***
Будильник раздается трелью ровно в семь утра, возвещая о начале нового дня. Хёнджин привычным движением руки нащупывает его на прикроватной тумбочке и выключает, сладко зевает, потягивается и, засунув ноги в серые тапочки, шлепает в ванную комнату. Он выполняет свои каждодневные утренние процедуры: чистит зубы, умывается и укладывает свои темные волосы. Зеркало отражает высокого парня с сероватым, кажущимся немного больным, лицом, впалыми щеками, от чего выделяются острые скулы, и бесконечно уставшим взглядом карих глаз. Хенджин питается хорошо, но ребра предательски просвечивают сквозь его бледную кожу, словно парень страдает анорексией. Уже около трех лет Хенджин живёт в этом многоэтажном доме, в этой маленькой, скудно обставленной квартирке. Он не помнит, что было до того, как переехал сюда. Кажется, у него была семья, с которой они жили за городом, но сейчас это не так важно, потому что Хёнджину думать о прошлом некогда, воспоминания могут только ранить, разрушить хрупкое равновесие жизни. Сейчас у него есть все, что нужно: жилье, работа и пища. Пусть прошлое остается в прошлом. Восемь часов — самое время отправляться на работу. Если он опоздает, то начальник Ким Сынмин устроит ему взбучку. Однако можно отдать должное, потому что такого ещё никогда не случалось, Хёнджин всегда приходил вовремя, но, даже несмотря на это, страх прийти позже босса плотно засел в его голове, заставляя каждый день собираться быстрее. Хёнджин спешит по серой лестнице вниз. Ровно сорок ступенек, уносящихся в темную бездну подъезда. Каждый день привычный калейдоскоп действий. Поздороваться с соседом мистером Со Чанбином, который шебуршится в замочной скважине, пытаясь повернуть ключ. Дверь. Улица. Все как всегда. Стабильность. Вот прошел мистер Бан Чан и слегка кивнул ему, приветствуя. Следом за ним — миссис Син Юна с легкой полуулыбкой. Хенджин подходит к дороге, останавливается, пропуская темный автомобиль с номером s2503kz, который, громко урча мотором, проносится мимо, оставляя парня в клубах выхлопных газов. Он знает каждую деталь всего дня от пробуждения до момента сна. Знает, но никогда не задумывается над этой вереницей дней сурка. Хенджин всю жизнь провел на этом клочке земли, окруженном высокими стенами, отделяющими от всего мира. Буквально. Никто не знает, откуда взялись эти исполинские стены, кто, когда и для чего их воздвиг. Это история, которая навсегда похоронена. Сбегали люди от опасности, укрывшись за стенами, или жили здесь со времен возникновения Земли? Загадка. Однако, кем бы ни были предки, они наладили отличную систему жизни. За городом выращивали овощи, фрукты и травы. Все было строго рассчитано на население. Никаких проблем с едой или водой не возникало. Тут даже как ни странно существовал водопровод и электричество. Хенджин, как и любой горожанин, знал, что около огромных стен делать нечего. Никаких входов или выходов не существовало, а перелазить через стену никто никогда не решался. Зачем? Ведь жизнь течет в своем русле и нарушать ее размеренный поток — это варварство. Вот перед Хенджином выросло серое, бетонное здание офиса. Работа парня была простой и монотонной. Он перепечатывал разные документы начальства, копировал их и сшивал в папки, которые уносил в пыльные архивы. Так он и проводил свой день с полдевятого до шести вечера, и как только старинные часы с кукушкой начинали звенеть, это означало, что рабочий день закончен, сотрудники откладывали всю работу и направлялись домой. Хенджин — не исключение. По дороге он всегда заходил в овощную лавочку «God's Menu» к мистеру Ли Минхо, который был человеком принципиальным. Он никогда не продавал больше продуктов, чем было установлено законом. Купив, как обычно десяток картофелин и пару морковок, Хенджин направился домой, чтобы приготовить себе обычную похлебку для одинокого ужина, а после, умывшись и переодевшись в серую пижаму, лечь спать ровно в девять вечера, и, закрыв глаза, спокойно уснуть, никогда даже не допуская мысли о другой жизни.***
