Adultère

Усталые покрасневшие глаза бегают по печатным строкам. Контраст белого и чёрного раздражает взгляд, а буквы расползаются раздавленными пауками. С последним глотком остывшего кофе на языке остаётся налёт гущи. Приходится ещё раз сглотнуть слюну и сдержаться, чтобы не сплюнуть шершавую мерзость прямо на пол. И вроде бы надо радоваться, но сил остаётся лишь на то, чтобы измождённо вздохнуть. Положительное заключение экспертизы. С миллион-хрен-знает-какой попытки. Уж насколько привычна в этом бизнесе ситуация, когда ворох проектной документации, в бумажном и электронном видах, возвращается обратно с огромным штампом поперёк титульного листа "Всё хуйня, переделывай", но этот сраный проект хай-тек небоскрёба тихо ненавидел уже весь штат разработчиков, а инженер-вентиляционщик уже несколько раз обещал засунуть трубу в жопу тому, кто посмел написать в его разделе, что "кондиционирование этажей не отвечает нормативным требованиям". Гендир Чон Чонгук клацает мышью и отправляет пдф-файл на рассылку, после чего откидывается в кожаном кресле и раздражённо дёргает узел душащего галстука. Лакированные угольно-чёрные пряди в беспорядке падают на лоб, а устремлённый в потолок взгляд щурится на светодиодные полосы на белом потолке. Забывшись, Чон отстёгивает запонки на манжетах и закатывает рукава, растирает и расчёсывает смуглые бронзовые руки в чернильной вязи тату, разминает затёкшие на мышке пальцы. Он думает лишь о том, каким глубоким и сладким сном можно будет сегодня забыться впервые за последний месяц, и, наверное, о том, что в домашнем баре ещё остался ополовиненный Далмор... Смущённое робкое "кхе-кхе" выдёргивает его из пучины мыслей. Чонгук опускает голову и устремляет расфокусированный взгляд на референта, скромно примостившегося на краешке кресла. Он и забыл о его присутствии. — Ох... Да, секретарь Ким, можете идти, — сказал Чон, потирая глаза пальцами. Долговязый нескладный парень в очках в роговой оправе куснул губу и вытащил на свет прямоугольник из мелованного картона, поблёскивающего золотыми вензелями. — Ещё кое-что, директор Чон... — прочистив горло, говорит он, — Это пришло утром... Всё не было случая Вам отдать. Карточка оказалась в руках гендира. Тот пробежался по витиеватым строчкам и цокнул языком. Приглашение на приём по поводу ввода в эксплуатацию их предыдущего объекта, масштабного бизнес-центра. Совсем недавно там завершились последние отделочные работы, и самые модно-холёные рожи поспешили умостить свои задницы в шикарные офисы с панорамными окнами и натёртыми до зеркального блеска полами из гранита. Очередная тусовка, где придётся с приклеенной к губам дежурной холодной улыбочкой слушать дифирамбы в свою честь, заезженные, неискренние и заискивающие, и потягивать шампанское со сшибающими в нос пузырьками, втайне мечтая разнести эту пафосную пирамиду из бокалов, которую непременного нагромоздят, желая пустить как можно больше пыли в глаза. Чон бросает приглашение на стол. — Ясно. Понятно. Секретарь Ким Намджун поднимается со своего места и замирает выжидающим сусликом, прижимая к груди папку с бумагами. — Так... Вы пойдёте? Чонгук тоже встаёт и берёт пиджак, чтобы перекинуть его через согнутую руку. — Я подумаю. — Господин Ли очень ждёт Вашего ответа. Он будет звонить завтра с утра... — частит секретарь. Чон жмёт кнопку на брелке. Где-то там, внизу, оживает его машина. Домой, скорей домой, как же осточертели эти холодные стены. Пиликает сигнализация, когда гендир замыкает кабинет. — Директор Чон... Чонгук тяжело смотрит на секретаря. Не хочется на нём срываться. Да и никакого смысла ссориться с их главным поставщиком нет. Чёрт бы побрал эти приёмы. — Скажешь ему — ответ положительный. Секретарь Ким кивает и крепче сжимает папку с бумагами. — До свидания, директор Чон. Ночные огни проносятся мимо яркими чертами. Свежий воздух остывшего города врывается в приоткрытое окно матового чёрного Мурсиелаго. Он сдувает и обращает в пыль грязно-белую пелену усталости, заставляет разжать стиснутые челюсти и вдохнуть полной грудью. В конце концов, сегодня у него есть полное право гордиться собой. Его компания самая передовая на рынке проектирования и строительства. Он строит лучший мир. Он оставляет наследие федерального масштаба. Сегодня он — король. Чонгук оставляет мурлыкнувшее сигналкой авто на подземной парковке и поднимается на лифте на свой тридцать первый этаж. Глядя в зеркало в кабине, он отмечает тёмные круги под глазами, усмехается и зачёсывает пальцами похрустывающие от лака волосы. Сейчас он выглядит совсем не по-королевски, но да плевать. Чон окончательно сдёргивает с себя галстук, расстёгивает ворот кипенно-белой рубашки и перебрасывает пиджак на другую руку, чтобы набрать код на двери квартиры. — Я дома! — громко возвещает он, скидывая туфли в прихожей. Здоровый, как телёнок, длинноногий доберман немедленно выруливает из-за угла, отчаянно скользя лапами по паркету в неконтролируемом заносе. Чонгук едва успевает принять стойку, как на него обрушивается вся мощь щенячьей радости весом под сорок килограмм. — И я рад тебя видеть, приятель. Чонгук треплет пса по холке и чешет гладкие бока. — Я уж думал, ты в своём офисе жить останешься. Чон отпускает собаку и поднимает голову. Чимин стоит перед ним, сложив руки на груди. На нём просторная голубая футболка и домашние шорты, совсем не скрывающие стройных смуглых ног, а ещё мягкие тапочки, из-за которых он ходит по дому как привидение. Вот и сейчас Чонгук не успел засечь, как Чимин оказался рядом. Он лениво притягивает мужа за талию и чмокает в щёку. — Теперь уже точно нет, — негромко говорит он, вдыхая запах волос на виске Чимина и прижимая его к себе крепче, — Наш проект утвердили. На той неделе передаём застройщику. — Каждый такой раз: "Теперь уже точно нет", а потом: "Извини, ложись спать без меня", — Чимин тыкает его кулаком в грудь, — Я в последние полгода с Бамом больше разговаривал, чем с тобой. — Можем это исправить, — руки Чонгука оглаживают талию мужа и проникают под футболку, — Сегодня можем проговорить хоть до утра... Чимин выворачивается из его объятий и проскальзывает за стойку бара, наливая два бокала виски. Чонгук усаживается на высокий стул, отстёгивает часы и принимает из рук Чимина бокал. — Можем и по-другому исправить, — заговорщицки замечает Чимин. Глаза его блестят хитро, — Не планируй ничего на пятницу. И не смей говорить, что у тебя дела, иначе я прикончу тебя на месте. — Что будет в пятницу? — В "Белом ангеле" будет мой показ, — Чимин доливает свой бокал и снова делает глоток, — Весна-лето. Ты должен хотя бы раз прийти и посмотреть, чем я вообще занимаюсь. Да-да, я знаю, знаю, что тебе совсем не интересны мода и шмотки, но... — В "Белом ангеле"? — переспрашивает Чонгук. В мозгу вспыхивает картонка с вензелями. "Белый ангел". Пятница. Господин Ли. Тот самый бизнес-центр — плод труда его проект-бюро. Пока Чон раздумывает, Чимин подозрительно пожирает его глазами. — О нет, только не этот взгляд! — стонет он, — Сейчас опять будет: "Прости, детка, мне так жаль" и прочее бла-бла-бла! Только попробуй заикнуться на эту тему — я тебе яйца оторву! — Не надо, — фыркает Чонгук, — В рот нечего брать будет. Вообще-то как раз наоборот. Мне надо будет быть там в любом случае. Так что посмотрим, на что ты там тратишь мои деньги. Чимин хлещет его полотенцем. — Я вообще-то этим зарабатываю. И прилично, если ты не заметил, — язвит он, — Отвлечёшься от своих чертежей и посмотришь на что-нибудь прекрасное. Мне удалось добиться нескольких айдолов, так что показ обречён на успех. Бам вдруг громко гавкает из-под столешницы. Чонгук оглядывается через плечо и видит, как пёс наклонил голову и выжидающе смотрит на стакан в его руке. — Тебе такое нельзя, малыш, — смеётся Чон и гладит его голове. Бам облизывает его руку. — Так что там насчёт "поговорить до утра"? — напоминает Чонгук и одним глотком допивает остатки виски, — Пользуйся моментом, я весь в твоём распоряжении. Пока мои яйца ещё на месте. Чимин огибает узкую столешницу. Чонгук разворачивается к нему и принимает в свои руки. Гибкое тонкокостное тело его мужа льнёт к нему, а горячее дыхание оседает на губах. Чимин чмокает его мокро и звонко. — Мне завтра рано вставать, — говорит он между поцелуями, — До утра не получится. Могу обеспечить только экспресс-разговор. Чимин отлипает от мужа, чтобы вывести Бама за ошейник в коридор, и быстро возвращается. Короткими поцелуями он опускается по татуированной груди, распахивает полы рубашки и опускается на колени. Чонгук гладит отливающую золотом светлую макушку, пока Чимин звенит пряжкой его ремня и таким привычным выверенным жестом высвобождает из чёрных боксеров напрягшийся член, чтобы также привычно и