Экзорцист

Её принесли на рассвете: связанную и исцарапанную. Бородатый сапожник с подбитым глазом и его растрёпанная жена рассказывали, перебивая друг друга, о странном поведении племянницы, о том, как тихая и спокойная девушка напала на них, вооружившись стеклянной бутылкой. Глаза их в тот момент светились праведным гневом. Им было известно, что Ален Маттео — один из лучших экзорцистов города, и точно сможет спасти красавицу. — Кладите её здесь и возвращайтесь завтра днём, — так сказал он, узнав всю необходимую информацию. Ален был терпелив, уверен и внимателен — это также подкупало бедных напуганных родственников. И они ушли. А юная дева, лет шестнадцати, так и осталась лежать на гранитном алтаре, холодном как зимняя ночь, так как сквозь стеклянный купол драконьего храма ещё не светило солнце. Маттео желал начать как можно раньше. Ему жаль было порабощённое сознание Вивьен и исцарапанный мрамор кожи. Удивительная красота подчинилась силам тьмы. Такое случается слишком часто. Лишь за несколько столетий образ одержимых перестал ассоциироваться с уродливой нелюдимой старухой, наоборот, теперь демоны чаще вселялись в молодых. Об этом свидетельствовали статистика и народные пересуды. Но почему именно в них? Демонам нравились горячие наивные сердца, или же юноши и девушки, подвергнутые максимализму, решали, что больших высот в жизни смогут достичь, заключив сделку с тьмой? Экзорцисты, по общепринятому уставу, признавали вину лишь за демонами, желавшими юности. В крайнем случае, если пострадавший человек был отъявленным любителем тёмной магии, его могли пожурить. Ален считал, что именно человечество повинно в появлении демонов, ведь у людей есть мораль, которую те нарушают. Это не означало, что всем следует заделаться праведниками, и тогда на Земле будет мир и спокойствие. Это означало, что людям пора перестать перекладывать вину с себя на других, а экзорцистам обратить влияние на духовную составляющую человека, и способствовать её защите в первую очередь. Самая страшная эпидемия — нездоровая злость. Распространяясь, она порождает войны, убийства и прочие несправедливости. Трудно представить, как сильно то, что у нас в голове, влияет на физическую жизнь. Многие отказываются это признавать. Упор экзорцизма по-прежнему делался на изгнание, а не на восстановление разума. Считалось, с демоном уходит всё зло, но Ален и ряд других его знакомых сделали противоположный вывод. Маттео не просто освобождал людей от тьмы, он проводил с ними долгие беседы, длившиеся неделями, о том, что привело каждого к такому исходу. Подобная внимательность к подопечным способствовала скорому достижению места одного из служителей храма. Родители, жившие далеко, ликовали, и в письмах называли его лучшим сыном. Экзорцист радовался, но всю жизнь его не оставлял вопрос — почему орден не решается пойти на предлагаемые им и рядом других служителей реформы? Ален перерезал тугие верёвки, от которых остались красные следы на теле Вивиан, и приковал её к алтарю куда более прочными цепями. Удивительно — демон на контакт не выходил, наверное, был достаточно слаб, так что солнце и близость освящённого места пугала. Из внутреннего кармана плаща экзорцист достал инкунабулу, на обложке которой вырисовывались блестящие языки пламени, обозначавшие чистоту мыслей и тела. С первого раза открыл нужную страницу и положил у босых девичьих ног. Считалось, что книга ещё более парализует демона. Родниковой воды он набрал из большой бочки, и поставил покрытую серебром чашу у головы Вивьен. У рук, лежащих вдоль тела, разложил лимонные и прозрачные камни. Зажёг свечу, распространявшую аромат полыни, и поставил вместо книги. Её же зажал в левой руке, большим пальцем зафиксировав нужную страницу, и принялся читать. Это был один из самых любимых Аленом, завораживающих моментов. Пустой храм, напоённый чистым воздухом, наполнялся его тягучим голосом. Слова молитвы словно не утихали, наслаиваясь друг на друга, волнами наплывая на светлые колонны храма, оседая на стёклах. Голос резонировал. Свет затапливал храм и лился по стенам. Девушка не шевелилась. Чуть закоптела свеча, Маттео замолк. В кристальной чистоте послышался тихий смешок. Ален с интересом посмотрел на Вивиан. Глаза закрыты, лицо, как полотно, разглажено и спокойно. Или нет. Ухмылка прорезала круглую щёку. — Ex animo! (лат. От