*Дзинь-дзинь* Семь утра. Новый день. Снова мистер Со Чанбин. Бан Чан. Син Юна. Та же улица. Тот же звук мотора. То же тусклое солнце. Хенджин спокойно двигался в сторону офиса, когда какой-то щуплый, низкий паренек толкнул его плечом. Юноша с рыжими веснушками скрылся так быстро, что Хенджин, опешив, встал посреди тротуара, смотря ему вслед и размышляя, а не привиделось ли это ему. Поток разорван. За все три года никогда не случалось чего-то, выходящего за рамки привычного дня. Все было до ужаса монотонно. Кто этот парень? Он его видел впервые в жизни. Кто он? Хенджин чуть не опоздал, а его сердце щемило от этой странности. Однако спустя полчаса он забыл про это, решив, что это галлюцинация, и влился в обыденный поток рутинной работы. Кукушка пропела шесть раз, и Хенджин поспешил в лавку к Минхо, но только войдя в нее он столкнулся с той самой утренней галлюцинацией, которая пыталась спорить с суровым мистером Ли. Ничего не добившись, паренек сдался и взял пару красных яблок. Больше было не положено. Когда юноша обернулся, взгляд Хенджина снова зацепился за его солнечные веснушки. Ни у кого из его знакомых таких не было! Откуда этот парень? — Привет, — с улыбкой, произнесла галлюцинация, и протянула ему одно яблоко, — прими, как извинение, я с утра нечаянно тебя задел и убежал, струсив, даже не извинился. Улыбка парня лучилась светом, темные глаза контрастировали со светлыми волосами. Он был на голову ниже Хенджина, так, что последний смотрел на него свысока, от чего юноша немного стушевался, а Хенджин словно впал в оцепенение. Никто и никогда не предлагал ему вот так беззаботно яблоко. Никто. Никогда. — Не надо, все в порядке, — только и сумел выдавить из себя. Порядок рушился. Яблоко соблазнительно поблескивало. Хенджин никогда не покупал себе яблок. Что за дьявольский фрукт? Не змей-искуситель ли этот ангельский парень? — Ну ладно, но ты все равно меня прости, я постараюсь быть аккуратнее в следующий раз. Меня если что Феликс зовут. — Хенджин. — Приятно познакомиться, Хенджин, рад, что ты не обижаешься, — и, звонко захрустев яблоком, парень покинул лавку. Весь распорядок дня Хенджина катился в тартарары. Сколько сейчас времени? Он уже должен был прийти домой. Быстро купив свой обычный рацион, Хенджин пулей вылетел из магазина. От бега его щеки покраснели, а дыхание сбилось, его сердце никогда так сильно не билось о ребра, пытаясь выскочить из груди. Какое-то незнакомое чувство. Дома Хенджин смог успокоиться, поужинал и, совершив свой обычный ритуал перед сном, лёг в кровать, но, закрыв глаза, увидел перед собой образ Феликса, сотканный из солнца. Кто этот юноша? С этой мыслью Хенджин погрузился в объятия Морфея.***
Назойливый звук безжалостно выдрал Хенджина из сна. Ему всю ночь снился Феликс. С самого утра день не задался. Кофе убежал на плиту, а пока он варил новую порцию, время незаметно прошло, и Хенджин изменил своей старой привычке выходить ровно в восемь часов. Он не встретил своего соседа, не поздоровался с Чаном и Юной, не услышал звук проезжающей машины, но встретил Его — парня, который оккупировал все его мысли. Феликс сидел на каменном заборчике палисадника и болтал ногами. Он не спешил на работу, как все, и, конечно, не думал о выговорах. Феликс был беззаботным странным существом, словно пришедшим из другой Вселенной и обладающим способностью притягивать внимание. Парень, задрав голову, смотрел в небо, и Хенджин машинально посмотрел вверх. Над ним нависали пасмурные тяжелые тучи. Что интересного увидел Феликс? Но вспомнив, что он и так опаздывает на работу, и день может быть еще хуже, если он придет позже мистера Кима, проигнорировал парня и ринулся в сторону офиса. Сегодня перепечатывание бумажек казалось Хенджину не делом всей его жизни, а скучнейшим занятием. Время текло медленно. Он уже несколько раз косился в сторону часов. Ему не терпелось спросить Феликса, откуда он появился и почему они не встречались раньше, и как только раздался заветный звон, оповещающий о завершении рабочего дня, первым вылетел на улицу, но место, где парень сидел с утра, пустовало. Хенджин кинулся в лавочку к Минхо, памятуя о «дьявольских» яблоках, но там никого не было. Не обращая внимания на то, что мистер Ли спрашивал его как обычно, что ему продать, Хенджин вылетел из лавки. Он добежал до дома и повторил свой утренний путь до работы, но нигде не мелькнули светлые волосы и яркие веснушки. Отчаяние. Вернувшись домой, он даже не мог поужинать, потому что Минхо закрывал лавку ровно в восемь вечера и отказал Хенджину, опоздавшему буквально на две минуты, продать немного овощей. С урчащим животом Хенджин лег спать и долго ворочался от раздирающей пустоты в желудке и такой же болезненной пустоты в сердце.***