механически накрыть багровую головку губами. Внизу живота Чона пощипывает, как от слабого тока. В панорамном стекле, залитом ночной чернотой, неясно отражается, как Чимин делает ему минет и как Чонгук сжимает в кулаке его вихры. Чон смотрит на это отражение устало и бездумно. Какие там разговоры до утра — он бы точно отрубился сейчас, едва голова коснулась бы подушки. Лишь умелые, отточенные временем и практикой движения губ и языка мужа не дают ему провалиться в небытие. Умелые, но какие-то уже... приевшиеся, что ли. Их семейная жизнь уже давно перешагнула тот период, когда они не могли насытиться друг другом, полировали все доступные горизонтальные и некоторые вертикальные поверхности и засовывали языки друг другу в глотки, трахаясь, словно умалишённые кролики. Чонгук смотрит на секцию стекла рядом с пышным кустом азалий — когда-то, ещё до свадьбы, он безжалостно выебал Чимина, размазав его, абсолютно голого, по этому стеклу. Если в домах напротив на тот момент были любопытные наблюдатели, то для них это был бы настоящий праздник души и дрочки — два совершенных молодых тела, переплетающихся в экстазе и жаждущих сожрать друг друга. Чимин в тот день был особенно прекрасен, и воспоминания о его стонах и криках до сих пор приятно греют душу и бередят воображение. Чонгук откидывает голову и тихо скулит, прижимая голову мужа сильнее за затылок. Ствол чуть пульсирует, изливаясь глубоко в горло. Чимин втягивает щёки и всасывает головку сильно, дожимая остатки спермы, и проглатывает всё без остатка, ни капли не давясь. Мазнув напоследок языком по уретре, он буднично утирает рот, поднимается и чмокает Чона в губы. — Я спать, — сообщает он, — Завтра к девяти мне нужно быть на студии. — Спокойной ночи, — желает Чонгук удаляющейся от него спине. Он тоже очень хочет спать, но почему-то вместо того, чтобы последовать за своим благоверным, наливает ещё виски. Он впервые кончил не от процесса, а от приятных воспоминаний. Так глупо — мечтать о ком-то, кто и так прикован к тебе цепью, но не о той версии, что есть здесь и сейчас. Хотя, возможно, и не в Чимине дело. Дело в нём самом. Он скучает по старой версии себя. Страстной, нетерпеливой, сумасбродной. Готовой совершать глупости и плевать на правила. Готовой покорять и завоёвывать. Подчинять и нагибать. Он снова хочет почувствовать себя на охоте. *** Мурси мурчит как котёнок, останавливаясь у громадного стеклянного портала. К Чону тут же подскакивает услужливый портье. Гендир не глядя бросает ему ключи, одёргивает ворот строгого пиджака и нарушает лакированный порядок на голове, расчёсывая волосы пятернёй. За стеклом ярко вспыхивают софиты, а на охрана на входе суетливо кланяется, стоит им узнать, кто решил осчастливить их своим визитом. Внутри разномастными стайками курсируют представители местной богемы — финансовые воротилы, олигархи и бизнесмены, хозяева жизни. Походя Чонгук узнает несколько знакомых лиц, фыркает, глядя на сверкающих бриллиантами ухоженных куколок, держащих под локотки престарелых морщинистых пней и выучено смеющихся над каждой их сальной и заезженной шуткой. В душе он смеётся над такими снисходительно — в отличие от них, он никогда ещё не опускался до того, чтобы покупать себе секс. С другой стороны — он молод и очарователен, ему даже денег доставать не надо, его и без того одними только глазами раздевают уже как минимум из пяти точек этой толпы. И это он только вошёл. Чимин выныривает неожиданно из-под левой руки. Цветные всполохи трековых светильников скользят по идеальной укладке светлых волос, в ушах неброско поблёскивает белое золото. Из-под кремового жакета видны чёрные ремешки портупеи, пересекающие грудь и плотным кольцом обхватывающие тонкую талию. Чимин всегда любил портупеи. И, судя по тому, как упаднически роскошно они на нём смотрелись, эта любовь была взаимна. — Ну и где тебя носит? Ты там что, спать прилёг по дороге? — капризно выговаривает он мужу, — Пошли, показ вот-вот начнётся. Чимин потянул Чонгука за руку, уводя за собой. Он уверенно скользил в толпе, кому-то кивал, кому-то раздавал указания мимоходом. Вместе они прошли через фойе и попали в огромный просторный зал. Чон узнал это помещение — пожарная охрана два месяца ебла им мозги, пока проект систем пожаротушения полностью их не удовлетворил. Места в зале были забиты, свободным оставалось только пространство подиума. Он изгибался в форме перевёрнутой буквы "П" и был ярко освещён. Чонгук занял отведённое ему место и едва не чихнул от удушливого амбре духов какой-то престарелой дамы, которая, кажется, надела на себя весь ювелирный магазин. К Чимину подскакивает щуплый паренёк и суетливо частит: — Господин Чон, вот Вы где... Я никак не мог дозвониться до Вас с двух часов... Дело в том, что у нас тут небольшое ЧП... От того, как тяжело и угрожающе повернулась голова Чимина, и от испепеляющего взгляда его распахнутых глаз парень втянул голову в плечи и сжался в комок. Ему явно захотелось совсем не фигурально провалиться сквозь землю. — Какое. Ещё. Нахрен. ЧП? — вбивая, словно гвоздь, каждое слово, хрипло цедит Чимин. — Ну, это не совсем ЧП, слишком громко сказано, я не точно выразился, просто... — с нервным смешком лепечет ассистент, — Мы уже нашли решение, всё улажено, вс... — Что, блядь, произошло? — Чимин давит в себе готовый вырваться вопль. Вокруг люди, нужно держать лицо, но сейчас от него исходят такие волны гнева, что молоденький ассистент, кажется, вот-вот надует себе в штаны. — Господин Хван Хёнджин... Он не смог приехать... Кажется, он заболел. Глаза Чимина, кажется, вот-вот вывалятся из орбит. Чонгук не особо понимает, насколько серьёзный проёб сейчас обсуждается, но, судя по тому, как его муж сейчас вопьётся ногтями ассистенту в лицо, дело совсем плохо. Ноздри его раздуваются от бешенства, а пальцы сжимаются и разжимаются, стискивая воздух. — Блядь... — едва слышно шипит Чимин, — Сука, какое же дерьмо! — Господин Чон, — едва живой от ужаса, тоненько пищит ассистент, — Мы нашли ему замену. В финале выйдет другой айдол. Его уже привезли и гримируют. Всё уже в порядке... Чимин придвигается к парню близко-близко, хватает его за ворот и впивается взглядом в лицо. Ассистент изо всех сил старается не встречаться глазами с начальником. — Ты понимаешь, что финальный образ был завязан именно на Хёнджине? Я месяц убил на то, чтобы уломать его. А знаешь, почему я уламывал именно его? Парень гулко сглатывает и мотает головой. — Потому что такого эльфийского образа нет больше ни у одного айдола. Хёнджин вдохновил меня на него. И только он должен был выходить в нём... Чонгук тянет мужа за запястье. Ему вся ситуация представлялась смешным фарсом. Его технарскому мозгу не была понятна эта странная, притянутая за уши трагедия. Ну один заболел, ну другой подменил. Незаменимых нет. Как будто мало в стране красавчиков. — Чимин-и, оставь парня. Он-то в чём виноват? Не он же Хёнджина заразил, — лениво тянет Чон, — Тем более, что уже всё уладили. Чимин выдёргивает свою руку из чонгуковой. — Кого позвали? Кого взяли на замену? Едва ассистент открывает рот, в зале гулко бухают басы. Звукооператор поставил саундтрек, а ведущий громогласно приветствовал гостей, анонсируя дефиле. Воспользовавшись замешательством начальства, ассистент выворачивается из хватки Чимина и скрывается в толпе. Тот ещё несколько секунд топчется на месте, но всё же сердито плюхается в кресло. В раздражении он комкает пальцами подол жакета и скусывает кожу с губ. — Детка, расслабься, — Чонгук проводит рукой по его спине, — Твой перфекционизм тебя в могилу сведёт. Всё пройдёт как по маслу. Вот увидишь. Чимин бросает на него уничтожающий взгляд. — Кто бы говорил. Сам в офисе живёшь, домой только в гости приходишь. Чонгук усмехается. — От твоих ошибок ничего не рухнет и никого не прибьёт. В отличие от моих. Чимин кривит губы. — Я и не ожидал, что ты меня поймёшь. Ты женат не на мне, а на своей работе. В меня ты только нужду спускаешь и дырки пользуешь. Чимин уже не смотрит на Чонгука и не видит, каким холодом и сталью вдруг сверкнули его глаза. Чон несколько секунд разглядывает затылок мужа, затем наклоняется к самому его уху, мягко обвивает пальцами загривок и шепчет: — Тебе следует хоть иногда анализировать, что ты мелешь своим языком. Тебе не кажется, что ты самую малость вконец оборзел, солнце моё? Чимин не отвечает ничего. Он замирает, глядя в одну точку перед собой, и дышит через раз. — Не забывай, из какого дерьма я тебя вытащил, котик. О таком социальном лифте миллионы могут лишь мечтать. Из всех вешавшихся мне на шею прошмандовок я выбрал тебя, — продолжал Чонгук, поглаживая большим пальцем выпирающую косточку на шее, — И я ведь даже не требую целовать себе ноги за это. Я прошу одного: