Крошка-лотос

Чимин суетится, панически перепроверяя симпатичный чемоданчик нежно-голубого цвета и, подумав, осторожно упаковывает в него несколько пар развратного нижнего белья, скорее напоминающего тонкие ленточки. Он не совсем уверен, зачем именно берет их в поездку к родителям, но это не так важно, куда важнее то, что он уже чёрт знает в какой раз пытается дозвониться до Юнги. В ответ из динамика следуют только осточертевшие уже до невозможности гудки и давящая Чимину на психику тишина автоответчика. Он прерывисто выдыхает и нервно стучит ножкой в домашнем тапочке по полу, глядя на часы — самое время, чтобы заказывать такси к вокзалу — совершенно не желая опаздывать. — Так, надо успокоиться, — Чимин насильно останавливает мельтешение не только в движениях, но и в мыслях, и глубоко вдыхает. Обычно когда он нервничает, его успокаивает Юнги — хён нежно берет его ладошки в свои большие и размеренно говорит глубоким бархатным голосом до тех пор, пока Чимин не вспоминает, как дышать. Но сейчас Юнги нет рядом, он не отвечает на звонок, и Чимини приходится справляться самому. — Всё нормально, Чимини, всё хорошо, вспомни, что обычно говорит Юнги. Глубокий вдох, задержать дыхание на три секунды и глубокий спокойный выдох, — он медленно и старательно повторяет каждое движение до тех пор, пока не успокаивается, и пока его голова не начинает кружиться от большого количества кислорода. Чимин жалобно скулит: — Блять, хён, ну сколько можно меня игнорировать! Но несмотря на жалобные вопросы, его звонки всё ещё игнорируются, поэтому Чимин просто натягивает толстовку, негромко выругавшись под нос, и, злобно стуча небольшими каблучками о пол, выскакивает из дома. Он мысленно проверяет, всё ли выключил, потом, обдумав, наскоро оббегает весь дом, чтобы убедиться, что обесточил всё, начиная от ночника с мумми-троллями, которого подарил Хосок, и заканчивая стиральной машиной, и только после этого торопливо выскакивает к подъехавшему такси. Уже в салоне Чимин сосредоточенно стучит подушечками по экрану, печатая кучу гневных, упрашивающих, угрожающих и шантажирующих сообщений, но Мин даже не читает их, и Чимин обещает себе, что за это хён точно получит, и он не простит его сразу же, как только увидит, нет, ни в коем случае, сколько можно, с самого утра полный блокаут по всем линиям. Ну не убили же его чиминовы родственники, ну серьезно, бабуля давно завязала! — Скоро будем на месте, господин, — приятной наружности таксист очаровательно улыбается, отсвечивая в зеркало заднего вида ямочками на щеках, и очевидно хочет пофлиртовать, но Чимину сейчас совершенно не до хорошего тона. Он мрачно мычит в ответ и набирает Юнги в очередной раз, шипя при этом самые нелицеприятные ругательства. По линии снова идут длинные гудки, написанное на контакт в глубокой нераскрываемой тайне смущающе-слащавое «Любимый» с тремя фиолетовыми сердечками отсвечивает надписью «нет в сети», и Чимин нервно сжимает телефон в пальчиках. Ну правда. Юнги никогда его не игнорировал, Юнги никогда никого не игнорировал, если уж на то пошло, потому что он для этого был достаточно зрелой и слишком рациональной личностью — не в характере Мина было вот так внезапно перестать отвечать, чтобы просто проучить или высказать своё недовольство. Порой Чимину, настолько же взрывному, насколько отходчивому, и невероятно чувствительному, безумно хотелось, чтобы эти качества передавались половым путём, потому что хладнокровное спокойствие хёна на него распространялось только в том случае, если сам хён был рядом. И всё-таки. Почему Юнги так внезапно перестал отвечать именно тогда, когда по глупому стечению обстоятельств оказался в родном городе Чимина, наедине с его семьей, за несколько дней до него самого? Раздражение покидает Пака так же быстро, как и накрывает, сменяясь беспокойством: что, ну вот что, если действительно что-то случилось? Неужели кто-то что-то ляпнул? Вдруг бабушка показала хёну все чиминовы постыдные детские и подростковые фотографии, и Юнги решил, что ну его вообще к чертовой матери, такого страшного, и сбежал через границу в Северную Корею? Чимин встряхивает головой, пошлёпав себя ладошками по щекам, и пытается мыслить логически. Максимум, на что хватило бы рафинированной практичности Мин Юнги в случае побега — либо свой собственный дом, либо дом кого-то из близких друзей. При этом Хосок совершенно не умеет держать язык за зубами и все бы всё знали уже через две минуты, Намджуну молчать не позволила бы совесть и охочий до сплетен Джин, а Чонгук с Тэхёном укатили в настолько дикий бэд-трип на две недели, что об их приблизительном местоположении не догадывался даже сам Чимин, несмотря на почётный титул соулмейта. Он снова пыхтит себе под нос и злобно выключает телефон, искреннее жалея, что это не древняя раскладушка, которой можно было бы эффектно хлопнуть, а затем откидывается на спинку сиденья и скрещивает руки на груди, глядя в окошко. Время удачное — пробок практически нет и они быстро проскакивают по среднезаполненным дорогам. Нервная, дребезжащая внутри мысль о Юнги не даёт Чимину успокоиться в полной мере, и, не выдержав, он снова включает телефон, чтобы написать очередное гневное сообщение. На английском, чтобы можно было включить капслок и выразить своё негодование в двойном объёме. Может, его семья решила, что Юнги недостоин Чимина? И заперла его парня в подвале? Или спустила с пирса по частям? — Да ну, бред, — Чимин бормочет это одними губами, слегка их надувая и тщетно пытаясь контролировать рвущееся наружу возмущение. Он пишет последнее — Чимин обещает себе, что это реально последнее сообщение — ставит точку (три точки с восклицательными знаками!) и убирает телефон. Пак даже подумывает о том, чтобы поставить его на беззвучный и тоже поигнорировать хёна в ответ, но сам же честно себе признаётся, что не сможет. Всё равно будет посматривать на телефон, всё равно будет проверять были ли входящие, и, если были, моментально перезвонит, наплевав на ноющую обиду. Тревога сильнее. — Приехали, господин, — таксист подмигивает, расплывшись в сладкой белоснежной улыбке, и смотрит с явной приязнью, но у Чимина есть силы и настроение только на короткий кивок с мрачным видом. Так что он забирает чудесный, и не важно, что подарен он бессовестным игнорщиком, чемоданчик из багажника, в сотый раз проверяет мобильный и в сотый же раз кипит от тишины в ответ на все его беспокойство. Ну ничего, вот доедет он домой, и сразу же пропишет Юнги профилактических пиздюлин. И никакого секса. Неделю! Нет, день. Не будет же он наказывать сам себя, правильно? Прибывает Чимин на станцию сильно заранее, что само по себе непривычно, потому что слово «опоздание» и его имя приняли уже практически тождественное значение, но Юнги своим молчанием заставляет его кипеть и торопиться, буквально подпаливая изнутри. С другой стороны, поезд ходит каждый час, так что… Так что Чимин сверяется со временем — а у него есть ещё целых пятнадцать минут, чтобы поменять билет, и торопится к кассам, стуча по перону каблучками и чемоданчиком. Свободные места есть и кассир с приятной улыбкой — очаровательная девушка, приязненно сверкающая ему глазками — оформляет всё быстро и без лишних проблем. Уже загрузившись, уютно устроившись на удобной полке, воткнув в ушки наушники и приготовившись всю дорогу эстетично смотреть в окно, Чимина наконец осознает, что всё это время мог позвонить папе, маме или даже несносному младшему брату. Пак недовольно пыхтит, не больно, но обидно шлепает по лбу маленькой ладошкой и торопливо залезает в телефон, быстро листая контакты. Мама постоянно забывает телефон на тумбочке, отец его вообще втайне побаивается, так что Чимини не видит ровным счётом никакого выхода, кроме как звонить брату. Он закатывает глаза, фыркает себе под нос, и решительно нажимает пальцем на гордое: «Чёртов маленький засранец, не брать трубку!!!», которого Джихен удостоился после того как втайне поставил на его телефон высокие стоны, до отвратительного напоминающие нежный чиминов голос, и позвонил прямо во время зачёта. Чимин до сих пор не знает, как в тот момент не провалился сквозь землю и не потерял сознание от того, до какой степени покраснело его лицо, но с тех пор брать от брата трубку зарекся напрочь. Не то чтобы это спасло его от последующих бесконечных гнусных пранков несносного маленького засранца, переросшего его на целую голову, но хотя бы утешило мыслью о том, что он хоть как-то попытался противостоять. Надутое выражение лица Чимина становится все более и более обеспокоенным корреляционно тому, насколько долго длятся гудки. Джихен, может, и был той ещё занозой в заднице, но трубку брал всегда, потому что ни на минуту не выпускал телефон из рук. Когда звонок обрывается, Чимин чувствует холодок в животе. Он глубоко судорожно вдыхает, пытаясь успокоиться, но сердце с каждой секундой бьется все быстрее и быстрее. Ни Юнги, ни Джихен никогда в жизни не пропускали его звонков. Тем более одновременно. Пак торопливо набирает сначала нежное «Мамочка», потом «Папочка», но и там его тоже ждут ненавистные долгие гудки, отдающие в ушах глухим набатом. Что. Что, чёрт возьми, могло случиться? Чимин поджимает задрожавшие губы, понимая, что если всё так дальше продолжится, то он сейчас просто напросто расплачется, и дрожащими пальцами открывает новости родного города, тщательно просматривая каждую. Авария, шторм, циклон, что, что могло вывести абсолютно всю его семью из зоны доступа, что? Он кусает мягкую пухлую губку, быстро моргает, пытаясь не плакать, и замирает, когда видит заголовок очередной новости. «В одном из районов Пусана произошел пожар» Чимин на мгновение чувствует, как его сердце пропускает удар, и бегло пробегается глазами по статье, непроизвольно прерывисто выдыхая — район, в котором это случилось, находится на противоположном конце города, и, хоть это и неправильно, Чимин чувствует облегчение. Он продолжает листать ленту, даже начинает хихикать — с любопытством изучает выставку фарфоровой посуды с гусиными лапками, читает приглашение в танцевальный клуб по изучению «Ча-ча-ча» для тех, кому за семьдесят, и даже смотрит пятнадцатиминутное награждение за вклад в озеленение города. Так постепенно Чимин успокаивается: мало ли, почему ему не отвечают. Может, готовят сюрприз, или пошли, например, к океану, или отдыхают после ночных посиделок — его семья могла загнать Юнги в угол и засыпать вопросами об их отношениях под соджу или что-нибудь покрепче. Чимин тихонечко хихикает, когда представляет, как непробиваемо-невозмутимого хёна пытаются смутить неловкими вопросами об их личной жизни, загоняя в угол, подливая и подливая алкоголя, надеясь, что еще чуть-чуть, и он признается в чем-то постыдном. Чимин непроизвольно хихикает, но его обрывает входящий звонок. Он уже готовится было высказать родным всё, что о них думает, и что успел надумать, возмущенно запыхтев, но с удивлением смотрит на высветившееся на экране «Хобайро». — Хоби-хён? — высокий, нежный голос Чимина звучит неуверенно и испуганно — он боится услышать что-то о ситуации дома, боится, что что-то случилось c Юнги, но вместо чего-то страшного на него вываливается нечленораздельный счастливый поток слов в лучших традициях Чон Хосока. Чимин невольно облегчённо выдыхает и старательно вникает в чудовищные лингвистические нагромождения, примерный смысл которых сводился к тому, что Хосок наконец встретил любовь всей своей жизни, все его друзья безжалостные игнорщики, которые ничерта не отвечают в общем чате, и не понятно, как он вообще с ними со всеми до сих пор дружит. Чимин даже прерывает бесконечный поток сознания, нахмурившись: — Стой-стой, Хосокки, тебе тоже никто не отвечает? — Почему никто, ты, вот, ответил, — Хосок чертовски заразительно смеется, заставляя Чимина улыбнуться даже сквозь накрывающую его тревогу, и фыркает: — Тэ тоже ответил, но выяснилось, что они с Чонгуком опять залезли в какие-то совсем неистовые и, очевидно, не совсем легальные ебеня. В общем, послали меня таким заковыристым пассажем, что даже я заслушался. А что? — Да я до Юнги не могу дозвониться, — Чимини смущённо тушуется, поджав пухлые мягкие губы, и неловко перебирает пальчиками край мягкой уютной толстовки, — Ты же знаешь, он всегда мне отвечает, а тут… — Не парься, — Хосок широко улыбается солнечной улыбкой-сердечкой, Чимин слышит это даже через трубку, — Скорее всего, твоя родня отобрала у него телефон во имя испытания великой любви или чего-то типа того. Помнишь, как ты меня взял в гости, когда я остался совсем один? — Чимин согласно кивает головой, забыв о том, что его не видят, но Хосоку, в общем-то, не особо нужно подтверждение. — Я не рассказывал тебе, но когда ты ушёл в магазин с тем метровым списком, мне устроили допрос в лучшем стиле старых боевиков с Джеймсом Бондом о том, как ты, что ты, с кем ты, как кушаешь, сколько весишь, ну и дальше. У бабули твоей хватка железная, страшная женщина, между прочим, она только тебе почему-то поблажки даёт, профилактические пиздюли прилетают даже бедняге Джихёну. А, и короче, чтобы я тогда не вызвал никого по сос-сигналу, у меня реально отобрали телефон. Так что… — Но почему они тоже не отвечают, — Чимини непроизвольно жалобно скулит, растягивая гласные, и хлопает ладошкой по бедру от обуревающих его эмоций, — Ладно Юнги, его пусть пытают столько, сколько хочется, но зачем меня-то заставлять нервничать? — Твоя семья, ты и скажи, — Чимин словно наяву видит, как Хосок растерянно пожимает острыми плечами и задумчиво выпячивает нижнюю губу. — Может, они хотят посмотреть, как ты его встретишь, когда доберешься, после разлуки, вот и организовали тотальный игнор. — Если это действительно так, то я из принципа съем все пирожные, которые везу в подарок, в гордом одиночестве, — Чимин обиженно надувает щеки, сложив губы уточкой, и отвлекается, когда до него наконец доходит: — Так, погоди, любовь всей твоей жизни? Неужели ты наконец-то нашёл… кого-то? Чимин заминается, потому что слава о бисексуальности Чон Хосока бежит далеко впереди его самого, точно так же как и то, что ни одни его отношения не продлились дольше недели. Он возбужденно пищит, слегка подпрыгивая, и тараторит: — Скажи мне, скажи кто это, прямо сейчас и ни минутой дольше! Это он? Она? Ой, а если оно гендерно нейтрально? Вы уже начали встречаться? А родители знают? А когда? — Мими, киса, не тараторь, — Хосок на том конце трубки заливисто хохочет своим безумно заразительным высоким смехом и радостно пищит в ответ: — Ты ахуеешь! Я гонялся за ними по всему Нью-Йорку, ты не представляешь, чего мне стоило их добиться, это официально самый счастливый день в моей жизни! — Их?! — Чимин давится воздухом, широко ошарашенно распахнув глаза. Он, конечно, знал, что Хоби был человеком абсолютно непредсказуемым и, как порой выражался Юнги: «авантюристом до пизды», но чтобы начать встречаться сразу с двумя… Пак интенсивно стучит ладошкой по груди, совсем забывая и про своё беспокойство, и про продолжающееся игнорирование со стороны Юнги и семьи, и практически переходит на ультразвук, пропищав: — Кого?! — Сейчас кину фотку, чекай какао, — Хосок на том конце провода, кажется, разве что не пританцовывает от энтузиазма, а Чимин подпрыгивает и зарывается в какао с таким энтузиазмом, что почти падает со своего места и ударяется лбом о перекладину. Он шипит ругательства, потирая ладошкой место ушиба, взволнованно кусает нижнюю губу, пока нетерпеливо смотрит на нарочито медленно крутящийся значок загрузки и агрессивно бьет по экрану телефона подушечкой пальчика, пытаясь заставить его грузить быстрее. Чимин практически торжествующе вскрикивает, когда изображение наконец прогружается, предвкушающе барабанит ножками и… Замирает. Блять. — Хосок, — голос Чимина раздаётся только спустя секунд десять выразительного молчания и несёт ни с чем не сравнимые рычащие нотки, которыми обычно отдаёт голос Юнги, когда он действительно зол. Пак рычит, чувствуя, как у него начинает дёргаться глаз. — Ты надо мной стебешься, сука ты такая? Ебаные кеды? — А чем тебе не нравятся мои абсолютно восхитительные секси-кеды? — Хосок моментально возмущается в ответ, активно яростно лепеча, чем напоминает доведённого до ручки Джина. Для полноты картины не хватает только покаянно опускающего голову Намджуна, грустно бубнящего себе под нос что-нибудь в стиле: «Ну зябличек…». — Или ты кедоненавистник? А то нашли, понимаешь ли, моду, всё высокодуховное сразу же сводить к сексу и отношениям! Я гендерно кедо-ориентирован, и это лучшее, что случалось со мной за весь этот грёбаный год! Сначала меня бросила Лиса, эта чёртова сука, потом я бросил Кевина, потому что ни одного нормального человека не назовут Кевин, блять, если он не Кевин Харт, а потом сраный Марк решил затянуть меня в отношения на троих и внезапно кинуть, сообщив, что эта тварь любовь всей его жизни, а я теперь в эту жизнь немного, блять, не вписываюсь. И я не хочу об этом говорить, поэтому буду говорить о гребаных кедах! — после своего впечатляюще эмоционального спича Хосок гневно выдыхает, совершенно очаровательно пыхтя, и неохотно добавляет. — Я вообще не хотел рассказывать об этом, Чимини. Да я и не рассказывал вам об этом, потому что мне реально было больно, а единственное, что вы можете сделать, это развеселить и отвести бухать в клуб, чтобы снять кого-то на ночь. И это работает, но… Но я больше не хочу душить чувство ебаной ненужности в алкоголе. Чимину становится так стыдно, что он буквально чувствует, как его щеки моментально заливаются красным, а кончики ушей начинают гореть настолько сильно, что их припекает. Он прекрасно знает, насколько правдиво то, что говорит Хосок. Раньше они действительно проходили через все болезненные этапы очередного расставания вместе с ним — сжигали вещи бывших, подначивали Чонгука разбить окно, забравшись на балкон, неделями поглощали за компанию утешительные сладости. Но партнёров Хосок менял настолько часто, а Чимин так заебался слушать нытьё Джина из-за набранных килограмм, а потом сгонять свой собственный лишний вес в спортзале, приводя в порядок слишком легко для мужчины полнеющие бёдра и имеющую личного верного идолопоклонника в лице Мин Юнги задницу, что… Что они правда выработали новую тактику. И каждый раз, когда Хосок звонил или писал в общий чат в слезах, что очередная пассия ему изменила, кинула, заебала или оказалась последовательницей конфессии Макаронного Монстра, они просто брали его и везли пить, чтобы отвлечь и подложить под кого-то или на кого-то. И, наверное, со стороны Хосока это действительно было просто отвратительно. — Прости, Сокки, — Чимин неловко бормочет себе под нос, потирая кончиками пальцев горящие щеки и сводит бровки. — Ты же знаешь, мы просто… — Да я знаю, — Хосок тоже звучит виновато, явно пережив вспышку возмущения, и негромко говорит: — Ты тоже извини, Мимини, я не хотел на тебя… Не хотел это вываливать. Тем более когда ты и сам волнуешься. Просто, не знаю, тут много людей… Я ходил на пару свиданий, — Чимин внимательно слушает, но мысленно добавляет, что на пару десятков, да, — но как-то… Нет этого «дзынь», понимаешь? — Понимаю, — Чимин перекладывает с колен на место рядом ручной рюкзачок — соседа у него так и не появилось — и закидывает ногу на ногу, готовясь провести весь путь до дома в долгом разговоре с Хосоком. — Расскажи мне, Хоби, я знаю, что ты хочешь поделиться. — Просто… — Хосок недолго молчит, явно собираясь с мыслями, и негромко неуверенно говорит: — Ты же знаешь, я… Я никогда особо не думал о том, что мне нужны отношения. В плане, не просто секс, а прям отношения-отношения. Мне казалось, что я вполне справляюсь сам, но… Но потом вы все начали встречаться. И я не к тому, что чувствую себя седьмым лишним или что-то типа того, но просто у меня перед глазами никогда особо не было подобного примера, знаешь. Чон снова замолкает, сглатывая, и Чимин едва слышно вздыхает, раздраженно смеживая повлажневшие веки. Он всегда принимает подобное слишком близко к сердцу и сейчас его сердечко болит, когда он слышит в голосе всегда веселого друга самую настоящую тоску. Хосок звучит ещё тише и неувереннее, чем прежде: — Просто когда я вижу то, как Юнги на тебя смотрит, мне тоже хочется, Чимин. Когда он носит тебя на руках, когда называет всеми этими отвратительно слащавыми прозвищами, которые от него звучат так пиздецки непривычно и… нежно. Я ведь знаю его много лет, но я никогда не видел его… таким. Словно весь его мир сосредоточен на тебе, словно без тебя он не может дышать, — Хоби и сам коротко прерывисто выдыхает. — Или когда Джун путается в словах и глупит, пока на него смотрит Джин. И он ведь такой пиздецки умный, он словно знает обо всем на свете: и почему небо голубое, и откуда появилась письменность, как рождаются звезды и как умирают вселенные. А потом он не может связать и два слова, просто потому что у него все внутри переворачивается от одного только взгляда. И я тоже хочу вот так глупить, и чтобы бабочки в животе, чтобы мне хотелось не спать до утра и писать песни просто ради чьей-то улыбки, и… И это так глупо, я понимаю, но… — Это не глупо, — Чимин поджимает дрожащие губы, чтобы совсем уж не разрыдаться, и спешно вытирает ладошкой влажные щёки. Он прерывисто выдыхает, шмыгнув носом, трёт глазки и горячно отвечает: — Это не глупо, что ты хочешь любить и хочешь, чтобы тебя любили в ответ, Хосокки. Это не глупо, что ты можешь чувствовать и что тебе трудно от того, что ты не можешь выплеснуть эти чувства, это не глупо, что… что тебе нужна любовь. Потому что любовь нужна всем, это как воздух, как то, что заставляет тебя вставать по утрам, что разрывает на части, то, от чего ты не можешь отказаться или подавить, или… Это не… не глупо. — Глупо-глупо, — Чимин слышит, как Хосок на том конце разговора тоже шмыгает носом, — и глупо то, что я этого так желаю. И не переубеждай меня, Чимин! — легко предугадывая, на него ворчат, обрывая даже не на полуслове, а на полумысли. — Это всё не так и важно, на самом деле, не сейчас, окей? Просто… встретимся, когда я вернусь, ладно? И я всласть промочу тебе очередную красивую кофточку. Я, кстати, видел новую фотку в инсте, лавандовый тебе просто бомба! Ну а сейчас лучше расскажи мне, почему ты вообще так опоздал на семейные посиделки и отправил Юнги в бой первым одиноким бойцом. Чимин бормочет благодарность за комплимент, невольно шмыгнув носом, прерывисто вздыхает и быстро стирает остатки слёз, даже зная, что так только сильнее растирает чувствительную кожу, делая её более красной, а себя — более заплаканным на вид. Но Юнги тут нет, так что, в принципе, можно в кои-то веки побыть заплаканным и некрасивым. — Да тупо вышло, — Чимини немного медлит, собираясь с мыслями, и прикидывает, следует ли ему найти предусмотрительно припасенную бутылку с водой, чтобы немного из неё отпить. — Мою зачётку умудрились куда-то посеять и меня буквально в последний момент вызвали в деканат. Честно говоря, я просто хотел сделать вид, что ничего не услышал, не понял, и вообще глубоко болен, но ты ведь знаешь Юнги и его степень ответственности, — Чимин беззлобно закатывает глаза под негромкое хихиканье Хосока и всё же затаскивает на колени рюкзак в поисках бутылки. — Причём, что самое отвратительное и обидное, когда я все-таки добрался до универа по пятибалльным пробкам, о, как я люблю этот чёртов мегаполис, моя несчастная зачётка попросту нашлась у профессора Кима. Этот мудак, видите ли, просто забыл её сдать. Вот, блин, нормальный человек вести математику не станет, честное слово. — Не станет, — Хосок с ним покладисто соглашается и, судя по звукам, начинает что-то жевать. Чимин делает желанный глоток и довольно стонет. — Ну а дальше-то что? Ты ведь мог поехать сразу же, а не ждать несколько дней. — Юнги справедливо заметил, что если я спустя столько времени приеду к