На следующее утро Хенджин проснулся раньше будильника, вскочил, быстро ополоснув лицо и натянув первую попавшуюся рубашку, выскочил на улицу. Никого. Он добежал до того самого палисадника, но Феликса не было. Неужели это был сон? На работе Хенджин был сам не свой, все валилось из рук. Едва кукушка начала отбивать шесть раз, он бросился на улицу. Пусто. Также как и в его душе. Померещилось, показалось, почудилось. Этого юноши не существует. Это все ему приснилось. Откуда в закрытом городе мог появиться такой солнечный парень с яркой улыбкой, если у всех жителей лица хмурые и глаза печальные? Хенджин побрел домой, сдавшись. «When you were here before couldn't look you in the eye» — доносились знакомые слова песни откуда-то со стороны парка. «In a beautiful world and I wish I was special» — хриплый голос продолжал петь. Неосознанно Хенджин завершил строку: «You're so fucking special». Он испугался самого себя. Он знает эту песню? Мысли разбежались, а ноги словно приросли к асфальту. Снова помутнение разума? Плод его фантазии? Из оцепенения его вывела девушка, слегка задев рукой. «Вот также Феликс столкнулся со мной,» — подумал Хенджин. Он не мог упустить этот шанс. На лавочке в тени роскошных деревьев действительно лежал Феликс, напевая и созерцая зеленые кроны деревьев. У Хенджина словно глаза открылись, он впервые заметил эти изумрудные листья, приклеенные Природой на ветки. Кажется, что с приходом Феликса в его жизнь он стал различать цвета: красное яблоко, голубое небо, зеленые деревья. — Привет, Феликс, — произнес Хенджин, нависнув над парнем и закрыв ему весь обзор. — О, привет, Хенджин, — радостно протянул юноша и сел, подвинувшись, чтобы освободить место, — Давно не виделись! Кажется прошла вечность. — Вечность? Наверное, — Хенджин не мог признаться Феликсу, что он все это время искал встречи с ним. — Знаешь, я сегодня ел самую вкусную пиццу пеперони на свете. Она была такая острая, что я даже заплакал, — Хенджин не мог представить, что парень, сидевший рядом, мог когда-либо лить слезы, он всегда был таким веселым. — Хочу попробовать все-все пиццы на свете, — заявил Феликс, сладко потягиваясь. — Пицца? Что это? — заинтересованно спросил Хенджин. — Ты никогда не пробовал этот шедевр кулинарии? Тогда хочешь вместе как-нибудь поужинать? Тебе понравится! Ты действительно не видел, да? Это такой круг из теста, сверху кладут помидоры, перчики, колбасу, а еще соус. Вкуснота! — восторженно щебетал парень. — Соус? Колбаса? Феликс, а где ты живешь? — немного насторожившись, Хенджин повернулся к нему. — Раньше я жил у моря, а сейчас приходится обитать в этом пыльном, скучном городе. Но! Я нашел тут миллион позитивных сторон, как вот пицца, — смех Феликса лился на душу Хенджина бальзамом, и хотя тот мало чего понимал, но спросить, что такое море, не решился. — Хочешь сказать ты пришел из-за стены? За пределами стен есть другой мир? Там тоже живут люди? — Не знаю про какую ты стену, но люди живут везде: около моря, в горах, в пустыне, даже в снегах. Мир огромный в нем столько возможностей, я так хочу попробовать все, что он предлагает. — Но за стеной не существует мира, все люди живут в этом городе. Эта земля, огороженная стенами — наше единственное спасение, — возразил Хенджин. — Тогда скажи мне, а от чего вы прячетесь? — этот вопрос сбил Хенджина с толку, он замолчал на полуслове, пытаясь вспомнить, что ему говорили другие люди. А говорили ли они ему что-то? Он не помнил ничего. Так страшно жить и в один день осознать, что жил в неведении, в полном хаосе, придуманном самими горожанами. — Феликс, но как ты попал за стену? Здесь нет входа и выхода. Они сплошные и очень высокие, — все еще пытался докопаться до правды Хенджин. — Не знаю, я просто очутился тут и все, я честно не видел никаких стен, но если ты утверждаешь, что стены есть, может это правда. Каждый верит в то, что хочет верить и уже не столь важно правда это или ложь. Только тебе решать есть ли мир за пределами стен, — юноша ни на секунду не переставал улыбаться, и казалось, что от его улыбки вселенная становилась ярче. Или это только для Хенджина, находившегося в обществе Феликса, мир распускал красочные бутоны счастья? — Тебе не кажется это странным? — пробормотал парень, немного смутившись того, как горели его щеки. Но Феликс проигнорировал его вопрос. Он уже распластался на зеленой, летней траве и звал Хенджина к себе. В то время, как в душе Хенджина выли ураганы, и бушевали цунами. Все, что он знал раньше, ставилось под сомнение. Основа мира и жизни — обман, но кто его обманул? Люди придумывают Богов и верят в них, обманывая себя ощущением защищенности, дарованным Высшими силами, а Богом же Хенджина стала неприступная стена. Он позорно сбежал от Феликса, который так легко залез к нему в душу и и пошатнул его веру в этот мир. Да, Хенджин струсил, что все могло оказаться правдой, испугался парня, который так легко говорил о странных вещах и разрушал его привычный уклад жизни. Не лучше ли вернуться к своей работе, к своим одиноким завтракам и ужинам, к покупкам в лавке Минхо. Не лучше?***