в моём присутствии, будь добр, выключай свою внутреннюю стерву. Она мне пиздец как не нравится. Чимин сглатывает. Кадык судорожно ходит под кожей. Чонгук прижимается носом к его виску. — Ты понял меня, золотце? — совсем тихо шепчет он. Его муж медленно закрывает и открывает глаза. — Понял. Чон чмокает его в скулу и отпускает, откидываясь на спинку сиденья. Ему больше не хотелось сегодня прикасаться к Чимину. Злость и обида жгла в груди. Хотелось что-нибудь разбить или сломать, но лицо Чонгука продолжает хранить выражение спокойствия и безмятежности. Не здесь, не сейчас, не при людях. Он деловой человек и взрослый мужчина, а не истеричка. *** Дефиле проходило действительно неплохо. Чонгук мало что смыслил в моде, в своих собственных образах целиком полагаясь на классику, но не мог не отметить, что у его мужа действительно смелый полёт мысли и весьма недурной вкус. Никакого нагромождения, никакого фричества и никаких заправленных в трусы шуб, как на тех угарных картинках в интернете, над которыми он любил поржать иногда, разгружая забитые расчётами и цифрами мозги. И хоть сейчас он сердился на Чимина, глубоко в душе ему было приятно, что он смог вытащить на поверхность талант бедного пусанского студента, превратившегося сейчас в знающую себе цену диву. Когда он говорил о своей работе, у него так неподдельно загорались глаза, и через маску надменного выхолощенного сукиного сына вновь проступал тот парнишка в очках в уродской оправе, мнущий не по возрасту маленькими пухлыми пальчиками толстую потрёпанную папку с эскизами. Сегодняшний Чимин настолько не похож на прошлого себя, будто это два разных человека. Стройная изящная статуэтка с точёным профилем, выбеленной кожей, идеальной укладкой, образом, продуманным до кончиков ногтей. Ни одной лишней черты. Ни одной лишней детали. Личная гейша Чонгука. Его личное произведение искусства. Заносчивое, вздорное, самодовольное и безумно сексуальное. Как и обещалось, в числе рядовых моделей прошлись и несколько айдолов. Из женских образов Чонгук узнал Дженни, Сиэль, Солу, Джесси. Также прошлась и нестандартная, но от того не менее шикарная Хваса. Из мужчин дефилировали Кай, Феликс, Сонхва и даже (Чон присвистнул) Квон Джиён. Кай вообще не преминул подмигнуть в толпу зрительниц, и там, судя по звуку падения и визгу, кого-то сразило наповал. Композиция, под которую модели шагали по подиуму, из размеренно-ритмичной вдруг сделалась какой-то напряжённо-торжественной. Софиты заскользили по площадке, и рассеянно-желтоватый свет сменился на холодный бледно-голубой. Чимин подобрался всем телом и вытянул шею, щурясь и всматриваясь в то место, откуда должна была появиться очередная модель. Чонгук понял: это тот самый кульминационный момент, когда должен был выходить Хёнджин. Сперва на фоне подсветки в начале подиума показался тёмный силуэт. Прожекторы взметнулись вверх, и силуэт двинулся вперёд. Широченные полы его костюма раздувались встречным потоком воздуха, из-за чего он казался летящим. Тонкий шёлк трепетал мелкой рябью и обволакивал фигуру модели. Наконец, софиты окатились его своим светом и раздробились в ярко-синих волосах. Чимин уронил челюсть. Лицо у него сделалось таким, будто его окатили ведром ледяной воды, а потом и огрели этим ведром по затылку. Чонгук окинул взглядом летящего молодого человека, который сперва показался ему сошедшим со страниц фэнтези, а затем усмехнулся и покачал головой. Он понял, что старательному ассистенту Чимина придётся искать новую работу. Вместо музы Чимина Хёнджина общий отвал башки всему залу устроил никто иной, как сам Ким Тэхён. Тот самый Ким Тэхён, которого сам Чимин называл не иначе как "пассажир дурки". Тот самый Ким Тэхён, о котором ходило столько невероятных слухов о победах на любовном фронте, что всех моралфагов начинало тошнить желчью. Тот самый Ким Тэхён, которого хотела и боялась половина Кореи. Хуже и придумать нельзя. *** Фуршет был шикарным до неприличного. Столы ломились от вычурных закусок, и на каждой тарелке было насовано всякой дряни на сумму примерно в одну месячную зарплату среднего офисного работника. Чонгук, пряча усмешку за кромкой бокала, смеясь про себя, разглядывал пирамиду из таких же бокалов, взгромождённую на центральном столе. И почему он не удивлён. К нему подошёл господин Ли. Расплываясь в уже чуть захмелевшей улыбке, он многословно и витиевато выразил свои восторги и восхищения работой проектного бюро Чона и затравил парочку бородатых анекдотов, пока его супруга, заискивающе и несколько виновато улыбаясь, дёргала его за рукав на локте. Чонгук из вежливости поулыбался в ответ, не щуря глаза, и даже вставил пару фраз, умело маскируя собственный похуизм и незаинтересованность этим неловким разговором. Чимин крутился рядом. Опасаясь гнева мужа, он хранил гробовое сердитое молчание, но каждый его жест и полужест говорили о том, что ему хватит всего одной ничтожной искры, чтобы загореться смертоносным пожаром. Чимин приканчивал уже который подряд стакан виски и скрипел зубами. Чону уже начало казаться, что он вот-вот откусит кусок от стакана и прожуёт его, не заметив. Глазами Чимин шарил по толпе. Ассистент, которому уже успели донести глубину той жопы, в которую он сам себя и загнал, благоразумно ретировался с фуршета, чтобы начальник, пылая жаждой мести, не выцарапал ему глаза. В момент, когда из толпы, словно каравелла, выплыла жеманная эфемерная фигура, Чимин всё же неосторожно куснул стакан и схватился за зубы. А Чонгук заинтересованно осматривал того, кто заставил его мужа так тошнить желчью. Кричаще-розовый с искрой атласный костюм слегка притален и подчёркивает статность торса. Бесконечно длинные ноги в мягких туфлях по-кошачьи вкрадчиво и величественно ступают по полированному граниту. Вызывающе-синие волосы завиты мягкими волнами и падают на глаза. Когда рука поднимается, чтобы с восхитительной небрежностью отбросить непослушные пряди ото лба, во всей красе демонстрируются длинные ухоженные пальцы, фаланги которых унизаны тонкими серебристыми обручами. На одной руке красовалось громадное кольцо, изображавшее розу. Ким Тэхён вышагивал, как в кино. Софиты провожали его, окружающие люди сворачивали головы, смотря ему вслед. Не хватало только слоу-мо и раздувающего волосы вентилятора для пущего эффекта. Высокий рост, широкие плечи, покровительственная снисходительность в раскосых глазах и всеобщее обожание и щенячий восторг окружающих. Кажется, Чонгук начинает понимать, какая вожжа попала под хвост его мужу. Чимин прослеживает зачарованный взгляд Чонгука, ревниво поджимает губы и вцепляется в его локоть. Он не скрывает недовольства, меча молнии в сторону Тэхёна. Господин Ли оборачивается на селебу и расплывается в ещё более широкой улыбке, такой, что ещё немного — и она обернётся вокруг головы. — О, господин Ким! Превосходный, просто превосходный выход! — всплёскивает он руками, — Это был Ваш дебют в качестве модели? — Благодарю, — кивает Тэхён, — Увы, нет. У меня уже был подобный опыт. Хоть и не очень богатый. — Потрясающе! Господин Чон и... Господин Чон, разрешите представить: мой хороший знакомый господин Ким Тэхён. Он, конечно, вряд ли нуждается в представлении, но чтобы, так сказать, соблюсти все реверансы... Чонгук неглубоко кланяется, приветствуя Тэхёна, но глаз не отводит. Чимин же себя формальностями не утруждает. Его цепкий взгляд бегает, ощупывая подошедшего с макушки до носков туфель, словно ища, за что же можно зацепиться языками. Господин Ли не выкупает повисшего в воздухе напряжения и продолжает петь дифирамбы в честь айдола. — Недавно (не знаю, насколько Вы следите за светскими мероприятиями, господин Чон) он удостоился второй премии Грэмми... Тэхён чуть дёргает уголком губы и на краткий миг закатывает глаза. Быть может, он и честолюбив, но такую неприкрытую лесть слушать откровенно неприятно, будто тебе на глазах у толпы лезут потной ладошкой в трусы. — Дорогой, Хваны зовут нас за стол, — госпожа Ли настойчиво уводит заболтавшегося мужа и машет кому-то в толпе в глубине зала. Бросив ещё несколько трескучих и полных сахара комплиментов, господин Ли таки даёт утащить себя по направлению к закускам. Ким Тэхён остаётся стоять напротив четы Чон. — Ну и каковó это? — внезапно выдаёт Чимин. Тэхён поднимает брови. — Прошу прощения? Чимин хмыкает. — Каковó это — носить "скучные тряпки, которые налезут разве что на черенок от швабры"? — Чимин даже отпускает локоть Чонгука, чтобы пальцами изобразить кавычки. Тэхён щурится пару-тройку секунд, осмысливая сказанное, а затем расслабленно смеётся. — Так это ты модельер "Эдельвейса"? В жизни бы не подумал. — Меня никто посвятить не хочет? Что происходит, Чимин-и? — вклинивается в перепалку растерянный Чонгук. Чимин