души) Экзорцист не ослышался. В его профессии-то вообще нужно обращать внимание на любые детали. Только нахмурился — ему попалось что-то интересное. — А тут неплохо. Ну, всё, это я, Вивиан или Вивьен, развязывай, — сказала дева глубоким голосом, не размыкая глаз. Ален не шелохнулся. Тогда она демонстративно пошевелила кистями, вызывая лязг цепей. Но молодой человек всё ещё оставался недвижим. Тут уж девушка открыла глаза и сразу кольнула его немигающим взглядом. — Я не слишком-то хорошо притворяюсь, да? — вздохнула она. Маттео ограничился кивком — говорить «да» или «нет» вслух не стоило. Ещё неизвестно, что за ужасная тварь этот демон, но, сразу видно — из болтливых. Пальцами ей удалось свалить лежащие на алтаре жёлтые камни, подмигиванием затушить свечу. Но из цепей вырваться бы не удалось. Это — лишь отвлекающие шутки. Ален решил прочесть иное заклятие, куда более сильное — его открывать приходилось нечасто. Он вновь зажёг свечу, но чудовище в Вивиан задуло её с самым невинным видом. Оно с любопытством осматривало храм, пока по телу позли солнечные лучи, никак не повреждая его. На душе стало спокойно. Ален вновь зажёг свечу и тут же принялся читать, коротко посматривая на демона. Она скривилась, как от лимона — наверняка Вивиан никогда не корчила такие гримасы, и рвано выдохнула. Казалось, на лбу её выступила капелька пота, когда Маттео закончил. Демоница демонстративно облизнула зубы. Она хотела сказать что-то, но не могла и звука издать, так что несколько секунд по-лисьи щерилась. — Quare maestus es, bene communicator («Ну чё ты начинаешь-то, нормально же общались») — наконец вымолвила. Удивительно! Хрупкое тело сотрясала мелкая дрожь, и, коснувшись ладонью икр Вивиан, испачканных в пыли, удалось почувствовать жар. Но демоница ещё была здесь. Ален усмехнулся. — А, теперь ты будешь изгонять меня собственными руками — буквально? Интересный подход! — прокомментировала, возведя глаза к потолку, его касание. — Из какой ты касты? — спокойно спросил экзорцист, облокотившись на алтарь. У неё забегали глаза. — Секрет. Прямо так я и скажу. Думай. Это могло быть смешным, если бы прямо сейчас Ален не пытался спасти юную девушку. Разговорчивый демон — сокровище и проклятие одновременно. Но ему, желавшему открыть причину, по которой демоны вселялись в души человеческие, захотелось узнать мотивы собеседника. — Ещё молитву? — учтиво вопросил он, улыбнувшись краешком рта. Значит, нужно читать одни из последних. Те, что преумножают солнечную энергию — всегда работают. К его удивлению, девушка сдула упавшую на глаза чёлку совершенно по-дикарски и криво усмехнулась. — Ну давай. И он читал, вырисовывал на руках, ногах и лице Вивиан охрой узоры, брызгал на неё водой из горного источника. Демоница то впадала в беспамятство, то улыбалась, то кричала. В один прекрасный момент она затихла. Маттео устало опустился на стул и осушил стакан воды. В следующий момент демон затушил полукруг из свеч на полу. — Non capio, quid est. (лат. Я слишком стара для этого дерьма) — Abo in pace. Иди с миром, — качнув стаканом, сказал экзорцист. Он уже не мог скрывать улыбку от латинских высказываний демона. Это звучало ну очень смешно. Из носа у Вивиан потекла кровь, перемешиваясь с потом с висков. Она облизнулась. — Не могу. — Почему это? — он подумал о том, как долго телу девушки придётся восстанавливаться после этой неизгонимой сущности. Всего за несколько часов тени пролегли под выразительными глазами, кровь застыла на ресницах и размазалась на руках. — Договорилась, — она изогнула бровь. Значит, демон идентифицирует себя как существо женского пола. — Она заключила с тобой сделку? — усмехнулся Ален. Это звучало как полнейший бред. — Ну да, а что? Такая юная, красивая девушка… негоже ей, да? Обычно подозрения падают на буйных, — демоница ощерила в улыбке белые зубы. — Спасибо, что уточнила, я теперь знаю, что с тобой делать. Как звон разбившегося стекла, зал заполнил смех. — Все вы одинаковые и глупые. Изгнать — изгнать, никакого разбора причинно-следственных связей. Это же выбор человеческий. Вивиан сама позвала меня. Я бы не пришла иначе, — что-то в горле у неё заклокотало. Маттео отвернулся — его сердце негодующе застучало чаще. Он убрал с лица пшеничные волосы. — Демоны — как наркотики. А их запрещают. Мысль о том, что вы спасаете людей — ложна, и я не могу