Сколько прошло дней с их последней встречи? Хенджин сбился со счета. Неделя? Две? Его жизнь возвращалась в прежнее русло. Вместо зеленой листвы, он снова видел серые дома, вместо красных яблок — гнилую картошку. Вот только до конца выкинуть из головы мысли о Феликсе так и не удалось. Иногда он украдкой оглядывался, или останавливался около заборчика, один раз даже пришел в парк с затаенной надеждой встретить веснушчатого парня. Куда юноша мог пропасть, если вокруг стены? Никуда. Значит когда-нибудь он его обязательно встретит. Хенджин стал жить этой мыслью — мечтой встретить Феликса. Он все еще отрицал существование мира за стенами, не веря в его слова. Но рядом с Феликсом ему было так комфортно, спокойно и тепло. Он нуждался в нем. Сколько прошло дней? Вечность?***
Хенджин угасал с каждым днем. Темные круги залегли под глазами, словно свинцовые тучи, немытые волосы свисали патлами, потому что не было сил доползти до ванной, ребра казалось скоро проткнут насквозь нежную кожу. Хенджин не хотел есть, не хотел спать, не хотел просыпаться. Где же Феликс, его навязчивая мечта? Он ему нужен.***
В тот день Хенджин вышел из дома по привычке, направившись в сторону офиса, который до ужаса ему надоел, осточертел так, что хотелось кинуть эти чертовы бумажки в лицо Ким Сынмину, и закричать, сдирая горло в кровь, или, может быть, плюнуть в лицо босса, которому и дела нет до обычных сотрудников и их переживаний. — Прости, Хенджин, я так давно не навещал тебя. Я был так занят. Прости, пожалуйста, ты вряд ли скучал без меня, но… — робкий, знакомый до боли голос остановил Хенджина, сердце которого в один момент было растерзано в клочья. Он обернулся, не дыша, словно во сне. Глюк или реальность? — Феликс, — еле выговорил хриплым голосом парень, едва державшийся на ногах. — Как-то ты плохо выглядишь, прости. У тебя что-то случилось? — Феликс обнял Хенджина, нащупав скелет обтянутый кожей, — Кошмар ты вообще чем питаешься?! Хочешь я приготовлю тебе брауни? Это такие пирожные. Я мастер по готовке сладостей, — так тепло произнес Феликс, словно никогда не исчезал из его жизни. По лицу Хенджина текли слезы. Сойти с ума оказалось так легко. — Ты что плачешь, Хенджин? Ты так рад меня видеть? — Рад? Это чувство называется радость? — Феликс снова приблизился к парню и заключил в объятия. — Если ты рад видеть человека, ты можешь сказать ему об этом или обнять в ответ, а не стоять столбом, — наигранно обиженно произнес юноша, не выпуская того из кольца рук. — Да… — осипшим голосом прошептал Хенджин, — Я ждал тебя, Феликс. Ждал тебя вечность.***
Летели дни, как осенние листья с тех деревьев под которыми обычно отдыхали Хенджин и Феликс. Становилось холоднее. Иногда раздавались печальные крики птиц, направлявшихся куда-то к теплу. Феликс больше не покидал Хенджина, он приходил в назначенный час каждый день и любил делиться всем, что с ним произошло. Вечера всегда были наполнены интересными историями о прошлой жизни Феликса или необычными каждодневными казусами, происходившими с ним с завидной регулярностью. Они никогда не скучали. По просьбе Хенджина, парень рассказывал о миллионе самых разных вещей за пределами стен. Больше всего Хенджина интересовало существование моря, огромного водного пространства с соленой водой и необозримым горизонтом. Каждый раз ему казалось, что еще чуть-чуть и он услышит его шум, почувствует запах соли, а брызги волн окропят лицо. Однажды Феликс спросил Хенджина, почему он не хочет попробовать выбраться из этих стен, но юноша смутился, он и сам не знал, почему эта авантюра казалась невозможной. За почти четыре года проживания в городе не нашлось никого, кто бы перелез через эти неприступные, исполинские сооружения. Хенджин все еще верил, что они оберегают от всего опасного и чужеземного; от того, чем парень все равно продолжал интересоваться, расспрашивая Феликса и противореча своему внутреннему голосу. Он безумно боялся поменять свой привычный бесконечный поток дней. Не лучше ли просто слушать рассказы про далекий мир, смотря на него глазами другого человека? Хенджина пугала еще одна вещь — его пульс, который бился, как птица в клетке, учащаясь и пригоняя поток крови к мозгу, от чего его разум затуманивался, когда Феликс был непозволительно близко к нему, или, когда парень улыбался, сердце Хенджина словно останавливалось. Он боялся спросить, что