шумно выдыхает, широко раздувая ноздри. — Знакомься, дорогой, это тот самый хрен, который разнёс в пух и прах мою коллекцию позапрошлого года в интервью третьему каналу. Походя, даже не задумываясь, что болтает. Ким Тэхён равнодушно пожал плечами. — Критику никто не любит. Но та коллекция была и правда оторви и выбрось. Тебе своих моделей, небось, вазелином натирать приходилось, чтобы они смогли втиснуться в эти колготки на всё тело? — Никто тебе не виноват, что ты такую корму себе отожрал, — Чимин допивает остатки виски и грохает стакан об стол, так, что тот едва не раскалывается, — Как на твоей заднице вообще штаны сходятся? Ким вздёргивает подбородок и смотрит так лукаво, ничуть не тушуясь от агрессивных наскоков оппонента. — На мою задницу ещё никто не жаловался, — бархатно урчит он, — Особенно те, кто имел с ней близкое знакомство. Его голос рокочет и обволакивает. Чонгуку кажется, что, слушая его, он будто заворачивается в плед из ангорки. Он расслаблял и обезоруживал. От него веяло уверенностью и спокойствием горной вершины. Чимин же, чувствуя, что его не воспринимают всерьёз, распалялся только сильнее. — О, какого мы высокого о себе мнения, — внутренняя стерва Чимина не просто вырвалась наружу, но и в щепки разнесла свою клетку, — "Царь во дворца", блядь. И как только ваше величество снизошло до нашей ширпотребной помойки? — Можешь считать это актом благотворительности, — Тэхён делает широкий жест рукой с зажатым в ней бокалом, отвешивая насмешливый полупоклон. — Ой, можно, да? Вот спасибо огромное! — не на шутку разошёлся Чимин, — А можно считать это самым феерическим самоотсосом в истории человечества? Не удивлюсь, если ты окажешься из тех, кто удаляет себе пару нижних рёбер, чтобы дотянуться ртом до собственного члена. — Себе отсасывать неинтересно. Гораздо приятнее делать это в хорошей компании, включающей от двух человек, — не сдаётся Тэхён. Чонгуку кажется... Нет, Чонгуку совсем не кажется, что игривый взгляд коньячных глаз скользнул по его лицу. Да и ещё аккурат на словах про "хорошую компанию". От Чимина это тоже не укрылось. — Страшно подумать, какой массивный опыт стоит за этими словами, — шипит он дикой кошкой, задыхаясь от бешенства, — Не подскажешь, сколько членов надо заглотить, чтобы постичь твою безграничную мудрость? — Много не надо. Дело не в количестве, а в качестве, — Тэхён манерно поправляет ворот, как бы невзначай светя тонкой ключицей и ныряющей за кромку золотой цепочкой, — Ты-то, я смотрю, эту мудрость постиг раньше меня и заглотил один нужный член, который тебя и привёл к тому, что у тебя есть сегодня. Чонгуку остаётся лишь восхищённо присвистнуть внутри себя. Он снова встречается с бесстыдным, откровенно сканирующим его взглядом, и в груди его сладко теплеет от задора и любопытства. Настолько, что он совсем забывает, что ему-то, по-хорошему, надо бы поддержать мужа, но в душе как-то не шевелится ничего в правильном направлении. А Чимин усмехается резко и звонко, переходя на фальцет. Всё в его порозовевшем лице, тяжёлом дыхании и дрожащих пальцах говорило о том, что он в шаге от того, чтобы вцепиться зубами в горло наглой селебы. — Сочувствую, что тебе так не повезло, — нарочито растягивая слова, с притворно-соболезнующей интонацией говорит он, — Приходится глотать кончу кого попало, чтобы и дальше собирать бесполезные побрякушки, которые потом всё равно придётся заложить в ломбард. Тэхён скалится ядовито. Он делает шаг вперёд, оказываясь почти нос к носу с Чимином, смотрит на него сверху вниз, нарочито подчёркивая разницу в росте, поднимает руку и, ни слова не говоря, выворачивает шампанское прямо на золотистую макушку. Чимин зажмуривается и распахивает рот, невозможно охуевая от произошедшего. Щиплющие сладковатые капли расчерчивают его щёки и впитываются в белый ворот рубашки. Несколько бесконечно долгих секунд растягиваются во времени, и кажется, что слоу-мо в реальной жизни вполне себе бывает. Вот прямо как сейчас. Весь мир вокруг словно оттормаживает, будто погружённый в вязкий кисель. Чонгук бросается к мужу и хочет схватить его за плечи, чтобы развернуть к себе, но успевает лишь царапнуть ногтями спину. Чимин взвивается на месте, будто китайский дракон. Наотмашь он бьёт кулаком в скулу Тэхёна, от чего голова айдола с хрустом мотается в сторону. Не успевает Ким прийти в себя или хотя бы отойти на приличное расстояние, как на него осыпается целый град ударов. Чимин кроет обидчика трёхэтажным матом, лупит куда попало, а гости вокруг прыскают в стороны, ошалело пялясь на внезапно вспыхнувшую драку. Кто-то визжит, кто-то зовёт охрану, и к центру потасовки уже устремляются люди в форме. Чонгук опережает секьюрити. Он хватает Чимина сзади поверх рук, окольцовывая их своими, стискивает в своих медвежьих объятиях и старается оттащить от изрядно поцарапанного Тэхёна. Чимин в ярости брыкается, вскидывает ноги высоко вверх и острой пряжкой цепляет рукав костюма айдола. Громкий треск рвущейся ткани — и на балморалах Чимина остаётся розовый лоскут. — Если увижу тебя ещё хоть раз! Хоть раз! — надрываясь, блажит он, — Всех пластических хирургов мира не хватит, чтобы собрать твою смазливую морду обратно! Держись подальше от меня и моего мужа! Грязная блядь! Чонгук скручивает Чимина и без лишних церемоний перекидывает его через плечо. Избегая любопытствующих взглядов и вспышек фотокамер, он устремляется к выходу. Сам же он корит себя и поносит последними словами. Надо было пресечь этот скандал ещё в зародыше, отвести мужа подальше и не позволять ему вступать в эту химическую реакцию, которая и рванула в итоге, как салют на Новый год. Он же прекрасно видел, как Чимин закипает быстрее электрического чайника, но не сделал ничего, чтобы прекратить этот фарс. Он потому и обратил на него внимание в своё время, ему понравилась пылкость и страсть характера Чимина. Но он не остановил его не потому, что ему приятно было наблюдать, как муж выходит из себя. Его буквально загипнотизировали раскосые асимметричные глаза, в которых можно было утонуть. Его зачаровали вальяжные плавные движения рук и плеч, которыми Тэхён, будто питон Каа, манил к себе, нахально и недвусмысленно. И пока они летели по ночной трассе, Чимин на пассажирском сидении всё ещё тщетно пытался прийти в себя, а Чонгук, словно кадры на плёнке, проматывал в голове то, как Ким проводил пальцами по шее, будто снимая невидимую паутинку. Как касался языком своих губ, слизывая дурманящие капли алкоголя. Как смотрел свысока, будто пытался взять на слабо. А ну как, осмелишься подойти, прикоснуться, взять?.. Уже много после, глубокой ночью, когда Чимин уложен в постель с охлаждающим компрессом на лбу, Чонгук стоит, опершись на стекло, и смалит уже вторую подряд сигарету. Грёбаный Ким Тэхён совсем не идёт из головы, кадры из этого паршивого вечера зациклено вертятся в тяжёлой башке. Чон вспоминает это давно забытое чувство. Азарт охотника. Желание догнать, впиться зубами, повалить и подчинить. Чонгук гасит окурок в пепельнице и достаёт из бара нетронутый ещё Джек. Эта ночь обещает быть долгой. *** — В общем, меняем композитные панели на сэндвич, ралы все указаны в ТЗ, — напутствует Чонгук проектировщиков, — И ещё ужимаем восточную стену на один пролёт, иначе не укладываемся в допустимое размещение. А конструктору передайте, чтобы порталы с осей Б-В перенёс на оси В-Г. Проектировщик Чон Хосок возводит глаза в потолок и что-то бормочет себе под нос, явно поминая нехорошими словами заказчиков. — Попрошу рот матом не шевелить, — замечает гендир, — К завтрашнему полудню мне нужны изменённые планы. — У матросов нет вопросов, шеф, — Хосок, дурачась, берёт под козырёк. В кабинет заглядывает секретарь Ким. — Господин Чон, к Вам клиент. По записи. Чонгук машет рукой. — Давай его сюда. Сок-и, тебя я не задерживаю. Гендир задерживает взгляд на лежащем на столе телефоне. Он обещал позвонить Чимину ближе к концу дня, но уже явно не успевает. А с этим хреном, что возжелал заявиться именно вечером, он провозится ещё хуй знает сколько. Чонгук вздыхает и толкает телефон пальцами. Дверь его кабинета тихонько щёлкает доводчиками. — Добрый вечер, проходите, присаживайтесь... — Добрый. Чонгук вздёргивает голову, услышав знакомые нотки. В кресло перед его столом мягко опускается Ким Тэхён собственной персоной. Айдол без церемоний откидывается на спинку и закидывает ногу на ногу, скрещивая пальцы на животе. На Чона уставились лукавые насмешливые глаза. — Господин Ким... — тянет Чонгук. — Господин Чон, — в тон ему отвечает Тэхён. На его скуле цвёл недостаточно замаскированный фингал, на лбу и щеках были заметны короткие царапины — следы чиминовых ногтей. — Я так понимаю, Вы по вопросу недавнего... инцидента? — спрашивает гендир, концом