представить, чтобы кто-то в здравом уме мог пойти на сделку. — Я так рада, что ты не сказал «они — зло». Потому что делить на добро и зло вообще крайность, — если бы не цепь, пожелтевшая от охры и блестящая от крови, Вивиан сложила бы руки на груди, — Но наркотики применяют и в медицинских целях. А наличие наркоманов — это следствие их проблем. Им никто не помог. Они скатились в бездну. И наличие одержимых… — Хватит, — бросил экзорцист. — Вот и я говорю — хватит. Отпускай меня уже. — Вивиан не знает, во что ввязалась. — Ну, видимо, у неё случилось что-то, позволившее ей пойти на подобную крайность. Что лишило её «здравого ума». Ален вспомнил напуганные лица её родственников, и отогнал их, как сон. Нужно находиться здесь и сейчас. — И что случилось? — спросил он, изобразив скучающий вид. На деле — страшно было признаться — это манило. Узнать, что думает демон. Но что, если обманет? Она закашлялась, потом облизнула сухие губы. — Я всё понимаю, но тело человечье нежное. Дай мне воды, иначе Вивиан ещё долго будет говорить с хрипотцой. Недолго подумав, Маттео поднялся по ступеням, взял стакан с серебряным ободком и наполнил его водой из бочки. Демоница, судя по звукам за спиной, пыталась мысленно передвигать книгу и чашу с водой. Получалось не слишком хорошо. Ален приподнял голову Вивиан, коснулся мягких волос и приложил чашу к губам, едва лишь те раскрылись в попытке уколоть его новой фразой. Как и ожидалось, она взвыла, едва лишь серебро коснулось её губ, закашлялась, но какая-то часть воды всё же обожгла прохладой горло. Маттео держал её, не позволяя отстраниться, затем резко отпустил волосы и, кашляя, девушка повернула голову набок, стукнувшись об алтарь. — Auscultare tu, viva lassare?! , — (лат. Слышь, ты, жить надоело?!») сказала она, наконец восстановив дыхание, — Ты издеваться, что ли, любишь? Считай, я запомнила. В следующий момент чаша с водой, стоящая у изножья, с грохотом повалилась на мраморные плиты, оставив едва заметную щербинку и расплескавшись прозрачностью волн. Она с удовлетворением заметила негодование на лице экзорциста. — Я вообще много этого вашего человечьего испытываю, не только жажду. Был один — на камни кинулся, и они плечо его пронзили, бедро и живот. О, какое то было наслаждение. Но он был наглый — постоянно шептал мне на ухо, пока я им управляла. А ещё одна… — она с лёгкостью рассказывала о страданиях, доставленных людям. Ален ощутил усталость. Он опустился на мраморный пол и прислонился к колонне. Разлитая вода блестела оранжевым в свете заходящего солнца. Он испугался, представив, что все эти ужасы говорит не древняя сущность, а сама Вивиан. — …Шесть пуль. Ну и к чему это я? Тех, в кого я вселялась, ни разу не убивали демоны. Люди были разрушены людьми же. К примеру, Вивиан. Я не могла не вселиться в неё. Такая…интересная девушка. Всегда знала, чего она хочет, искренне верила в добро и справедливость. Боялась демонов. А потом её дядя, ну, тот, что нынче утром приходил, весь такой правильный в глазах её, знаешь, что сделал? Речь её лишилась надменности, шуточного тона и приобрела оттенок усталости. «Тоже замучилась уже» — подумал Ален, поднимая глаза вместо вопроса «что сделал?». Демоница прыснула. Но каким-то сдавленным смехом. — Да надругался. Представляешь? — пальцем с тёмной полосой под ногтем она выводила на алтаре круги, — И вся её образцовость куда-то исчезла. Она была так разбита, что призвала любого демона, который смог бы отомстить. Маттео отвёл взгляд. Ему стало не по себе и захотелось, чтобы всё услышанное оказалось ложью. — Но ты же не отомстила. Только исцарапала сапожника и попала сюда. Учитывая пируэты, что тут вытворяешь, не слабая. — Это дипломатический вопрос, или ты разделяешь моё мнение по поводу мести? Хотел бы смерти старого подлеца? — хитро прищурилась она. Ален вздохнул и потёр переносицу. — Дипломатический. «Неполная правда — не ложь» — решила она, но вслух сказала: — У меня свои мотивы. Давай так — ты меня отпускаешь и объявляешь Вивиан умершей. М? Самонадеянно. Этого допустить точно нельзя. Даже если учесть, что Ален часто действовал не по правилам кодекса — отпустить демона было бы очень инфантильным поступком. Точно таким же, как поверить демону. Но разве сейчас он не занимался как раз этим? Почему экзорцисты так редко с этими тёмными сущностями говорили? — Не могу. — Нет? — она