с ним происходит. Странно, что до встречи с солнечным мальчиком Хенджин не мог испытывать чувств. Когда он улыбался, Феликс называл это радостью, когда соленые капли текли из глаз, он называл их слезами, когда Хенджин смеялся — это было счастьем. Сколько еще неизведанных чувств таится в душе человека? Целая палитра. — Научи меня чувствовать все, — попросил Хенджин в один день ноября, когда за окном тихо падал снег, растворявшийся на асфальте в черную жижу. В такие дни Хенджин приглашал Феликса к себе домой. Он варил ему горячий кофе, и они сидели, смотря в окно на бесконечные белые снежинки, которые умирали от тепла земли. Кажется Хенджин никогда не обращал внимание на снег, но сейчас с Феликсом он словно впервые открыл необыкновенные, блестящие хлопья. — И ты представляешь, я хотел всего-то стащить еще одну булку с маком. Ему жалко что ли было? Мистер Хан Джисон иногда бывает таким невыносимым, а еще он на белку похож, когда щеки дует, но я уверен, что я ему нравлюсь. Он иногда приносит мой любимый сок — виноградный. Ты ведь знаешь, что такое виноград? — голос парня вывел Хенджина из раздумий. Хенджин уже выучил не только всю биографию Феликса, но и этого забавного парня по имени Джисон, которого юноша иногда весело называл «квоккой» из-за его щек. Время тянулось медленно, казалось Феликс перескажет сейчас весь учебник по ботанике о созревании винограда, а созерцание медленно спускающихся с неба снежинок окончательно усыпит Хенджина, но неожиданно парень замолчал. «Take my hand and we can slow dance don't need music and talk like it's our first date» Феликс внезапно поднялся, отставив чашку с недопитым чаем, напевая мелодию. Он протянул руку Хенджину. — Давай потанцуем немного? — предложил парень немного робко. — Танцевать? — Я научу. Не бойся. — Я не боюсь, — сердце Хенджина начало предательски ломится сквозь грудную клетку. Ему казалось, что Феликс это видит и очень смущался. Мелодия была очень нежной, тихой и завораживающей. Эта песня понравилась Хенджину, как и ее исполнитель. Феликс для Хенджина за это время стал самым дорогим, что у него было. Он был его солнцем. Его жизнью. Смыслом существования. — Хенджин, а ты когда-нибудь влюблялся? — внезапно спросил Феликс, избегая смотреть в темные глаза напротив. Они продолжали кружить по комнате в тишине. — Влюблялся? Как это понять? — немного опешив Хенджин, пытался уловить взгляд парня. — Ну, знаешь, любовь — это, когда ты готов ради человека на все, даже закрыть его собой от пуль. Когда твое сердце рвется к этому человеку, в коленях дрожь, мысли путаются, дыхание сбивается, и хотя вы только расстались, хочется снова видеть человека и всегда быть рядом. Хенджину казалось, что земля уходит из-под ног. Феликс описал все то, что происходит с ним сейчас, в данную минуту. Значит ли это, что Хенджин влюблен в Феликса? Безусловно без этого маленького солнышка ему не нужно ничего — ни море, ни звезды, ни воздух. Без Феликса его мир пропадет. — Хенджин, я тут хотел предупредить, что завтра не смогу прийти к тебе. Ты ведь не обидишься? У меня так много дел будет всю следующую неделю. Я очень переживаю, все ли получится. Потом расскажу, если все пройдет успешно. Ты ведь без меня справишься один? Я бы давно сошел с ума в одиночестве, но ты сильнее меня. Ты не сломался в этом замкнутом мире. Знаешь, я ведь только ради тебя остаюсь позитивным, не хочу, чтобы ты грустил, — Феликс рассмеялся и искорки зажглись в его теплых карих глазах. — Я буду ждать тебя, сколько понадобится, — ответил Хенджин, вспоминая прошлый раз, его метания по улицам, голодовку и желание исчезнуть с лица земли. Но теперь он будет знать, что Феликс вернется. — Даже вечность? — Даже больше, Феликс. Ты спросил влюблялся ли я? Этот человек сейчас стоит передо мной — это ты, поэтому все, что я прошу — возвращайся ко мне. Феликс смотрел на него, а в уголках его глаз собирались слезы. Казалось, еще секунда промедления, и он просто не сможет оставить Хенджина, его милого, любопытного Хенджина здесь, но поддавшись вперед Феликс без раздумий поцеловал Хенджина, и, пока последний стоял в смущении, пытаясь снова научиться дышать, выскочил из квартиры. Только звук захлопнувшейся двери, привел Хенджина в чувство. Он коснулся своих губ. Когда Феликс вернется он обязательно первым поцелует его, а пока что все, что осталось одинокая кружка на столе, отзвук спетой мелодии, повисший в воздухе, белый снег, скрывающий следы Феликса и бесконечное чувство любви.***