ручки показывая на собственную скулу, — Хотите обсудить финансовую неустойку или моих горячих извинений будет достаточно? Тэхён поднял брови и улыбнулся краем рта. — Если бы мне нужно было это, с Вами бы разговаривал мой адвокат. Чон разводит руками. — Так... По какому же Вы вопросу? Ким окидывает взглядом просторный кабинет Чона. — Если я правильно помню, это проектное бюро? Господин Ли мне все уши прожужжал, какие профессионалы здесь работают. — И какой у Вас заказ? Тэхён широким жестом извлекает на свет толстую папку с бумагами. Документы на землю, предпроектные предложения, даже концепты, выполненные вручную — всё это веером ложится на стол Чонгука. — Проект частного дома. У меня тут есть кое-какие наработки, чтобы Вашим проектировщикам было на что ориентироваться. Чонгук погружается с головой в бумаги и довольно хмыкает. Ким подошёл к вопросу со всей ответственностью, редкой для заказчиков, способных оплатить столь крупный заказ. Для такого случая была обыкновенна следующая картина: приходит очень важная жопа, швыряет в тебя пачку денег и лениво командует что-то навроде: "Просто сделай красиво". Задача в духе "пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что". Чон разглядывает концепты и планы, профессионально подмечает мелкие недочёты, простительные, впрочем, для любителя, и кивает своим мыслям. — Так, прекрасно, документация в полном составе... Тогда мы с Вами заключаем договор и приступаем, как только поступит аванс. Он у нас в размере пятьдесят процентов от предполагаемой стоимости... Чонгук старается поменьше смотреть в сторону Тэхёна, а тот, напротив, прямо-таки пожирает его глазами, подаваясь всем телом вперёд и облокачиваясь на стол. Гендир жмёт на селектор. — Секретарь Ким, зайдите ко мне. В кабинет заглядывает Намджун, на ходу протирая очки рубашкой. — Возьми это, сделай копии, это направь в проектный отдел и составь договор согласно предварительной квадратуре. Секретарь хватает бумаги в охапку, едва не роняя, и выходит, толкая дверь спиной. Уже за дверью гендир слышит шорох, звон и сдавленное "Ай!". Он качает головой. — Не обращайте внимания. Всё будет исполнено в лучшем виде. Тэхён поставил локти на стол и подпёр подбородок длиннопалой ладонью. Не мигая, он смотрел на Чонгука и пространно улыбался. Чону захотелось отъехать от стола где-то на полметра, но он сдержался. — Вы хотите что-то сказать? — спрашивает он. Тэхён усмехается и наклоняет голову. — И всё-таки, по поводу того некрасивого разговора... Мне очень жаль, — продолжает Чонгук, — Чимину алкоголь ударил в голову. А ещё этот показ... Для него это было очень важно. Он перенервничал. — Какой Вы заботливый супруг, — улыбается Тэхён. В его голосе снова появляются эти мурлыкающие нотки, как у большой дикой кошки, — Я прямо завидую Чимину, что Вы у него есть. Мне так в жизни не везло ни разу. — Так... Инцидент исчерпан? — Чонгук ведёт бровью. Тэхён игнорирует его вопрос и придвигается ближе, наваливаясь грудью на стол. — Скажите, Вам никогда не хотелось... Разнообразия? Нового волнующего опыта? Вы ещё так молоды и прекрасны, и запирать себя в браке, не растратив всего юношеского задора, было бы обидно и нечестно, не находите? Подкат был настолько топорный и наглый, что от невероятности происходящего по телу пробежала нервная дрожь. Но Чонгук быстро взял себя в руки и не стал прогибаться под навязываемые Тэхёном правила. Рывком подавшись вперёд, к лицу айдола, он, зеркаля его, вопрошает: — У Вас есть какие-то конкретные предложения, или мы рассуждаем на абстрактные темы? Тэхён протягивает руку и кончиками пальцев пробегается по щеке Чонгука. — Вы что-то говорили про "горячие извинения", господин Чон? А вот это уже не было похоже на игру. Затянутые поволокой глаза Тэхёна бегали, глядя то в глаза Чонгука, то на его губы. — Вы же говорили, что у Вас нет претензий, — вполголоса замечает Чон. Ноздри щекочет тонкий, слабо уловимый сладковатый парфюм Кима, но Чонгук упрямо не отстраняется. — Я такого не говорил, — резонно замечает Тэхён, — Ваша жёнушка избила меня на глазах многих уважаемых людей и оставила следы. Они так болят, они очень болят, господин Чон... Ким слезает с кресла и лезет ногами на стол. Чонгук подрывается с места, и Тэхён обхватывает руками его плечи, бесцеремонно лапает за грудь и смотрит ему в лицо снизу вверх. — Господин Ким... — Приласкай меня, большой сильный папочка, — внезапно вставляет айдол с придыханием. Он так близко. Он сам сделал первый шаг. Он виснет на Чоне, так дерзко и беззастенчиво. Он дышит ему в шею горячо и мокро. Он... Он касается её губами... Блядь. И Чонгук проваливается в Тартар. Тело Тэхёна в его руках такое волнующееся, гибкое и хрупкое одновременно. А поцелуи вязкие, сладкие и глубокие. Чонгук тискает его и прижимает к себе сильнее. Непередаваемое ощущение новизны — впервые за столько лет целовать не законного мужа, а другого прекрасного эльфа, что сам пришёл и сам дался в руки без боя, как глупая косуля, решившая, что будет отличной идеей сунуть своё горло в пасть гепарда. Тэхён залезает своим бесстыжим языком в рот Чона, кусает его губы, мешает слюну. Ногами он сползает со стола и обхватывает ими поясницу Чонгука. А Чонгук целует его лицо, осторожно трогает губами синяк, пальцами перебирает яркие волосы. Он впитывает в себя Тэхёна, натирается его феромонами и дуреет от запаха его кожи. Тэхён пропускает руку между их телами и бесцеремонно накрывает ладонью пах Чонгука и тут же ловит слабый рефлекторный стон своими губами. Чон дёргается и разрывает поцелуй с мокрым чмоком. — Папочка уже твёрдый, — шипит Ким, напористо переминая в пальцах грубую джинсу. Не встречая сопротивления, он ловко расстёгивает пуговицу и ныряет за кромку штанов. Чонгук хватает его за запястье, но, честное слово, сил остановиться никаких нет — он уже течёт и хочет. Чёрт возьми, не иначе эта стерва натёрлась какими-то афродизиаками, потому что ну не может так беспощадно ехать крыша от одного только запаха. Тэхён целует его шею и активнее двигает рукой. — Папочка разрешит мне сделать ему хорошо? — хищно скалясь, интересуется Ким и, не дожидаясь ответа, толкает Чонгука на кресло. За пуговицей он расстегивает ширинку, опускается на колени, высвобождает член из боксеров и быстро накрывает головку губами. — Блядь! — несдержанно стонет Чонгук и расставляет ноги шире. Мокрый язык оглаживает ствол по круговой, головка трётся о гладкое нёбо, а нежная тонкая кожица откатывается и собирается от движения плотно сомкнутых губ. Чонгук твердеет и становится больше внутри этого невероятного рта. Тэхён берёт чуть глубже с каждым новым движением головы, ласкает кончиком языка уздечку и пускает больше слюны. Он выгибает шею, от чего член внутри проскальзывает в горло, и смотрит на возбуждённого Чонгука снизу вверх. В уголках его пленительных глаз собралась влага. Он смотрит так непередаваемо, затягивающе, преданно. Чон слышит свои стоны будто со стороны, и они кажутся ему чем-то абсолютно непотребным. Он не должен так стонать от того, что ему сосёт другой человек, кто-то кроме Чимина, блядь, как он вообще допустил что-то подобное? Но он не отталкивает, не прекращает это безумие, скулит похотливым кобелём, пока Тэхён, расставляя колени, берёт основание члена в руку и широко лижет вдоль ствола, всё так же глядя на Чонгука. Дверь кабинета открывает внезапно, и её тихий щелчок звучит как гром среди ясного неба. Чонгук крупно вздрагивает, судорожно вжимает голову Тэхёна в себя и подаётся корпусом вперёд, накрывая синюю макушку своим телом. — Господин Чон, договор в двух экземплярах и оригиналы... Вот, — секретарь Ким бормочет, не поднимая головы, приближается к столу и протягивает бумаги гендиру. — Спасибо, — сдавленно сипит Чон, — Можешь идти. Намджун поднимает удивлённый взгляд на начальника. — Что-то не так, господин Чон? Вам плохо? — Секретарь Ким, и-ди-те, — тщетно пытаясь выровнять дыхание, выдавливает из себя Чонгук. Лишь когда Намджун скрывается за дверью, а Чон отсчитывает ещё пять секунд, прежде чем ослабить хватку на голове Тэхёна, который всё это время под столом не прекращал своих манипуляций, сжимая ствол горлом и часто сглатывая. Он отстраняется, громко загребая воздух, и продолжает надрачивать ствол рукой. — Чуть не попались, а? Может, стоило показать твоему секретарю, как я сосу твой член? — облизывая растравленные губы, Ким терзает его своим грудным голосом, — Может, твоим подчинённым стоит узнать, что большой ты не только начальник? А, папочка? Это слишком. Чонгук рычит, сам хватается за свой член и толкается им в глотку блудливого парня. Он поднимается со своего места, берётся руками за его голову и ебёт в рот, пока Тэхён давится и упирается руками в его бёдра, напрасно пытаясь