родителям взбешённый, будет нехорошо. Сначала я надулся, но потом вспомнил, как как-то приехал на следующий день после того как расстался с Минхо, и… Короче, Юнги прав, как обычно. Даже бесит, — Чимин надувает плюшевые губы и невольно улыбается в ответ на очередное хихиканье Хосока. Он тоже хихикает, когда вспоминает ещё кое о чём: — Кстати, ты сегодня пропустил такое занимательное шоу, это просто жесть. У Джуни-хёна сегодня прорвало трубу! Ну или канализацию? Я точно не понял, потому что смог разобрать из его панически-нецензурных возгласов только то, что Джин уехал домой на два дня и оставил его на хозяйстве. Ничего нового, собственно, ага. В общем, в итоге он начал названивать всем, кто есть у него в телефонной книжке, и я искренне недоумеваю, как тебя не зацепило «сегодня у Джун-и прорвало трубу» или осколками. — Я его заигнорил, вот и весь секрет, — Хосок пренебрежительно хмыкает, но голос его звучит скорее весело. — Как будто кто-то не знает, что Джуни вспоминает про существование телефонных звонков только если проёбывается настолько масштабно, что впору высылать бригаду спасателей и Юнги с аптечкой успокоительных для скорой реанимации Джина. Ты ему по итогу помог, кстати? — Там мокро и воняет. К тому же, что я сделаю, я маленький! У меня маленькие ладошки и маленький рост, максимум, что я мог бы сделать — это залезть в трубу и попытаться заткнуть её собой. А там мокро и воняет! — Чимин надувается под смешки Хосока и задумчиво почесывает себя под глазом. — В общем, я просто вызвал на его адрес ремонтную бригаду, у меня её номер уже в избранных висит, особенно после Того-Самого-Случая-В-Доме-Джина, а потом сдал его на руки непосредственно Джину. Потом собрался, вот, еду и болтаю с тобой, потому что никто из моей чёртовой семьи не берёт чёртовы трубки! — С другой стороны, у них ведь может быть что-то со связью, Мимини, — Хосок задумчиво бормочет и невнятно шуршит обертками, явно собираясь опять что-то пожевать. — В любом случае, тебе ехать всего пару часов, и ты на месте сможешь разобраться, почему они не отвечают. А если в этом виноват Шуга-хён, то у тебя будет законное право его шантажировать ещё несколько недель и требовать себе дополнительную порцию фисташкового мороженого. — Юнги ненавидит фисташковое мороженое, — Чимин хихикает и тоже тянется в сторону сумки, чтобы достать пакетик с тайской смесью орешков. Он сладко проходится по губам, раскусывая кешью и катая на языке кокосовую сладость, и невнятно хмыкает: — Это жестоко. — В том и смысл, — Хосок, судя по голосу, очевидно ухмыляется, — я вообще не понимаю, как можно не любить мороженое. Какая разница, какого оно вкуса, главное же, что это мороженое! — Юнги в принципе не особо любит сладкое, если в его составе нет чего-нибудь спиртосодержащего. Бейлис он, например, очень даже уважает. И клубнику со сливками, — Чимин сладко облизывается, вспоминая, в каком именно виде хён предпочитает клубнику со сливками, и прикусывает нижнюю губу. — Знаю я, в какой позе он предпочитает клубнику со сливками, Чимин, — Хосок на том конце провода хохочет, явно ухмыляясь, и Чимин, невольно улыбнувшись, закатывает глаза. Чон довольно мурлычет: — Сочные круглые булочки он тоже очень любит, особенно с заварным кремом. Домашнего, так сказать, производства. — Похабник, — Чимин хихикает, прикрывая рот ладошкой, а затем серьёзнеет: — А если серьезно, хён, вдруг с ним что-нибудь все-таки случилось? В Пусане редко проблемы со связью… — Чимин, рыбка моя, я почти на сто процентов уверен, что нет. А даже если что-то и случилось, то ты в любом случае будешь в Пусане через два часа, бесполезно себя изводить все это время, — Хосок философски фыркает. — К тому же, я вообще очень слабо представляю, что может вывести Мин Юнги из строя настолько, чтобы он не смог взять от тебя трубку намеренно. — Твои бы слова… — Чимин едва слышно вздыхает, чуть нахмурив брови, и переводит тему. Мусолить одно и то же оставшиеся полтора часа ему, честно говоря, не хочется, так что он переключается на расспросы Хосока о Нью-Йорке: где он успел побывать, исключая места не столь отдалённые, что ел, кого видел. Слушая приятную увлечённую трескотню и наблюдая за мельтешащим в окне поезда размеренным пейзажем, Чимин непроизвольно настраивается на совершенно меланхоличный лад. Он даже не спорит, когда Хосок возмутительно заявляет, что американская еда лучше, чем корейская, соглашается, что им вместе нужно будет записать несколько новых трендов в тик-токе по его возвращению, и даже поддакивает, сонно моргая, с поразительным пренебрежением судей на каком-то там шоу талантов… Чимин ненадолго приходит в себя, переспросив: — Стой, какое шоу? — Да ты ведь знаешь, что мне всегда скучно, когда не происходит что-нибудь новое, — Хосок на том конце провода негромко бубнит, и Чимин непроизвольно усмехается, думая, что только Хоби может умудриться заскучать в самом сердце Нью-Йорка. — А я в это время как раз дозвонился до вигуков в их неистовом бэд-трипе и, в общем, решил, что мне тоже нужно себя растрясти слегонца. Короче, я не совсем уверен, как конкретно и в какой момент меня занесло на эту сторону интернета, но по итогу я наткнулся на кастинг зрителей на съемки какого-то местного популярного шоу. Хосок ненадолго отвлекается, звучно чем-то чавкая и, судя по звукам, облизывает пальцы, невнятно пробубнив: — Короче, припёрся я, значит, в это средоточие человеческой деградации, а там очереди больше, чем айкью Джуни, чё делать непонятно нихуя и всё на английском. Ну ты знаешь, я на нём, как подлинный корейский патриот, понимаю вообще слово через три, так что просто прицепился к какой-то азиатке, хуй знает, какой, если честно, там все на одно лицо. Чимин возмущённо ворчит, что они, вообще-то, тоже азиаты и это сейчас прозвучало максимально по-расистски, но Хосок совершенно небрежно от него отмахивается, ворчливо фыркнув: — Блять, Чимини, не кушай мне мозги, их там и так немного. Расизм расизмом, но вот ты Чонгука от Тэхёна можешь отличить, когда они красятся в один цвет и надевают одинаковые шмотки? Особенно на фотках с плохим качеством? Я типа нет, и они мне до сих пор припоминают, как я как-то их перепутал. Ну а что я сделаю, если они со спины вообще один в один? Ну да не суть, короче, ладно, — Хосок, судя по звукам, делает внушительный глоток воды и мычит, явно собираясь с мыслями. — В общем, завели они меня в какой-то вонючий огроменный зал, явно пародирующий собой что-то типа оперного, и выдали рекомендации. Хлопать, когда показывают зелёную табличку, мычать и свистеть, когда показывают красную, кричать что-то только по указке сверху, аплодировать стоя строго в регламентированных случаях. Короче, продюсеры уёбки, судьи мудаки, участники пизданутые, всё проплачено. — Ну слушай, — Чимин спорит с ним на чистом энтузиазме, задумчиво надув губки. — Может, у них просто слишком отличающиеся от наших стандарты, ты ведь не можешь точно этого знать. Я слышал, что у них принято протаскивать своих протеже наверх подобным способом, а если эти ребята протеже компании-спонсора то… Они вялотекуще спорят о том, где судейство честнее, сколько в этом присутствует примеси политики и нужно ли вообще Чимину идти на хореографа в загнивающий шоубиз всю оставшуюся часть дороги. Хосок настаивает, что в Корее у них больше шансов пробиться, но итог-то всё равно один — рано или поздно придётся начать работать на Запад. Чимин так заболтался, что в какой-то момент чуть не подпрыгнул от несчастного короткого звука вибрации телефона, обозначающего, что зарядки осталось всего ничего. — И я, значит, уже собираюсь влепить этому уёбку смачную пощечину, — пока Чимини в панике ищет шнур Хосок уже успевает переключиться со спора на очередную историю о том, как в баре его приняли за ищущего папочку сладкого мальчика, а не за честного одинокого молодого человека, ищущего себе необременительную связь на парочку ночей, — как тут… Раздается сигнал о скором прибытии, прерывая Хосока на полуслове. — Блять! — Чимин давится воздухом, ошарашенно глядя на время и торопливо тараторит: — Десять минут, я перезвоню, мне нужно накраситься, люблю, целую, пока! Хосоково лаконичное: «Чимин, ёб тво…» обрывается из-за нажатой кнопки прекращения звонка, а Чимин торопливо копается в рюкзаке, выуживая косметичку. Не то чтобы он так уж злоупотребляет косметикой, но нужно же по крайней мере привести себя в порядок перед встречей с семьей. Пак негромко шипит, замазывая лёгкие синячки под глазами, укладывает брови и слегка подкрашивает ресницы — они достаточно густые и длинные, чтобы можно было особо не заморачиваться, и Чимин переключается на губы. Тут он уже не торопится. Он придирчиво рассматривает себя в небольшом карманном зеркальце и ненадолго наносит любимый персиковый тинт, чтобы углубить родной нежный оттенок. Так его пухленькие, и без того чертовски привлекательные губы выглядят ещё слаще и пухлее, и Чимин, протерев остатки тинта салфеткой, с удовлетворённым мычанием наносит на них ещё и прозрачный сладенький блеск. Как бы Юнги не ворчал, отплевываясь и поминая дурным словом производителей косметики, его абсолютно примагниченный, заворожённый взгляд нравился Чимину слишком сильно. Довольно причмокивая сочными поблёскивающими губками и подмигнув себе в зеркальце, он поправляет слегка растрепавшиеся волосы, одежду и удовлетворенно выдыхает. Он прекрасно знает, что нравится хёну любым: и с утра, с опухшим лицом и следом слюны на мягкой щечке, и во время болезни, и при полном параде, с косметикой и без. Юнги всегда смотрел на него одинаково восхищённо, одинаково влюблённо. Но самому Чимину гораздо больше нравится, когда он на все сто процентов уверен, что вызывает всё это восхищение не только в глазах Юнги. Просто потому что он обожает, когда его пытаются добиться и неизбежно терпят поражение, из-за того, что он уже принадлежит своему хёну. До дома Чимин добирается на первом же попавшимся под руку такси, даже не задумываясь о том, что скорее всего переплачивает и следовало вызвать машину заранее ещё из поезда. Болтовня с Хосоком во время поездки, конечно, помогла ему отвлечься, но сейчас все сдвинутые было на задний план переживания начали возвращаться с двойной силой, умноженные продолжающимся стойким игнорированием. А что если. Что если с Юнги что-то случилось. Что если Мин просто напросто сбежал и теперь ему стыдно не то что посмотреть Чимину в лицо, а хотя бы просто написать, что его семья настолько ужасная, что теперь Мин не хочет иметь ни с ним, ни с Паками ничего общего и они расстались. Что если с его семьей что-то случилось и, боже, что если это Юнги сделал что-то не так? Чимин нервно сжимает свои маленькие нежные ладошки и тщательно подавляет желание начать кусать мягкую подушечку пальчика или аккуратный, чуть остренький ноготок. Он только сделал новый маникюр, он даже приклеил маленькие блестящие бусинки, он просто не может сгрызть бусинки просто потому что нервничает из-за того, что Юнги не отвечает на его звонки! Пак глубоко медленно вдыхает и выдыхает, пытаясь сохранять спокойствие. До дома остаётся всего несколько минут не самой быстрой езды — таксист уже вывернул на его родную любимую улицу с чистыми аккуратными домиками и небольшими садиками. Нет полицейских или пожарных машин, окруживших район, нет никаких следов теракта, землятресения, цунами или пожара, только уютные дворики, цветущие деревья и чистые улочки. О чём он, чёрт возьми, вообще думает? Чимин снова выдыхает, оплачивает молчаливому таксисту поездку, даже не поморщившись на завышенную цену, и выходит из машины. Первое же, что бросается в глаза — безупречно чистый, тщательно выхоженный мамой садик с уютным чистеньким газоном и идеально геометричными кустиками. Нет ни подпаленной изрытой травы, как Чимини в тайне боялся, ни валяющихся отрубленных частей тела (надо меньше смотреть ужастики с Тэ), ни разбросанного мусора, ни следов странного вещества неопознанного происхождения. Это несколько успокаивает, но сердце Чимини всё равно бьётся с огромной скоростью, когда он медленно открывает дверь дома, провернув в замочной скважине свой ключ. И встречает его неожиданно громко хлопнувшая хлопушка. — Какого ху… — Чимин высоко взвизгивает от испуга и подпрыгивает на месте, едва не ударившись о полочку для вещей рядом с дверью и споткнувшись о собственный чемоданчик. От падения его удерживают только моментально обхватившие за талию сильные, надёжные и большие руки. Руки, который Чимин узнает всегда и везде, даже в стельку пьяный. — Не матерись, тут же мама, — нежный, такой любимый, такой желанный низкий голос Юнги звучит так чертовски близко и Чимин мгновенно обмякает, стоит только ему обжечь круглое ушко. Он не может злиться за игнорирование, не может вредно отстранится или проворчать, что все они не ценят и не любят его, а только жмётся к Юнги ближе и прерывисто выдыхает, когда Мин хрипловато усмехается: — Мы решили, что последние несколько лет ты не праздновал своего дня рождения дома, так что тебя нужно встретить небольшой сюрприз-вечеринкой. — Глупости, — Чимин счастливо коротко выдыхает и нежно кладет ладошки на гладкие щёки Юнги, притягивая его к себе для глубокого трепетного поцелуя. Хён негромко бархатно смеется, ласково поглаживает его по талии и бёдрам и легко прикусывает пухлую нижнюю губку. Чимин часто-часто моргает повлажневшими глазами, отстраняясь, и надувает щеки: — Между прочим, я волновался. Почему ты не брал трубку, Юни? — Говорят, какие-то помехи со связью. Прости, крошка, — Юнги ласково оглаживает его щеку большим пальцем и, не удержавшись, прижимается к ней губам в невесомом нежном поцелуе. Он негромко бормочет: — Я не хотел заставлять тебя волноваться. — Вы такие слащавые, что меня сейчас вырвет, — ехидный и до нечестного низкий голос младшего брата Чимин тоже узнает где угодно и когда угодно. Широкая белозубая улыбка, растянувшая пухлые губы, лукавый прищур тёмных глаз и весь доставшийся рост. Зараза. Чимин словно приходит в себя, поворачивая голову, и с удовольствием видит, как стоящая рядом невозмутимая бабуля влепляет Джихёну смачную затрещину: — Айщ, ба, ну за что?! — Ты прекрасно знаешь за что, балбес, — бабушка негромко беззлобно ворчит, ласково огладив сухонькой ладонью только что ей же отхоженную пушистую макушку, и тянет руки к захихикавшему Чимину, утягивая его в нежные объятия. — Здравствуй, мой маленький лотос. Ты стал таким большим, Чимини, таким хорошеньким. Видел бы тебя дед, чтоб ему плясать с чертями в три раза активнее. Бабуля лукаво ухмыляется, потрепав Чимина по порозовевшей от удовольствия щечке, и оставляет по ласковому поцелую сначала на правой, а потом и на левой. Чимин смущённо пищит, оглянувшись на растянувшего губы в нежной улыбке Юнги, пока его ласково тискает и расцеловывает уже нежно улыбающаяся мама, а неугомонная бабуля Пак Соджун щурится, хмыкнув: — Завидую я тебе, Мин Юнги. Такой тебе достался хорошенький сладкий пирожок, что так и хочется откусить кусочек. — Бабушка! — Чимин вспыхивает от смущения под мамино мягкое хихиканье и краснеет ещё сильнее, когда его буквально передают с рук в руки, вручая широко ухмыляющемуся Юнги. Мин растягивает губы в харизматичной усмешке и тянет: — Хочется — это не то слово, бабушка Пак. Я вот иногда совершенно не могу удержаться, — и чуть наклоняет голову, ласково покусывая Чимина за румяную и плюшевую мягкую щёчку и нежно потираясь о неё самым кончиком чуть прохладного носа. — Юнги-и-и, — Чимин смущённо укоризненно тянет, но в противовес этому лишь прижимается ближе, словно пытаясь слиться с хёном в одно целое. Он чувствует себя в тепле и в безопасности в нежных чутких руках, которые так ласково и мягко поглаживают его по спинке, и обмякает. Вся глупая, накрученная в его умненькой, но слегка истеричной головке тревога разбивается о реальность в ту же секунду, когда он видит взгляд Юнги, переполненный нежностью, лаской и любовью. Чимин думает, что не разделяет Юнги от своей семьи — для него Мин уже давно её часть, самое дорогое ему существо. Он часто моргает повлажневшими глазами, чтобы не расплакаться, и переводит тему: — Я хочу есть, вы что-нибудь готовили? — Твой мальчик, Чимини, — привычно деятельная и суетливая мама оперативно забирает чиминов багаж и откатывает его вбок, начиная метаться вокруг — в её хаотичных движениях он слишком чётко видит свои собственные, — чудесно готовит. Он выгнал меня с кухни и всё сделал сам — привози его к нам почаще, а ещё лучше просто оставь навсегда. — Вот ещё, — Чимин надувает сочные пухлые губы, как две капли воды похожие на мамины, и жмётся к Юнги ещё ближе, всем телом чувствуя сотрясающий хёна негромкий грудной смех. Он показывает рассмеявшейся маме язык: — Это мой мальчик, и я никому его не отдам! Ехидный негромкий шепот Юнги: «это ещё смотря кто чей мальчик, крошка» — Чимин с царственным пренебрежением игнорирует и позволяет мягко утащить себя в сторону кухни. Там его устраивают с максимальным удобством — сажают в одинокое мягкое кресло, в котором отец иногда любил задумчиво потягивать сигары, вызывающие у Чимина слёзки на глазах одним своим видом, укутывают в мягкое плюшевое одеяло с птенчиками, которое Чимини сначала планирует скинуть, но потом жалеет птенчиков и просто опускает пониже, и всовывают в руки горячую дымящуюся кружку с чаем и тёплым пряным молоком. Только после этого, снова расцеловав его в обе розовенькие щеки, Юнги нежно интересуется, чего хочет его уставший и перенервничавший малыш. — Я хочу курочку, — Чимин сладко кокетливо надувает губы и стойко делает вид, что не замечает, как брат закатывает глаза, громким шепотом спрашивает у потолка, за что ему все эти телячьи нежности на выходные дни — а затем и вовсе уходит как можно дальше, демонстративно громко топая. Пак Хёна беззлобно прицокивает языком, наблюдая за тем, как оперативно Юнги снуёт по кухне, ухаживая за её сыном. — Вот за мной бы кто так ухаживал, — она негромко мягко смеётся, потому что Юнги сует кружку с чаем и ей в руки, учтиво интересуясь, что ещё подать. — Ничего не нужно, Юнги-я, в отличии от своего капризного разнеженного сыночка, я потерплю до обеда и сделаю всё сама. — Твой сыночек капризный и разнеженный просто потому за ним ухаживает самый лучший мужчина на свете, да, ягодка моя? — Чимин воркует, притянув к себе мягко рассмеявшегося Юнги, и нежно чмокает его в губы, а затем трется кончиком носа о бархатную щеку и обвивает его шею руками, заставляя нависнуть над собой. — Никуда тебя не пущу, я соскучился. — Крошка, я просто принесу тебе еду и вернусь, — Юнги усмехается, поцеловав его в висок, потом невесомо прижимается губами к тыльной стороне маленькой ладошки и отстраняется, начиная колдовать на уютной кухне. — Как прошли эти несколько дней? — Отвратительно, — Чимин поглубже закапывается в уютный мягкий плед, сладенько засопев, поджимает пальчики на ногах и нежно наблюдает за тем, как Юнги накладывает еду и умело режет овощи. Он оглаживает взглядом крутой разворот широких плеч, красивый изгиб спины, крепкие бёдра и упругую задницу, слегка прикусив нижнюю губу, и деланно надувается: — Джун умудрился затопить квартиру, вигуки пропали, а Хосок влюбился в кроссовки и агитирует против какого-то американского шоу. Я был один. — Бедная булочка, — Джихён опять выглядывает из-за дверного проёма, отвратительно воркует и, явно дразнясь, надувает пухлые губы. Он широко ухмыляется, заныв совершенно мозговыносящим противным голосом: — Несчастный малыш остался совершенно оди-и-и-ин, совершенно некому было пола-а-апа-ать. — Джихен, прекрати издеваться над старшим братом, он меньше тебя, в конце-концов! — мама осуждающе шлёпает его по многострадальной макушке дамским журналом и делает глоток чая, застонав от удовольствия: — Ах, Юнги-я, у тебя просто золотые руки! — Мама! — Чимин краснеет, возмущенно вскрикнув, а потом не менее возмущенно смотрит на трясущиеся от смеха плечи Юнги. Он даже шлёпает ладошкой по подлокотнику от возмущения, зашипев: — Милый! — Прости, крошка, но это правда смешно, — Юнги щурит глаза от смеха, широко улыбаясь своей чудесной десневой улыбкой, и плавно подносит Чимину первую тарелку с едой, сноровисто порезав к курице свежих овощей. Чимини нежно целует его в щеку, несмотря на надутость, и бросает невольный взгляд на выжидающие на стойке в отдалении соджу и закуски. — Тем более после того, как мне показали альбомы с твоими детскими фотографиями. — Мама! — Чимин давится от возмущения и практически подпрыгивает в своём креслице, пропищав: — Как! Ты! Могла! Показать! Мои детские фото! — А что такого, — совершенно не впечатленная госпожа Пак Хёна лениво поводит округлыми плечами и невинно хлопает ресницами, чем неимоверно злит пыхтящего Чимина, — ты там такой хорошенький маленький пирожочек, что я просто не могла не показать своего милого малыша. Такая крохотная бубусинка! — Между прочим, — пока красный Чимин отчаянно стонет протяжное: «ну ма-а-ам», широко улыбающийся Юнги приносит остатки еды и мягко присаживается рядом, подтащив к себе удобный деревянный стул. Он ухмыляется с тенью ехидства: — Фотки Джихёна мне тоже показывали, и вот это было действительно занимательное шоу. — И ничего не занимательное! — Джихён недовольно надувает пухлые щеки, нахмурившийся, и тоже тащится к холодильнику, видимо, сдавшись при виде жующего Чимина. Он накладывает себе чуть ли не в три раза больше, чем Юнги положил Чимини, и агрессивно грозит Мину куском огурца. — Ты, хён, просто издевался! — Ну, знаешь, — Юнги бархатно смеётся, прищуриваясь и привычно кладёт ладонь на чиминову ножку, мягко ведя по внешней части бёдра к округлой коленке и поглаживая — от этого любимого жеста у Чимини теплеет в груди и на щёчках, — Ничего такого, чего бы кто-нибудь из нас не видел. И вообще, совершенно нечего стесняться, подумаешь, три сантиме… — Хён! — Джихён даже ногой притопывает от негодования, краснея под хохот их матери и сжимая кулаки. — Это неприлично, в конце концов! — Вот рассуди нас, малыш, — Юнги обращает на Чимини всё своё внимание, скользнув пристальным, жарким взглядом по пухлым, поблескивающим от оставшегося сочного блеска губам, прежде чем продолжить. — Сидим мы, значит: я, твои мама, брат и бабушка, в гостиной, смотрим альбомы, а там как раз были фотографии с пляжа, где ты в таком очаровательном желтом чепчике и похож на маленького сладкого цыплёнка, — Юнги непроизвольно срывается на воркование, снова ткнувшись носом Чимини в щёчку и слегка сжимая его коленку. — Я умиляюсь тому, какой ты там маленький хорошенький сырничек, а этот… человек, — Мин небрежно кивает в сторону смущенного Джихёна, — начинает краснеть, мяться и пытаться быстрее перевернуть страницу альбома. Естественно, мне тут же стало интересно. — Хён! — Джихён бросает на Чимина панический взгляд, явно не горя желанием предоставлять такой компромат на себя, но Юнги это не останавливает. — А там он же, но уменьшенная версия в такой же уменьшенной версии ванночки, светит своим пока ещё маленьким, но внушительным достоинством, — Юнги говорит настолько убедительно, что Чимин и сам уже начинает хихикать, прикрывая рот ладошкой и вторя развеселившейся маме. — Ну я просто не в силах был промолчать! — Хён! — Джихён повторяется, пыхтя, словно заводная игрушка, и Чимин смеется уже в голос, наслаждаясь. Он давно не видел неугомонного младшего настолько смущенным: щеки горят ярко-красным, как и выглядывающие из-под светло каштановых волос кончики ушей, глаза сверкают, а кулаки сжаты. Голос Джихёна звучит выше, чем обычно, практически звеня: — Мне там всего три года, он чисто физически не мог быть… — Да ладно вам, мальчики, — слегка разрумянившаяся от смеха Хёна лукаво хихикает, прикрывая рот небольшой ладошкой, и примирительно тянет: — Ну что ж поделаешь, если мужчины нашей семьи не могут похвастаться особыми размерами. Главное, в конце концов, не