даже голову приподняла и изломила брови. Высокомерие вернулось, — А что прикажешь делать Вивьен, вернуться к родственнчикам? Или бежать из города без денег и прочего? Хоть понимаешь, что ничего не выйдет. — Хочешь меня уговорить? — сказал он, решив не вступать в дискуссию и не уличать демона в том, что попытки её помочь девушке ещё более безуспешны, чем его. Демоница опустила голову на алтарь. — Хочу, чтобы ты понял, что демоны вселяются в людей, потому что сами же люди дают им повод. Нужно искоренять вашу жестокость, я не знаю. Ты видел вообще, что в мире творится? Хотя, если учесть, на кого похож… — она с сомнительным видом оглядела Алена, — Изысканные золотые одежды, кольцо с малахитом, лицо без единого шрама. Ты хоть спускался когда-нибудь в торговые улицы и тихие кварталы, где люди заживо морально разлагаются? — она выдержала риторическую паузу, чувствуя колыхания души Маттео. Он был с ней согласен — чувствовала Тунната, припоминал что-то плохое. Вот бы дотянуться до его воспоминаний… — Ладно, вот что я хочу сказать: если Вивиан вернётся к родственникам, она сделает что-нибудь похуже призыва демона. Она убьёт себя. — Я обеспечу ей защиту и переправлю в другой город. — Позаботишься о ней? Щас, — усмехнулась, — У меня с ней сделка. Всё. Я первая! — она даже чуть привстала, насколько позволяли цепи, — Я первая. Финита ля комедия. Наступала ночь. Алену приходилось находиться наедине с демонами и ночью, но та сущность, что общалась с ним, была чрезвычайно сильна. Он насыпал соли вокруг алтаря, ограждая ей путь к бегству. — Мы не приходим к компромиссу, — заявил он, доставая порошок из драконьей чешуи. Он был не из тех, кто способен придумать большое количество жестоких пыток, ограничивался лишь базовыми приёмами изгнания, без ухищрений. — Я, поверь мне, могу посмотреть на мир с другой точки зрения. Например, однажды мне довелось вселиться в двух человек, воюющих на одной войне по разные стороны баррикад. И каждый имел свою правду, — она склонила голову, — Но дрались из-за неприступного клочка земли, на котором даже не росла трава. — Хочешь заключить сделку? — усмехнулся. — С тобой, чтоли? — она хохотнула. Не выдавала, но заметно было, что демоница измоталась, — Ты меня вот не понимаешь. — Так где же истина? — In vino veritas. — (лат. истина в вине) Ален улыбнулся. — Какие ещё ты знаешь языки? — Molto(ит. Много). О, — она вдруг рассмеялась, — Я забыла! У людей же есть физиологические потребности! Они оказались в странной ситуации. Покуда Ален вспоминал новые методы изгнания и думал над тем, как разрушить сделку, с алтаря закапала жидкость. Он поморщился. А что, если…если убить демоницу? Ударом в сердце священного меча. Она не сможет увильнуть. Ей ничего не удастся. Но Вивиан…ему было бесконечно жаль девушку. И эти сильные эмоции прочувствовала демоница, несмотря на защиту Маттео. Она поняла, как можно ускорить процесс своего освобождения. — А, знаешь, ты не сможешь меня изгнать. Никогда. Я хочу похитить юность Вивиан. Она так красива, А-л-е-н. Это была откровенная провокация. Экзорцист взвесил все за и против и только хмыкнул. Может, правда объявить девушку мёртвой, а самому упрятать её к себе и пытаться расколоть демона…нет, это несправедливо по отношению к Вивиан, как бы Ален не хотел приобрести новые знание. — Ну, значит, будешь жить тут, покуда я не придумаю, как изгнать тебя. Я созову комиссию. — Мм, а я не буду есть. И потом тело её умрёт от истощения. Как это будет грустно, — томно сказала девушка. — Я придумаю что-то… В конце концов, Canite ad iecur et loqui potest non — (лат. Один удар в печень отбивает дар речи). Демоница засмеялась. В уголках её рта запеклась кровь. Глаза покраснели. Вивиан хотела спать, демоница не давала ей этого. Пока та владела душой, она терзала девушку. Худшей судьбы и придумать было нельзя. Ален вздохнул. Это был один из постулатов — не можешь спасти — убивай. Иначе перекинется на других. Демоница словно знала, что ждёт её — молчала и большими глазами смотрела. Остался последний способ. — Вивиан, ты меня слышишь? — Слышит. Но говорить я ей не позволю. Он кивнул, чувствуя, как свинцом наливаются руки. В зале было слишком темно: закат угас, оставив оранжевые блики на яблоках, лежащих в выбоине стены. Ален нашарил в кармане спички и принялся безмолвно зажигать светильники, вьющиеся по стенам, как