остановить или замедлиться. Кончая, Чон так сильно сжимает волосы на затылке Кима, что прядь крашеных волос остаётся в его руке. В момент оргазма в глазах на миг темнеет. Чон слабо толкается ещё пару раз, после чего оттаскивает Тэхёна за волосы от себя. Тот садится на колени и руками утирает раскрасневшиеся губы. Он нарочно вываливает язык, демонстрируя Чонгуку его сперму на своём языке, чтобы потом проглотить. — Ты такой же страстный, как и твоя жёнушка, — хрипловато говорит Ким, — Вы друг друга стоите. Чонгук разваливается в кресле, дышит тяжело, моргает осоловело. Ситуация до того абсурдна, что вот хрен знает, как себя вести после такого. Человек, которого на вечеринке избил Чимин, явился к нему лично, что сделать ему минет. Не то чтобы Чону раньше не оказывали подобные знаки внимания, напротив, подобного опыта у него было предостаточно, но с таким бэкграундом — в первый раз. — Теперь мы можем считать, что инцидент исчерпан? — говорит Чонгук. Тэхён пожимает плечами. — Как знать. У меня ведь есть ещё много, что я мог бы тебе показать. Мне нравится твой член и всё остальное, к чему он крепится. Ким поднимается с пола и оборачивается на стол. Он безошибочно находит бумажки с договорами, берёт ручку и размашисто расписывается во всех отведённых местах. — Теперь есть официальный повод увидеться вновь, — говорит Тэхён, бросает ручку поверх документов и наклоняется, чтобы быстро чмокнуть Чонгука в губы. На них остаётся солоноватый привкус его собственной спермы. — Рад был познакомиться, директор Чон. Чонгук ещё долго неподвижно пялится в закрывшуюся дверь своего кабинета. Куча мыслей, панически толкавшихся к его голове, ушла, оставив на арене одну-единственную. О том, что он сегодня впервые изменил своему законному мужу. А ещё — что он сделает это вновь. Он в этом даже не сомневается. *** Мурси притормаживает на светофоре. В руках Чона — телефон с двумя параллельными диалогами. В одном из них Чимин рассказывает, как свозил Бама к ветеринару на прививку и как теперь пёс обиделся на него за такое предательство и сидит в углу, как подыскал новую девушку-ассистента, и спрашивает, что Чонгук хочет на ужин. В другом — две фотки, от которых Чон едва не въебался в машину впереди. На них — полуголые манящие изгибы и длиннопалая ладонь, снявшая это всё на телефон в зеркале. Под ними — геолокация, ведущая в отель в центре города, и число — номер, в котором его ждали. Колебался Чонгук недолго. Всего за пару секунд, пока мигал красный сигнал светофора, он быстро набирает: "Извини, солнце, сегодня не получится. Много работы". Сообщение улетает, а Чонгук командует Сири проложить маршрут до указанной геолокации.

Matthew Perryman Jones — Living in the shadows

Номер на десятом этаже. Дверь приглашающе приоткрыта, лишь касается краем проёма. Чонгук проникает внутрь, защёлкивает дверь за собой и дёргает узел галстука. Это решение далось ему так легко, что это вызывает даже оторопь. Вернее, вызовет потом. Сейчас всё тело прошивает жаркой, всепожирающей похотью, внизу живота сладко тянет и скручивает узлом. Приятный мандраж, предвкушение, сладострастие... Тэхён появляется из душа в банном халате. Слегка сыроватые волосы зачёсаны назад, кожа горячая, влажная и распаренная, щёки лихорадочно-розовые, на лице — ни капли краски. Ким приваливается спиной на закрывшуюся дверь душевой и смотрит на Чонгука молча и зазывно. Чон ощупывает взглядом его от макушки до пальцев босых ног, задерживается на груди, слабо прикрытой махрой, и понимает, что хочет не оставить на этой карамельной коже ни одного живого места. Не опуская взгляда, Тэхён медленно и лениво тянет пояс халата, распутывая нехитрый узел, и распахивает полы, спуская халат с плеч. Под ним ожидаемо нет совсем ничего. Чонгук не отказывает себе в удовольствии хорошенько рассмотреть идеальное тело, тонкую талию, крутые бёдра, изящные ключицы, в которые можно было бы набирать воду, острые плечи, плоский впалый живот. Всего несколько шагов ему понадобилось, чтобы ощутить под пальцами бархатисто-нежную кожу. Тэхён с готовностью подаётся навстречу его прикосновениям, подставляется, вкладывает себя в его руки, чувственно стонет, когда Чонгук сжимает пальцы на его попе, и закидывает на него ногу, принимая его язык в свой рот. Чон тискает упругую пышную задницу. Она и правда шикарна. Тэхён не соврал тогда, на фуршете. Чонгук вжимается пахом в Тэхёна, раздражает грубой тканью нежную кожу мошонки и не возражает, когда Ким стаскивает с него чёрную водолазку, обнажая татуировки, что как рукав, покрывали всю правую руку и грудь. После он снова припадает к жадным губам и сплетает языки. Все болезненные, гадкие, дурные мысли о том, что он поступает отвратительно по отношению к Чимину, предаёт его, остаются на задворках. На первом плане — азарт, восторг от новых, свежих ощущений незнакомого тела под руками, жажда разврата и сжигающий интерес. Тэхён целуется и трётся об него охально и дерзко, полностью сбрасывает халат, толкается бёдрами вперёд, выгибается, как стриптизёр, когда Чонгук втягивает в рот и терзает его соски. Чон чувствует его пальцы на своём загривке, а сам подхватывает под лопатки и гнёт его так, как самому хочется. А Тэхён податливый, как глина в руках скульптора. Он дёргает Чонгука за ремень и звенит его пряжкой. — Папочка окажет мне малюсенькую услугу? — мурлыкает Ким. С этими словами он вытягивает из шлёвок жёсткий кожаный ремень и складывает его в руках. — Что ты хочешь, детка? — исступлённо хрипит Чонгук, вылизывая чистую душистую кожу на шее Тэхёна. — Детка любит погрубее, — айдол вкладывает в ладонь Чона его ремень и заглядывает ему в глаза, — Отшлёпаешь меня этим? Чонгук усмехается. Он садится на кровать и тянет Тэхёна на себя. Тот перегибается через его колени и укладывается на них своей охуительной задницей вверх. Голову он укладывает на сложенные руки. — Прям ремнём? Может, лучше рукой? — на всякий случай интересуется Чон. — Ты боишься, папочка? — насмешливо поддевает его Тэхён. Ха. Бояться тут следует тебе, золотце. Если вдруг ты думаешь, что у него не хватит духу. Чонгук перекладывает ремень поудобнее, прячет в ладони пряжку, размахивается и стегает им по ягодицам. Тэхён взвизгивает и крупно вздрагивает всем телом. На коже тут же вспухает широкая красная полоса. — Как тебе, детка? Не слишком? — спрашивает Чон. — Мне хорошо, Чонгук-и, — хрипит Тэхён, — Сделай так ещё много раз, и я тебя отблагодарю как следует. Ремень рассекает воздух со свистом. Хлёсткие удары ложатся на кожу, и каждый раз вспухает новый рубец. Тэхён с каждым шлепком дёргается и стонет надрывно. Его собственный член сочится и пачкает брюки Чонгука. — Нравится так, грязная шлюшка, а? Нравится? — подстёгивает его Чон, с каждым ударом замахиваясь всё сильнее. — Нравится, папочка! Мне нравится! Чонгук находит пальцами свободной руки его рот и глубоко суёт пальцы. Тэхён с готовностью сосёт их и блаженно мычит, прикрывая глаза. — Течёшь как сука, — распалённо шипит Чон, — Вон, все брюки мне изгадил своей смазкой. Ким вздрагивает от очередного удара и мычит громче. Его зад весь уже — одна сплошная ссадина. Кожа местами порвалась, и цепочками выступили крошечные алые капельки. — Ещё... Чонгук хлещет снова и неосторожно выпускает из ладони пряжку. Она пропарывает кожу и оставляет отпечаток, который потом нальётся синюшностью. Тэхён кричит. — Хочу твой член, — стонет он, — Хочу твой огромный член в себе... Забей своей спермой все мои дырки, папочка! Чонгук рявкает и опрокидывает дрожащего Тэхёна спиной на кровать. Путаясь в складках, он торопливо стягивает с себя штаны вместе с трусами, и взбирается верхом на Тэхёна. Его член уже давно и больно стоит, и его уже давно хочется засунуть туда, где жарко и мокро, чтобы спустить туда всё, что есть в яйцах. Чон садится на грудь Тэхёну и толкает головку ему в рот. Ким принимает её охотно. Не давая ему привыкнуть, Чонгук берётся за его затылок и толкается бёдрами, насаживая голову на плоть. Он ритмично, с оттяжкой трахает горло Тэхёна, проскальзывая всё глубже, и шипит, задевая сверхчувствительной тонкой кожицей кромку зубов. Чонгук задаёт ему свой темп, не обращая внимания на то, как парень под ним захлёбывается и гортанно стонет, посылая по стволу щекочущие вибрации. Номер отеля наполняется влажными, чавкающими непристойными звуками, пока Чон беспощадно ебёт горло Кима, втрахивая его голову в кровать. Вынув член, он заставляет его вылизать ему яйца, что Тэхён и проделывает с величайшей готовностью. Он прощупывает губами потяжелевшую мошонку, и Чонгук матерится сквозь зубы от того, как ему хорошо сейчас. Снова это забытое ощущение власти и подчинения, когда он зажимал Чимина в тёмных углах, а тот смущался и пылал щеками, но совсем не