размер, а умение им… — Мама! — в этот раз возмущённые голоса совершенно одинаково красных братьев сливаются в один под громкий хохот запрокинувшего голову Юнги. Чимин высоко пищит, чувствуя, как от жара слегка припекает щечки: — Мы уже давно выросли и не только… В смысле, в-везде! — Чимини, детка, всё в природе стремится к гармонии, этого не нужно стесняться, — мама ласково улыбается, щуря глаза-полумесяцы, и Чимини обреченно стонет, прикрывая горящее лицо руками и слыша, как хён, засранец, практически хрипит от смеха. — Ты такой хорошенький, такой маленький и милый, нет ничего страшного в том, что твоё тело пропорционально. Вот в детстве, помнится… — Ну уж нет, хватит детства, — все ещё румяный Джихён впервые встаёт на защиту старшего брата и залпом опрокидывает стакан холодной воды, пытаясь остудиться. Он встряхивает головой и решительно заявляет: — Не хочу ничего слышать про маленький член Чимина, мне и так по ночам какая-то дичь снится, такого выверта подсознания я уже не переживу. — Да ты достал! — Чимин рычит, кинув в него попавшейся под руку пустой коробочкой из-под бананового молока и возмущенно добавляет: — У тебя наверняка ненамного больше, чёртов ты засранец! — Но проверять мы не будем, — Юнги ставит точку в завязавшемся споре, вытирая выступившие от смеха слёзы, и говорит чуть более серьезно: — Чимини, детка, не забывай про еду. Сейчас наплюешься ядом на пустой желудок и ещё несколько дней животик будет болеть. — Уж не от болей в животе он будет мучиться, — Джихён ворчит вполголоса и Чимин заранее напрягается, предчувствуя готовящуюся подлянку. И не зря, потому что Джихён явно собирается дать дёру, когда заканчивает: — А от чле… — Джихён! — Чимин вскрикивает, краснея, но не успевает перебить. — …-на своего парня! — брат совершенно паскудно хохочет, глядя на возмущённого Чимина, и поспешно сбегает в сторону своей комнаты, утащив с собой не нарезанный помидор. Юнги удерживает пыхтящего Чимина на месте, придавливая ему ножки ладонью, чтобы не позволить вскочить с места, забыв о еде, и не начать избивать трилюбимого братца. Вот стоило столько волноваться, переживать и перезванивать, чтобы, приехав домой, возжелать моментально развернуться и отправиться обратно в Сеул. Искренне преисполненный негодования, Чимин остервенело впивается зубками в нежное куриное мясо и практически рвёт его на части, представляя, что это гнусное тельце Джихёна. Мама, всё ещё посмеиваясь про себя, прихватывает с собой чай и журнал и тоже уходит, оставляя их наедине. Чтобы тут же не начать ворчать по поводу и без, Чимин, надувшись, решает сначала всё-таки доесть еду, допить соджу и только после этого царственно обратить внимание на Юнги. — Я скучал, — вот только у Юнги свои планы и он снова начинает нежно поглаживать Чимини по бедру, заставляя покрываться сладкими мурашками. Он утыкается носом в сладко пахнущие волосы сразу за чуть розовым ушком и нежно шепчет, глубоко втягивая запах: — У тебя чудесная семья, Мими, и пусть сначала мне было неловко, но они приняли меня как третьего… ну или четвертого сына. — Четвертого? — Чимин удивлённо хлопает глазами, скользя розовым языком по длинной куриной косточке, и чуть хмурится. — Да нет, не думаю, что мама решилась бы… — Не знаю, — Юнги подпирает подбородок ладонью, опираясь на ручку кресла локтем, а вторую руку, словно примагниченную, снова укладывает на пригретое местечко. — Я же совершенно бессовестно захватил кухню и, да, мне не хотелось ковыряться в мусоре, но у твоего брата самое настоящее шило в одном месте. Он умудрился перевернуть ведро и сразу же дал деру, так что мне пришлось всё тут убирать. — Ну Джихён, — Чимин недовольно поджимает губы и тянется к влажным салфеткам, которые предусмотрительный Юнги сразу же захватил с собой. Вставать и мыть руки ему, честно говоря, лень, особенно после поездки, холодной улицы и сытной еды. Ему просто хочется поглубже завернуться в плед с птенчиками и млеть под ласковыми прикосновениями и глубоким обволакивающим голосом Юнги. — Наглая он морда, обнаглевшая даже, сил моих нет, как мама справляется. Так, и?.. — Там была упаковка теста на беременность, — Юнги пожимает широкими плечами, словно это самое обычное дело, и мягко спрашивает: — Крошка, давай я сяду в кресло, а ты ко мне на колени? Ты не представляешь, насколько сильно я по тебе соскучился за эти дни. Просто поразительно, насколько быстро я отвык спать в одиночестве. — Погоди-погоди, тест?!— Чимин широко распахивает глаза и поспешно закрывает ладошкой рот, когда Юнги на него шикает. Он встаёт, позволяя хёну занять своё место, и усаживается на удобные крепкие бёдра, придерживаясь за плечи. Большие горячие руки Юнги моментально обвивают его талию, оглаживают, и даже ошарашенный, Чимини не может не задрожать едва уловимо и наклоняется к уху Юнги, взбудоражено шепча: — Ты уверен? Там был сам тест? Он положительный? — Мими, малыш, там была коробка, — Юнги беззлобно усмехается, продолжая нежно поглаживать его по талии и спускаясь ладонью на мягкую попку. Чимин коротко ахает, а Мин примирительно добавляет: — В любом случае, она сама скажет, если захочет и когда будет готова. Может быть, он принадлежит какой-нибудь её подруге, в конце концов. — И всё-таки, ещё одного Джихёна я точно не переживу, — Чимин обреченно выдыхает, укладываясь щекой Юнги на плечо и слегка прикусывает нижнюю губу: горячая рука, гладящая и слегка сминающая его попу, совсем не способствует душевному спокойствию после почти недели вынужденного воздержания из-за нехватки времени, разборок с учебой и недолгой разлуки. Пак ворчит: — Он засранец и не спорь со мной. — Вы похожи, — Юнги хмыкает, ласково поцеловав его в макушку. — Джихён, конечно, слегка покрупнее и слегка поёршистее, но вспомни себя раньше, маленький. Такой дерзкий, нарочито сексуальный. А стоило зажать тебя в углу и пошептать на ушко, как ты тут же обмяк и потек, как девочка-девственница перед любимым оппой, — Мин действительно шепчет это в порозовевшее ушко, обжигая его своим дыханием, и Чимину приходится прикусить губу, чтобы не захныкать. Такой низкий, такой глубокий и порочный голос Юнги, его горячее спокойное дыхание и шёпот просто сводят его с ума. — Х-хён, — Чимин всё-таки всхлипывает, когда Юнги неторопливо прижимается губами к его беззащитной шее, прихватывая и оттягивая нежную чувствительную кожу. Он чувствует, как внизу животика стягивается тугой комок, и дрожаще выдыхает: — Н-не здесь, хён. М-мы не будем заниматься с-сексом в доме моих родителей. — А кто говорит о сексе, развратная ты маленькая плюшка? — Юнги ощутимо усмехается, широко и влажно скользнув горячим длинным языком по чиминовой подставленной шее, заставляя сладко задрожать и прерывисто выдохнуть. — Я просто тебя целую. Вот тут, — Мин мурлычет, скользнув самым кончиком носа по чувствительному местечку за ушком, а затем дразняще и практически невесомо прижавшись к этому же местечку губами. — Тут, — задевает горячим дыханием острую грань челюсти, — и тут, — проходится, едва прикасаясь, по мягкой щеке к самим губам, выдыхая прямо в них: — и, наконец, тут. Юнги целует его, и в этом поцелуе правда нет того нестерпимого жара и властности, что обычно присущи Мину перед сексом. Он чувственно перебирает губами, ловя невесомое дыхание, чуть покусывает пухлую нижнюю губу и дразнит язычок Чимина самым кончиком своего языка. Но даже этого хватает, чтобы заставить Чимини затрепетать — Юнги слишком хорошо знает его, знает, как возбудить, даже не прикасаясь, знает, как дразнить так, чтобы Чимин сходил с ума даже от самых невесомых прикосновений. Чимин едва слышно хныкает, чувствуя смущение, прокатившееся по всему телу будоражащей волной. Нечестно то, насколько сильно и он, и его тело под контролем Юнги. Нечестно и сладко-сладко стыдно. Он пытается перехватить инициативу, сделать поцелуй более глубоким и страстным, чтобы хотя бы не чувствовать смущение из-за того, как мало ему нужно, чтобы возбудиться, но Юнги не позволяет. — Мы не будем заниматься сексом в доме твоих родителей, Чимин, — Юнги беззлобно усмехается, потому что он прекрасно, чёрт побери, знает, что он делает и как действует. Он дразняще чмокает Чимини в кончик носика и мурлычет: — И я говорю это, потому что знаю, что ты не умеешь просто целоваться. Тебе всегда мало. — Мало, — Чимин смущенно дуется и нарочно надувает губки, чуть сводя брови — может быть Мин Юнги и хорош в своих гнусных дразнящих манипуляциях, но и Чимин прекрасно знает, перед чем даже самый упорный бастион его хёна беспомощно падёт. Он чуть трепещет ресницами, специально делая взгляд просительным по-монровски томным — Очень и очень мало. — Но мы оба способны контролировать себя, правда? — Юнги всё ещё делает невозмутимо-насмешливый вид, но Чимин отлично видит, что удар достиг цели. Зрачки Юнги расширены, кадык едва заметно дёрнулся, а пальцы, придерживающие его под бёдра, сжимаются крепче. Мин слегка заторможенно моргает и прижимает его ближе к себе, хрипло протянув: — Давай лучше посидим вот так, тихо и мирно, мм? Чимин негромко нежно хихикает, потёршись кончиком носа о щеку гораздо более уязвимого, чем он хочет показать, хёна и устраивается поудобнее, чуть ёрзая на крепких красивых бёдрах. Он делает это скорее по привычке, чем действительно желая возбудить и соблазнить, но Юнги всё равно не больно предупреждающе шлёпает его по попке, вызывая внутри неловкое желание прогнуться в спинке, подставляясь. Чимин старательно терпит и вместо этого они просто негромко нежно переговариваются: Юнги рассказывает, как пил с его бабушкой, проходя испытание на прочность, как хозяйничал на маминой кухне, как случайно столкнулся с друзьями Джихёна и, кажется, умудрился обзавестись толпой малолетних фанатов. Чимин внимательно слушает, невесомо поглаживая кончиками пальцев чужие ключицы, выглядывающие из выреза футболки, и с любопытством спрашивает: — А папа? — А что папа? — Юнги перехватывает его пальчики, кажущиеся совсем крохотными и пухленькими в крупных, длинных и подтянутых пальцах самого Мина, чтобы нежно прижаться к ним губами, а потом расцеловать каждую костяшку и фалангу. Он невнятно бормочет между поцелуями: — С ним я тоже выпил, да. Тут уж извини, но наш подарок мы уже открыли. — И хорошо. В его глазах я до сих пор малыш, который не должен пить ничего крепче бананового молочка, — Чимин надувает губки, заставляя Юнги негромко мягко рассмеяться, и бубнит: — Это нечестно, потому что Джихёна он считает взрослым, несмотря на то, что он на два года младше! Почему меня до сих пор все считают маленьким? — Потому что ты мой малыш, — Юнги ласково трется кончиком носа о мягкую щёчку и любовно шепчет, прижимая Чимина поближе к себе. — Потому что у тебя самые чудесные плюшевые щечки и пухлые розовые губки, сладкие, как у маленькой куколки. Потому что твой голос высокий и нежный, словно птичий щебет, а крохотные ладошки буквально утопают в моих ладонях. Потому что ты выглядишь и ведёшь себя как маленький ангел, Чимини, потому что тебя хочется защищать. — Хённи… — Чимин прерывисто выдыхает, дрожа, и отчаянно кусает губы. Нечестно, нечестно, нечестно то, насколько сильно на него действует похвала Юнги, насколько сильно он уязвим перед его словами, перед его голосом и прикосновениями. Чимин практически всхлипывает: — Хёнми… — Такой чувствительный, такой нежный, — Юнги ласково прижимается губами к его шее, заставляя захныкать, нежно сжимает тоненькую талию и хрипло выдыхает: — Такой милый малыш, который вынуждает меня хотеть сделать с ним совсем не милые вещи, которые я определённо не могу делать в доме его родителей. Правда, крошка? — Т-ты издеваешься, хён, — высокий чиминов голос звучит дрожаще и слабо: он беспомощно скользит ладошками по широким плечам, гладит их, слегка сжимая маленькими нежными пальчиками. — Это жестоко. Ж-жестоко, когда ты так говоришь, так трогаешь, а потом не… Н-не трогаешь. Эт-то нечестно. — Ты такой податливый, маленький, — голос Юнги звучит хрипло и низко — он сжимает пальцы чуть сильнее, заставляя Чимина задрожать всем телом, и спрашивает: — Совсем не трогал себя, пока меня не было рядом? — Н-нет, — Чимин прячет красную от смущения и желания мордашку в шее хёна и едва слышно шепчет: — Я н-не… не трогал. — Послушная крошка, — Юнги хрипло усмехается, но Чимин всем телом чувствует его желание и его жажду. Он едва слышно всхлипывает, когда его с откровенным жарким обещанием гладят по попе большими сильными ладонями. Мин наклоняется к его ушку и негромко соблазнительно шепчет: — Если ты выдержишь ещё два дня, Чимини, то когда мы вернёмся, я всё-таки соглашусь выполнить то твоё… маленькое желание. Юнги не говорит об этом вслух, но Чимини несчастно стонет, слишком хорошо понимая, что именно хён имеет в виду. Вот уже несколько месяцев он бегает за ним хвостиком, почти потеряв надежду уговорить на небольшой сексуальный эксперимент: Чимин хочет быть предметом, вещью, которую Юнги может использовать в любой момент дня и ночи, не спрашивая и не считаясь с его мнением, так, как хочет. Может быть, он поставит Чимини в прихожей, как маленькую вешалку, или вместо их декоративного столика в гостиной — только от одной этой мысли у него сладко подгибаются пальчики на ножках. Юнги слишком долго не соглашался на это — Чимин знает, что тот не может заставить себя сделать с ним что-то против воли, что-то унизительное… Он думает, что Юнги мог бы заставить его быть его подставкой для ног или даже… — У тебя сейчас встанет, если ты продолжишь думать в этом направлении, Мими, — из фантазии раскрасневшегося Чимина вырывает негромкий хрипловатый голос Юнги, сводящими с ума движениями поглаживающего его поясницу. — А ты знаешь, что я не смогу остаться в стороне и не удовлетворить свою маленькую капризульку, если у тебя встанет. Но если мы это сделаем, то ты никогда не получишь… — Я понял, да, — Чимин с трудом выталкивает слова из глотки, пытаясь отогнать от себя грязные, грязные, грязные мысли. Может, тогда ему удастся уговорить Юнги быть с ним грубее, по-настоящему грубее. Использовать его, как маленький бесполезный флешлайт, не способный ни на что, кроме как быть хорошей мокрой дыркой для толстого хозяйского члена. Юнги мог бы даже не беспокоиться о том, кончила ли его дырка или нет. Просто оставить после использования до следующего раза. Господи. Чимин думает, что Юнги мог бы трахать его, пока говорит с кем-то. Они могли бы разговаривать с Намджуном на кухне, пока Джин готовит ужин, и пока полностью обнажённый Чимин послушно обслуживает член Юнги ртом, сидя на полу. А потом, может… Чимин судорожно выдыхает и надавливает ладошкой на пах — его маленький член кажется практически болезненно напряжённым. — Это очень сложно, Юнги. — Вопрос лишь в том, чего ты хочешь больше, крошка, — Юнги бархатно смеётся ему в ушко и прикусывает кромку, урча буквальным воплощением соблазна: — и когда ты решишь, что слаще: сиюминутное удовлетворение или же исполнение твоего грязного маленького желания — скажи мне, и я всё исполню. — Это так нечестно, хён, — Чимин расстроенно хнычет, подставляясь под нежные поцелуи и покусывания, и ненадолго запинается, раздумывая. Ему приходит сладкая, немного отчаянная мысль, и он поворачивает голову, чтобы зашептать Юнги на ухо: — Ты такой большой, такой выносливый… С твоей выдержкой, тебе совсем просто издеваться над маленькими и чувствительными. Ах, хён… Как, как я могу терпеть, когда знаю, насколько умелые твои большие руки и эти потрясающие длинные пальцы? Мои пальчики такие мягкие и коротенькие по сравнению с ними, хёнми, я совсем не могу доставить себе удовольствие после твоих, это мучительно…. — Чимин, — глубокий хриплый голос Юнги звучит предостерегающе, а его руки сжимаются у Пака на талии. Чимин прекрасно знает, что насколько бы не была хороша выдержка Юнги, хён всегда был слаб до него: до его голоса, до его неприкрытого восхищения. И не стесняется этим пользоваться. — Я так хочу отсосать тебе, хён, — Чимин прикусывает мочку уха Юнги, заставляя его хрипло коротко выдохнуть, и сладко мурлычет, потираясь кончиком носа о чужую щеку: — Ох, я так люблю держать твой член на языке. Такой большой, горячий и тяжёлый, он так восхитительно пульсирует во рту, толстый и венистый. Я бы мог сидеть у тебя в ногах часами, хён, там, где для меня самое место, правда? И просто держать твой роскошный член у себя во рту, если ты позволишь. Словно я просто твоя маленькая послушная насадка на член. — Пак. Чимин. — в этот раз Юнги почти рычит — его голос опасно хрипловато густеет, взгляд становится тяжёлым и тёмным, и Чимин едва слышно всхлипывает, ещё сильнее вдавливая ладошку в болезненно натянувший обтягивающие узкие джинсы член. — Ты доведёшь меня, несчастная дразнилка, и я выебу тебя так, что ты не сможешь стоять прямо, когда твой папочка приедет с работы. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя милая семья узнала о том, что их старший сын всего лишь маленькая, жадная до моего члена шлюшка, правда, крошка? — Я… — Чимин прерывисто выдыхает, собираясь ответить, но его перебивают: — Вот вы где! — звонкий и командный, совершенно не старческий голос бабушки разносится по кухне, пока она с неподобающей возрасту скоростью и сноровкой влетает в дверной проём. — Юнги-я, Джихён опять сломал душ, и я без понятия, что делает с ним этот несносный ребёнок, но починить его сможешь только ты, бог знает, почему в этой семье у всех руки из… Чимини, лотос мой, ты бы переоделся. Я знаю, что дело молодое, тебе хочется покрасоваться перед Юнги, но ты все-таки дома. А ещё, кстати, твоя мать хотела что-то с тобой обсудить у себя в спальне. Бабушка продолжает ворчать, сбиваясь на воркование, и ловко маневрирует между столами на кухне, быстро и незаметно утаскивая себе на тарелку несколько закусок и прихватив бутылочку соджу из холодильника. Но Чимин практически не слышит её, потому что большая, горячая ладонь его хёна медленно и плавно оглаживает его коленку, а потом неторопливо поднимается вверх, на подрагивающее мягкое бедро. Чимин кусает нижнюю губу, уговаривая своё тело предательски не дрожать, но широко распахивает глаза, когда чувствует, как бесстыдные пальцы смещают в сторону его ладошку, прикрывающую постыдное возбуждение, и умело и властно надавливают на шов. Большой палец Юнги оглаживает текущую, ноющую головку через ткань, надавливает на неё, заставляя Чимина проглотить всхлип и отчаянно уткнуться мордашкой в крепкую шею, чтобы спрятаться. — Думай, Мими, — горячий шёпот в ушко давит на Чимини ничуть не хуже большой миновой ладони, — и знай, если ты сейчас решишь, что сможешь сесть на оба стула, то крупно ошибаешься. Если я скажу «нет» твоей фантазии — я не изменю это «нет» на «да», даже ради тебя, крошка. — Что вы там воркуете? — Чимин вздрагивает всем телом, когда слышит беззлобно-ворчливый голос бабушки Соджун, мягко подошедшей к ним и приложившей маленькую сухую ладонью к горячему от румянца лбу. — Ты весь горишь, детка, померь температуру, когда зайдёшь к Хёне. И что за страсть к тому чтобы хранить градусники у себя в спальне, а? О, этот несносный ребёнок номер три в этом несносном доме? — А кто второй? — Юнги спрашивает вежливо и спокойно, абсолютно не выдавая ни лицом, ни голосом, о чем именно они тут шептались. — Чимин или папа? — Папа, конечно же! — Бабушка громко и возмущенно ворчит. — Хотя его я бы даже поместила на первое место, честное слово, он хуже Джихёна. Только Чимини у нас не числится ребенком — он такой ответственный, прилежно учится, снимает с тобой жилье, опять же — имеет крепкие и серьезные отношения. Подрабатывает вроде? — Чимин едва выдавливает из себя слабое «мгм». — Вот! Самый взрослый из всех, не считая меня, конечно же. Чимин буквально чувствует, как сильно краснеют его щеки от стыда — слышать, как бабушка называет его ответственным взрослым, как хвалит, говоря, что он прилежный и послушный, пока большая горячая ладонь Юнги нежно поглаживает его болезненно напряжённый маленький член, безумно стыдно. Всё его тело потрясывает от желания насадиться на что-то большое, упругое и твёрдое, чтобы сбросить, наконец, болезненное возбуждение, но вместо этого он встаёт на подрагивающие ноги и судорожно натягивает мягкую толстовку пониже, едва не застонав. Пользуясь тем, что он двигается, Юнги ласково скользит ладонью, оглаживая промежность и надавливая на чувствительное местечко между яичками и дырочкой. Чимин краснеет ещё сильнее, сводя дрогнувшие коленки, и едва слышно пискает, когда нахмурившаяся бабушка сжимает его горячие щеки в своих сухих маленьких ладонях и прижимается губами к его лбу. — Ты уверен, что не заболел, Чимини? У тебя явно температура, — она щурится, приложив ладонь к его лбу, а затем кладет вторую на лоб усмехающегося краешками губ Юнги, закинувшего ногу на ногу. — У Юнги вроде нет. Малыш, измерь все-таки на всякий случай, я сделаю тебе отвар. — В-все нормально, бабуль, я просто н-немного устал, — Чимин сглатывает, потерев ладошками щечки, и едва слышно лепечет: — Я переоденусь и схожу к маме, я… Я быстро. Он торопливо прошмыгивает мимо бабушки и маленькой молнией взлетает вверх по лестнице, забиваясь в свою комнату и прислоняясь спиной к двери. Ноги подгибаются, лицо всё ещё горит, и Чимини торопливо стягивает толстовку, ныряя в домашнюю — более плотную и длинную, украденную, как ни неловко, у младшего брата. Пак ненадолго заминается, когда снимает джинсы — воздержание даёт свои плоды и возбуждение даже не думает спадать: небольшой возбужденный член влажно шлёпает головкой по низу его живота, розовый от прилившей крови, но у него сейчас совершенно нет времени на то чтобы заниматься… заниматься, в общем. Он жалобно тихонечко стонет и опускает ладошку, отчаянно сжимая член в пальчиках, чтобы попытаться сбить возбуждение. Удовольствие прошивает всё его тело, пробегается мурашками по позвоночнику вдоль спины и сладко тянет низ живота. Не удержавшись, Чимини нежно скользит по всей длине, оглаживая сочащуюся смазкой головку большим пальчиком, и тихонечко представляет, что это руки Юнги — такие большие и умелые — нежно гладят его внизу… Он всхлипывает, отдёргивая руку. Он не будет, не будет, чёрт возьми, дрочить в доме своих родителей, потому что этот невыносимо постыдный период прошел ещё лет в пятнадцать. Почему, почему стоит только Юнги проявить интерес к его слабой сущности — и всё? Всё, о чём получается думать — это секс. «Нечестно», — Чимин беспомощно топает ножкой, пытаясь выместиться всё своё негодование, — «Нечестно-нечестно-нечестно!» Чимин правда пытается успокоиться. Он думает о профессоре Чхве — дряхлом и довольно противном старике, который домогается до какой-нибудь беспомощной студенточки, но… Он беспомощно стонет, понимая, что перечитал слишком много хентая, чтобы это могло вытравить возбуждение из его чертовски развратного тельца. Чимин сжимает коленки, тщетно пытаясь стереть из головы мысли о Юнги в качестве профессора и себе в качестве школьницы. Он невольно думает о больших грубых ладонях, которые бы тот запустил под короткую юбочку, сминая и бесцеремонно лапая прямо на глазах у… Чимин стонет. Чёрт возьми. Зло стиснув зубы и проклиная Юнги, он снова стягивает толстовку, торопливо берет мягкое плющевое полотенце, плотно обматывая его вокруг бедер, хватает чемодан с вещами и рассерженно топает мимо маминой комнаты, громко крикнув ей, что сначала помоется и уже после заскочит поговорить. — Хорошо, милый, это не срочно, — Хёна выглядывает из дверного проёма, тепло сощурив глаза-полумесяцы, и нежно улыбается Чимину. — Только, детка, на первом этаже плитка треснула и мы ждём мастера, так что пока лучше иди на второй. — Хорошо, мам, спасибо, — Чимин не даёт себя погладить, чуть отклоняясь в сторону и виновато улыбается, торопливо прошмыгивая мимо — не хватало ему еще лишних прикосновений, пока от возбуждения зудят даже кончики