились, голова шла кругом, в глазах зарябило. Хватаясь за попадавшиеся под руки ветви и стебли, он кое-как сбежал и выбрался обратно к берегу, где сидел Армин и кидал в воду камешки. — Где тебя носило? — возмутился Арлерт. — И где Микаса? Эрен ему не отвечал. Словно заколдованный, несколькими рывками сбросил одежду и зашёл в озеро. Он погружался ко дну, поднимался к поверхности, лихорадочно сплёвывал мутную воду, жадно глотал воздух и вновь надолго скрывался под взбаламученной гладью. Только бы вытравить из головы наваждение, припечённое зноем. Вытравить чувство вины. Как этого много для одного жалкого человеческого сердца! До чего хорошо! До чего стыдно! Безумно! Разве было когда-нибудь так славно в прежней жизни? Так свободно и легко. Ему хотелось выколоть себе глаза, но в то же время из последних сил доплыть до того берега и броситься в робкие объятия дорогой Микасы. «Я больше не чудовище. Всего лишь глупый мальчишка. Глупый... Поплатившийся за свою грубость и заносчивость». Тёплая пульсирующая тяжесть внизу живота отступила, мышцы конечностей расслабились, и Эрен, рухнув на спину, умиротворённо покачивался в спокойных волнах, созерцая гряду золотисто-багровых облаков. — Да ты чего как пришибленный? — крикнул ему Армин. — Ничего. Я сейчас приду. — То одна с ума сходит, то второй, — ворчливо буркнул Армин, выгребая из костра маленькую горсть углей и золы, затем положил в неё несколько картофелин. — Два шизика, прямо созданы друг для друга. Эрен выбрался на берег, быстро обсушился и оделся. Затем подкинул ещё сучьев в костёр и сел подле друга, уставившись на тлеющие угли, в которых пеклась картошка. Отчего-то ему представилось, как из ближайших кустов выпрыгивает вечно голодная Саша, бесцеремонно похищает ароматные клубни и удирает, кусая их прямо на бегу. Он сейчас отдал бы ей их все — не жалко! Лишь бы горя не знала. — Если хочешь, могу вечером сыграть с тобой в твою дурацкую приставку. — Чего это ты ни с того ни с сего такой добренький? По дороге всё вонял из-за моей приставки, а тут вдруг сама щедрость... — Я могу и передумать, — ухмыляясь, съязвил Йегер. — У тебя даже одолжение как бубнёж звучит! — Армин захохотал, но быстро умолк и показал пальцем через плечо Эрена. — Микаса идёт! Полотенцем обмотанная. Улизнула, значит, поблюзгаться нагишом — вот оно чего! — Потеряли меня? — процедила она, стуча зубами. Опустилась на покрывало и протянула трясущиеся от холода руки к огню, шмыгнув носом. Размягчённый и растроганный до предела Эрен покрыл все в мурашках плечи Микасы своей джинсовой курткой. Ему хотелось защитить её от холода и от себя самого. Микаса благодарно потрепала манжету рубашки Эрена. Армин разложил в одноразовые бумажные тарелки печёную картошку и поджаренные на костре сосиски, налил в глубокую крышку от термоса ягодно-травяной чай и протянул его Микасе: — Грейся давай, — ободряюще проговорил он. — Обязательно. Спасибо вам, ребята. Перекусив, тщательно затушили огонь водой, собрали вещи и медленно побрели к дому, упиваясь приятной усталостью в теле. Ни о какой готовке ужина уже не могло быть и речи: всем троим хотелось разлечься пластом на кровати и ничего не делать. К ночи Эрен и Микаса, опустив головы на плечи Армина, лениво наблюдали за тем, как их друг играет в шутер на своей драгоценной приставке. За окном, в облаке розовых кустов, разносился стрекот кузнечиков, соловьи пели вечернюю песнь, прощаясь с догоревшим днём. Под пологом тьмы верхушки деревьев хранили зловещие тайны, среди густых ветвей открывались порталы в потусторонние миры. Ночь призывала крепкий сон, обещавший снять усталость. Раззевавшись, Армин выключил приставку и зашуршал по полу огроменными тапками деда, направляясь вниз, в сторону туалета. Эрен соскользнул на подушку и сомкнул веки, погружаясь в забытье. Но через мгновение его сердце прибавило несколько ударов, а в живот вонзился острым лезвием страх, сплетённый с блаженством, — он открыл глаза и увидел перед собой в блёклом отсвете зыбкие искры внутри зрачков Микасы. Она смотрела на него. Так бесстыдно, так открыто! Эрену казалось, ещё миг — и она произнесёт: «Я знаю, что ты сегодня подглядывал за мной». В груди зажгло, ногти впились в ладони. По коже Микасы двигались таинственные тени, преображали до неузнаваемости любимые черты. Тонкая полоска искусственного света, торопливые шаги. Армин прыгнул через друзей к стене, нарочно заставив старую и без того скрипучую кровать сипеть и качаться. — Да совсем уже! Свинтус, — шикнул на него Эрен и хлестнул по заднице. — Сами развалились тут и места мне не оставили!.. — бубнил Армин, доставая из-под себя широкий тонкий плед. Эрен со смешком пнул его по пяткам, прижав к стене, и перетянул на себя бо́льшую часть пледа, за что получил ответный пинок в щиколотку. Шурх — он приподнял пушистый край, приглашая Микасу укрыться вместе с ними. Она повернулась спиной и придвинулась ближе, натягивая на плечо уголок одеяла. Дыхание Эрена участилось, упоение переполнило до краёв так, что захотелось рыдать. Они лежали все вместе на исходе одного из лучших дней: вот бы укрыть невидимым крылом засыпающего Армина, вот бы прижаться к Микасе! Эрену было страшно, что всё тотчас рассыплется в прах. И он сам тоже. Легонько вытянул шею и уткнулся носом в затылок Микасы, в шелковистые волосы, пахнущие дымом и терпким илом. Он бы всего себя ей отдал на растерзание! Только бы она видела, что он теперь другой, что он больше не собирается ею пренебрегать. Только бы знала, что если она побежит его догонять, он вернётся в её алчущие руки. Бросит любые глупые переделки. Но она не побежит. Не в этой жизни. Эрен в бессилии схватился влажными пальцами за наволочку и едва слышно проскулил, отчаянно выталкивая из лёгких горячий воздух.