протестовал, когда Чон запускал руку ему в штаны и доводил до красных пятен перед глазами. Сейчас у Чонгука самого красные пятна, он пытается проморгаться сквозь них, пока спускает в горло Тэхёна и вынуждает его проглотить всё до последней капли. Чон отползает и упирается кулаками в постель, дыша сбито и загнанно. Ким прокашливается и подтягивается на руках, облокачиваясь на спинку кровати. Чонгук смотрит, как Тэхён откидывается назад, широко раздвигает ноги, упираясь ими в постель, и гладит себя, с шеи спускаясь на грудь, с груди на живот, оборачивает ладонь вокруг собственного нетронутого члена и призывно закусывает губу, развратно пялясь на Чона. Он двигает рукой по стволу, ломает брови и тихо выдыхает, распахнув рот. — Мой большой сильный папочка же не сдуется после всего одного раза? Так ведь? — урчит Тэхён. Чонгук цапает его за ноги, сильно тянет на себя и переворачивает на живот. Подчиняясь его рукам, Ким задирает бёдра высоко, а грудью ложится на постель, красиво прогибаясь в пояснице. Чон цепляется пальцами за истерзанную задницу и раздвигает ягодицы. Тэхён шипит. — Я хочу, чтобы ты сделал это без презерватива, — шепчет он, — Сможешь заставить меня кончить без рук? Или сил не хватит? Чон отвешивает шлепок по воспалённой коже. Тэхён взвизгивает. — Смотри не описайся, детка, потому что сейчас тебе будет очень больно, — говорит Чонгук и прикусывает кожу на загривке, — Тебе же нравится, когда больно, маленький мазохист? — Да, папочка, — довольно улыбается Тэхён. В следующую секунду он издаёт сдавленный вопль, потому что Чон заполняет его сразу до конца. Чонгук двигает резко, отрывисто, вколачивая член в шикарный податливый зад. Тэхён плывёт от его напора и жёсткости и едва удерживается на одном месте — так сильно толкает его вперёд случайный любовник. Его член большой, от него действительно немного больно, но именно в такой степени, в которой это так нужно. Пышная задница Кима подскакивает от фрикций, а оставленный без внимания член качается и шлёпает по животу, и от этого тоже немного больно и очень сладко. Чон кусает его за шею, как кобель сучку, натягивает на себя, пользует сзади, фыркает в затылок. Тэхён терзает пальцами сбитое одеяло, скулит и стонет не переставая. Он покорно принимает в себя член чужого мужа, позволяет ему касаться себя везде, где он только захочет. А Чонгук молотит бёдрами, прошивает насквозь, и руку кладёт на низ живота, давая почувствовать, как глубоко он внутри ещё и таким способом. Он полностью покрывает Тэхёна собой, расцвечивает спину и плечи багровыми цветами. Его член упруго пульсирует, натирает гладкие стенки и скользит в обилии собственной и искусственной смазки. Чонгук задирает голову Тэхёна, разворачивает её к себе и впивается в истерзанные губы голодным поцелуем. Чимин всегда любил нежничать и целоваться в процессе, особенно в миссионерской. Как любит Тэхён — Чон не знает, а потому этот жест делает скорее по привычке, но отчасти и потому, что сам любит переминать губы губами и целовать глубоко и алчно. — Телячьи нежности, — хмыкает Ким, — Я так засну, а не кончу. Чон вцепляется пальцами в его синие волосы, понуждая запрокинуть голову до хруста назад, и совсем отпускает тормоза. Он ебёт, разрывая Тэхёна пополам, засаживает до шлепков яиц о задницу, хлещет ладонью по многострадальным ягодицам и рявкает: — Так? Так тебе надо, да? Или твоя дырка настолько разъёбана, что мне нужно впихнуть в тебя палку от швабры? Тэхён в ответ визжит, распахнув рот. Его колени разъезжаются по постели, и он едва держит себя, чтобы не растечься по простыне. — Ненасытная шлюха! Дай тебе волю, ты бы вообще с членов бы не слезал, а? К чему эта маскировка под певца? Ты же явная блядь по призванию! — Ещё, скажи ещё! Говори со мной, Чонгук-а-а-а! — Я выбью из тебя всю эту дурь! Ты моей спермой кашлять будешь, потаскуха! — Блядь, да, Чонгук-а!.. Сперма выстреливает несколькими крупными порциями. Тэхён так и не прикоснулся к себе. Он воет и вздрагивает гибкой спиной, кончая от того, как Чонгук орудует своей штуковиной в его заднем проходе. От сильного оргазма Ким так сжимается, что у Чона коротит восприятие реальности. Всего с десяток фрикций ему хватает, чтобы сквозь оргазм Тэхёна достигнуть собственного. Он заполняет его собой до самых краёв, забивает (как айдол и сам просил) все его дырки своим горячим семенем. Они распадаются и приходят в себя ещё долго — голые, измождённые, вымотанные до полного опустошения. Тэхён мелко подрагивает лопатками и шипит, осторожно собирая вместе раскиданные по кровати длинные ноги. Чонгук таращится в потолок невидящим взглядом. Он не понимает, как ему теперь смотреть в глаза мужу. Как теперь спать с ним, когда в голове прочно поселилась эта синевласая бесовка, что сейчас осоловело хлопает слипающимися глазами и покусывает уголок наволочки, ловя остаточные судороги. — Ты даже лучше, чем я себе мог представить, — вполголоса говорит Тэхён, — Искал медь, а нашёл золото. — Рад стараться, — как можно равнодушнее ответил Чон. Ему не хотелось сейчас показывать слабость перед случайным любовником. Он подавил в себе желание прикоснуться кончиками пальцев к покрытой испариной щеке Тэхёна и сжал руку в кулак. Он не должен хотеть нежничать с чужим человеком. Не должен был хотеть — но хотел. Он не заметил, как на его ноге защёлкнулся капкан. Кажется, он в полной заднице. *** Жизнь Чонгука превратилась в карусель. Но не ту, где радость и восторг, а в ту, где сжирающая заживо похоть постоянно сменялась сжирающим заживо чувством вины. Он врал Чимину, улыбаясь и глядя в глаза. Говорил про завал и сошедших с ума заказчиков, не отпускающих его с работы, а сам сходил с ума в объятиях желанного миллионами айдола. Говорил про усталость и вымотанность, когда Чимин лез к нему с ласками и поцелуями, потому что не мог спать с ним, не представляя на его месте другого. Когда всё-таки поддавался на ласки, переворачивал Чимина лицом вниз, трахал его, вжимая головой в подушку, и кусал губы, чтобы с них не сорвалось "Тэхён-а". Говорил, что так же любит его, когда муж, провожая его на работу, нежно чмокал его в губы на прощание, не подозревая, что буквально вчера лицо Чонгука седлал ненавистный ему Тэхён, а Чонгук вылизывал его задницу, пока айдол сосал его член. Говорил, что уже стар для всяких экспериментов и предпочитает классику в постели, а сам на той неделе опробовал "фейерверк", "можжевельник", "обезьянью позу" и "триумфальную арку". Танцор Тэхён оказался хорошо подготовленным для таких экспериментов, и его можно было гнуть как заблагорассудится. Верхом наглости для него стал тот раз на парковке собственного дома, прямо в машине. Мурсиелаго был максимально не приспособлен для подобных экспериментов, но страстного Тэхёна это не остановило. Оседлав член Чонгука, он качался на нём, как на волнах, виляя и водя по кругу своим шикарным задом, давая прочувствовать членом все стеночки изнутри. Он соскакивал так, чтобы Чон выходил из него до самой головки, и насаживался обратно. Они тягуче целовались, гладя языки друг друга, обменивались слюной и похотью, одной на двоих. Этот раз был необычным. Привыкший к пристрастиям Тэхёна Чонгук обычно таскал его за волосы, стегал ремнём или плёткой, пихал в него вибратор и подолгу не давал кончать, доводя Кима до рыданий. Он пристёгивал его наручниками к кровати, надевал на член эрекционное кольцо и заталкивал виброяйцо, чтобы потом подолгу смотреть, как Тэхён извивается в кровати, слизывать текущую по его подбородку слюну и терзать языком и вакуумом его соски, пока они не становились пунцовыми и сверхчувствительными. Доведённый до отчаяния Ким плакал и умолял, а когда Чонгук всё же засовывал в него член, разражался воем и плачем. Страдал ли от этого Тэхён? Вряд ли, учитывая то, что эти игрушки он притаскивал сам и даже показывал, что как работает и что куда пихать. Но сегодня они нежно жамкались на откинутых сидениях и занимались вполне спокойным размеренным сексом безо всяких безумств. Чонгук целовал его шею и ключицы, гладил по плечам, а Тэхён тёрся о него, пачкая текущей смазкой и слабо постанывая в губы. После всего Чонгук отвёз его домой, почти до самого подъезда. Впервые он увидел, где айдол живёт, а не гостиницу, где его машина уже примелькалась. На прощание Тэхён чмокнул его в щёку и уже хотел выйти, как Чонгук удержал его за запястье. — Не пригласишь на чай? Тэхён фыркает. — Не в этот раз, котик. — Почему гостиница? Не хочешь гадить там, где живёшь? — спрашивает Чон. Ким расплывается в улыбке. — Видишь, сам же прекрасно всё понимаешь. А глупые вопросы задаёшь. Чонгук ещё долгое время смотрит вслед айдолу, даже когда дверь подъезда закрылась за ним. Он сделал то, чего ни в коем случае нельзя делать, когда даёшь увлечь