волос. Ванная оказывается не запертой, и Чимин торопливо влетает в неё с мыслями о скорейшей разрядке, закрывая дверь на защёлку, и прислоняется к ней спиной, выдыхая. — Какая приятная компания, надо же, — Чимин распахивает глаза от удивления, когда слышит насмешливый глубокий голос Юнги и видит ухмыляющегося хёна, который держит в руках насадку для душа, что-то там прикручивая. Он совсем забыл о том, что говорила бабушка… Джихён… душ… — Да блять, ну что же всё против меня, — Чимин беспомощно хнычет и шмыгает носиком, устало сползая по двери вниз. Он не будет сейчас плакать от разочарования, хотя на самом деле очень и очень к этому близок. Чёртово вынужденное воздержание, а теперь ещё и предательское возбуждение, заставляющие член ныть, а дырочку пульсировать, и мельтешащие в голове фантазии о сексе с Юнги совсем не делают проще. — Ты выбрал, малыш? — Юнги широко ухмыляется, опираясь крепким плечом о проем душевой, и вообще выглядит до нечестного сексуально в простой белой футболке, обнажающей красивые мускулистые руки, и джинсах. Мин подходит вплотную, нависая, и жарко выдыхает, смотря своим тёмным нечитаемым взглядом: — Решай, Чимини. Чимин едва не хныкает, прикусив пухленькую нижнюю губку. Хочется-хочется-хочется, так сильно хочется заняться со своим до нечестного горячим хёном сексом, но просто так сдаться, лишив себя возможности… попробовать. Чимин совсем не может себе этого позволить. Он чувствует внутри жаркий прилив желания отплатить Юнги его же монетой, подразниться, и выпрямляется, решительно утягивая Мина в глубокий жаркий поцелуй. Хён хрипло выдыхает от неожиданности, но расплывается в широкой довольной усмешке, жарко скользя языком в горячий влажный ротик, и Чимин стонет от удовольствия. Голова кружится, ноги подгибаются от возбуждения, но Пак пересиливает себя и отстраняется от непонимающе моргнувшего Юнги. Хён тяжело дышит, его губы влажные, а взгляд тёмный и тяжелый, и Чимин сладко выдыхает ему в рот: — Я могу потерпеть, хён. А ты? И плавно выскальзывает из-под горячего крупного тела, направляясь в сторону стиральной машины. Юнги провожает его совершенно непонимающим взглядом, а Пак легко сбрасывает полотенце, оставаясь полностью обнаженным. Чимини мягко покачивает красивыми бёдрами, чувствуя на них жаркий жадный взгляд, и легко запрыгивает на стиралку, бесстыдно разводя стройные ножки и упираясь розовыми пятками о края стиралки. Он нежно оглаживает чувствительную внутреннюю сторону мягких бёдер, проводит самыми кончиками пальцев по напряжённо подпрыгнувшему небольшому члену, собирая влажную вязкую смазку и медленно игриво потирает запульсировавшую пухленькую дырочку. Чимин слегка склоняет голову к плечу и сладко тянет, глядя на совершенно закаменевшего Юнги: — Смотреть, но не трогать, хён. Всё ещё будешь делать вид, что хочу только я, м? — Ты чертовски невыносимая маленькая дразнилка, — Юнги коротко рыкает, и Чимин с удовольствием следит за тем, как влажный, ловкий язык Мина скользит по пухлой нижней губе, проходясь по ней слюной, а затем толкается в щеку. Он хрипло тянет: — Нас ждут, крошка. Будешь заниматься своими маленькими непотребными делами в доме со всей своей семьей? Чимин только сладко широко ухмыляется, нежно скользнув ладошкой по своей груди и животу, оглаживает бёдра и плавно вводит внутрь себя сразу два пальчика, толкаясь ими по две фаланги. Он красиво откидывает голову и сладко стонет — дразнящий, абсолютно недвусмысленный звук звучит в тишине порочно и отчётливо. Чимин надеется, что не достаточно громко для того, чтобы получить вторую волну насмешек от Джихёна. — Чимин, — рокочущий голос Юнги звучит предостерегающе — он хрипло ругается себе под нос и тянется в душевую, щёлкая переключателем, чтобы скрыть лишние звуки. Он не сводит с Чимина тяжёлого, тёмного взгляда, а его широкая ладонь совершенно бесстыдно сжимает уже вставший толстый член прямо через штаны. Чимин прикусывает нижнюю губу, выгибаясь ещё соблазнительней, и начинает медленно надрачивать второй рукой, скользя нежными пальчиками от яичек до головки и обратно — медленно и неторопливо, растягивая и так затянувшееся удовольствие. Его коротенькие пальчики не могут наполнить его в полной мере, но этого достаточно, чтобы было ощущение хотя бы чего-то внутри — Чимин, чёрт возьми, не испытывал этого целую вечность. Чего ради он воздерживался, если его парень просто смотрит и ласкает себя, не прикасаясь к нему? — Хён, это глупо, — Чимин говорит не громко, но и не шепчет слишком тихо, заманчиво и просительно трепеща ресницами, — ты уже давно мог бы быть во мне, и мы закончили, ах… уже закончили бы, а потом просто помылись бы и вернулись к семье. А вместо этого, ах, — Чимин начинает двигать пальцами в себе быстрее, ощущая, что вот-вот кончит, и чуть сводит брови, тяжело дыша, — мы… мы… Г-господи, мы ведём себя, как пубертатные подростки! Он изгибается в спинке, подрагивая от постепенно приближающегося оргазма, едва слышно хныкает, тщетно кусая пухлую сладкую губку, и бросает из-под ресниц влажный, абсолютно блядский взгляд: — Смотри, хён, моя дырочка такая влажная для тебя, такая податливая и нежная. Ах, она могла бы сделать тебе так хорошо, хён, так выдоить твой большой горячий член… — Чимин невнятно всхлипывает, сладко кончая, и содрогается всем телом, судорожно сжимаясь вокруг своих нежных маленьких пальчиков. Он медленно вынимает их, все ещё подрагивая, и сладко надавливает двумя пальчиками на края мягкой пульсирующей дырки, приоткрывая её. — Посмотри, хён. Она могла бы так хорошо выглядеть, заполненная твоей спермой… Чимин игриво прикусывает нижнюю губу и собирает ладошкой вязкую жидкость с возбужденно поднимающегося плоского животика. Он плавно скользит пальчиками внутрь, трахая себя по собственной сперме и сладко стонет, закатывая глазки: — Хён, ах, хён… Он слышит грудной, низкий голос, напоминающий рычание — Юнги смотрит на него совсем дико, совершенно несвойственно для себя, и голодно. Он дрочит уже совершенно не скрываясь, слегка приспустив штаны, и Чимини едва не давится слюной от одного взгляда на этот роскошный толстый член, красный и твёрдый от прилившей крови. Крупная влажная головка скрывается в грубоватом кулаке, так и примагничивая на себя взгляд, и Чимин негромко сладенько стонет, толкаясь пальцами особенно глубоко и вызывая пошлый, смущающий хлюп. — Разве ты не хочешь кончить в меня, хён, кончить в мою дырочку? Заполнить меня и заставить весь вечер проходить с твоей спермой внутри, чтобы напомнить мне моё место, — Чимин по-блядски опускает ресницы, открывая красивую заманчивую шею и высовывая влажный, острый кончик розового длинного языка. Он прекрасно знает, насколько Юнги сходит с ума, когда он так делает, и совершенно не стесняется этим пользоваться. Дрожа от остаточного удовольствия, Чимини ненадолго прикрывает глаза, сладко выдохнув, и крупно вздрагивает, когда чувствует, как на его шее плотным кольцом смыкаются красивые сильные пальцы. Его собственные пальчики, всё ещё находящиеся внутри растянутой дырочки, беспомощно выскальзывают — он машинально пытается схватиться ими за края стиральной машины, чтобы не потерять равновесия, но они соскальзывают, влажные и скользкие от спермы. Не падает Чимин только потому что Юнги крепко держит его за горло и за мягкое бедро, сжимая до отпечатков. — Твоё место у меня в ногах, и ты это прекрасно знаешь, да, маленькая шлюха? — рокочущий, низкий голос Юнги звучит опасно и пробирающе до самых костей — Чимин беспомощно распахивает губки, пытаясь кивнуть или издать хотя бы какой-нибудь звук, но о все его тело немеет от охватившего ощущения сладкой беспомощности и наслаждения. Юнги рыкает, сжимая себя в кулаке, и кончает на бёдра Чимина, на его пах и низ живота. Пак закатывает глаза от удовольствия, чувствуя, как поджимаются пальчики на ногах, и невнятно скулит, сотрясаясь. Он кончил совсем недавно, и это не совсем второй оргазм, но от власти и силы, исходящей от Юнги, у него просто захватывает дух, а всё тело накрывает сладкой потрясающей волной. Отпускают его так же неожиданно, как и схватили, и Чимин непроизвольно хватает воздух губами в прерывистом громком вдохе, хотя Юнги и не перекрывал кислород полностью. Мин мягко скользит разжавшейся ладонью вниз, к бёдрам, перехватывает его под них поудобнее, легко поднимая на руки, и несёт в сторону кабинки. Чимин, осоловело моргая глазками после такой фееричной разрядки, только слабо сжимает в пальчиках чужие плечи — скорее машинально, чем действительно пытаясь не упасть. — Солнышко, — Юнги осторожно опускает его на ноги в душевой, всё ещё поддерживая одной рукой за талию, а второй настраивая температуру. Он быстро сноровисто раздевается и входит в кабинку следом, нежно целуя Чимина в висок, и трется о то же местечко кончиком носа, нежно пробормотав: — Я люблю тебя, ты же знаешь? Ты самое дорогое, что у меня есть. — Я знаю, — Чимин жмётся к хёну поближе, ластясь и растаяв, и почти плаксиво спрашивает: — а ты ведь знаешь, что мне от тебя нужен не только член? — Конечно, крошка, — Юнги приподнимает уголки губ в нежной кошачьей улыбке и прижимается к губам Чимина в коротком, почти целомудренном поцелуе, нежно ведя вспененной мягкой мочалкой по чувственным бёдрам и смывая с них следы спермы. Он негромко ворчит: — Будем надеяться, что твоя семья не вздёрнет меня за то, что я осквернил их жемчужинку. — Ты поэтому сопротивлялся? — Чимин сладко хихикает — Юнги никогда не упускает возможности невесомо пощекотать его рёбра, бока и животик, пока намыливает, и заставляет заливисто счастливо смеяться. Чимин смешно пыхтит, мягко шлёпая ладошками по крепкой груди и заставляя пену разлетаться, и деланно-надуто выпячивает губы, пока говорит: — Господи, хён, они все взрослые люди, даже Джихён, будь он неладен, и они прекрасно знают, что мы занимаемся сексом. Возможно, мама не думает о том, что заниматься им мы будем в душе семейного очага, но всё же… — Это просто неправильно, — Юнги негромко фыркает, поцеловав Чимина в лоб, и вкладывает ему в ладошку мочалку, мурлыкнув: — Не поможешь мне, крошка? — Как хочешь, — Чимин сладко ухмыляется и одним легким движением опускается на колени перед Мином, заставляя его хрипло коротко выдохнуть. — Чимин. — Да, хён? Я всего лишь помогаю тебе помыться, — Чимин шаловливо улыбается и нежно скользит маленькими ладошками по дёрнувшемуся в его руках члену. Он оглаживает большим пальчиком щёлочку уретры, нежно перебирает второй рукой тяжёлые крупные яйца и ласково целует Юнги в бедро, мурлыкнув: — Просто хочу хорошенько все почистить. — Ты был послан мне за грехи, Пак Чимин, — Юнги беспомощно стонет, но уже даже не пытается помешать издеваться над собой и своим постепенно смягчающимся после оргазма членом. Чимин моет его тщательно, нежно сжимая ласковые умелые пальчики, и Юнги приходится стиснуть зубы, чтобы не застонать от удовольствия. Этот малыш слишком хорошо знает все его уязвимые места, все слабые точки и давит в них совершенно безжалостно. Мин просто ласково перебирает намокшие мягкие прядки шелковистых волос и беззлобно ворчит: — Издеваешься, да? — Нисколько, — Чимин подмигивает, смывая остатки мыла, и ласково чмокает чужой член в самую вершинку напоследок, заставляя хёна зашипеть сквозь зубы. Он медленно поднимается обратно и прижимается к широкой крепкой груди спинкой, обвивая пальчиками запястье Юнги и направляя его большую ладонь между своих разведённых ножек. Чимин сладко мурлыкает: — Поможешь мне вот тут тоже, хён? — Дразнилка, — Юнги хрипло выдыхает, слегка прихватывая его клыками за чувствительную заднюю часть шеи и медленно скользит своими крупными, длинными пальцами в чувствительную растраханную дырочку, помогая смыть остатки спермы. Он утыкается лбом в чужой загривок и обреченно стонет: — Блять, малыш. Такой нежный и мягкий внутри… — Всего лишь несколько дней, м-м, хён? — Чимини сладко покачивает бёдрами, прерывисто выдыхая на долгожданное чувство проникновения, и хихикает: — Всего лишь несколько дней без моей дырочки… — Думаю, я смогу выдержать эти пару дней, — Юнги говорит это с некоторой задержкой, хрипло выдохнув, а затем вдруг плавно скользит двумя пальцами внутрь, проникая ими до самого основания костяшек. — А ты сможешь? — Хё-ён, — Чимин высоко дрожаще хнычет и совсем немножко приподнимается на носочки, поднимая попу в желании насадиться поглубже, но Юнги уже вынимает свои чертовски длинные, крупные и умелые пальцы, нежно огладив дырочку напоследок и оставляя её опустошённой. Чимин ноет: — Я смогу, если ты не будешь меня дразнить! — Вот давай ещё обсудим, кто кого первым начал дразнить, Пак Чимин, — Юнги беззлобно ворчит, слабо шлёпнув его по порозовевшей от горячей воды половинке, и выключает душ. Мин бросает взгляд на брошенный возле двери Чимином голубой чемоданчик и мягко говорит: — Дашь мне какую-нибудь футболку, малыш? Джинсы я, пожалуй, оставлю эти, потому что не думаю, что мне пойдут твои шортики. Чимин хихикает и с удовольствием опирается ладошкой о подставленную ладонь, осторожно переступая ножками через край душевой. Юнги укутывает его в уютное и мягкое белое полотенце, как большое облачко, и нежно чмокает в кончик носика, пока осторожно вытирает. Пак тает окончательно и ласково урчит, мягко накидывая полотенце Юнги. Они целуются, переплетая пальцы, и Чимин с хихиканьем зарывается в чемодан, пока Юнги целует его плечи и отказывается расставаться с полотенцем. Чимин одевается неторопливо, лукаво посматривая на хёна через плечо: он изящно просовывает ножки в предусмотрительно заброшенные в чемоданчик кружевные трусики нежно-голубого цвета, подчёркивающие медовый цвет его кожи, и медленно подтягивает их на верх, чуть покачивая бёдрами. Пак разглаживает ладошками кружево на попе, чувствуя примагниченный взгляд хёна, и лукаво улыбается самыми уголочками губ. Юнги сзади негромко хрипло выдыхает и натягивает джинсы и чёрную водолазку Чимина, которая обтягивает каждый миллиметр его крепкой груди, подчёркивает бицепсы и заставляет Чимини прикусить нижнюю губу. Уже не дразнясь, Пак надевает высокие светлые джинсы, подчёркивающие красивый изгиб бёдер и тонкой талии, и придирчиво расстёгивает несколько верхних пуговок шёлковой рубашечки, позволяя ей кокетливо чуть оголить плечо. Чимин придирчиво рассматривает себя в зеркале, взлохмачивая волосы, чуть подправляет макияж, пока Юнги, судя по сосредоточенному шуршанию, подтирает все следы их не совсем целомудренного присутствия, пожертвовав своей футболкой во имя чистоты и психологического здоровья семьи Пак. Уже выходя из душа, они нос к носу сталкиваются с Джихёном. — И знать не хочу, чем вы там занимались вдвоём, — брат невнятно ворчит и, оттеснив их, просачивается внутрь. — Я просто искренне надеюсь, что вы хотя бы за собой протёрли и пару раз попшикали антисептиком! А то это прям фу. — Фу — это то, что ты делаешь с шлангом от душа, — Юнги язвит, кинув на него сквозь проём весёлый взгляд, и Чимин не может сдержать негромкого хихиканья. — А мы в душевой занимались исключительно целомудренными делами, ясно? — Ясно-ясно, — ворчливый голос Джихёна уже звучит приглушенно, через закрытую дверь, так что они с Юнги решают, что разговор на этом закончен. — Мне нужно к маме, подожди меня внизу, котёнок, — Чимин нежно целует невольно улыбнувшегося Юнги в щеку, окончательно закрепляя временное перемирие, и сбегает в сторону спальни матери, деликатно постучав в дверь. Он ждёт, пока ему разрешат войти, и только после оклика тихонько проскальзывает в проём, прикрывая за собой дверь. Пак Хёна стоит возле своего столика для косметики и оборачивается, стоит ему только войти, нежно улыбнувшись. — Маленький мой, — она по-матерински ласково гладит его по щеке, бережно ерошит его волосы и целует в лоб, заставляя смущённо улыбнуться. — Я так скучала по тебе, мой милый лотос, мой маленький Чимини. — Я тоже скучал, — Чимин поджимает дрогнувшие губы и прижимается к ней, утягивая в объятия. Он тычется лицом в материнское плечо, глубоко вдыхая тёплый и родной запах, и сглатывает подкативший к горлу комок, шепнув: — Я люблю тебя, мам. — Я люблю тебя больше всего на свете, малыш, — Хёна нежно целует его в висок, перебирая волосы, и гладит по спинке. Она негромко мягко смеется: — Юнги просто чудо, знаешь? Ты сделал такой хороший выбор, даже папа от него в восторге, хотя и тщательно пытается это скрыть. — Папа всегда такой, — Чимин невольно улыбается, отстраняясь, и смущённо трёт щёчку: — Юнги, он… Я действительно люблю его, мам. Так сильно, что… Что я хочу прожить с ним всю свою жизнь, правда. — Я знаю, маленький, — мама беззлобно высоко хихикает и мягко тянет его за руку, увлекая за собой. — И у меня для тебя кое-что есть, Чимини. Она подходит к стоящей на столике небольшой резной шкатулке с медными застежками и медленно открывает их, откидывая крышку. Из шкатулки Хёна осторожно достаёт два кулона с символами инь и янь и бережно вкладывает их в ладошку Чимина, сжимая её в кулачок и улыбнувшись: — Твой отец купил их для нас много лет назад, малыш. Это символ нашей любви. И теперь мы хотим, чтобы их носили вы с Юнги. Если вы, конечно, захотите. — Почему мне? — Чимин трепетно прижимает кулоны к груди и делает пару шагов назад, чтобы сесть на кровать — ноги вмиг перестают его держать. — Джихён… — Джихён наш несносный ребенок, — мама небрежно отмахивается, и Чимин ловит себя на том, что хихикает над этим. — И потом, он второй ребенок, — тут она рассеянно опускает ладонь на живот, явно не замечая этого жеста, словно по недавно выработавшейся привычке, и Чимин не может не вспоминать слова Юнги о тесте. Хёна говорит мягко: — Вторым детям полагаются подарки иного рода. Думаю, Джихён с радостью их тебе покажет после того, как все-таки приведёт домой девушку, — она задумчиво склоняет голову набок и устраивается в кресле около столика, — ну или парня. — Думаешь, он может привести домой парня? — Чимин любит сплетни, а особенно сплетни о брате — через маму можно получить самый чистый и рафинированный компромат на этого несносного засранца. — Мне казалось, что он больше по, м-м… фигуристым девочкам. Помнишь, как он в пятом классе сказал, что… как её звали? — Ты про Ким Йёрим? Помню-помню, — мама широко улыбается, прикрывая рот ладошкой, откидывается на стул и закидывает ножку на ножку, — Очень хорошенькая, с милыми ямочками на лице, когда улыбается. Ну, в целом, — она задумчиво надувает пухлые губы, — в целом, наверное, это всё же будет девушка. Но, учитывая тебя, — она лукаво усмехается и Чимин даже не спорит, просто улыбаясь в ответ и глядя на кулоны, — я готова ко всему. Чимин согласно негромко хихикает и невольно думает: спросить маму о тесте или не спросить. С одной стороны, ему дико любопытно, с другой стороны — это не особо тактично, тем более, если она не знает точно. Был бы он дочкой, может, это было бы не так неловко — они могли бы сплетничать, как две подружки, и это несколько бы сгладило неизбежную границу. Не то чтобы они этого не делают — как-то раз они с мамой устроили забег по всем существующим магазинам Сеула и накупили себе столько вещей, что носить можно было бы целый год (спойлер — хватило на месяц), но всё же, всё же Чимин ощущает небольшую тонкую грань между ними из-за своего пола. Поэтому он не спрашивает. — Ладно, пойду спасать Юнги от бабушки, — Чимин ещё раз проводит пальцем по кулонам, с нежностью смотрит на маму и целует её в подставленную щечку, — спасибо, мам. — Беги к своему мужчине, лотос, — Хёна ласково гладит его по щеке, стирая след от помады и нежно шлёпает по попке, когда Чимин разворачивается, чтобы уйти. — И не шалите в семейном доме, ясно? — Мама! — Чимин краснеет сильнее, чем стоило бы, от того, насколько она точно попала в цель. Он неловко поправляет свою рубашку, сжимает в кулачке кулоны и слегка надувает щеки: — Ну вот только при Юнги такое не ляпни! — Не могу обещать, малыш, — мама хихикает, игриво ему подмигнув, и Чимин непроизвольно улыбается, скрываясь в дверном проёме. Возможно, он и сам не до конца осознает, насколько на самом деле скучает по семье, по родителям и их беззлобным подколам, но сейчас все это отдаётся глубоко внутри приятным чувством тепла. Он хихикает себе под нос и тихонечко прячет кулончики в кармашек, чтобы потом вручить их Юнги наедине. Может быть… может быть даже в какой-нибудь подходящий момент. Он ненадолго останавливается в коридоре напротив висящего на стене зеркала, придирчиво поправляя волосы и оценивая свои раскрасневшиеся щечки. Чимин едва слышно вздыхает, немного тоскливо думая о том, что никогда не избавится от горящего на них нежного румянца, слегка похлопывает по ним маленькими ладошками и двигается дальше. Чимин легко слетает вниз по лестнице до кухни и ненадолго замирает перед входом в неё, любопытно заглядывая в проем и прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Но, к его удивлению, бабушки на кухне не оказывается, как и Юнги. Чимини недоуменно оглядывается, слегка поджав губки, подозрительно прищуривается, заглянув на всякий случай даже в шкаф, но так никого и не находит. Он хмурит бровки, но решает немного отложить поиски и увлечённо заглядывает в холодильник в поисках чего-нибудь вкусненького. Чимин задумчиво крутит в пальчиках крупное наливное яблочко, прикидывая про себя, насколько сильно он сейчас хочет придерживаться здорового питания, и довольно высовывает язычок, когда внезапно натыкается взглядом на бутылочку клубничного молочка. Что Джихён, что Чонгук по какой-то причине бесповоротно отдали свои сердца банановому молочку, но самому Чимину гораздо больше нравилось сладкое клубничное. Он довольно мурлычет себе под нос песенку, воровато утаскивая коробочку и сосредоточенно пропихивает трубочку в маленькую узкую дырочку. Это не может не породить у него в голове двусмысленных ассоциаций, и Чимин ехидно хихикает себе под нос, сладко румянясь. — Попался, — Чимин невольно вздрагивает, когда его талию обхватывают кольцом сильные крепкие руки, а ушко обжигает горячее размеренное дыхание. Юнги усмехается: — Ты отлично ловишься на клубничное молочко, крошка. Чимин тихонько хихикает и расслабляется, обмякая и сладко прижимаясь спинкой к горячей широкой груди. Он снова обхватывает тоненькую трубочку губами и начинает медленно посасывать молочко, чуть розовея. Юнги издает тихое грудное хмыкание, заставившее Чимина покрыться сладкими мурашками, и целует его прямо в алеющее ушко — их кончики горят так, что невозможно этого не ощутить. Чимину уютно так, как, наверное, не было никогда: он в доме, в котором вырос, с человеком, который будет его новой семьей, и пьет своё самое любимое лакомство. В его голове мелькает мысль — может, это идеальный момент для того, чтобы показать кулон? — Надо докупить кое-какой ерунды в магазине, и кое-что забрать, — Юнги негромко бормочет и трётся кончиком носа о его висок, с явным удовольствием вдыхая запах. — Нам с тобой дали выбор, крошка: в продуктовый с бабушкой и Джихёном или же в какое-то место где-то на краю города, чтобы забрать подарок для нас. — Подарок? — Чимин издает маленький грустный звук, когда понимает, что молочка не осталось даже на дне, и отставляет коробочку, кладя ладошку поверх скрещённых ладоней Юнги. Он с любопытством переспрашивает: — А что за подарок? — Он на то и подарок, крошка, что мне не сказали, — смех Юнги, такой низкий, глубокий и вибрирующий, приятно прошивает каждую клеточку чиминового тела и сладко оседает внутри. — Твоя семья решила, что мы заслуживаем лучшего, так что заказала «это» ещё месяца три назад. Я честно пытался выяснить всеми правдами и неправдами, но твоя бабушка превосходно играет в покер — так что мы, кстати должны ей бутылку виски. Прости, что сразу не сказал, совсем вылетело из головы, когда тебя увидел, — Юнги винится, и от неожиданно накрывшего смущения Чимин легонько бьет его ладошкой по руке, разворачиваясь