ветки. Они чуть коптили, загораясь. За стёклами, на улице, таял последний зимний снег. — А знаешь, зачем демоны приходят? Откуда они приходят? Куда вы гоните их? Маттео сжал желваки. Повернул к Вивиан только лицо. — Я знаю, куда тебя изгнать. Меня учили. — Тебя учили лжи. Демоница чувствовала, как волна несогласия поднялась в Алене. Он отлично скрывал эмоции, но Тунната чувствовала его, как за завесой тумана. Она прикрыла глаза, сделав вид, что ничего не понимает, высвободила плечо из оков, стянув рукав платья и оголив ключицы и плечо. Маттео поднялся по ступеням к месту, на котором концентрировались все взгляды приходящих. То была статуя дракона, выныривавшего из мрамора. Крылья широко расставлены, в глазах — Ален не мог понять, как скульптор это изобразил — мудрость. Пасть прикрыта, и длинные клыки спускаются ниже подбородка. Под лапами дракона — Фаолнитеарна — меч, закалённый пламенем из его пасти. Сталь, вытаскиваемая из ножен, издала характерный прохладный звук. Экзорцист развернулся и быстрым шагом приблизился к девушке, чьей душой так нагло воспользовались. Он видел в глазах страх, и не мог понять — то демоница, или Вивиан пробивается наружу? В любом случае… — Прости меня, Вивиан Фелл. Он дёрнулся так быстро, что лопатку обожгло болью. Тёмная сущность не успела возразить или отразить его атаку, и зелёные глаза так же открыто сияли напротив. Сияли…чарующе. Вдруг вместо низкой, красивой девушки на алтаре оказалась обнажённая демоница с ореолом чёрных волос. Она смотрела золотыми глазами прямо внутрь него. Ален Маттео, не мешкая, вонзил в сердце девушки меч, легко прошедший сквозь мышцы, рёбра и стукнувшийся о гранитный алтарь. Подняв голову к небесному своду, он только и мог, что позволить слезам брызнуть из глаз. Звёзды мигали. Ночь была бархатна и спокойна. Странное чувство глубокой утраты снизошло на Алена. Он качнул головой, не понимая, что на него нашло, сделал шаг назад и только сейчас обнаружил, что порезался — кровь дорожкой сбегала по руке и собиралась в ладони. Это плохой знак. Когда он успел… Экзорцист мрачно взглянул на Вивиан. Она лежала, уставившись в пустоту, и руки её безвольно обвисли а платье почернело от крови. В сердце торчал, отражая свет свечей, меч. Ален безмерно устал. Ему было жаль, он подумал, что мог быть другой выход. Вспомнилось, что не ел с самого утра. Энергии не было даже привести всё в порядок. Завтра утром. А сейчас…домой. Переодеться и забыться. Вытирая испачканной рукой непрошенные слёзы, Ален повернулся к некогда живому телу спиной, и шаги его слишком громко разнеслись вокруг. Демоница исчезла. Сомнений в том не было. Но как же всё это было…странно. Ален видел упрямых демонов, изгонял даже тех, кто заключил сделки. Редко ему приходилось оставлять храм в таком жутком состоянии, как сейчас. Несколько раз битую посуду, следы краски, крови и разлитые благовония замечала его заместительница. Это приводило её в шок. И вдруг свечи погасли. Маттео остолбенел. «Это не сквозняк» — пронеслось в голове. Как назло, он стоял в самом пустом месте храма, и под рукой ничего не было. Кольцо на пальце засияло, чуть обжигая — то была сработавшая блокировка мыслей. Кто-то хотел их прочесть. Амулеты на шее тоже стали ощутимы, все три — меч фемиды, дарующий неприкосновенность, всевидящее драконье око и зелёный огонь — символ исцеления. Они были закалены драконьим жаром, и Маттео казалось, что сейчас пламя из них рвётся наружу. Он встряхнул израненной рукой — она уже заживала, снял с себя зелёный амулет, не позволяя тому закончить начатое, и принялся кровью на полу чертить защитный знак. Зажглись свечи. Предплечье саднило. Медленно, Маттео обернулся. Вивиан стояла на алтаре, и её грязные руки вытаскивали из плоти меч, обжигающий нечисть. Рот с припухшими губами был широко открыт в подобии улыбки. Меч лязгнул о пол. Рана стремительно стала зарастать, и покрасневшие ладони тоже вернули естественный цвет. За Вивиан возвышалась тёмная тень, держащая её, как марионетку. Но когда та шагнула в сторону, девушка безвольно упала, и если бы не подхватившие её тени, расшибла голову. — Мне так понравилось, как ты пытался изгонять меня, — вибрировал мощный голос, — Было интересно, как далеко ты зайдёшь. На что ты готов. Экзорцист стоял, выпрямив спину, в своём защитном круге. Он не знал, что Тунната, отведавшая его крови, легко