Сколько длится вечность? На деревьях распускались зеленые почки, Хенджин уже слышал пение птиц. Тот снег, которым они любовались вместе с Феликсом таял, унося с собой обещание Феликса вернуться. Все оживало, а Хенджин смотрел в голубую, бесконечную высь. Сегодня такой прекрасный день! — Феликс, с тобой этот день был бы самым лучшим в моей жизни, если бы ты вернулся, — отчаянно шепчет Хенджин, прося небеса сжалиться, надеясь, что парень появится в самый неожиданный момент, как в прошлый раз. Сегодня Хенджин решает изменить свою жизнь. Он впервые не идет на работу. С него хватит копошиться в пыльных, бесполезных бумажках. Он бегает от лавки к лавке, расспрашивая людей о парне с чудесными веснушками. Но никто никогда не встречал такого. Тогда Хенджин убеждает себя в том, что, если никто не знает Феликса в городе, значит, он живет за городом, поэтому направляется туда. Мостовые сменяются размытыми, грязными колеями, которые вцепляются в подошвы его ботинок, желая задержать юношу, но несмотря на это, тот продолжает свой путь с упорством влюбленного. Впереди виднеется ферма, но измученные люди, работающие там, никогда в жизни не слышали имени Феликса и никогда не видели мальчишку с белоснежными волосами. Весенняя духота приглашает к себе в гости первую грозу. Раскаты грома настигают Хенджина, как и отчаяние, затопившее всю его душу. Соленые слезы смешиваются с дождем. Первый весенний ливень оставляет после себя запах мокрой земли и насквозь промокшего, дрожащего Хенджина. Умывшееся солнце появляется из-за туч, как ни в чем не бывало, и, подняв глаза к небу, Хенджин восхищенно выдыхает: — Радуга… Феликс, ты тоже ее видишь? Яркие капли дождя, скопившиеся на молодых листочках, сверкают как золотой бисер, лучи преломляются и распадаются на миллионы горящих искорок, весь путь Хенджина похож на блестящий поток. В городе он впервые смотрит на здания, освежившиеся после дождя, все они созданы по одному образцу: серые, с ровными, высокими фасадами и пустыми окнами. Хенджин вспоминает свой блеклый подъезд, бетонные ступени и свою квартирку, которая раньше ему казалось очень уютной и комфортной. Сейчас же он ощущает противоположное чувство, все его нутро противится возвращению туда. Хенджин боится потерять это чувство, зарождающейся свободы, боится, что цвета потеряют свои краски, а он, впервые впитавший в себя, вкус жизни. Тогда Хенджин идет в центр города-тюрьмы, туда куда сходятся все дороги. На центральной площади находится старинная часовня, стены которой расписаны различными сюжетами чьей-то жизни. Он никогда до этого дня не разглядывал такие странные фрески, да он даже до этого дня никогда не был в центре, ведя свою рутинную жизнь где-то на окраинах. Хенджин дёргает ручку старинной двери и та со скрипом открывается, заглатывая юношу в свое пыльное нутро. Здесь давно никого не было. Пыль, покрывавшая пол, взметнулась в воздух, плавая в лучах солнца, проникающего через единственный витраж. — Феликс, смотри какой чудесный витраж! Ты встречал такие в твоем мире? — Хенджин обратился в пустоту. Юноша вспомнил: Феликса рядом не было. Где Феликс? Он не придет. Феликс вернется? Он обещал. Зачем ему мир без Феликса? Хенджин медленно поднимался по скрипучей лестнице на площадку для колокола, ощущая под рукой старинные перила, норовившие оставить занозы в его нежных ладонях. Наверху когда-то давно был колокол. Сейчас же площадка выглядела совсем пустой без своего главного «певца». Внизу простирался город. Прямые улицы вели ровно в центр. Полная симметрия. С этого расстояния стены казались совсем крошечными, казалось, что их может перешагнуть ребенок. Что если Феликс ушел обратно за стены и больше не вернется? Это было единственным объяснением, почему он не нашел Феликса ни в городе, ни за городом. — Феликс, посмотри на этот скучный город, который расцвел только с тобой. Посмотри на меня, я начал дышать с тобой. Посмотри на небо, оно обрело краски. Но зачем мне это все, если я никогда не увижу море с тобой? И никогда больше не почувствую твои губы? Я действительно влюблен в тебя. Нет! Даже больше… я люблю тебя и буду любить вечность. Спасибо, что подарил мне эту жизнь, спасибо и прощай, самое яркое солнце моей вселенной. Хенджин делает шаг в пустоту, навстречу голубому небу, жмурится, когда солнце в последний раз освещает счастливую улыбку на лице, пока тот летит навстречу мостовой. Удар. Вот и все.***