в объятьях, чтобы тут же быть поцелованным. — Что ещё ты проиграл? — Чимин лукаво спрашивает, когда с неохотой отстраняется, разрывая нежный поцелуй. — Несуществующую машину папе или гитару брату? — Ни то, ни другое, — Юнги бережно поглаживает его поясницу мягкими ласкающими движениями и сладко целует кончик носа, — Хотя, кстати, твоя мама потребовала, чтобы мы позвали её, когда будем покупать свою первую квартиру. Квартира. Покупать квартиру. У Чимина перехватывает дыхание от того, насколько у них всё серьезно, насколько прочно — так, что они не шутят на счет покупки квартиры. Его хрупкое крохотное сердечко не выдерживает этого, честное-честное слово. Чимин часто моргает, смеживая ресницы, чтобы совсем неуместные слёзы не сорвались по щекам, и тихонько говорит: — Ты… ты хочешь купить со мной квартиру, Юнги? Чимин робко кладет маленькую ладошку на широкую, размеренно вздымающуюся грудь и поджимает губы. Он не думал, что эти слова затронут что-то глубоко внутри него настолько сильно, но мысль о том, чтобы жить вместе в одном доме, их настоящем доме, семейном гнёздышке, делает его слишком мягким и чувствительным. — Маленький, — Юнги кладет свою ладонь поверх его ладошки и сдвигает её в сторону, чтобы она легла ровно напротив размеренно бьющегося сердца. Он слегка склоняет голову и заглядывает Чимину в глаза, нежно заговорив: — Я люблю тебя. Я хочу прожить с тобой всю свою жизнь, хочу просыпаться с тобой по утрам и вместе ложиться спать. Я уже познакомился с твоей семьей, и я не боюсь обязательств, если ты согласишься. — Юни… — Чимин всё-таки всхлипывает, чувствительно поджав губы, и трёт свободной ладошкой заслезившиеся глаза, шмыгнув носом. Он едва слышно шепчет: — Ты ведь знаешь, что я согласен. Я люблю тебя, но ты, блин, вечно делаешь из меня плаксу! — Самую хорошенькую маленькую плаксу, — Юнги нежно улыбается, поцеловав его в лоб, и утягивает его в объятия, позволяя спрятаться. Чимин едва слышно сопит, сжимая в кулачках ткань чужой футболки, и изо всех сил старается не расплакаться ещё сильнее, потому что нежность и любовь Юнги, в общем-то, довольно холодного и закрытого по отношению к большинству людей, бьет по нему с тройной силой. Мин совершенно беззлобно усмехается: — Ты плачешь из-за того, что я хочу купить нам квартиру? — Я плачу из-за того, что ты… ты… не важно, — Чимин прячет покрасневшие щечки, уткнувшись лицом в задрожавшую от негромкого урчащего смеха грудь и бьет в неё сжатым кулачком: — Не смейся надо мной, Мин Юнги! Ты не можешь осуждать меня за мою… мою… чувствительность! — Я люблю твою чувствительность, крошка, — Юнги нежно целует его чуть выше ушка и ласково гладит по спине, покачиваясь из стороны в сторону. — И ты можешь плакать столько, сколько хочешь, Чимини, я никогда не осужу тебя из-за этого. — Да господи, — грубый, полный непритворного отчаяния голос заставляет Чимина вздрогнуть, едва не подпрыгнув на месте. Джихён с поразительной профессиональностью умудряется прийти в нужное время и в нужное место, легко проявляя чудеса бестактности. Он закатывает глаза, проныв: — Вам что, мало места вне для вот этих вот ваших этих самых, а? — Во-первых, Джихён, тебе пора расширить лексикон, а во-вторых — для любви всегда есть место! — Чимин недовольно ворчит, но и не пытается выскользнуть из нежных объятий, а только прижимается к Юнги ближе. Он лишь ненадолго отворачивает голову, осторожно убирая кончиками пальцев слезинки из уголков глаз, чтобы невыносимо вредный брат ничего не заметил. — Лучше скажи, ты знаешь что-то о подарке? — Подарке? — по тому, как Джихён тут же начинает изображать дурочка, невинно захлопав ресницами и чуть надув губы, Чимин понимает, что тот прекрасно знает, о чем идёт речь, но ни за что не скажет этого добровольно. Джихён, увидев, что его театр одного актера не увенчался успехом, мгновенно стирает невинное выражение с мордашки и широко ухмыляется: — Я скажу только, что мы с мамой сами выбирали. Ехать за ним вам придётся самим. Он светится от переполняющей ехидной гордости, когда ворует кекс из глубокой тарелки с выпечкой — судя по разнообразию форм и чудесному запаху, дело восхитительно умелых рук Юнги. Чимин фыркает, закатив глаза, а Мин только тихо смеется и крепче прижимает его к себе, слегка похлопывая пальцами по круглой попке. Пак довольно надувает щечки, позволяя поцеловать и нежно куснуть себя за одну из них, и украдкой смотрит на время, прикидывая, сколько у них ещё есть в запасе — сейчас четыре, так что, куда бы им там не надо было ехать, они успеют вернуться ещё до прихода отца с работы. Попросив Юнги вызвать такси на нужный адрес, Чимин торопливо поднимается наверх, чтобы поменять свою красивую шелковую блузочку на уютный тёплый свитер, нежно подчеркнувший изгибы его тела — пока он занимался охотой на молочко, Юнги уже успел сменить джинсы на подходящие к тёмной водолазке чёрные джоггеры и накинуть на плечи дерзкую кожанку. Пак накидывает на плечи элегантное светлое пальто из тонкой дорогой шерсти и невольно хихикает с того, какими противоположностями они кажутся с ждущим его снаружи Юнги, зажавшим в зубах сигарету. Мин оборачивается, скользнув по всему Чимину оценивающим взглядом, и восхищённо присвистывает, заставляя Пака сладко зарумяниться и захихикать. Хён лениво тушит сигарету в специально оставленной на перилах крыльца пепельнице и подаёт ему ладонь, нежно сжимая пальчики. — Машина подъехала, малыш, — Юнги машинально оглаживает костяшки Чимина большим пальцем, заставляя его глупо смущённо улыбнуться, и галантно открывает перед ним дверь. — Что бы там ни было, обернуться не успеем. — Главное, чтобы это был не котёнок, — Чимин кокетливо улыбается, подмигивая, когда Юнги обходит машину с другой стороны и садится на соседнее сидение, — ведь один у меня уже есть. — Если у меня из-за вас разовьётся кариес, лечение будет оплачивать Юнги-хён, — игривый флирт в очередной раз обрывает ехидный голос Джихёна: он заглядывает в такси, опираясь о оконный проем скрещёнными руками и меняет тон на деловой и слегка просительный: — Заедете по дороге назад за банановым молочком? Оно опять кончилось. — Если мы заедем за банановым молочком, кариес у тебя разовьётся со стопроцентной вероятностью, — Чимин ухмыляется, изогнув бровь, прищуривается и приподнимает подбородок. Он звучит деланно незаинтересованно: — И что мы получим, если за ним заедем? — Моя чистосердечная благодарность тебя не устроит, да? — Джихён закатывает глаза, обреченно вздохнув, и задумчиво покусывает чуть менее пухлую чем у брата нижнюю губу. Чимин продолжает ухмыляться самыми уголками губ и младший обреченно тянет: — Я не буду тебя доёбывать, м-м-м… Сутки. Пойдёт? — Трое, — Чимин азартно прищуривается, на яву представляя, как Юнги на фоне закатывает глаза, и пошлепывает себя маленькой ладошкой по бедру. — Двое, и я помою за тебя посуду, — Джихён недовольно морщит нос, неохотно идя на компромисс, и Чимин разве что не потирает ручки, высунув розовый кончик языка. — Сутки, но ты говоришь, что я твой любимый старший брат. И называешь меня хёном, — Чимин широко ехидно ухмыляется, с удовольствием наблюдая за тем, как Джихён кукурузит лицо ещё сильнее в очевидном неудовольствии. Он явно мнётся, и старший Пак решает слегка надавить: — На кону твоё банановое молочко, решайся. — Ладно, зараза, — Джихён обреченно выдыхает, совершенно очаровательно розовея, надувает щеки, собираясь с силами, а потом вдруг наклоняется глубже в такси и нежно прижимается губами к пухлой мягкой щечке Чимина, оставляя поцелуй. Он быстро бормочет, прежде чем покраснеть окончательно и сбежать: — Ты мой любимый старший брат, Чимин. — Хён! Чимин-хён! — Чимин пытается скрыть мгновенно разукрасившее щеки смущение, возмущенно крикнув, но его крик звучит уже в сторону захлопнувшейся двери. Он неловко ворчит: — Достался же мне младший брат, просто кошмар. Юнги, если у нас будут дети, то только один, и только девочка — с ними как-то проще управиться, я уверен, что они не такие вредные. — А у нас будут дети? — Юнги хрипловато шепчет это ему на ушко и кладёт свою большую твёрдую ладонь на чиминовое бедро, обжигая даже сквозь плотную джинсу. — Я так смотрю, у вас в голове довольно однозначные долгоиграющие планы, Мин Чимин. Чужая-родная фамилия режет слух, и Чимин вспыхивает, как спичка, чувствуя, как щечки заливаются ярким алым румянцем. Он не убирает ладонь Юнги с своего бедра и ничего не говорит в ответ, но краснеет только сильнее от невозможности собрать себя в руки после настолько смелого заявления… их обоих. Как одна поездка в дом Пак — и то, порознь — привела их к тому, что они обсуждают общую квартиру и детей? Они с Юнги встречаются уже больше чем полтора года, из которых последние месяцев восемь живут вместе, но никогда до этого во время их флирта или простого общения не поднимались такие вопросы, даже в шутку. Теперь же сердце Чимина греет отданный мамой кулон, а бедро — ладонь Юнги. А сам он уже невольно думает о том, кто будет приглашен на свадьбу. — Мне кажется, вокруг тебя сейчас запоют ангелы, Мими, — Юнги беззлобно посмеивается, нежно похлопав его по бедру, когда они подъезжают к месту назначения, —Так что или думай тише, или вместе со мной, крошка. — Д-да, — Чимин смущённо бормочет себе под нос и подает руку, когда они выходят из такси. Он немного неуверенно переспрашивает: — ты адрес не перепутал? Это салон с машинами. Юнги растерянно смотрит на клочок бумажки в своей руке — на ней каллиграфическим почерком бабушки написан точный адрес — а затем переводит взгляд на салон Хендай. Чего-чего, а этого они не ожидали совершенно, особенно если учесть, что права и водительский опыт из них двоих есть только у Мина. — Малыш, — Юнги несколько растерянно сминает бумажку в руке, но, тем не менее, кладет вторую ладонь Чимину на талию и уверенно ведёт его ко входу, — Если я правильно думаю, то подарок кажется мне слишком… — Эт-то нормально для Паков, — коротко заикнувшись, Чимин всё же берет себя в руки и немного нервно улыбается, — когда мама входила в семью, дедушка подарил ей катер или типа того — она, знаешь, умеет водить все эти водные транспорты. Я думал тебе рассказали, вместе с показом детских альбомов? — Да как-то довелось избежать, — Юнги кривовато ухмыльнулся уголком губ, притиснув Чимина к себе поближе и нежно огладив мягкий изгиб талии, и легко открывает дверь в салон. Он коротко оглядывается, вычисляя взглядом стойку регистрации, пока Чимин с умиленным попискиванием смотрит в сторону пышной охапки воздушных шариков справа от входа, и целеустремлённо направляется прямо к ней, утянув Пака за собой. Чимин негромко хихикает, ласково найдя своей ладошкой ладонь Юнги, и переплетает их пальцы. Он сам себе напоминает ребёнка, за котором пристально наблюдает заботливый родитель, и слегка лукаво ухмыляется на мысль о том, что Юнги в полной мере справляется с ролью папочки. Вот и сейчас, пока он с головой погружается в пошлые смешливые мысли, Мин успевает поздороваться с улыбчивой девушкой-консультантом, назвать их по фамилиям и обозначить ситуацию, не переставая рассеяно ласково поглаживает ладошку Чимина большим пальцем. — О, Господин Мин, Господин Пак, нас предупреждали о вашем приходе, — улыбка безлико-симпатичной девушки-администратора становится ещё слаще и шире, она складывает ладони и склоняет голову к плечу, коротко кивнув консультанту рядом, уже хватающемуся за трубку. — Не могли бы вы предоставить документы, удостоверяющие личность? Паспорт или права подойдут. — Да, пожалуйста, — Юнги одним ловким движением длинных пальцев выуживает из кармана небрежно накинутой кожаной куртки паспорт, протягивая его девушке, и Чимин подозрительно щурится, когда видит её слишком долгий для приличия взгляд на пальцах своего хёна. На Пака консультантка так и не смотрит, но зато нарочно задевает своими наманикюренными девчачьими ноготками миновы пальцы и кидает быстрый взгляд из-под густо накрашенных ресниц. Юнги, кажется, даже этого не замечает, равнодушно погруженный в какие-то свои мысли, а вот Чимин каменеет в лице и растягивает губы в нарочито вежливой улыбке. — Милый, — Чимин делает свой и без того высокий и нежный голосок совсем сладким и нежно скользит ладошкой по груди Юнги, вынуждая хёна перевести взгляд и ласково улыбнуться. Пак слегка склоняет голову к плечу и надувает губки: — Может, зайдём после этого в кафе? Хочу что-нибудь сладенькое. — Ваши документы тоже не помешают, — консультантка перебивает приоткрывшего уже было рот Юнги одним медовым предложением, и Чимин, до невыносимого раздражаясь где-то глубоко внутри себя, только делает свою улыбку ещё милее и слаще, почти перескакивая на эгьё. Он медленно достает паспорт, но протягивает его так, чтобы длинные тонкие пальцы девушки его даже не коснулись. — Спасибо. — Всё, что ты пожелаешь, — Юнги мягко улыбается уголками губ, нежно накрыв своей ладонью лежащую на стойке ладошку Чимина. Кажется, из них троих он единственный, кто не ощущает, насколько тишина напряженная, но всё равно инстинктивно пытается снизить градус. — Ты знаешь какое-нибудь хорошее место в этом районе, крошка? — Не хочу влезать, — консультантка, стучащая по клавиатуре раздражающе изящными длинными пальчиками с аккуратными светлым маникюром, влезает с деланным равнодушием: — но как раз рядом есть неплохое кафе, оно называется «Море». Как раз идеально подойдет для вашей пары. Она сладко улыбается, вынуждая Юнги вежливо улыбнуться в ответ, а воинственно прищурившийся Чимин уже начинает слышать боевые барабаны где-то на границе своего сознания. Пока хён скользит незаинтересованным взглядом по помещению, рассеяно поглаживая Чимина по талии, Пак оперативно прочёсывает гугл на предмет информации, вспоминая все достойные агента спецслужб лайфхаки, которые ему передал пребывающий в благодушном настроении Чонгук. Он находит кафе быстро — судя по фотографиям, оно выглядит действительно милым, даже слишком милым. Плюшевые диванчики, тошнотворные светлые подушечки, мягкие игрушки, кактусы с бантиками, прости господи, официантки в костюмчиках горничных и вегетарианское меню. Какой ужас. Чимин со скрытым осуждением смотрит на фотографию фалафеля на первой же страничке и непримиримо закрывает вкладки. Может быть, он и предвзят, может быть, это из-за того, что кафе посоветовала очевидно заинтересованная в его мужчине… женщина, но Чимин более чем уверен, что для того, чтобы он зашёл в это чёртово кафе, во всём Пусане не должно остаться ни одной, даже самой захудалой забегаловки. — Прошу за мной, — консультантка наконец возвращает им документы, кокетливо стреляя глазками из-под слишком густых (нарощенных, Чимин уверен, потому что такие ресницы могут быть только у одного человека в этом мире, а эта женщина явно не Ким Тэхён) ресничек в сторону спокойного, словно скала, Юнги. Его спокойствие и абсолютное игнорирование флирта успокаивает и остужает кипящего Чимина, так что он забирает свой паспорт, контролируя себя, чтобы не вырвать его из мерзких лапок, переплетает с Юнги пальцы и позволяет утянуть себя в недлительный путь в один из концов салона. По дороге Юнги пытается взглядом спросить у него, что не так, но Чимин отмахивается, дуя губки. Он осматривает салон, пока их переводят в скрытую от посетителей часть — в гаражную зону. По крайней мере, Чимин думает, что она так называется. Он не совсем уверен, как она называется, но машины здесь уже готовы к тому, чтобы сорваться с места, а не стоят на витрине для демонстрации. Их подводят к яркой красной машине, которая тут же привлекает внимание Чимини: у нее мягкие, плавные бока без явных выпуклостей и тонированные окна везде, кроме лобового стекла. Машина красивая, машина яркая и машина очевидно дорогая — Чимин абсолютно в них не разбирается, он даже не посмотрел, в какой салон они зашли, но эта была бы первой, на которую упал бы его собственный взгляд. — Миленькая, да? — Чимин прижимается к боку Юнги и смотрит на него снизу-вверх, негромко мурлыкает. — Тебе нравится? — Можно посмотреть её характеристики? — Юнги задумчиво хмыкает и неохотно отпускает чиминову руку, тут же кладя её ему на талию, пока расторопный помощник консультанта — на этот раз парень — приносит им папочку с информацией о машине. — Спасибо. Пока Мин сосредоточенно изучает что-то в папке, держа её одной рукой, Чимин переступает с ножки на ножку, прижимаясь к нему поближе, и с подозрительным видом оглядывается по сторонам в поисках очередных консультантов с лишними глазами. В машинах он понимает ровно до такой степени, чтобы отличить «красненькую» от «беленькой» и стандартно выводит Чонгука раз в несколько месяцев вопросом типа: «а что это у тебя за штучка прикольненькая в машинке мигает» чисто из принципа, но зато отлично разбирается в людях, которые кого-то хотят. Чимин ловит заинтересованный взгляд очередной консультанточки на погружённым в изучение каких-то там своих характеристик Мине и давит желание воинственно оскалить зубы, перейдя в режим активных боевых действий. Не то чтобы он мог назвать себя таким уж ревнивым, да и вообще ни разу не закатывал Юнги ревностных сцен, но его дико выводили из себя люди, продолжающие лезть к уже очевидно занятому мужчине. Пак гордо вскидывает подбородок, встряхивает головой, убирая волосы со лба, и скользит по пухлым, красиво очерченным губам влажным языком. На этот раз он ловит несколько заинтересованных взглядов уже на себе и слегка опускает ресницы, приподняв уголки рта в самодовольной усмешке. Он уверен в себе. Он знает, что красивее и сексуальнее любого из этих людей и этих милых напомаженных консультанточек, и совершенно не стесняется это продемонстрировать. Под его тяжёлым, насмешливым взглядом кто-то опускает глаза, кто-то непроизвольно сглатывает и краснеет, но никто не может его выдержать. Чимин самодовольно хмыкает и кладет ладошку поверх ладони Юнги у себя на талии, нежно поглаживая его пальцы и продолжая хищно поглядывать по сторонам. Пока его временами такой наивный хён выбирает им новую игрушку, Чимин не позволит всяким там расхитительницам и расхитителям пялиться на чужое. — Мне нравится, — Юнги резюмирует, чем возвращает Чимина обратно в реальность, — я могу осмотреть? Конечно, он может. Чимин с неохотой отпускает Юнги, ободряюще улыбнувшись ему напоследок, чтобы хён мог с видом ищейки осматривать машину на внешние дефекты, проверять работоспособность дверей, щупать салон и сверять номерные знаки — по крайней мере, именно так он комментирует свои действия. И есть нечто невыносимо завораживающее в том, как длинные красивые пальцы Юнги скользят по капоту, как он двигает дворники и уверенно садится на водительское сиденье. Пожалуй, мысль о сексе в машине настигает Чимина только сейчас, и он непроизвольно коротко хрипло выдыхает от резкого возбуждения. Консультантка рядом давит смешок и Чимин дёргает глазом, чувствуя нестерпимое желание кого-нибудь придушить. — Что-то не так? — Чимин спрашивает холоднее, чем ему бы хотелось, но его тон остужает девушку и это факт. Она перестает давить смешки и гулко сглатывает, опуская глаза в пол и невнятно бормоча, что все в порядке. Чимин тянет ещё холоднее: — Чудесно. — Вы предоставляете услугу тест-драйва? — Чимин смотрит, как Юнги отдают ключи, и Мин уже собирается сесть в машину, но в последний момент опирается на нее и, глядя через крышу, мягко говорит: — Детка, подождешь меня? Я быстро проеду кружок, а потом сразу в кафе. — Конечно, — как Чимин может отказать, ну правда. Конечно, он бы с удовольствием проехал этот кружок с Юнги, но… если смотреть правде в глаза, окажись они в салоне, и всё, о чем думал бы его чертовски развратный мозг — это секс. В любом его проявлении: будь то его рот на члене Юнги, пальцы Юнги на его члене или пальцы Чимина в себе, или пальцы Юнги в нём, Юнги-Юнги-Юнги во всех позах и ракурсах такого узкого закрытого пространства. Иногда Чимин ненавидит себя и свою озабоченность. — Воды? — очередной мальчик-консультант мягко подходит, протягивая ему стакан, и Чимин милостиво соглашается, автоматически кокетливо заправляя прядку волос за ушко. Парень неловко спрашивает: — Ваша первая машина? — Да, — Чимин отстранённо кивает и осматривает парня перед собой критичным взглядом: невысокий, даже ниже, чем сам Чимин, худенький, в немного большеватом для него костюме — явно дресс-код салона, избегающий прямого зрительно контакта. Чимин скользит языком по пухлой нижней губе и улыбается, лениво думая, что любой флиртующий с ним парень в первую очередь не Мин Юнги. — Подарок родителей. — У вас очень… любящие родители, — мальчишка смущённо улыбается и вдруг кажется Чимину очень даже очаровательным. Пак смягчается и смотрит на него уже менее придирчивым взглядом: он отмечает мягкие осветлённые волосы, россыпь веснушек на носу и щеках и совсем небольшие ладошки, даже меньше, чем у него самого. Парень застенчиво заправляет светлую прядку за ушко и добавляет: — Меня зовут Феликс, Ли Феликс. — Зови меня просто Чимин-хён, — Чимини смягчается окончательно, широко мило улыбнувшись, и давит желание умильно заворковать. Он с интересом спрашивает: — Ты здесь работаешь или подрабатываешь? Просто ты так молодо выглядишь. — Подрабатываю, если честно, — Феликс кривовато, но совершенно очаровательно улыбается, показав небольшие остренькие клычки, и наклоняется чуть ближе, заговорщически шепнув: — Вообще, сейчас я занимаюсь музыкой и учусь, а здесь подрабатываю, чтобы спокойно заниматься своим хобби. — Хобби? В смысле, музыкой? — Чимин заинтересовывается окончательно, придвинувшись чуть ближе, и даже перестаёт обращать внимание на все ещё раздражающих своими взглядами и негромким перешёптыванием консультанток. — Ну, не совсем, — Феликс неловко ерошит ладошкой волосы и совершенно очаровательно краснеет, опустив взгляд. Чимин поддерживающе улыбается ему уголочками губ, слегка прищурив глаза, и парень всё-так решается пробормотать: — Я, ну… Это прозвучит глупо, но вообще, я коллекционирую кеды. — Это… здорово, — Чимин медлит, перед тем, как ответить, потому что у него в голове вспыхивает диалог с Хосоком в поезде и его любовь к чертовым кедам. Он невольно хихикает, поспешив пояснить: — Нет, серьезно, у меня есть один друг, который от них просто без ума. Он сейчас в Нью-Йорке и все уши мне прожужжал про какую-то очередную невероятную пару. Временами он такой невыносимый, честное слово. Чимин улыбается, когда видит, что у мальчишки даже глаза начинают светится, как только он слышит о Хосоке. Недолго думая, Пак торопливо шлёпает себя по карманам в поисках бумажки и ручки, но потом его взгляд падает на планшет в руках Феликса. Расплывшись в лукавой широкой улыбке, он, подмигнув, просит чистый клочок бумаги, на котором сможет оставить номер. — Его зовут Чон Хосок, он та еще заноза в заднице, но имеет абсолютно очаровательную улыбку, в придачу ко всему остальному, — Чимин кокетливо подмигивает, ловя краем взгляда возвращавшуюся машину с Юнги внутри, и чиркает номер — всех своих друзей он знает наизусть, так что в этом нет проблемы — а затем, следуя короткому импульсивному порыву, оставляет быстрый, но довольно отчётливый из-за помады отпечаток губ рядом. — Напиши ему и скажи, что от Чимина, с любовью. А мне, кажется, надо спасаться. Юнги выходит из машины плавно и хищно, с мрачным прищуром раскосых глаз — в нем читается напряжение, которое Чимин просто обязан снять. Пак идёт к нему навстречу, стараясь не делать это торопливо, и почти дотягивается до его ладони, как его сбоку подрезает та самая мерзкая консультантка с чертовски изящными пальцами. — Господин Мин, — она, по её мнению, очаровательно улыбается и протягивает хёну документы и ручку на подпись, — если вас все устраивает, остается только закончить оформление. — Чимин-а, распишись, будь добр, — Юнги говорит ровно, с легкой рычащей хрипотцой. И да простит его бог, но всё, что