пересечёт границу. Тот факт, что его схватили за шею и прижали к стене, мигом выбросив из круга, шокировал. Ален никогда не видел демона так близко. Неожиданно для себя, он заглянул в горящие золотые глаза. Они сияли, как лампы, в них едва различались зрачки. Руки Туннаты загорелись от прикосновения к мечу и драконьему глазу. Она отняла их от шеи экзорциста, позволив тёмной плоти, пузырясь стечь по запястьям, оставив её без кистей. Затем тьма, замаравшая пол, поднялась вверх, вновь образуя пальцы. Когтями Тунната порвала нити, держащие амулеты, и те упали и исчезли в тенях. Беспрестанно задавая себе вопрос, что же сделал не так, Ален принялся читать молитву на драконьем языке. Тунната заткнула ему рот и рассмеялась. — Отчаянный. Алена захватил адреналин. Сквозь рубашку и застёгнутый плащ демоница чувствовала его колотящееся сердце. Он кусал тёмные пальцы, пытаясь высвободиться, царапал её запястья, но Тунната не чувствовала боли. — Вивиан мертва? — спросил экзорцист, когда демон позволительно убрала руку. — Я оживила её. Можно сказать, исполнила сделку — дала другую жизнь. Ален испытал огромное облегчение, услышав эти слова. — Что она тебе должна? — Секрет, — прошептала, — Другой вопрос — ты. Ты оскорбил меня и должен поплатиться. — Оскорбил тем, как изгонял? О, в следующий раз буду аккуратнее, — несмотря на своё положение, Маттео вызывающе усмехнулся. Тунната некоторое время смотрела на него, не моргая. — Не только этим. Помнишь, я говорила, что тебя учили лжи? — вкрадчиво произнесла она. Ален дёрнулся, когда завиток теней стянул с его пальца кольцо. Сейчас он был беззащитен, если не считать вырезанных возле сердца рун, благодаря которым вселиться в него не могли, и заклинаний. — Слушай… — она склонилась к самому уху. Дыхания у Туннаты не было. — Minime(нет)! — когда демон приказывает слушать, это никогда не доведёт до добра. Были те, кого они заговаривали до смерти, поселяя в голове невидимого собеседника. Ален отстранился, затылком ударившись о стену, выставил вперёд руки, прорезая тени. Тунната же за волосы притянула его к себе и прошептала что-то на ухо, тихо и с наслаждением. А потом тени стекли на пол. Серые глаза Алена расширились и уставились в пустоту перед собой. Тунната отступила, и ошарашенный экзорцист упал на колени, не меняясь в лице. То, что он услышал, меняло всю его жизнь. — Демон! — пальцами он с силой провёл по мрамору, ломая ногти, чтобы через боль вернуться к реальности, — Верни слова назад. Верни свои слова назад! Тёмная сущность отрицательно покачала головой. — Quis non cum nos, ille sub nos («Кто не с нами, тот под нами») Жизнь Алена, его детство и юношество, семья и счастливые воспоминания разбивались вдребезги. Все усилия теряли смысл. Он удивлялся, как тело ещё не разрушалось физически. — Что тебе нужно? Золотые монеты, дорогие камни… в моих силах добыть любые богатства. Только забери это…из моей головы! Пожалуйста! — отчаяние его переходило все границы. Кровь от сломанных ногтей пятнала пол, а Ален с силой впивался пальцами в запястье, чтобы не думать. Тунната склонилась, провела по руке экзорциста, оставляя тёмные, как уголь, следы. — Я изменю тебя, Ален Маттео. Помогу выйти за границы сознания, в которое ты заточён. Он одарил её ледяным взглядом. — Настанет час, ты сам придёшь ко мне. И, с шорохом, она растворилась в тенях, оставив Алена лежащим на холодном мраморе, в нескольких метрах от лужиц собственной крови. *** Когда очнулась Вивиан, она закричала. Из-за окровавленной одежды, следов на руках и ожогов на теле. Из-за воспоминаний. Больше причин не было: придя в себя, Ален поставил на место книги, убрал в сундук камни, развесил лаванду, почистил и вставил в ножны меч. На рассвете он даже мыл шваброй пол, закатав рукава рубашки. Он отыскал в шкафах не только сменную одежду для себя, но и платье для девушки, только решил предоставить ей возможность переодеться самостоятельно. Уложил её в постели на втором этаже храма, где обычно спали служители после ночных бдений. На тумбочку поставил яблок и стакан воды, который Вивиан нечаянно разбила при пробуждении, и тут же заплакала, уткнувшись лицом в колени. Ален пришёл, успокоил девушку, заверил, что всё у неё будет хорошо. Без упрёка, он сказал, что решать свои проблемы возможно и без призвания тёмных сил. Вивиан вскользь спросила про его пальцы с