себя случайной связью — влюбился. Это была не та влюблённость, от которой пресловутые бабочки в животе и дебильный восторг. Эта была влюблённость, отягощённая долгом и ответственностью за жизнь другого человека. Человека, который был ни в чём не виноват — просто в какой-то момент он оказался не нужен. А Чонгук уже давно не мальчик, чтобы очертя голову бросаться навстречу новому увлечению, как шекспировский дурак Ромео. Ему ничего не остаётся, как просто терпеть это грызущее, невозможное, совершенно несвоевременное чувство. Чимин уже спал, когда Чонгук вернулся домой. Бам свернулся у него в ногах, что с его габаритами было непросто. Чон не стал нарушать эту сонную идиллию и лёг на диване. *** Оставив Мурси на привычном месте, Чонгук шагнул в лифт и нажал на кнопку. Настроение у него было приподнятое. За последние пару дней они основательно подраскидали заказы, и появилась возможность не пахать дотемна. А ещё (про это Чонгук не стал бы распространяться) у него впервые хватило сил не сорваться в гостиницу, когда прилетела очередная весточка от Тэхёна. Чон убрал телефон поглубже и набрал домашний код. Пока он раздевался в прихожей, никто не выскочил его встречать. Странно. Чимин уже точно должен был быть дома. — Ау! Есть кто живой? — окликнул Чонгук. Чимин обнаружился в гостиной, напротив потухшего домашнего кинотеатра. Бам лежал рядом с ним на диване, положив голову ему на колени. Он даже не обернулся на голос Чона, только виновато скосил глаза. Такое в последний раз было, когда Чимин тяжело заболел пневмонией и лежал пластом. Тогда пёс ничего не ел дня три, только лежал рядом с хозяином, словно желая оттянуть на себя его недуг. Чимин повернул голову на вошедшего Чонгука. Его лицо раскраснелось, глаза припухли. Он явно недавно плакал. — Что случилось? — опешил Чонгук. Губы Чимина задрожали. — Явился, работяга? Как там поживают твои проекты? — процедил он сквозь зубы. В воздухе витали опасные флюиды. Чонгук почувствовал, как каменеет его нижняя челюсть. Так всегда случалось, когда он ожидал напора, от которого предстояло отбиваться. — Чимин, в чём дело? Его муж всхлипнул и опустил голову. — Я понимаю, что всегда был не подарок, но... Я не понимаю, чем я заслужил такую жестокость от тебя? Мне казалось, что я делаю всё, чтобы сохранить то, что у нас уже есть, но... За что ты со мной так?.. Чонгук зашагал к Чимину, намереваясь посмотреть ему в лицо и выяснить, о чём тот говорит, но тут Чимин поднял руку и щёлкнул кнопкой на пульте. На широченном экране домашнего кинотеатра вспыхнуло изображение. Видео с авторегистратора его машины. Утром Чонгук даже не заметил, что он не работает и в нём нет флешки. Просто не обратил внимания и поехал по своим делам. Он взглянул на экран и обмер. На нём слипались и извивались в экстазе два обнажённых тела — его и Тэхёна. На громадном широкоугольном экране всё было видно в мельчайших подробностях, слышен скрип кожи сидений, трение тел, звуки поцелуев и секса, стоны и вздохи. Видно было, как смежаются веки Чонгука в удовольствии, когда Тэхён насаживался на его член. Его синяя шевелюра светилась на экране яркой кляксой. Чимин нажал на паузу, и они застыли вот так — прямо во время поцелуя. Чонгука окатил липкий ужас и приклеил его к дивану. Он спрятал лицо в ладонях, не зная, что сказать. — Машину наших соседей ограбили вчера вечером, — раздался деревянный голос Чимина из-за его спины, — Они попросили запись с нашего видеорегистратора. Ты уже спал, и я решил сам взять флешку, чтобы посмотреть. Чон выхватывает у него пульт и щёлкает кнопкой, отключая экран. Он бросает виноватый взгляд на мужа. По лицу того катятся новые слёзы. — Я знал, что это рано или поздно произойдёт, — всхлипывая и захлёбываясь, говорит Чимин, — Скажи мне только: почему именно он? Почему именно тот, кого я ненавижу так, что готов переехать на твоей машине туда-сюда пару раз? Ты хотел мне сделать особенно больно — почему?.. — Чимин-а, всё не так... Не так, как выглядит... — хрипло начинает Чонгук. Ему нет оправдания. Он ничего не может сказать, чтобы звучало резонно и обоснованно, ну или хотя бы более-менее благопристойно. Он изменил мужу, вот и всё. Все остальные слова — жалкий лепет. — Не так — что? — Я не подбирал кого-то, чтобы насолить тебе. Просто... Получилось так, — задушенно бормочет Чонгук. Ох, какое же ты чмо. "Так получилось", "так вышло", "я случайно". Блядь, ну что за бред. Чон трёт виски и запускает пальцы в волосы. — Он пришёл к нам в бюро как клиент. И там... Всё началось. Прости. Прости. Хах. Да, давай. Наклей на трещину в бетоне пластырь и скажи: "домик, не болей". Это же конечно поможет всё срастить. А Чонгук и не надеется срастить. Срастить было можно до того, как он по собственной безалаберности не удосужился выключить авторегистратор перед тем, как изменять мужу в машине с его злейшим врагом. Чимин поднимается с дивана. — Я соберу вещи завтра. Поживу на студии первое время, потом найду квартиру, — утирая слёзы, хрипит он, — На развод подам сам. Просто явись в нужный день и поставь подпись. — Не нужно жить на студии, — омертвевшим голосом отвечает ему Чонгук, — У нас же есть вторая квартира. Съёмщики съехали ещё в прошлом месяце. — По документам она целиком твоя. — Я перепишу её на тебя. Тебе нет необходимости бомжевать. Прошу. Не делай глупостей. Чимин усмехается горько. — Кто бы говорил. Бам трусит за ним в его комнату. Чонгук остаётся в одиночестве в гостиной. Некоторое время он слепыми глазами смотрит в одну точку, затем поднимается а направляется в бар. Джека осталось всего треть, и Чон плескает его в стакан. Внутри была такая гулкая пустота. Мир словно замер. Чонгука разрывали противоречивые чувства. С одной стороны было гадко и мерзко от собственного предательства. С другой — всё разрешилось без долгих объяснений и признаний. Необходимость выбора отпала сама собой. Ужасным, некрасивым и самым болезненным способом, какой только был, но так уж, видимо, распорядилась сама жизнь. Чонгук приканчивает виски и лезет под горячий душ. Там его развозит от жара, и он вырубается на диване напротив телевизора, на котором и проигрывалось домашнее порно с его участием. На следующий день Чон извлекает ту флешку и ломает её пополам. *** — Господин Чон, там подвезли отделку, но перепутали заказы и привезли красную плитку вместо бежевой. Менять отказываются, потому что по накладной она как раз красная. — Они там с дуба рухнули? Где Хосок? Он должен был составлять заказ на склад! — Он клянётся, что составил именно на бежевую... Эй, ты! А ну иди сюда! Сюда, кому говорят!.. Чонгук цыкает и отнимает трубку от уха, оберегая уши. Ей-ей, как дети малые. Стоит только отвернуться, а взрослые дядьки и тётки мутузят друг друга лопатками, споря, где чьи игрушки. — Вот, говори с господином Чоном! Что ты мне сказал? — надрывается на том конце секретарь Ким. — Шеф, всё будет в ажуре! — кричит в трубку Хосок, — Эти дятлы читать не умеют. Я ткну их носом в их же лужу или съем стопку клейких заметок, если я был не прав. — Ну так тыкай или приятного аппетита! И постарайтесь не дёргать меня своими глупостями ближайшие две недели! Я же вам в ваши отпуска не звоню и не спрашиваю, как мне штаны надеть! — Есть, шеф! Чонгук ведёт бровями, цокает языком и нажимает отбой. Тэхён забирает трубку из его рук и отбрасывает в сторону. Реагируя на движение, вслед за трубкой на диван запрыгивает маленький чёрный шпиц, похожий на пушистый шар. Обнаружив, что это был не мячик, он раздосадованно чихает, спрыгивает обратно и трусит на кухню. — Вчера он отжал у Бама его лежанку, — усмехается Чонгук, — Боевой пацан. — Он не пацан, он уже пожилой мужчина, — Тэхён ерошит его волосы длинными пальцами, — По собачьим меркам. Ким сидит тут же, закинув телескопические ноги в шортах на колени Чонгуку. Тот гладит его по бедру и смотрит, как Безумный Макс на экране угрожает Фуриосе дробовиком. Тэхён переехал к нему пару месяцев назад. Чонгук и сам не заметил, как их дикий секс в отелях перерос в большое чувство. Всё в этом мире как-то навыворот. Вроде бы сначала влюбляются, потом целуются, и только потом трахаются. Такова ведь стандартная схема в мелодрамах. А жизнь имеет обыкновение безжалостно крушить стандартные схемы. Тэхён придвигается к нему и касается губами виска. — Когда закончат ремонт в моём новом доме, приедешь оценить? — Конечно, — пожимает плечами Чонгук, — Авторский надзор никто не отменял. — Я не в этом смысле. Чон отлипает от экрана и обращает внимание на лицо своего парня. Оно немного отёкшее со сна, волосы взлохмачены, губы припухли... Такое домашнее. Такое родное. Чонгук притягивает Тэхёна к себе и чмокает в скулу. Синяк уже давным-давно сошёл, осталось лишь воспоминание. — Приеду. Во всех смыслах.