Чимин испытывает в этот момент — легкое покалывающее возбуждение, а никак не вину или страх. Моментально перехватив у растерявшейся консультантки документы, Чимин бегло сканирует их взглядом, зная, что родители, а потом и Юнги уже раз двести прочитали весь мелкий шрифт, и размашисто оставляет свой автограф, не вчитываясь. — Готово, милый, — не глядя, Чимин передает документы и, наконец, льнет к напряжённому Юнги, сразу же сдавая себя с потрохами. — Это был Феликс, ему нравятся кеды, и я оставил ему номер Хо. Ощущая, как под ладонями расслабляются напряженные крепкие мышцы Юнги, Чимин с силой прикусывает губу, чтобы не застонать от предвкушения. Он мог бы поиграть на ревности ещё немного, но, во-первых, в салоне это довольно неуместно, а во-вторых — каким бы спокойным и невозмутимым не казался Юнги, даже случайная короткая ревность потом довольно долго делала его ещё большим собственником. Оставшиеся формальности они закрывают в прежнем ритме: забирают оригиналы договора на машину и подписывают еще пару бумаг на страховку. От кофе Чимин с счастливым видом отказывается и довольно плюхается на переднее сиденье рядом с водительским. Салон ему нравится — светлая мягкая кожа приятно скользит под ладонями, запах не раздражает, а пассажирское сиденье имеет сбоку несколько кнопок, контролирующих его расположение. Юнги на водительском месте неторопливо оглаживает обитый дорогой кожей руль своими потрясающе красивыми сильными пальцами, лениво его прокручивает одной рукой, и дёргает уголком губ в хищной усмешке. Чимин непроизвольно сглатывает и судорожно сводит коленки, оттянув уютный свитерочек пониже. Его до такого безумия заводит властный, грубоватый Юнги, срывающийся на рычание и смотрящий своим тяжёлым, практически чёрным взглядом, что хочется хныкать и просительно поскуливать. Но вместо этого Пак лишь сжимает ножки покрепче и кусает нижнюю губу, поглядывая на Юнги из-под ресниц. Он всегда такой соблазнительный за рулём, что это совершенно, совершенно нечестно: Юнги выглядит совершенно расслабленным и в то же время сосредоточенным, но Чимин едва не давится собственным вздохом, когда большая горячая ладонь внезапно по-хозяйски ложится к нему на коленку. Юнги даже не смотрит на него, не отвлекаясь от дороги, но его ладонь медленно и властно скользит вверх, а твёрдые пальцы сминают чувствительную и изнеженную внутреннюю сторону бедра. Чимин едва слышно всхлипывает себе под нос от возбуждения и слегка разводит ножки, отворачивая голову. Мин поглаживает его властно, неторопливо, но чувственно: в каждом его движении столько по-хозяйски твёрдой уверенности, столько вальяжности и обещания, что Чимин чувствует, как у него начинают подрагивать ноги и пальчики на руках. Маленький, болезненно возбужденный член неприятно ноет, упираясь в грубоватый изгиб ширинки, пустая дырочка просительно пульсирует, нуждаясь в том, чтобы быть заполненной, и Чимин всхлипывает слишком чётко, когда Юнги подаёт низкий, хрипловатый голос: — Ты так любишь находиться в центре внимания, малыш. Нравится, когда на тебя смотрят, да? Когда хотят? Я видел твой взгляд, Чимин. Ты хотел, чтобы я взял тебя прямо там, при всех этих людях, правда? Чимин не отвечает — мысли, может и не были сформулированы столь четко, как в словах Юнги, но подсознательно ему очень хотелось доказать всем заглядывающимся консультанткам, что мужчина рядом с ним принадлежит ему и никому больше. И сейчас, когда большая широкая ладонь накрывает его ширинку, полностью прикрывая пах, и начинает массировать напряжённый маленький член через плотную ткань, чуть надавливая — Чимин слишком чётко представляет, что кто-то может увидеть их через окно. — Мы ведь сейчас не в родительском доме, правда? — Чимин смешно пыхтит и ёрзает, борясь с желанием расстегнуть ширинку, чтобы предоставить ловким пальцам больше пространства для действия, но это оказывается ненужным. — Ты хочешь предложить мне что-то конкретное, крошка? — Юнги хрипло мурлычет и расстёгивает молнию, ловко подцепляя пальцами спрятанную пуговичку. Ремень Чимин расстёгивает сам, торопливо и неловко, дрожащими пальчиками, и сразу всхлипывает от удовольствия, когда ладонь Юнги проникает внутрь, прямо под нежные голубые трусики. Его член, дрожащий от возбуждения и мокрый от смазки, полностью исчезает в большом кулаке, и Чимина пробивает дрожью от этого вида. Юнги окликает его с явной усмешкой: — Крошка? Я плохо ориентируюсь в городе, ты должен мне помочь. Чимин совершенно осоловело моргает и чуть подтягивает себя обратно в кресло — он немного сполз — чтобы посмотреть в окно. Этот район не то чтобы ему очень знаком, но в школьные годы они с друзьями иногда тут гуляли. Напрягая память — а это просто невероятно сложно, особенно когда Юнги умело и ласково сжимает его дрожащий член у основания, нежа текущую смазкой головку — Чимин вспоминает эту конкретную улицу. Молясь, чтобы ничего за это несколько лет не изменилось, он с трудом выстанывает: — Н-н-ах-право. Юнги выворачивает руль в нужном направление одной рукой, и от этого жеста Чимина подкидывает на кресле от наслаждения ещё сильнее. Это так невыносимо горячо. Так невыносимо сексуально. И это заводит ничуть не меньше, чем умелая рука в его штанах. Чимин не контролирует маленькие и жалкие хныканья, срывающиеся с его губ, пока невнятно говорит сделать ещё два поворота, прежде чем они выезжают на небольшое укромное местечко около парка. Насколько он помнит, это место довольно потаённое — вечно закрытые ворота, тронутые плющом, густые старые деревья с низко ниспадающими тяжёлыми ветками. Люди здесь собираются только вечером, ближе к десяти часам, и то если просто хотят выпить без лишних глаз. — Идеально, — Юнги глушит мотор одним движением и поворачивает в сторону Чимина голову, до самого основания прожигая своим страстным тёмным взглядом, заставляющим задрожать. Юнги жадно и пристально смотрит на раскрасневшееся лицо Чимина, его заломленные брови, трогательно распахнутые пухлые губы и горящие щеки, пока его пальцы продолжают неторопливо и мучительно медленно ласкать его член. — Мне нравится на тебя смотреть, крошка. На то, как ты разрушаешься под моими руками, как стонешь и нетерпеливо ёрзаешь, — Чимин слабо хнычет, капризно обхватывая красивое крепкое запястье слабыми пальчиками и приподнимает бёдра. Юнги хрипло выдыхает: — Боже, ты так сладко реагируешь, стоит только прикоснуться. Так сладко дрожишь, стоит только на тебя посмотреть. — Пожалуйста, Юнги, не мучай м-меня, — Чимин жалобно высоко хныкает, сведя брови в умоляющем жесте, и скользит дрожащими пальчиками по чужой умелой ладони, дразнящими движениями поглаживающими его член. Юнги гладит его так ласково, нежно оглаживая большим пальцем милую розовую головку и слегка потирая маленькую щёлочку, что Чимини срывается на совсем невразумительное поскуливание: — Это уже б-больно, Юнги! — Такой маленький и возбужденный котёночек, — Юнги смягчается, с очевидной нежностью наблюдая за тем, как Чимин всхлипывает и закусывает нижнюю губку, как ёрзает, спуская джинсы чуть ниже и похныкивая. — Так сильно нуждается в ласке хёна. Тебе больно, маленький? Хочешь, чтобы я тебя потрогал? — Д-да, да, пожалуйста!— Чимини приподнимает бёдра, отклоняя голову и открывая чудесный вид на красиво изогнутую шею, и Юнги издает короткий мягкий смешок. Пак слегка надувает губы, всхлипывая: — Ну Юнги-и… — Тише, маленький, хён о тебе позаботится, — глубокий, грудной голос Юнги обволакивает уши, и Чимин только тоненько непроизвольно всхлипывает от удивления, когда хён вдруг наклоняется к нему, положив ладони на подрагивающие бёдра. Раздвинув их, он склоняет голову и его ласковые, умелые влажные губы легко скользят по чиминовому маленькому нуждающемуся члену. — Ах, Юнги! — Чимин стонет, краснея от смущения, и непроизвольно зарывается пальчиками в мягкие шелковистые волосы: Юнги не так часто ему отсасывает, просто потому что предпочитает вылизывать, да и сам Чимин от одного только вида властного, доминантного хёна, нежно ласкающего ртом его маленький член, кончает слишком быстро даже для себя. Он практически сбивается на сбивчивый речитатив: — Юнги, б-боже, ах, хён! Рот Юнги влажный, умелый и безумно горячий — Чимин чувствует, как его член тает в этом потрясающем рту под нежными мазками по-змеиному ловкого гибкого языка, практически обвивающегося вокруг ствола лентой. Мин стягивает его джинсы ещё ниже, до дрожащих коленок, и заставляет Чимина развести ноги пошире, чтобы оставить несколько нежных поцелуев на поджавшихся гладеньких яичках и влажно скользнуть языком от самого основания члена и до головки. Пак всхлипывает и неловко дёргает ногой, окончательно сбрасывая с неё только мешающиеся сейчас джинсы. Он кусает выступающую запястную косточку, чтобы не застонать высоко и жалко в полный голос, и только дрожит, когда уверенная большая ладонь закидывает его ножку на широкое сильное плечо. Юнги плавно размеренно двигает головой, легко опускаясь до самого основания, и Чимин хнычет, чуть сжимая его волосы дрожащими пальчиками. Мин нежно надавливает сразу двумя пальцами на его пульсирующую дырочку, скользнув ими вниз по чувствительной промежности, и не прекращает сосать, пока уверенно вводит два пальца, а за ними практически сразу третий. Он двигает ими быстро и умело, не проникая слишком глубоко и не стимулируя простату — от этого Чимин точно позорно кончил бы за считаные секунды. Нет, Юнги действует именно так, как они привыкли делать последние несколько месяцев — сводит пальцы вместе и крутит ими, медленно то вводя на одну фалангу, то выводя. — Блять, Юнги, — Чимину отчаянно скулит — ему приходится грубовато сжать пальчиками свой дёргающийся член у основания, чтобы не кончить. Господь свидетель, насколько сильно он скучал по этому: резкому, грубоватому и быстрому сексу где-то в совершенно не предназначенном для этого месте. Пак тяжело дышит, простонав: — Х-хочу оседлать тебя. — Как скажешь, крошка, — Юнги хрипло усмехается, нежно куснув его за чувствительное местечко у самого основания внутренней стороны бедра и заставив задрожать и жалобно захныкать. Он отстраняется, чтобы помочь ему стащить джинсы полностью, и для этого Мину приходится ненадолго вытащить пальцы из отчаянно сокращающейся пульсирующей дырочки. Чимин сводит коленки, и часто-часто моргает, чтобы смахнуть выступившие слезы, недовольно слабо захныкав. Но зато теперь внизу он полностью обнажён и это чертовски замечательное чувство. Он неловко возится, пытаясь стянуть с себя мешающееся пальто и забавно путаясь в рукавах из-за спешки, небрежно оставляет его на своём сидении и подцепляет снизу мягкий свитер, торопливо стягивая его через голову. Пак толкает Юнги в грудь, заставляя откинуться на спинку, и вызывает короткий смешок: — Нетерпеливая булочка. — Я трахаться хочу неделю, Юнги, — Чимин жалобно выдыхает, с пыхтением устраиваясь на красивых плотных бёдрах и едва не ударяется макушкой о потолок. Насмешливо ухмыляющийся Юнги даже куртку не снял, просто расстегнул ширинку, чуть приспустив штаны, и по какой-то причине собственная обнаженность кажется Чимину из-за этого ещё более развратной. Пак ёрзает, поскуливая, обвивает дрожащими пальчиками толстый, длинный член, и приставляет влажную головку к своей дырочке, закатывая глаза и насаживаясь одним плавным медленным движением: — Б-блять! Я мечтал о твоём члене чёрт знает сколько времени, и дома ты меня чертовски, блять, обломал. Не думай, что я скоро его из себя выпущу, хён. Сначала он не двигается, просто чуть покачивает бёдрами, чтобы принять член как можно глубже, и тяжело дышит, дрожа от прошивающего всё тело удовольствия. Ему так чертовски хорошо: внутри него толстый, длинный любимый член, наполняющий его до самого основания и растягивающий чувствительную дырочку. Но ещё лучше то, что Чимин с этим восхитительным членом может делать всё, что ему только захочется. — Попрыгаешь на мне, куколка? — Юнги широко ухмыляется, вальяжно скользнув по выступающим клыкам влажным гибким языком, и откидывается на спинку кресла, демонстративно опуская руки. Он скользит по Чимину неторопливым, жарким взглядом, с очевидным удовольствием наблюдая за болезненно твёрдым, маленьким розовым членом, влажным от слюны и прижимающимся к низу подтянутого животика. — Или ты настолько возбуждён, что мне придётся взять всё в свои руки? — Даже не надейся, Мин Юнги, — Чимин фыркает, стряхнув со лба прилипшие прядки, слегка ёрзает, находя более удобное положение и упираясь своей маленькой ладошкой о чужое крепкое плечо, и медленно, вальяжно приподнимает бёдра, чтобы с полным наслаждения стоном насадиться на него по самое основание: — Б-блять! Я не слезу с этого чертовски толстого и твёрдого члена до тех пор, пока в твоих яйцах есть ещё хоть капля спермы. А пока она там ещё есть, — он хищно проходится по опухшим, по-грешному вишневым губкам языком, — я буду седлать твой член своей дыркой и прыгать на нём прямо в этой новой машине, как дешёвая шлюха с трассы. — Твой язык становится таким чёртовски грязным, когда ты возбуждён, — голос Юнги отдаёт в утробное опасное рычание, и Чимин издает короткий задыхающийся смешок, начиная умело крутить бёдрами и ритмично объезжать крепкие бёдра. Мин коротко сглатывает, и его ухмылка становится больше похожей на оскал: — Где вся твоя застенчивость, крошка? Маленькая блядь настолько сильно любит, когда её ебут в задницу, что превращается в совсем уж безмозглую шлюшку? — В маленькую, жадную безмозглую шлюшку, в чьём распоряжении есть не только огромный член её оппы, но и его чертовски длинный язык, — Чимин расплывается в пьяной усмешке и жмётся к чужой груди, деланно дуя губы и перекладывая большие горячие руки на свою упруго подпрыгивающую попку: — Оппа ведь вылижет расстраханную дырку своей сучки, когда хорошенько накачает её кремпаем? Твоему члену хорошо в моём животике, оппа? Ты чувствуешь, как он глубоко? Так глубоко, словно меня вот-вот разорвёт на две части, мнх… Юнги рычит и вдруг резко двигается, вбиваясь сильным мощным толчком, совершенно сбивая Чимина с намеченного ритма. Он едва успевает ухватиться ладошками за широкие плечи и опустить голову, чтобы не удариться о крышу, пока Юнги начинает остервенело вытрахивать его, удерживая дрожащие бёдра до отчетливых синяков. Но даже так размашистые толчки заставляют его подскакивать, несмотря на то, что Юнги пытается прижать его как можно теснее к себе. — Чертовски непослушная маленькая шлюшка, — Юнги рычит, а Чимин сдавленно плачет от удовольствия на одной высокой ноте — он пытается было двинуть попкой, перехватить хотя бы немного власти, но злой, заведённый Юнги трахает его настолько сильно и методично, что Чимин может только беспомощно дрожать и стонать в его руках. Мин рыкает: — С чертовски грязным маленьким ртом. Я бы мог найти лучшее применение твоему болтливому языку, если бы тебе так сильно не хотелось, чтобы я накачал твою дырку своей спермой. — М-мхн-моя дырка ит-тах-к будет заполнена твой спермой, оппа, — Чимин протяжно плаксиво стонет, когда Юнги вбивается особенно глубоко, и с громким выдохом останавливается, наслаждаясь тем, как тесно и влажно сжимают его член. Дрожащий Чимин правда старается: он крутит дрожащими бёдрами по амплитуде восьмёрок, лаская горячий, толстый член, наполняющий его, и сладко гортанно стонет. Горячее дыхание обжигает ключицы, а тягучее возбужденное молчание, разбавленное лишь громким дыханием, подсказывает Чимину, насколько Юнги на самом деле наслаждается тем, как он неловко скулит и прыгает на подгибающихся от возбуждения и дрожащих от сильных толчков ножках. Чимин обожает это чувство — обожает, когда Юнги позволяет объезжать его, позволяет прыгать на толстом члене, самостоятельно получая удовольствие и доставляя его. И хотя его ноги подгибаются и разъезжаются, Чимин все равно старается изо всех сил, даже чувствуя, что мышцы в его бёдрах едва не звенят от того, насколько они напряжены. Он встряхивает головой, сладко хныкнув, и опускается резче, до громкого пошлого шлепка. — Б-блять, как я скучал по этому чувству, — он сладко стонет, совершенно не стесняясь и запрокидывая голову. Чимин прекрасно понимает, что близок к тому, чтобы кончить — настолько долгое воздержание, помноженное на нечестно умелого в сексе несносного хёна и возбуждение играет на чиминову и без того совсем не впечатляющую выдержку угнетающе. Но ещё Чимин понимает, что хён никогда не доводит его меньше чем до двух оргазмов за раз, так что особо не переживает из-за этого, сладко всхлипнув: — Юнги, так хорошо, хён! — Не сдерживайся, маленький, кончи у меня на члене, — Юнги звучит самодовольно, и в любой другой момент Чимин обязательно бы закатил глаза, но сейчас самодовольство Мина оправдано — Чимин действительно чувствует, как мышцы его бёдер начинает сводить приятная судорога, и низ живота сладко сжиматься. Юнги фиксирует его талию в своих пальцах покрепче и низко рычит, ускоряя толчки: — Давай, Мими. — Нечестно! — Чимин высоко скулит, содрогаясь всем телом из-за невозможно нежного и такого жаркого сейчас прозвища — невыносимо то, как горячо и порочно в устах Юнги звучит ласковое детское имя, которым Пака называли родители. Он судорожно хватается маленькими пальчиками за чужие широкие плечи, почти наверняка оставляя на них синяки, и высоко стонет, кончая: — Б-блять! Чимин крупно дрожит, почти до боли сжимаясь на восхитительно толстом члене, извивается, качая головой, и плачет. Он так чертовски сильно обожает оргазмы, до которых его доводит Юнги, так любит это чувство абсолютного разрушения, что превращается в самый настоящий беспорядок. Ласково урчащий Юнги нежно покрывает его шею поцелуями, прекрасно зная, как сильно Чимину сразу после оргазма необходимо чувствовать, что его любят и боготворят, что относятся, как к самой драгоценной маленькой жемчужинке, и сбрасывает ритм толчков до медленного и неторопливого. Даже после оргазма, даже такой безумно чувствительный, Чимин совершено не может не быть наполненным — стоит Юнги попытаться вытащить, и малыш тут же протестующе заплачет, расхныкавшись. — Все хорошо, крошка? — Юнги нежно целует его во влажный висок, оглаживая кончиками пальцев тонкую талию и с невероятным наслаждением — он даже урчит довольно — и надавливает на очаровательные маленькие ямочки на пояснице. Чимин ёрзает, подрагивая от остаточной чувствительности и слабо хныкая, и ластится к его рукам, слабо уткнувшись мордашкой куда-то в чужую шею. Он с трудом приподнимает дрожащие бёдра, мягко двигаясь на чужом члене маленькими слабыми движениями, и Юнги нежно урчит: — Такая хорошенькая маленькая булочка и только для меня, да? — Мин ласково покусывает краешек розового ушка, уткнувшись носом в сладко пахнущие пушистые волосы. — Так хорошо сидит у меня на члене и совсем не хочет его выпускать, правда? — Не хочу, — Чимин капризно хныкает и плотно сжимается, показывая, что не выпустит из себя ничего, — моё, всё моё, принадлежит мне до последней капли. Юнги тепло негромко смеётся и ведет большими ладонями ниже, оглаживая половинки попки, сминая их, но не разводя, чтобы не позволить Чимину потерять своё сокровище. То, как бережно к нему относятся после секса, как его целуют, ласкают, удовлетворяя его собственническую натуру, любят — всегда будет возбуждать не меньше, чем грязные словечки о том, какая он жадная шлюха. Чимин чувствует, что его обмякший член слабо дергается, явно ещё не готовый к тому, чтобы снова возбудиться, но по всему его телу уже начинают проскакивать короткие искорки возбуждения, сладко покалывающие в кончиках пальчиков. Из-за этого дырочка жадно сжимается, и Юнги невольно коротко выдыхает. — Так быстро, кроха? — Мин даже отрывает одну руку, чтобы с деланным изумлением посмотреть на часы. — Не прошло и трёх минут. — Ещё нет, но скоро, — Чимин стыдливо шепчет, и зарывается в крепкую шею, жадно вдыхая дурманящий запах парфюма Юнги и густой, терпкий секса. Хён чертовски любит считать, за сколько может завести его после первого раза. Кажется, где-то на его телефоне даже есть совершенно унизительная папка с постыдными числами: за сколько его довели до оргазма минетом, членом, риммингом, пальцами… Чимин заглянул туда всего лишь раз и тут же закрыл, попискивая и полыхая всем телом от сладкой смеси стыда и похоти. — Моя сладкая дырочка готова принять все до последней капли? — Юнги мурлычет, плавно массируя большим пальцем чувствительную кожу в местечке, где дырочка растягивается вокруг толстого члена — приятное давление заставляет Чимина дрожать от нетерпения. — Хватит говорить пошлости, ты меня смущаешь, — Чимин негромко бубнит, утыкаясь покрасневшей мордашкой в стык плеча Юнги, и надувается, когда чувствует, как широкая грудь под его ладошками подрагивает от смеха. — Ну вот что ты, блин, смеёшься? — Не ты ли только что хотел прыгать на моём члене, как шлюшка, до тех пор, пока в моих яйцах есть сперма? — Юнги ухмыляется, нежно поцеловав его в пушистую макушку, и смеется ещё громче, когда смутившийся малыш молча бьет его по груди кулачком. — Разве я не прав, маленький? — Это было… Это было давно, и… и неправда, — Чимин бормочет это, надув свои чудесные пухленькие губки, и Юнги чувствует, как они влажно касаются его шеи, пока Пак говорит. — И вообще, я сказал это под влиянием… момента. Да. И я имел в виду совсем не это, и вообще… И вообще, ты не должен, блин, надо мной смеяться, дурацкий хён! — И вообще это был не ты, да? — Юнги нежно гладит его по спинке, чувствуя, как вдоль чужого позвоночника проходится сладенькая дрожь из-за его прикосновений, и как Чимин оттопыривает очаровательную попку, заёрзав. Мин нежно оглаживает чудесные мягкие бёдра, красивые округлости попки, огладив большим пальцем туго растянутую вокруг его члена славную дырочку, и скользит ладонью между разведённых ножек, чтобы ласково дотронуться до снова затвердевшего, влажного от спермы члена. Юнги воркует: — Только посмотри на этот очаровательный маленький членик. Уже такой твёрдый, да, крошка? — Юнги! — Чимин вспыхивает от стыда окончательно и даже отстраняется. Он совершенно чудесно хватает воздух своими пухлыми губками в возмущённых вздохах, клубнично краснеет и сверкает глазами. — Н-не… н-не называй меня… м-мой… н-не смей! — Не сметь делать что, малыш? — Юнги клыкасто ухмыляется, начиная медленно покачивать бёдрами и снова размеренно двигаться в жаркой дырочке. От этих плавных движений сам Чимин тоже невольно двигается, и его маленький член совершенно очаровательно покачивается в такт. Юнги устремляет прямо на него лукавый, но нежный взгляд, а Чимин пищит от смущения: — Хватит смотреть! — Но как же я могу не смотреть, крошка? — Юнги лукаво воркует, понижая голос до приятного бархатного шепота, и Чимина от этого уносит совсем уж далеко. Он крупно дрожит и тщетно жмется ближе, чуть приподнимая попу, чтобы почувствовать приятные, плавно-тягучие движения глубже. — Такая сладкая бусинка у меня на коленях, такой ласковый котёночек, — Юнги продолжает умиляться, но не останавливает неторопливых ритмичных толчков, а его умелые большие руки поддерживают Чимина под талию, не позволяя упасть. Чимин слабо хнычет и закрывает глаза, лишь бы не видеть, как на него смотрят. — Моя любимая бусинка, драгоценная маленькая жемчужинка, маленький лотос. Чимин знает, прекрасно знает, как Юнги смотрит на него сейчас. Знает, что красивый кошачий разрез его глаз сейчас кажется особенно мягким и плавным, что тёмные карие глаза кажутся практически золотистыми от плещущегося в них обожания. Знает, что клыкастая, дерзкая широкая усмешка только для него становится сладкой, нежной и мягкой. Он совершено не сомневается в том, что Юнги не обидит его, что не позволит даже отдалённо грубым словам сорваться, пока он такой ранимый, такой нуждающийся в похвале, но Чимин боится, что опять расплачется просто от любви, а он не хочет плакать. Поэтому