обломанными ногтями, на что экзорцист неопределённо пожал плечами. Она выпила воды — только вот стакан у руках дрожал — отведала яблок, рассказала свою историю и спросила, что же теперь делать. Тут-то Ален и выложил свой план. В полдень явились сапожник с женой, и плакали они долго, узнав о смерти племянницы. Считалось, экзорцисты всегда говорят правду. Узнав, что тело Вивиан искалечено до неузнаваемости, родственники решили запомнить её красивой и ретировались. Часом позже Ален и облачённая в плащ фигура пересекали окраинные улочки, держа путь в дом одного из купцов. Туда-то и отправилась Вивиан, чтобы затем переправиться в другой город и начать новую жизнь. На прощание Маттео подарил ей ключ Соломона — амулет, призванный защищать от тёмных сил. Сам же экзорцист снял все свои амулеты, цепи и кольца. Ему не хотелось возвращаться в храм и проходить мимо изображений Фаолнитеарна и Фаолиналя — великих драконов. В нём что-то обломилось. Выполнив цель, заставившую его прийти в себя — сделав всё для сохранности Вивиан — он обессилел. Сон объял его. Но в приятном мраке чудились жёлтые глаза. Её глаза. Её голос. Её руки. Ален вскочил, с ужасом принялся нащупывать на подоконнике спички, уронив при этом фиалки. Горсти рассыпанной земли коснулись босых ног. Быстрее, чтобы силуэт не успел его схватить! Дрожащими пальцами Маттео зажёг свечу. Тени, напоминавшие женские руки, в ужасе отпрянули. Медленно сглотнув, молодой человек привалился к холодной стене. Больше спать он не мог. Окружив себя свечами, спасительным светом — метал ножи. Пил чай. Читал. С рассветом отправлялся на прогулку, но каждый шорох веток — её имя. Завитки тумана — её облик. Ален нашёл в себе силы попросить перерыва. С него временно сняли обязанности служителя храма, не созывая собраний, фактически не приглашая его. Ален был рад этому. Он не хотел, чтобы знакомые видели тени под его глазами, покрасневшие белки и серебро, пробивавшееся в пшеничных волосах. Ночами перед взором его мелькала Тунната. Едва он предпринимал попытки коснуться её, силуэт рассеивался, и Ален оставался в компании свеч и метательных ножей. Он не мог спать, не мог есть, везде — она. Хотелось коснуться её бархатистых плеч, и — тут в нём просыпался истинный Ален Маттео — сжать до крови. Его странная, всепоглощающая любовь цвела буйным цветом, как болезнь, она поражала его. Заставляла становиться собственным двойником. Во сне, на улицах, на стенах — везде представлялась демоница. Поэтому Ален перестал спать, выходить с наступлением сумерек и закрывал глаза, ожидая утра. В свой дом он пускал диких кошек, чтобы те охраняли двери. Однажды Ален шёл по улице — было четыре часа, и услышал песню. Красивый голос решительно ронял слова: — Дорогой мой кузнец, перекуй мое сердце на новый лад, Да студеной воды для закалки его ни за что не жалей… Он замер, глазами ища в толпе певицу. В центре людной улицы, на деревянной сцене стояла она, дева с длинными, до талии, каштановыми волосами, окружённая музыкантами. Ален чуть приподнял свой капюшон. Его измученная душа неожиданно откликнулась на музыку. — Дорогой мой кузнец, я прошу — разожги поскорей огонь. Да пожарче, да так, чтобы слышался стон печи, — люди тоже смотрели, как завороженные. Кто-то подпевал. Ален в ужасе открывал в этой песне себя, и оттого горько было ему, — В этом пламени скоро сгорит «Сероглазый король»… С каждым словом холодный, невосприимчивый к лирике Ален всё хуже видел площадь из-за дрожащих на ресницах слёз. — Дорогой мой кузнец, я не сплю уже третью ночь подряд, А на плечи легла мне как будто земная твердь… Он подумал, что, верно, и в этом виновата Тунната. Во всём виновата она, — Может кто-то и где-то безмерно этому рад, Но на этот вопрос я давно уже знаю один не простой ответ. — Дорогой мой кузнец, я не ведаю что творю. И по венам моим разгулялся не только хмель… Когда песня окончилась, на импровизированную сцену к румяной певице полетели цветы. Ален, подобно тёмной птице, лишний на этом торжестве, прошёл сквозь толпу, обращая на себя взоры. К ногам девушки он положил все деньги, лежавшие в его кошельке. И ушёл. *** Прямая спина, стройный стан и водопад смоляных волос. Пальцами тонкими она касается чужих ключиц. Он желает нежно её поцеловать и одновременно полоснуть по шее серпом, чтобы ослепительная красота застыла; Ален задыхается, у него дрожат