Хенджин открыл глаза. Все, что он мог видеть перед собой белую стену. Выжил? Его спасли? Но зачем возвращать его к жизни, если он не хотел эту жизнь без Феликса? Парень с трудом повернул голову и увидел странные аппараты, которые видимо отсчитывали его пульс и следили за состоянием пациента. С другой стороны находилось настежь открытое окно, из которого доносилось пение птиц и отдаленные звуки проезжающих машин. Весна — период возрождения. Вошедшая в палату медсестра, кажется, словно призрака перед собой увидела. Хенджин хотел спросить ее, как его спасли, но онемевший язык не ворочался во рту. Она слишком быстро выбежала, вернувшись уже в сопровождении врача. — Мистер Хван Хенджин? Неужели вы очнулись, это настоящее чудо я считаю, — доктор ободряюще улыбнулся, — Попытайтесь что-нибудь сказать. Ваши органы немного атрофировались, но скоро все придет в норму. У нас есть специальные восстанавливающие гимнастики, а сейчас мы должны взять у вас кровь на анализ, — он слегка надул щеки и стал похож на белочку. — Мистер Хан Джисон, — позвала его медсестра, — не нагружайте лишней информацией. Ему и так, наверное, трудно понять, что происходит. — Ф…Фел…икс, — с огромным трудом промычал Хенджин. Джисон замер на месте, держа шприц с кровью. Он оглянулся на медсестру, которая покидала палату и вероятнее всего не слышала, что произнес Хенджин. — Феликс? — как-то очень тихо переспросил доктор, — Феликс… Он… да навещал тебя, сидел у тебя днями и ночами, я все его отогнать не мог, потом решил пусть делает, что хочет. Тебе это не мешало, и ему было не скучно. Но Феликс болел. Знаешь, есть такие болезни, они забирают лучших из нас. Надеюсь, что маленькое солнышко по имени Феликс сейчас счастлив. Только к сожалению, нам светить он больше не будет. Это было больнее, чем смерть. Нет, это и была смерть. Если бы Хенджин мог сейчас рассмеяться, то он бы сделал это. Он бы рассмеялся в лицо беспощадной судьбе, которая забрала у него Феликса, но дала теперь бесполезную жизнь. Значит он больше не увидит его улыбку? Если бы он мог задохнуться, то несомненно сделал бы это, если бы мог шагнуть с крыши, то безусловно сиганул бы вниз, если бы мог утонуть, то без промедления бросился бы в море, но его глупое тело, даже шевельнуться не может. — Слушай, не знаю, откуда Феликс знал, что ты очнешься, но он тебе письмо написал. Отдам, когда на ноги встанешь. Будет твоей мотивацией побыстрее восстановиться, — забавный врач, как и описывал его Феликс, с доброй улыбкой и щеками квокки. Перед Хенджином начала раскрываться истина. — Эй, не опускай руки, Хенджин, ты уже через многое прошел. Он вернул тебя к жизни, которую сам любил больше всего.***
Прошло почти три месяца. Кости и мышцы Хенджина постепенно начинали приходить в норму, он мог еле передвигаться с костылями или при помощи медсестры. Первым делом, кое-как встав на ноги, юноша попросил, чтобы его отвели в палату Феликса — в такую же маленькую комнатушку с белыми стенами. Феликс говорил, что он бы сошел с ума в замкнутом мире, а эта палата была настоящим адом клаустрофоба. Понятно, почему парень так и норовил сбежать отсюда. Хенджин осознавал, что больница была теми самыми стенами, которые мешали ему жить. скрывая от всего мира, но одновременно с этим они помогали забыть боль, проблемы, одиночество; стены, за которые он спрятался в самом начале прогрессирующей болезни, место, где он запер себя на долгие четыре года, не позволяя никому пробиться сквозь барьер и вернуть его на поверхность. Только одному Феликсу удалось это сделать, протянуть руку утопающему в своем же внутреннем мире Хенджину. Он не сдался и жизнь в него вдохнул. Хенджин сходил с ума постоянно находиться в палате, поэтому часто заглядывал к другим пациентам, борющимся за жизнь. Он осознавал, что все, кто жили в его городе были пациентами этой больницы. Вот лавочник Ли Минхо, а около постели сидит его мама и читает ему какие-то книжки по садоводству. В соседней палате — мистер Бан Чан, около которого очень часто Хенджин видел милого парня похожего на фенька. В конце коридора лежала Син Юна, он видел к ней часто заскакивали подружки, щебетали что-то. Даже в коме эти люди не были одинокими. Теперь Хенджин понимал, почему Феликс выбрал именно его. Только к Хенджину никто никогда не приходил, не рассказывал о жизни, никто ему не читал книги, не говорил с ним — забытый всеми парень. Хенджин был одинок, а Феликс хотел избавить его от этого, даже понимая, что сам умирает, он ни разу не жаловался Хенджину. — Хенджин, — доктор Хан подошел к нему и протянул белый конверт. Парень сразу понял, что это то самое прощальное письмо Феликса. — Спасибо, доктор Хан. Спасибо, Вам, не только за то, что заботились обо мне все это время, но и спасибо за Феликса. Я думаю, что вы