Пак жмётся к его груди, всё ещё скрытой под одеждой, но даже сквозь неё излучающую жар, цепляется пальчиками за широкие плечи, обтянутые кожей, и упрямо жмурится. Но от этого он чувствует только больше. Горячий, пульсирующий член внутри не вбивается резко или жестко — он плавно и размеренно двигается, задевая чувствительную простату и от этого тягучего ощущения слишком хорошо. Чимин чувствует, как его вставший член упирается головкой в живот Юнги, потирается там о его собственный свитер, и от этого у него поджимаются яички и сжимается дырочка. В теплых, нежных и крепких объятьях Юнги слишком хорошо, чтобы открывать глаза и смотреть на реальность. — Моя сладкая маленькая принцесса, — Юнги издает негромкий смешок и Чимин невольно хихикает, потираясь носиком о минову шею, — нравится быть принцессой? Капризной и требовательной, да, крошка? Чтобы твои ножки целовали, на пальчики надевали колечки, а кожи касался только нежный шёлк, пока я стою перед тобой на коленях. — Н-нет, — Чимин говорит это тихо, почти шепчет, потому что голос его подводит, звучит совсем слабо и заласканно, а сбитое дыхание не позволяет сказать всё сразу и полностью. — Я на коленях, — он прижимается губками к пульсирующей артерии на шее Юнги и застенчиво бормочет: — Это ты должен быть надо мной. Или во мне. Юнги беззлобно усмехается, прижав его к себе чуть ближе, нежно трется носом о пушистую, сладко пахнущую макушку, и слегка ускоряется. Малыш у него на коленях так чудесно тихонечко стонет, сладко и чувственно, так мило жмурит глазки, что Юнги с головой накрывает обожанием. — Юнги, милый, — Чимин сладко стонет между прерывистыми вздохами и просительно хныкает: — М-можно, м… Я хочу сзади, хочу, чтобы ты был со спины… — Хочешь перевернуться, бусинка моя? — Юнги ласково кусает румяную пухленькую щёчку и замедляется, неохотно выскальзывая из сжавшейся нежной дырочки. Чимин протестующе всхлипывает, но вертится, чтобы перевернуться, пока Юнги нажимает на кнопку и отъезжает на кресле назад, чтобы было больше пространства. Малыш удобно придерживается за руль, забирается с ножками на сидение, скользнув ими по бокам от бёдер Юнги, и привлекательно прогибается в спинке, слегка покачивая попкой. Мин с нескрываемым удовольствием скользит взглядом по восхитительному изгибу, гладит его, слегка сминая в пальцах упругую, раскрасневшуюся от шлепков ягодичку, и отводит её в сторону, чтобы открыть себе вид на чудесную дырочку. Он не торопится вернуться в неё обратно, но ласково, тягуче отводит пульсирующую, раскрасневшуюся и призывно приоткрытую дырку большим пальцем. Юнги вальяжно облизывается, пропихивая в неё большой палец и слегка оттягивая, наслаждаясь тем, насколько щёлка податливая и влажная. — Такая хорошенькая маленькая киска, — порочное словечко срывается с его губ само по себе: уж больно нежная, розовая и совсем-совсем гладенькая у сладкого Чимина кожа, уж больно заманчивые плавные изгибы. Юнги пропихивает палец глубже, шлепает второй рукой прямо по дырочке, удовлетворенно наблюдая за тем, как она сжимается, и урчит: — Хорошенькая киска моей хорошенькой девочки. Чимин жалобно сладко стонет в ответ и приподнимает попу чуть выше, дрожа от порочных грешных слов. Юнги оглаживает его попку, нежно щипает, пошлёпывая, и от этого Чимину хочется дрожать. От возбуждения на его глазах выступают слёзы и он часто ими моргает, всхлипывая и пытаясь разъединить слипшиеся реснички. И натыкается на внимательно изучающий их машину взгляд незнакомца. — Юн-ни, ах, — Чимин давится стоном, широко распахивая помутневшие глазки, и ложится обнаженной грудью на руль, с силой сжимая его в пальчиках, потому что Юнги начинает медленно толкаться внутрь него членом, не вытаскивая пальцев. Чимин жалко скулит, стремительно краснея: — Н-на нас см-мотрят. — Ты его знаешь? — голос Юнги, хриплый, низкий и глубокий, прошивает Чимина мурашками от макушки и до кончиков маленьких пальчиках. Мин даже не останавливается, плавно натягивая его на член, и Чимин невольно выгибается, желая насадиться глубже. Стыд от осознания, что за ними подсматривают, бурлит у него под кожей, но вместо того чтобы спрятаться и сжаться, прикрыть раскрасневшуюся мордашку и грудь с розовыми затвердевшими сосочками, Чимин, несмотря на смущение, всё равно вытягивается, открывая вид на своё заплаканное, затраханное лицо и выдавливает: — Н-не знаю. Юнги шлёпает его, сильно и отчётливо, и Чимин вскрикивает от неожиданности, высунув язык, чтобы облизнуть пересохшие пухлые губки. Он находит незнакомца взглядом: кажется, это просто старшеклассник или даже студент, взявший короткий перекур — в зубах у него зажата дымящаяся сигарета. Отстранённо Чимин отмечает, что он кажется симпатичным — светлые уложенные волосы, чуть золотистая кожа и довольно крупный широкий нос. Он немного похож на Намджуна, даже не столько внешне, сколько в целом, и из-за этого его пристальный тёмный взгляд сладко смущает Чимина ещё сильнее, ещё жарче. Юнги сзади ускоряется, и Пак подстраивается под его темп, начиная подскакивать на каждый толчок. Частые, громкие стоны он уже даже не сдерживает. — Всё еще смотрит? — Юнги ухмыляется и кладёт большую ладонь на поясницу, мягко надавливая. Чимин послушно прогибается, чуть сморщив носик — ему не совсем удобно, но когда следующим рывком Юнги наполняет его до самого основания — Чимину становится совсем плевать на удобства. Мин сзади низко, рокочуще рыкает: — Тогда покажи, какая ты послушная блядь. Дрожь от грязного ругательства пробирает Чимина, и трепетная ранимость постепенно уходит вглубь, уступая место распущенности, но не убавляя смущения. Чимин с опаской отпускает одной дрожащей ладошкой рукой руль и тянется пальчиками к себе в рот, скользнув ими между пухлых распахнутых губок и начиная посасывать, методично, стараясь попасть в такт хлёстких движений Юнги. Незнакомец, кажется, замечает, что его заметили, но совсем не кажется смущенным — он смотрит лишь пристальнее, жарко и жадно, практически вальяжно откинувшись на спину. Чимин тихо скулит: его лицо горит от стыда, от жаркого, вкусного смущения, но возбуждение, осознание того, что за ним наблюдают, накрывает его с головой. Давным-давно, ещё когда они с Юнги только начали встречаться, только-только осознавший в себе влечение к мужчинам Чимин безумно стеснялся и себя и своих чувств. Не помогало в этом и то, что в отношениях с Юнги ведущая роль явно ложилась на крепкие и широкие плечи хёна, и Чимину это правда нравилось глубоко внутри, но… И без того хрупкие осколки его маскулинности совсем уж разлетались в дребезги. И вот сейчас, в парке своего родного города, на коленях у другого мужчины, властного, доминантного мужчины, с толстым членом в попке, под жадным, возбужденным взглядом совершенно незнакомого человека, Чимин вдруг со стыдом осознает, что чувствует себя совершенно в своей тарелке. И от этого стыда почему-то становится легко. Он открывает ротик в стоне, прекрасно зная, насколько хорошо выглядят его пухлые, красиво изогнутые губы, высовывает кончик длинного розового языка, совсем бесстыдно и по-порнушному, и закатывает глаза. Чимин хнычет, стонет невнятно, содрогаясь всем телом на каждый восхитительный, сильный толчок, и захлёбывается слюной от развратных, влажных хлюпающих звуков и гулких тяжёлых шлепков, таких прекрасно-унизительных и напоминающих ему его место. Чимин прогибается лучше, стонет громче, вскрикнув в ответ на жаркий удар: Юнги опускает на его попку свою большую ладонь с тяжёлым отчётливым шлепком, почти наверняка оставившим порочный отпечаток. Он с трудом фокусирует поплывший от удовольствия взгляд, снова находя взглядом незнакомца, и скулит: тот кажется завороженным. Чимин чувствует на себе чёрный от возбуждения, тяжелый взгляд, и высовывает язычок чуть дальше, судорожно сбивчиво дыша и, кажется, капая слюной. Юнги делает ему так хорошо, что даже давно въевшееся под кожу смущение отступает, уступая желанию услужить и показать, что у его хёна самая лучшая, самая послушная маленькая шлюшка. Желанию показать это всем. — Такая послушная шлюшка заслуживает поощрения, правда, детка? — Чимин слышит тяжелый низкий голос Юнги и понимает, что тот совсем скоро наполнит его спермой. От мучительно сладкого предвкушения у него на ножках поджимаются пальчики, а член дергается и подпрыгивает, капая смазкой. Чимин убирает ладошку ото рта, дергает головой, чтобы скинуть вбок мешающую челку и прекрасно знает, что такой резкий жест заставит незнакомца посмотреть ему прямо в лицо. Поймав на короткое мгновение в своё внимание чужой взгляд, Чимин подмигивает и тянется ладошкой вниз, к качающемуся от резких движений члену. Едва ли хорошая идея — запачкать только что купленную машину, они ещё успеют это сделать, поэтому Чимин сжимает головку в пальчиках, даже не стараясь удовлетворить себя и зная, что кончит так, просто в кулачок. Такой же маленький, как и его член. — Ты готов, малыш? — Юнги нежно целует его в плечо, в противовес жёстким быстрым толчкам, Чимина потряхивает — он жадно насаживается, отвечая всем телом. Каждая его клеточка, всё в нем готово к наполнению — от горящих кончиков ушей до сжимающихся яичек. От предвкушения он сильно сжимает свою наверняка раскрасневшуюся дырочку и приятно сдавливает толстый, длинный член и всхлипывает, когда Юнги сзади низко рычит от удовольствия. Чимин дрожит, чувствуя, как его стремительно наполняет горячей, вязкой спермой, и Юнги хрипло шепчет ему на ушко: — Такая узкая сладкая дырка, Чимини. Выдаиваешь меня до последней капли, — Чимин слышит глубокий голос Мина сквозь тяжелый, оглушительно пульсирующий грохот пульса в ушах, и просто старается не потерять зрительного контакта с незнакомцем. Его жадная, обычно тщательно прячущуюся шлюшья натура хочет довести этот момент до конца. И когда Юнги перестаёт двигаться в нем, замирая, а затем и плавно выскальзывает — пустота не оглушает собой, потому что вместо члена его наполняют любимые пальцы, — Чимин расплывается в отвратительно развратной сладкой ухмылке, не зная, но подозревая, что кадык у незнакомца дёргается вместе с членом. И плавно, настолько насколько позволяет пространство в машине, поднимает на дрожащих ножках свою попку ровно к лицу Юнги. — А вот и десерт, — Мин урчит от удовольствия, грубовато сжимая в сильных пальцах бёдра Чимина, чтобы его зафиксировать, и надавливая большими пальцами прямо на безумно чувствительную внутреннюю сторону. Чимини непроизвольно всхлипывает, прогибаясь в спинке чуть сильнее, и, может, ему кажется, но у незнакомца словно жадно расширяются зрачки. — Привет, сладость. Юнги жадно, размашисто проходится языком по гладенькой нежной промежности, собирая собственную сперму и пачкая Чимина в слюне, словно помеченную кобелем сучку, а затем одним гибким, умелым движением буквально ввинчивает язык внутрь с влажным хлюпающим звуком. Чимин хныкает, чувствуя, как его истощённый удовольствием, обмякший маленький член мило дергается в ответ на это пошлое, открытое и совершенно бесстыдное действие. Он никогда не устанет от того, насколько хорошо нечеловечески ловкий язык Мина чувствуется в его истощённой, хорошенько растраханной маленькой дырочке. Юнги лижет его умело и быстро, чередуя короткие глубокие толчки языка с широкими, размеренными мазками и разве что не урча от наслаждения. Чимин качает попкой, напрашиваясь, поскуливает, и только довольно стонет, когда наконец заслуживает резкий шлепок и недовольное рычание. Пака до безумия заводит то, насколько одержим Мин его маленькой чувствительной дырочкой, им самим, чтобы совершенно не брезговать настолько грязной, практически грешной лаской. Бедный чиминов член уже слишком истощён и измучен, чтобы полноценно возбудиться снова, затвердеть, но он беспомощно сладко набухает из-за горячих движений ловкого языка, и Чимин, отчаянно хныкая, сжимает в пальчиках руль. Он кончает в третий раз, содрогаясь всем телом, и его член беспомощно подпрыгивает, дёргаясь, и едва ли выдавив из себя несколько капелек полупрозрачной спермы, но Юнги нежно собирает их с головки пальцами, слизывая и заставляя своего малыша сбиться на совсем невразумительные звуки. — Умница, — Юнги целомудренно целует его в центр сжавшейся в смущении дырочки, заставляя взвизгнуть от этой неожиданности и следом легонько шлёпает по попке. — Так хорошо постарался для меня, крошка, ты просто… Договорить Юнги не успевает — звонит его сотовый. Дрожа, Чимин едва находит в себе силы, чтобы слабо сползти с чужих колен, напоследок помахав ладошкой подпрыгнувшему на месте незнакомцу. Усаживаться на тщательно оттраханную попку не больно — всё же это далеко не первый их раз, но уставшие мышцы немного саднит. И пока Юнги выслушивает невнятные причитания, Чимин тратит все силы на то, чтобы подавить желание закурить. Давненько он не хотел затянуться после секса так сильно, как сегодня. — И молочко, я помню, да, — слова наталкивают Чимина на мысль, что по ту сторону провода брат, и он вспыхивает, тут же поджимая в груди коленки, прикрываясь. Мысли о сигаретах уходят на такой дальний план, что спроси его кто, о чем он думал мгновение назад — не смог бы ответить. Юнги откладывает телефон и хмыкает, застёгивая штаны: — Нас уже заждались, крошка. Даже твой папа уже дома. — Блин, — Чимин хнычет и прячет лицо в коленках, невнятно пробормотав: — не хочу домой, хочу домой. — Можем уехать завтра вечером, если все ещё будешь хотеть, а не капризничать, — Юнги мягко предлагает и кладёт ладонь ему на макушку, ласково поглаживая и перебирая волосы. — Ну чего ты, маленький, ты же скучал по родным. — Скучал, — Чимин вяло кивает, надувая губы, и капризно дуется: — Но, знаешь ли, когда столько лет живешь порознь, то привыкаешь, что после секса не надо собирать себя по кусочкам и притворяться… не разбитым. Я просто хочу лежать и чтобы ты массировал мои стопы. Неужели я прошу так много, господи? — Это можно устроить и тут, крошка, — Юнги усмехается, наклоняясь, и невесомо нежно прижимается губами к круглой коленке Чимина, а затем ласково оглаживает её пальцами. — Надевай всё кроме носочков и обуви, устраивайся на сидении, не забыв пристегнуться, да, — под его внимательным, чуть укоряющим взглядом, Чимин нехотя подчиняется, подавив желание закатить глаза на последнюю часть предложения. Хён помогает ему как может и чем может, придерживая, когда приходится с тихим сосредоточенным пыхтением втискивать попку в узкие джинсы, и даже поправляет растрепавшиеся волосы, когда пыхтящий Чимин натягивает на себя мягкий свитер. — Вот так, да, а теперь клади сюда ножку, — после этого Мин властно хлопает ладонью по своему крепкому бедру, и у Чимина от этого звука и вида слабо пробирает дрожь. Желание оседлать эти красивые бёдра, попрыгать и поёрзать на них все ещё не до конца покинуло его невыносимо развратный мозг. Юнги явно улавливает это, усмехнувшись: — Не всего себя, Чимини, только твои ножки. Давай, малыш. Голос Юнги такой ласковый и нежный, что Чимин совсем не может отказаться от желания подчиниться. Он отодвигает сиденье как может, крутится, ерзает, но все же находит идеальный угол и кладет свои ножки на Юнги. Уже там его небольшие изящные стопы с маленькими пальчиками попадают в захват горячей ладони, которая тут же принимается умело и нежно их массировать. — А теперь найди мне по навигатору, где там это ебаное молочко продаётся, — Юнги дёргает уголком губ, приподнимая его в усмешке, и отстраняет ладонь на мгновение, чтобы завести машину и вывезти их из этого места. И когда он опять возвращает руку обратно, легко обхватывая стопу и мягкими круговыми движениями начиная её ласкать — Пак понимает, что он в раю. — Сейчас, милый, — Чимини нежно хихикает, едва не мурлыкая себе под нос от удовольствия, и двигает милыми маленькими пальчиками на ногах, заставляя Юнги непроизвольно улыбнуться. Пак увлечённо стучит подушечками пальцев по экрану телефона, внимательно изучая карту, и резюмирует: — Есть круглосуточный буквально в паре кварталов, нужно выехать по главной дороге от парка и свернуть налево, я покажу. И вообще, ты тоже его любишь, так что не ворчи. — Ты имеешь в виду своего зависимого от бананового молочка младшего братца? Ну уж нет, кроха, я люблю только одного сына семьи Пак, и Джихен, как ни печально, пролетает по критериям, — Юнги ухмыляется, горячо прокручивая руль одной рукой, и Чимин беззлобно закатывает глаза: — Дурак. Я говорил про молочко, хён. Ты сколько угодно можешь зубоскалить и строить из себя чёрствый камушек, но ты обожаешь сладости, и все прекрасно об этом знают, — Чимин лукаво стреляно глазками из-под ресниц и елейно добавляет: — Напомнить тебе, кто тайком ночью съел половину предназначавшегося на выходные торта и свалил всё на Джуна? — Во-первых, Мими, камушки по умолчанию чёрствые, в этом моя суть, — Юнги дёргает правой бровью, выруливая на главную, и толкается языком за щеку, внимательно следя за дорогой и проводив перестроившегося прямо перед ним через две полосы водителя осуждающим взглядом: — Вот мудак. Так вот, для справки: я тогда съел только половину половины торта, остальное действительно съел Джун. А у него перед Джином пожизненная индульгенция: подумаешь, послушал бубнеж десять минут. — Половину половины? Что у вас с математикой, Господин Мин? Мне казалось, этот предмет вы защитили с отличием, — Чимин хихикает над их беззлобной перепалкой и тычет пальчиком в поворот: — Вот сейчас налево. — Математику я сдал с божьей помощью, Мими, мне попался лёгкий билет, — Юнги хмыкает, поворачивая, и смешливо добавляет: — Джун, кстати, тоже сдал на отлично. А вот Хосок едва не завалил и в отместку прозвал нас сквадом ботаников. Вот уж кем я в жизни только не был, но это был удар под дых. Я так долго был плохим парнем, и тут ботаник? Конец репутации. — Один Хосок не может разрушить твою репутацию, хён, — Чимин смеётся и дергает пальчиками, когда Юнги начинает его щекотать. Они проезжают последний квартал, прежде, чем достигают финала, а Чимин пищит: — Щекотно! — Один он, конечно, не может, но вы же все сговорились, да, — Юнги в противовес недовольству, ласково тепло улыбается, кидает быстрый сосредоточенный взгляд на карту, которую Чимин ему показывает, и паркуется, коротко бросив: — Оставайся тут, крошка, я куплю вам ящик на двоих и вернусь. — Куда нам ящик! — Чимин широко распахивает глаза и кукольный ротик, дёрнувшись, чтобы остановить Юнги от необдуманных поступков, но не преуспевает — дверь захлопывается прямо у него перед носом, когда он уже перебирается на водительское кресло. Чимин надувается, поджав губки, и ворчит себе под нос, с пыхтением возвращаясь на своё место: — Ну и пожалуйста, ну и не нужно. Все равно его раскупают так быстро, что ящика там не будет. Чимин плюхается обратно на своё удобное место и невольно охает — поясницу чуть-чуть тянет, а между ягодиц влажно и порочно скользит. И именно то, насколько сильно ему нравится ощущения влажности между своих ножек, и становится проблемой. Он устало вздыхает и старательно задвигает снова пробуждающуюся было похоть поглубже внутрь себя — это даже не так уж и сложно сделать. Обычно после настолько бурного секса Чимину не хочется ещё несколько часов, а если бы они сразу легли спать — так и вообще не хотелось бы до самого утра. Во всяком случае, пересидеть уютный и немного неловкий семейный ужин он сможет совершенно спокойно. Чимин шевелит маленькими пальчиками и, тяжело вздохнув, тянется, чтобы надеть свои милые носочки с маленькими клубничками, обычно прячущиеся за сексуальным ботинками на каблучке — что-что, а терпеть насмешки брата, если тот увидит с каким комфортом Чимина перевозят, он не намерен. Пока он с пыхтением возится, застёгивая ботинки, перед магазином собирается вялотекущая толпа, через которую пробирается очевидно спешащая маленькая девочка с большим голубым бантиком и собакой. Чимин невольно нежно улыбается ей вслед и с любопытством обводит взглядом округу. Он замечает жилой дом, на втором этаже которого кто-то принимает душ, не закрыв штору, и слегка краснеет, опуская глаза. Ему понравилось, когда смотрели на него, но смотреть самому… Чимину неловко. Чтобы отвлечься, он залезает в телефон и с изумлением обнаруживает, что в их общем чатике как раз ведётся поразительно активная переписка. Предвкушающе поёрзав, он пролистывает в самое начало и с интересом погружается в чтение. хобайро: ЧИМИН ЕБАНЫЙ СВОДНИК справедливости ради мальчик симпатичный ладно может быть он даже в моем вкусе может быть может быть он тоже любит кеды МОЖЕТ БЫТЬ но при этом он не любит хип-хоп. КАК КАК МОЖНО ЛЮБИТЬ КЕДЫ И НЕ ЛЮБИТЬ ХИП-ХОП КАК ЭТО КАК ЛЮБИТЬ МАКАРОНЫ И НЕ ЛЮБИТЬ КЕТЧУП ЭТО КАК ЛЮБИТЬ КАРТОШКУ И НЕ ЛЮБИТЬ КЕТЧУП Я НЕ ПОНИМАЮ короче вот это мутное пятно его биографии меня несколько смущает но НО В ЦЕЛОМ ну але блять никто даже не возмутится насчёт кетчупа? сраные итальянцы есть здесь живые вообще а че случилось на этот раз вигуков опять забрали копы? хуй там я поеду в участок снова в прошлый раз там посягнули на мою чудесную невинную жопку ну не совсем невинную но не суть ну джин блять джун ну АЛО вы сгорели? утонули? вы в дерьме? вы утонули в дерьме? умный ким: откуда ты знаешь что у меня прорвало трубу хобайро: НУ НАДО ЖЕ на дерьмо значит ты среагировал а на тонну сообщений и на то что чимин ебаный сводник нет СПАСИБО ДЖУНИ Чимин тихонько хихикает, пока проматывает вечный вялотекущий спор насчёт кетчупа и жалобы Намдужна на туалет и все, что с ним связано — пока переписываются только они вдвоём, но прилетевшее сообщение Джина заставляет его громко захохотать. красивый ким: джуни милый когда я говорил тебе не вляпаться без меня в какое-нибудь дерьмо знаешь это была типа метафора ну а л л е г о р и я джун почему все опять в говне ну вот объясни мне хобайро: лмао семейные разборки в чате семейные разборки в чате семейные разборки в чате красивый ким: перестань спамить вокруг меня одни балбесы и это цена за мою красоту доброту и природное милосердие к балбесам я так и знал лучше кинь фотку он симпатичный? откуда? ты уже нашёл его профиль? сколько ему лет? хобайро: и это я спамлю? но вообще я сюда за этим и пришел мне нужно его пробить так что мне нужны нелегальные замашки чонгука но до него не доораться так что у меня траур #свечароза умный ким: #свечароза красивый ким: #свечароза особенный ким: че у вас тут за кринжовое собрание дедов умный ким: ставлю двадцатку что это чонгук который спиздил у тэ телефон красивый ким: 100% хобайро: инфа сотка особенный ким: ну и нахуй я вам нужен если вы такие умные пошли ему валентинку голубиной почтой не знаю как там это делали во времена вашей молодости почему всем вечно нужно сразу пробивать человека а лол светлый ему идёт больше умный ким: … красивый ким: … хобайро: … чонгук втф прошла минута я даже фотку не кинул ты даже не знаешь как его зовут к а к особенный ким: я знаю все лол че я сделаю если тебе нужна инструкция к гуглу хён умный ким: ауч красивый ким: это было жестоко чонопиздрик: но правдиво хобайро: бля вы можете вернуть телефоны друг другу? чонопиздрик: нет особенный ким: нет умный ким: нахуй вас гони уже фотку Гук хобайро: ПОЧЕМУ ОН ЭТО МОЙ ПАРЕНЬ ВООБЩЕ-ТО особенный ким: [фото] хобайро: МНЕ ЕГО ЧИМИН ПОДАРИЛ КАКОГО ХУЯ ВЫ ну все я не привезу вам подарки и сувенирчики не привезу и себя не привезу все я остаюсь здесь одиноко одинокий одиночка красивый ким: не драматизируй и не ной симпатичных мальчиков не привлекают нытики особенно если эти нытики вдруг совершенно случайно ломают всю канализацию в доме, правда, джуни, милый? умный ким: во-первых, я не нытик во-вторых, это не я в-третьих, я случайно и вообще не ставь запятые, меня пугает, когда это делаешь ты, Джин. Меня сразу тянет писать правильно, а ты знаешь, что 90% участников этой переписки ненавидят, когда я ставлю точки. хобайро: ТОЧКИ НАХУЙ ЧТО НАЧАЛОСЬ НОРМАЛЬНО ЖЕ ОБЩАЛИСЬ Чимин кусает