Она имела свойство отказывать.

Её гордая и уверенная, лёгкая походка. Которая так сильно шла в разрез, с тяжёлой поступью золотой эпохи, которую она привела в Россию, вслед за собой. Прямая осанка. Длинная шея. Господи, как он любит эту шею. Красивые темные, волнистые волосы, которые струились по её красивым плечам водопадом. Когда она изредка, находясь в царском селе, позволяя себе вольность оставить их не собранными в причёску. Исключительно в царском селе и в своих покоях, она была в таком виде. Исключительно. Ах, да. Эти красивые плечи. Они были до одури прекрасны. Такие аккуратные, будто искусным мастером вылепленные. Изящные, точёные. С красивыми острыми ключицами, в которых во время дождя, собирались «лужицы» воды. Всегда, так горделиво расправлены. Хрупкие женские плечи, которые он так любил, хрупкими были лишь на вид. Они несли на себе, тяжёлый статус суверенной столицы, и всего великого русского государства. Скулы. Острые, на столько, что возможно он мог бы о них порезаться. Миша действительно не уследил, в какой же момент, милые детские щёчки спали, и на их замену пришли они. Очень острые, очень. И прекрасные серые глаза, В которых он буквально утопал, и готовый в них тонуть и дальше. Они словно дождливое небо, великого Санкт-Петербурга. Когда ты успел, стать таким сентиментальным, Михаил? Смотрящие так пронзающе и надменно строго. Она выросла. Стала величавой, умной, хитрой, расчётливой, благородной, сильной, острой на язык, темпераментной, и невероятно прекрасной. До одури прекрасной. Стала девушкой, невероятного ума, и невероятной красоты. Вокруг которой вилось множество столиц и других городов, желающих связать свою жизнь браком, со столицей России, и любимой северной принцессой. И, о боже. Он был готов пасть пред ней склонив голову, и целовать её ладони. Лишь бы, она смотрела только на него. Ее тёмно-синее платье с открытыми плечами и рукавами фонариками, позволяло любоваться её длинной лебединой шеей. И он любовался, без стеснения рассматривая уже знакомые линии. А корсет затянутый на талии, так кстати её же и украшал. Она прекрасна, и она это знала. Улыбалась, всем тем джентльменам, а иногда и леди что обращали на нее внимание, но не подпускала ближе, отвергая, отталкивая и отказывая. Иногда ему не понятно, она просто строит образ холодной принцессы, или в действительности таковой является? Александра беседует с Николаем Павловичем, держа на руках самую младшую княжну, позволяя той играться с ее жемчужными бусами, что так красиво смотрелись на бледной коже. Также, совершенно не обращая внимания на нагло смотрящего на нее Мишу, заставляя того досадливо поджимать губы. Но столица всецело отдает всю себя малышке. Хотя тот так явно за ней наблюдает, что Николай тушуется, не понимая, как такой взгляд можно не заметить. Но она не замечает. Слишком занята маленькой девочкой на своих руках. О Боже, она всегда так любила имперских детей! Хотя ещё совсем недавно была такой же, бегая в пышных розовых платьях за Елизаветой Петровной. Уже какой раз она наблюдает, как её любимые, дорогие племянники рождаются, растут и умирают. Но дочерей Николая она, кажется обожала больше всех, холила и лелеяла. Души в этих малышках не чаяла, позволяя им такие большие вольности, допустим дёрнуть её за волосы, слегка портя прическу. Или все же наконец, снять эти жемчужные бусы. Чем княжна ловко пользуется, довольно заматывая саму себя в чужую жемчужную нить. Несколько волосков, которые выбились из прически, маленькими локонами свисали на загривке, из-за княгини Александры и активных танцев, с «о боже» ненавистным ему Вейно. Он звал ее потанцевать несколько раз, когда та вежливо отказывала, ускальзая от него. Говоря что следующий танец у неё снова, забрал Вейно, а один раз «я устала, Миша. Дайте мне передохнуть, и возможно потом мы станцуем». И боже, он злился, получая такой отворот — поворот. Невольно вспоминается как в 1777, на балу она неловко спрашивает не хочет ли он потанцевать. Он тогда долго смотрел на нее, а потом молвил холодно, смотря куда-то в зал «Саша, я вижу как, ты смотришь на меня. Не влюбляйся в меня, не дури. Я вряд-ли полюблю тебя». Что же, теперь все было наоборот. Теперь он смотрит, она отказывает. И снова вскальзывая в танец, под красивые мелодии вальса. Она кажется усмехается, бросая на него взгляд через плечо, играя? Нет, ему, наверное, кажется. Наверное. Она хитрая. Ей нравится, играть Москвой.Но даже себе Александра в этом не признается. Она имела свойство отказывать. Императорам, полководцам, генералам, поэтам, аристократам, старшему брату, и столицам. Она имела свойство отказывать. Даже когда ее выдавали замуж. Она имела свойство, отказывать мужчинам. Хельсинки? «Нет! Он мой близкий друг! А также сэр Вейно, не является столицей.» Стокгольм? «Екатерина Алексеевна, не находите ли вы, что Столица Швеции, не самый лучший жених? Даже для меня. Мой ответ-нет.» Стамбул? «Слишком темпераментный, да и воюем слишком часто. Не хочу выйти замуж, а потом умереть в супружеской кровати. Павел Петрович, хватит пытаться. Нет.» Хорошо. Париж? " Никогда, Николай Павлович! Вы сами знаете почему, как вы вообще можете допускать такую мысль?!». Берген? «Вы явно хотите выдать меня, замуж за скандинавов? И он тоже не столица. Не-ет, ваше величество». Берлин? «Пусть сватается к Варшаве, она ближе.» Рим? Она устало вздыхает, окидывая императора и Михаила, скучающим взглядом. «Всё, хватит. Я выйду замуж когда сама посчитаю нужным, я не разменная монета! Почему же вы так не стремитесь, отдать замуж кого-то из своих дочерей. Не лишайте меня моей суверенности, я все ещё столица. Не забывайте это. Разговор окончен.» И это слова столицы Петра, ледяной принцесы, святой. Что смотрит так устало, но уверенно. Уже готовая осадить того, кто посмеет спорить. Но и Николай, и Московский молчат, и тогда она гордо подняв голову удаляется, со стуком каблучков. Она имела свойство отказывать мужчинам. И даже ему.