пытались сделать все возможное, чтобы он продолжал жить, но ведь врачи — не боги, они не всегда могут спасти всех. Думаю, это просто случайность, что именно Феликсу операция не помогла. Он ведь ни разу не рассказывал о болезни. Это не я был сильным все это время, а он, — Хенджин заметил, что глаза доктора начали блестеть от собирающихся слез, и поспешил в палату, чтобы остаться наедине с частицей Феликса. "Моему любимому другу, Хенджину! Привет, знаешь, я не умею писать письма, но я не знаю, что меня ждет завтра. Если все будет хорошо, то я просто сожгу это письмо, если нет, то, значит, ты получишь его и будешь читать весь мой бред, который я тебе собираюсь рассказать. Но все-таки в глубине души я надеюсь, что ты никогда не прочитаешь это письмо, а мы увидимся лично. Хотя мы и так видимся лично. Ну, по крайней мере я тебя вижу… Прости, я очень нервничаю. Написал в начале «другу», потому что я не знаю могу ли называть тебя своей второй половинкой или своим соулмейтом. Кажется, я придумал мир, в котором мы встречались, только как можно находиться в отношениях, если ты не давал согласия? Наверное, это просто моя болезнь влияет на сознание. Мне бы действительно хотелось быть с тобой. А еще я тебя поцеловал сегодня и сразу сбежал из палаты от волнения, мне казалось, что ты сейчас проснешься, как спящий принц от волшебного поцелуя, и придешь ко мне. Но, к сожалению, этого не случилось, все-таки сказки остаются сказками, а здесь суровая реальность. Люди действительно умирают, а не вылечиваются по мановению волшебной палочки или выпив волшебное зелье. Я остаюсь позитивным ради тебя, у меня никого нет, кто бы стал переживать о моем здоровье, кроме нашего доктора Хан Джисона. Я тут его нечаянно назвал белкой. Ты бы видел его лицо, я чуть со смеха не уписался. Но он мне нравится! Мистер Белка разрешил мне сидеть у тебя, хотя я должен был лежать в постели, как все вокруг. Знаешь, это очень страшно, когда среди всех пациентов, только я не в коме… Лучше бы я спал под аппаратами, потому что так больно видеть слезы родственников и друзей, которые пытаются скрыть это, и осознавать, что никто не придет к тебе, поэтому я и начал навещать тебя. Хенджин, ты, как я — брошенный и забытый судьбой. Встреться мы в других обстоятельствах, наверное, все было бы по-другому. Я никогда тебе не рассказывал о своей болезни, так вот может и не стоит, но лейкемия на самом деле страшная вещь. Помнишь я рассказывал тебе о своих белоснежным волосах? Я всегда мечтал о таких. И мне их осветлили до белоснежного блонда, а спустя месяц из-за химиотерапии они начали выпадать. В последний раз, когда я заскочил увидеть тебя, я был уже давно без волос. Это грустно. Но ведь если болезнь отступит они вырастут снова, и я покрашу их в рыжий цвет. Да! Это будет ярко-рыжий цвет, как тот апельсиновый закат, который я наблюдал через окно твоей палаты однажды осенью. Хенджин, я всегда мечтал вернуться домой к морю, но если ты читаешь это письмо, значит я туда никогда больше не попаду. Пожалуйста, побывай там, хоть раз в жизни, если не был, я уверен, что ты поймешь, о чем я говорю, когда услышишь шум прибоя и крики чаек. Тут нет чаек и звезд не видно. Только аппараты пищат. Я еще не успел тебе рассказать столько вещей, а сколько стран ещё остались загадкой, поэтому, Хенджин, давай выздоравливай, и мы вместе посетим Италию и поедим вкусную пеперонни… Прости, я опять замечтался. Скорее всего, ты сможешь сделать это уже один. Попробуй за меня еще гавайскую пиццу! Мнение людей о ней расходится, и мне вот интересно, как можно класть сладкие ананасы в соленый соус. Ой, я опять увлекся и забыл сказать самое главное, ради чего и пишу это письмо. За пределами больницы есть другой мир, тебе кажется, что болезнь окружила тебя и выхода нет, что тебя поймали в ловушку, но, понимаешь, пока ты дышишь, выход все еще есть. Я к тебе привязался не на шутку, реально влюбился в тебя, в парня, который мне и слова не сказал, а может это и не любовь, а я схожу с ума. Это не важно! Я хотел бы помочь тебе, поэтому, если ты очнешься, нет, я уверен, что ты очнешься, продолжай жить столько сколько отмерит тебе судьба, потому что он существует, мир за пределами, и ты обязан его увидеть. Целую, надеюсь увидимся, твой вечный друг Феликс. P.S. Ты только продолжай жить, Хенджин, хорошо?" Медсестра вошла в палату с подносом и поставила его на столик у кровати. На нем лежали булочки. Булочки с маком, которые Феликс так любил. — Я проживу эту жизнь, а ты только дождись меня на другой стороне наших стен, Феликс, хорошо?