пальчик, широко улыбаясь и пытаясь подавить смешки, и подпрыгивает от неожиданности, когда вдруг слышит, как захлопывается багажник. Он поворачивает голову, наблюдая за тем, как Юнги обходит машину и садится на водительское кресло, сразу же пристраивая телефон на место для навигатора, и непроизвольно выдыхает. — Чего смеёшься? — Юнги лениво заводит машину и, поглядывая в зеркала, выруливает на дорогу, чтобы наконец отвезти их домой. Он улыбается, кинув на Чимина короткий взгляд: — Выхожу я из магазина и слышу звон колокольчиков, а это ты, оказывается. — Юнги-я-я, — Чимин сладко румянится, лукаво блеснув глазками, и хихикает, пролистывая крики Хосока о том, что он ненавидит пунктуацию. Намджун идёт на попятную под угрозами остаться без подписанного диска Дрейка, если прямо сейчас не прекратит издеваться над их перепиской, и Чимин с некоторой заторможенностью отрывается, отчитываясь: — Просто листаю чат. Чонгук нашел Феликса и слил инфу всем раньше, чем это сделал Хоби, и теперь там локальный холивар. — Кого? — Юнги задумчиво мычит, внимательно следя за дорогой и стискивает зубы, когда кто-то слишком резко выруливает с правой стороны. — Да мальчик тот, — Чимин сладко хихикает, чуть надув губы, и высовывает кончик языка от усердия — сколько же остальные успели нафлудить, пока они трахались, невероятно. — К которому ты приревновал, светленький такой. Из салона, с веснушками. Я дал ему номер Сокки, ну, знаешь, чтобы хоть как-то его повеселить. хобайро: и вообще я пригласил его на свидание онлайн ну там свечи вино дрочка на камеру умный ким: фу красивый ким: фу особенный ким: фу чонопиздрик: кстати поставь освещение нормально и протесть заранее а то весь настрой может упасть пока вы будете пытаться сконектиться виртуальными членами мими: не даёт покоя печальный опыт да особенный ким: какие люди и не на хуе полезная инфа вообще то придоебится тебе поскакать у юнги-хена на члене по видеосвязи а она возьми и упади че будешь делать мими: связь может и упадет зато у юнги не упадет в отличии от тебя хобайро: ЛОЛ умный ким: а у ч красивый ким: 1:1 особенный ким: по крайней мере у меня есть чему падать ;) умный ким: А У Ч хобайро: реально А У Ч красивый ким: 2:1 оффтопом придоебится? че это вообще за слово джун мне нужна википедическая вкладка особенный ким: тебе тоже нужна инструкция по пользованию гуглом хён? печально хобайро: лмао красивый ким: зараза ты буквально вырос на моем молоке чон чонгук мими: да чонгук как ты можешь так разговаривать с матерью? чонопиздрик: лоооол хобайро: хаххаха умный ким: чимин. мими: а ну да с мамочкой простите хобайро: ЛОЛ красивый ким: ЧИМИН мими: ну че чимин чимин и чимин чиминь особенный ким: чиминь хобайро: чиминь чонопиздрик: я не буду это писать но я согласен и я говорил что он змея подколодная юнги до сих пор не свалился с отравлением только потому что их яд взаимонейтролизуется а вы все булочка булочка хуюлочка мими: блять вы там телефоны посекундно передаёте что ли заебали чонопиздрик: ты своего соулмейта должен чувствовать чимин а не вот это вот все мими: в нем было слишком много чужой спермы чтобы понять где кончается тэхён а где начинается чонгук радар сбоит ю ноу особенный ким: ну почему все всегда так истово уверены что чонгук сверху я вообще на актива не тяну что ли? чонопиздрик: не понял умный ким: ооооо красивый ким: ооооо хобайро: а вот и приехали ничеси мими: ого судя по всему был прецедент особенный ким: …ну нет НО ВСЁ ЖЕ — Мы уже подъезжаем, Чимини, скажи всем чтобы шли нахуй, — Юнги лениво ворчит, поворачивая к дому и тормозит, но прежде чем заглушить мотор и выбраться наружу, берет телефон, хмыкнув: — Хотя нет, я сам скажу. любимый 💜💜💜: значит так, ебланский садик джун бросай атеизм переходи в религию и начинай молиться ещё один наплыв говна этот город не переживёт джин во-первых, домашнее насилие это не выход во-вторых, мир по нему уже тяжело прошёлся сок подпустишь своего мальчишку к чимину — въебу в остальном удачно поразвлечься тэ никого не слушай, ты прелесть чонгук не выебывайся все нас не трогать сутки — А теперь в дом, — Юнги довольно бесцеремонно закрывает чат, не читая незамедлительно последовавший поток возмущений. Чимин успевает выловить только чонгуково возмущенное: «НО ХЁН ОН ПЕРВЫЙ НАЧАЛ» до того, как его телефон тоже отбирают и блокируют. — Никаких переписок, пока мы у твоих родителей. — Это нечестно, Юнги, — развеселившийся Чимин хихикает, совершенно не чувствуя злости или раздражения. Как-то раз у них обломался секс из-за чата, потому что Тэхён потерялся в другой стране и, казалось бы, Чонгук может найти всё. Но как выяснилось, найти он может все, кроме себя, потому что он тоже потерялся. Подробности вытрясали всем чатом сначала в онлайне, потом вживую, но ничего так и не выяснили, потому что даже в фантах Чонгук предпочёл надеть платье горничной. Впрочем, мало кто пожалел о его выборе. Они выходят из машины и Чимин, смущаясь, всё же ждет, когда Юнги откроет его дверь и подаст руку. Он видит, как Джихён сталкерит их со своего окна на втором этаже, как мама уже открывает дверь и выскакивает навстречу, чтобы помочь занести… — Два ящика, хён?! Да как так-то, я когда покупаю дай бог три пакетика нахожу! Чимин прижимает ладошку ко рту, совершенно по-джиновски уперевшись рукой себе в бок и безмолвно смотрит на два ящика клубничного и бананового молочка. Он переводит потрясённый взгляд на Юнги и качает головой: — Юнги. Как. Ну правда. Ты знаешь какой-то секрет? Скажи мне, я никому не скажу. — Секрет на то и секрет, чтобы им оставаться, крошка, — Юнги подмигивает ему, чмокнув в плюшевую щеку, и вежливо, но непреклонно пресекает попытки госпожи Пак взять хотя бы один ящик: — Мама, прошу вас. У вас двое замечательных сыновей и я бонусом, мы справимся сами. — И ещё я, — Чимин оборачивается, запищав от счастья, когда видит в дверном проёме знакомый силуэт и слышит мягкий хрипловатый тенор отца. — Чимини, маленький! — Папочка! — Чимин громко смеется, бросаясь ему навстречу и позволяя утянуть себя в крепкие объятия. Он тычется папе в плечо, обвивая за талию, и глубоко вдыхает тяжелый запах его парфюма и сигар, бормоча: — Я так соскучился. — Ты так вырос, мой лотос, — отец нежно гладит его по щеке, широко улыбаясь, ерошит волосы, заставляя захихикать, и закидывает одну руку на плечо. Он поворачивается к уже подоспевшему Юнги, сгрузившему ящики онемевшему от счастья Джихену, который явно находился в состоянии близком к тому чтобы повесить портрет Юнги в угол и поставить у него свечку. Пак Джинву протягивает ему свободную руку и ухмыляется уголком губ: — Мин Юнги. Всё так же занимаешься непотребствами с моим сыном? — И не только ими, папа, — Юнги ухмыляется в ответ, крепко пожимая протянутую руку и игнорируя возмущённый и смущённый писк Чимина. — Рад вас видеть. Джихен не даёт скучать? — Покажи мне в этом доме того, кто не даёт просраться, и с меня бутылка, — Джинву заливисто смеется, снова взъерошив Чимину волосы и смешливо, но любовно добавляет: — Кроме тебя, маленький. — Ну папа! — Чимин надувает губы, пытаясь спрятать покрасневшие щеки, и бубнит: — Ну я старше в конце концов! И вовсе я не… не маленький! — Для меня ты всегда будешь маленьким, — Чимина прижимают к большой, теплой отцовской груди, и он успокаивается. Ладно, может быть он и маленький, если смотреть на это со стороны папы. Джинву усмехается: — Как вам машина? Уже опробовали её? — Опробовали. Отличные сидения, очень… удобные. А ещё у неё превосходная стабилизация, — Юнги тонко усмехается, блеснув лукавыми глазами, а Чимин краснеет от смущения и утыкается лбом папе в грудь, лишь бы не видеть то, как Джинву поигрывает бровями намекая на пошлости. Боже. Неужели у него это не от мамы, а от папы? И почему вообще они с Юнги словно… Боже. — И не заносит на поворотах. — Искренне рад слышать, — ухмыляющийся Джинву обменивается с Юнги смеющимися взглядами и нежно гладит смущённого Чимина по спинке, чуть похлопывая. — А теперь давайте-ка уже примемся за еду. Жрать хочу, сил нет. — Джинву! Подбирай выражения! — всё ещё чуть розовый Чимин делает несколько маленьких шажков назад, чтобы откинуться Юнги на грудь, чувствуя, как его талию обвивают нежные большие руки, и с улыбкой посмотреть на то, как возмущенно надувшая губы мама пытается дать подзатыльник папе. Впрочем, она всё равно такая крошечная, что достает своей маленькой ладошкой только до плеча. Юнги нежно целует его в висок, заставляя довольно засопеть, и обнимает за талию, втягивая в сторону дома. Он ведёт его нежно, придерживая, а потом и вовсе помогает раздеться, незаметно ласково скользнув ладонью по округлым плечам. Чимину просто невыносимо хочется в душ, но так как никто, очевидно, их сейчас туда не отпустит, максимум, на который у них есть время — это помыть руки. И всё равно Юнги успевает брызнуть в него водой, пощекотать, срывая с пухлых губ звонкий счастливый смех, и ласково чмокнуть в самый кончик носа напоследок, переплетая их пальцы. Когда они спускаются вниз, стол уже накрыт, бабушка задумчиво посматривает на очередную бутылочку соджу, держа в руках уже опустевшую, а Джихён, небось, тайком делает заначку из молочка у себя в комнате, судя по подозрительным звукам. Чимин смешливо думает о том, что нужно было подарить ему мини-холодильник, а не приставку, когда усаживается на своё место, рядом с Юнги. — Итак, — папа сидит во главе стола, с правого его бока мама, с левого бабушка, рядом с ней свободное место для покойного дедушки, а Джихён, наглая плюшка, ровно напротив папы. Так что Чимин оказывается сбоку от брата, а Юнги между ним и мамой. Не так уж и плохо. — Я рад, что мы все, наконец, собрались полным составом, хотя, Джихён, наша маленькая кувшинка, твоей половинки не хватает, не хватает, конечно… — Пап! — Чимин довольно хихикает в ладошку, с удовольствием наблюдая за покрасневшей от смущения мордашкой зашипевшего брата. Джихён прокаливается, упираясь взглядом в свою тарелку и бормочет: — Меня сейчас гораздо больше интересует хорошая сдача экзаменов, а не все эти ваши отношения. — Чимини в своё время точно так же говорил, — бабушка Пак дёргает уголком сухих губ, откинувшись на спинку своего любимого глубокого кресла, которое, Чимин уверен, Джихён же с пыхтением и страданиями и стаскивал со второго этажа. Женщина бросает на Чимина лукавый взгляд и тепло тянет: — А потом как-то приехал домой и я сразу поняла, что влюбился. Щечки горят, глазёнки сверкают ярко-ярко. В тот день я уже знала, что скоро он вернётся не один. — Бабушка! — Чимин краснеет под нежным взглядом Юнги и смущённо опускает глаза, когда большая ладонь хёна ласково накрывает его маленькую ладошку. Теперь все смотрят на него с улыбками, а Джихён расплывается в наипаскуднейшей из своих усмешек, явно сдерживаясь только из-за присутствия взрослых, и Чимин совсем смущается. — Что, бабушка? Я уже не могу гордиться своим внуком за то, что он сделал прекрасный выбор и привёл домой замечательного мужчину? — бабушка фыркает, качнув седой головой, и сурово заявляет: — А я буду! Потому что ты действительно в кои-то веки выбрал правильно, ребёнок. Но это я тебе так говорю, Юнги, ты меня не слышал. — Кажется, завтра будет дождь. Что-то у меня уши закладывает, — Юнги дёргает уголком губ, удостоившись довольной улыбки бабушки и короткого смешка Джинву, и наклоняется, чтобы нежно поцеловать Чимина в висок и шепнуть: — Не смущайся, бусинка. Твоя семья замечательная. —Эх, молодость, — отец, наблюдающий за ними с явным умилением, расправляет плечи и приосанивается, фыркнув. Если бы у него были усы, он почти наверняка важно бы ими пошевелил, но вместо этого Джинву ностальгически улыбается: — Мы ведь тоже такими когда-то были, да, зябличек? — Говори за себя, Джинву, я ещё в самом рассвете сил, — мама высоко хихикает, гордо вскинув голову, и подставляет пухлую щечку под нежный поцелуй мужа. Она беззлобно хихикает, отпихнув его ладошкой, когда он тянется к губам: — Ну не при детях же, старый дурачок. — Ну-ка, Джихён, поцелуй бабулю в щечку. А то что это только мы не у дел, — бабушка Пак хмыкает, повернув голову к замершему с половиной ломтика огурца Джихёну, панически выпучившему глаза: — Давай-давай, ребёнок. Чимин просто обожает, когда смущается не он, и с ехидным наслаждением наблюдает за тем, как брат неловко и торопливо дожевывает ломтик огурца и потом так же быстро-быстро клюёт бабушку в щечку, разве что не зажмурившись. Его горящее красным лицо освещает комнату не хуже лампы. — Эх, был бы сейчас жив Юнсок, этот старый пень, муж мой, поцеловал бы нормально, а не вот это вот всё, — бабушка ухмыляется, отмахиваясь от красного Джихёна и покачивает бокалом, недвусмысленно намекая, чтобы ей наполнили его новой порцией душистого домашнего вина. — Лучше расскажите мне, как там нынче в Сеуле, так же не ценят время и тратят его на всякую ху… — Мама! Бабушка! — прерывают её, кажется, все, кроме Юнги, который подло ухмыляется в бокал с виски, бутылку которого они с Джинву лениво распивают на двоих. Чимин же задумчиво смотрит на свой полупустой бокал и слабовольно думает, что сегодня, пожалуй, хватит с него крепких напитков, если он не хочет, чтобы «милый и любимый лотос» с ужасающейся скоростью превратится в «пьяный лотос». А так как «пьяный лотос» — это почти синоним «развратный»… Чимин предпочитает не додумывать мысль до конца, порозовев, и подтягивает к себе бутылочку с молочком. Они болтают обо всем на свете. Чимин рассказывает про Намджуна, Юнги про Хосока — как тот не мог нормально зарегистрировать себя в аэропорту, потерял билеты, паспорт, себя и смысл жизни, и как Мину вместе с Намджуном пришлось тащиться, чтобы спасать его тупую задницу. Ну а так как Намджун — это Намджун, в итоге он тоже потерялся и Юнги пришлось искать сразу двоих. — Юнги, не выражайся, — Чимин едва удерживает руку, чтобы не повторить мамин же жест с затрещиной и весело хихикает на миново ворчание: «Что поделать если они оба тупицы, ну вот что?». Джихён вносит свой вклад в болтовню историей про одноклассников, которые подорвали туалет и их отстранили от учебы на месяц. Бабушка вспоминает истории из молодости, мама сплетничает о соседях, а отец отмахивается, говоря, что на его скучной работе только скучные истории, если, конечно… — …Если, конечно, не считать момента, когда у нас появился новый начальник отдела и он весь первый день притворялся уборщиком, — Джинву залпом допивает стопочку и наливает новую. Сейчас, в кругу семьи, без тяжелого груза работы после целого дня, он кажется гораздо более расслабленным и свободным, чем раньше. — Чего он хотел добиться я так и не понял, потому что его фотографии и отличительные черты разослали всем на почту за день до его назначения. И, значит, наблюдаем мы всем коллективом, как наше непосредственное начальство убирает за сотрудниками мусор… Все смеются, а Чимин хихикает и, отодвинув от себя тарелку, пристраивает голову на плече Юнги, с нежностью глядя на свою семью. Сейчас ему как-никогда хочется отдать Юнги кулоны, но… Он чувствует растекающееся по телу счастье и немного сонливости, и переплетает свои пальцы с миновыми, стараясь не уснуть здесь и сейчас. Чимин сделает это чуть позже. — Устал, маленький? — Юнги нежно целует его в макушку и негромко шепчет, поглаживая его большой ладонью по спинке. Чимини чувствует себя совсем расслабленным и обмякшим, согревшимся и залюбленным в ласковых объятиях Мина, и нежно трется тёплым носиком о его горячую шею. Юнги пахнет так дурманяще: остатками своего любимого парфюма, их домом и чуть-чуть виски. Чимини вдыхает глубже и ловит остаточный запах их секса, тяжёлый и душный, и невольно издает короткий мягкий вздох. Он приоткрывает рот и нежно прижимается к белой горячей коже Юнги пухлыми влажными поцелуями, оставляя на ней едва ощутимые покусывания. Чужая ладонь на его талии сжимается чуть крепче и Юнги предупреждающе выдыхает: — Маленький… — Я знаю, — Чимин едва слышно скулит, положив разгоряченную маленькую ладошку на его крепкое бедро и тычется лбом в местечко на шее, которое только что покрывал поцелуями. — Я знаю. — Хочешь, пойдём наверх? Ты наверняка устал, — ласковый бархатный голос Юнги звучит негромко и успокаивающе и Чимин, помедлив, кивает, потеревшись щёчкой о чужое плечо. Юнги едва слышно усмехается и отодвигает свой стул, мягко утягивая Чимина за собой за талию и спокойно бросая: — Кажется, Чимину уже хватит. Я отведу его наверх. Их провожают смешками и, кажется, даже свистом: папа напоминает про коробку презервативов под раковиной и получает от мамы подзатыльник, бабушка посмеивается, увлечённо приканчивая бутылку с соджу, а Джихён, которому тоже налили в честь праздника, очаровательно клюёт носом. Всё это уже не важно. Чимин прикрывает глаза, доверчиво и пьяно позволяя Юнги почти полностью взять его вес на себя и послушно следует за ним к выходу из кухни. Стоит им только выйти в дверной проем и Юнги легко подхватывает его на руки, заставляя заливисто нежно рассмеяться и запрокинуть голову. Юнги бархатно смеётся рядом — от его глубокого, обволакивающего каждую маленькую клеточку маленького Чимина смеха становится ещё теплее и уютней. Пак нежно обхватывает руками его шею, прижимается губами к местечку сразу за ухом и жмётся, с наслаждением покусывая и целуя. Любимый запах накрывает его с новой силой, заставляя забыть о том, где они, и, самое главное, что происходит сейчас. Чимин жмётся и ластится, зарывается носом в волосы Юнги, глубоко вдыхая родной запах, и трется о них, наслаждаясь моментом. Время теряет своё значение до тех пор, пока они не оказываются в кровати — Юнги осторожно опускает его, мягко чмокнув в капризно надувшиеся губы, и принимается помогать раздеться. — Давай, крошка, — Юнги ласково бормочет, покрывая поцелуями уже обнаженную коленку, — ты потом весь день будешь ворчать, что спал в джинсах. — Не буду, — Чимин невнятно слабо хныкает, потираясь горячей щёчкой о мягкие свежие простыни, изворачивается, поднимает руки и вообще — он помогает себя раздеть, но согласиться сразу это выше его натуры. — Будешь-будешь, крошка, — Юнги негромко бархатно смеётся и легонько толкает Чимина на кровать, позволяя ему полностью обнаженным зарыться в мягкие одеяла. Мин явно любуется им, нежно ведёт костяшками пальцев по мягкому красивому бедру и спрашивает: — Хочешь что-нибудь надеть? Чимин капризно отказывается, сопя себе под нос, и лениво заползает под одеяло, постанывая от наслаждения: оно приятно холодит кожу, снимает с него усталость, но ему грустно, что сзади к нему не прижимается любимое горячее тело. Впрочем, это не на долго. Юнги плавно раздевается быстрыми точеными движениями и заползает следом, прижимаясь грудью к спине — именно так, как Чимин любит, обнимает его, обвивает не только руками, но и ногами, прижимается бедрами к попке — именно настолько идеально, насколько Чимину и нужно. Ласковые ладони тут же оглаживают его и, по ощущениям, всё тело сразу: они касаются впадинки меж ключицами, опускаются на грудь, мягко сжимая её и задевая чувствительные соски. Чувствительное хныканье вырывается у Чимина само по себе. — Тише, крошка, — усмехнувшийся Юнги целует его в плечо и убирает руки с чувствительной груди, нежно огладив её напоследок, и устраивает ладони на талии. — Ты так устал за сегодня, что совершенно точно хочешь спать, правда? Спорить сил нет. Будь они у себя дома, возможно, Чимин нашел бы силы, чтобы выкрутиться и горячо поцеловать Юнги, но они в доме родителей, которые думают, что они будут заниматься сексом. И пьяная, растревоженная натура Чимина в противовес хочет просто уснуть. Кому-то назло, кому — он пока решить не может. И всё же он прекрасно понимает, что не сможет уснуть так просто с остаточным легким ощущением возбуждения и горячим Юнги за спиной — это чревато тем, что ночью он проснётся и все же напросится на горячий, страстный и чертовски громкий секс. Так что Чимин надувает губки, недовольно хныкнув, и слегка поворачивает голову, чтобы обнажить шею. Юнги понимает его с полуслова. — Приласкать тебя, маленький мой? — Мин нежно покрывает чувствительную шейку невесомыми поцелуями и прижимается ближе, поглаживая Чимина по бедру под одеялом. Пак издает коротенький сладкий звук, негромкий и милый, и Юнги ласково прижимается лбом к его затылку, любовно шепча: — Нежный, податливый. Такой тёплый и мягкий, да, любовь моя? Чимин слабо постанывает, тихонько сопит, плавясь в умелых руках, и всхлипывает, когда нежная большая рука осторожно обхватывает его набухающий маленький член, легко способный в ней спрятаться. Юнги мягко сжимает его, оглаживает большим пальцем чувствительную головку и делает несколько движений, продолжая негромко шептать: — Котёнок, жемчужинка моя, булочка, — Чимин невнятно хныкает, подрагивая в ответ на ласковые прозвища и неторопливые движения, а Юнги медленно отпускает его полностью затвердевший член и осторожно скользит пальцами дальше, попросив: — Маленький, приподними для меня ножку, вот так. Да, мой хороший. Чимин слабо ёрзает, послушно приподнимает бедро, чувствуя, как ласковые, крупные пальцы начинают нежно массировать его пульсирующую дырочку. Юнги прекрасно знает, что ему трудно кончить без проникновения, и он так нежен, что Чимину хочется плакать от любви. — Мими, — Юнги бормочет совсем любовно, медленно-медленно проникая пальцами внутрь и размеренно начиная ими двигать. — Я здесь, котёнок, я держу тебя. Расслабься, просто отпусти это. Вот так, хочешь кончить, да, маленький мой? Хён рядом, хён о тебе позаботится. Тебе приятно, да, малыш? Ты такой тугонький здесь, так сладко меня сжимаешь, Чимини. Мой лучший ласковый мальчик, ты так хорошо справляешься. От нежности и наполняющей его любви Чимину хочется кричать и плакать одновременно, поэтому он прижимает пальцы второй ладони Юнги к своим губам и просительно раскрывает рот. Его понимают и теперь пальцы синхронно двигаются в двух местах, доставляя ему порочное сладкое удовольствие. Чимин тихонечко посасывает крупные подушечки пальцев, обводит их кончиком языка, осторожно покусывая и тихо хныча, когда они мягко сминают пухлые губки и нежный язычок. Он чувствует себя в защищенном коконе, окутанным теплом и заботой. — Вот так, крошка, да? — Юнги трётся самым кончиком носа о его загривок и слегка прихватывает зубами кожу, негромко порыкивая. Крупные мурашки проходятся у Чимина вдоль позвоночника, заставляя задрожать, захныкать и приподнять попу, чтобы Юнги толкнулся пальцами чуть сильнее, чуть глубже в нуждающуюся дырочку. Мин продолжает размеренно шептать в розовое ушко, плавно двигая пальцами: — Хорошо, маленький мой? Мой чудесный тихий малыш, моя маленькая сладость, совершенно намучавшаяся за сегодня булочка, да? — М-м-м, — Чимин тихонечко и почти жалобно согласно хныкает и чуть-чуть прикусывает палец Юнги, чтобы тот вынул их изо рта. Мин издает короткий смешок и Чимини сам хихикает, но тут же сбивается на поскуливание, потому что нежные пальцы обхватывают его член и начинают медленно ласкать в такт движениям в дырочке. Ему становится так невыносимо жарко и приятно, что хочется раскрыться, откинуть одеяло и распластаться на Юнги, но в тоже время не хочется расставаться со своим безопасным уютным местом. Эта мысль — что Юнги его безопасное место — подводит Чимина к краю, и он тихонечко кончает, беззвучно всхлипывая и крупно дрожа, пока Юнги ласково целует его плечи и помогает ему пройти через оргазм. Может быть, в другой раз он бы и прокричал на весь мир, что безумно любит Мин Юнги, но сейчас усталость вместе с оргазмом накрывают его, и разморенный Чимин буквально чувствует, как все больше и больше проваливается в сон. Он ещё чувствует, как его осторожно нежно обтирают, как укутывают поглубже в мягкое одеяло и крепко-крепко прижимают к себе, поцеловав в висок. Тихий, мягкий любовный шепот Юнги погружает Чимина глубоко в уютную темноту.