ресницы. Он открывает глаза. Лежит вниз головой, свесившись с дивана, и на лицо падают поседевшие волосы. Он поседел за каких-то три дня. Мурчат пришедшие коты, на ковре груда острых ножей. Экзорцист вдруг понял, что пробудила в нём услышанная накануне песня. — Ты хочешь забрать меня, — рассмеялся Ален, — Ты думаешь, что выбила из-под ног моих землю. Но это не так. Одною рукой гладя кота, он взял с ковра нож. Покрутил его в руках задумчиво, так, словно что-то решал. А потом, перехватив короткий эфес, направил его себе прямо в сердце. Миг — и погасла свеча. Послышался грохот. Больше не было в доме свеч. Темнота ликовала. *** Лес снежный, опутанный чернеющими следами животных и птиц. Извитые ветви деревьев вплетаются в небо, а у корней — прогалины влажной весенней земли. Солнце пляшет на поверхности журчащего ручья, спускающегося всё ниже, исчезающего вдалеке. Он — капилляр реки, несущий веточки и листья, оставшиеся с лета. Птицы — глашатаи весны — гонят зиму отчаянными криками, чирикая вразнобой. К склону идёт равнодушный ко всему силуэт, уверенно голову поднявший. Серебро волос его перебирает свежий ветер, лепечет что-то в уши, а впереди клубится туман, единственный на всю округу. Дрожит в лучах солнца, переливается. Там, на склоне, капкан, вокруг кровавые пятна и лежащая рядом олениха. По лопоухим ушам, напоминающим листья тюльпанов, её гладила узкими ладонями, землёю перепачканными, дева. Белели плечи её непокрытые, ключицы оголённые, ноги босые в мартовском солнце. Руки творили чудо — затягивались страшные раны ноге оленихи, а в больших глазах животного отражалось точёное девичье лицо, и небо, и птицы. Вдруг та взбрыкнула, прыгнула, разбрасывая талый снег. То скача, то ногами перебирая, вниз со склона понеслась. Туман окрасился тёмным. Тут же возвысился путник, серостью глаз пронзающий дымку. — Тунната! — Ах, это ты, — девушка уже сидела на одной из могучих ветвей, у земли, отряхивая ладони от земли, — Двадцать шестое марта! Так скоро, — она покачала головой, — Ну, как говорится, Per rectum ad astra (лат. Через задницу к звездам). — Что мне твоя латынь! Что ты сделала со мною? — он хмурился, не чувствуя холода, а впалые щёки пылали, — Я не хочу есть, пить, спать! Единое, чего желаю. — он осёкся, а продолжил едва ли не с рыком, — тебя! Что за заклятие? Что ты… — А ты меня боишься, да? — она болтает ногами в воздухе, и ей совершенно не мешает подол струящегося платья. — Нет. Я тот, кого ты должна бояться, — в напитанном солнцем воздухе голос его звенит. Тунната усмехнулась. Лёгким движением она спрыгнула с ветви, по-звериному аккуратно приземлилась в рыхлый снег и выпрямилась. Ален смотрел на неё, не отрываясь. Одновременно с тревогой пылала внутри него любовь. — «Я не ведаю что творю», да? В каком там пламени скоро сгорит сероглазый король? — произнесла Тунната. Бледнеющий Ален, восхитив её, выступил вперёд. — Сними заклятье. — Ох-ох-ох. Я лишила тебя внутренних устоев, цели, средств, а ты всё равно стоишь на своём, — она сделала незаметный шажок вперёд. — Я упрямый. — Мне уже стало понятно, что упёртый, как баран. Но поговори же со мною как с равной, не свысока! — Тунната оказалась ещё ближе, — Я же вижу в глазах твоих всё так плохо скрываемое! Просто хочу, чтобы ты стал настоящим, а не этой прилизанной, идеальной версией себя, — она вздохнула, — Ты должен понять. — Я больше не экзорцист. Я даже не знаю, кто я. У меня складывается впечатление, что все годы я посвещал себя не тому… Если другие узнают то, что сказала мне ты, они будут разрушены. — Значит, ты не хотел бы быть их знаменем, ведущим к правде? Что ж, ты и правда меняешься. Это прекрасно. — Я не… — но ему вдруг почудилось, что горизонт стирается, и снежные холмы объединяются с синим небом. Солнце делает круг, мир сужается и расширяется вновь. К экзорцизму он шёл много лет, бесконечно отдавая что-то взамен. Он достиг таких высот, которых и не мечтал, и готов был идти ещё дальше. Но только сейчас остановился и задумался: а не было ли всё это ложной идеей? Нет, не было. Для прежней версии себя жизнь была счастливой, для нынешней казалась фальшью. Теперь, когда Ален понимал скрытые истины, он осознавал и ненужность следования по изначальному маршруту. Но согласиться, подчиниться Туннате всё равно не мог. И не понимал, зачем демон рассказал ему давно утерянную правду. Яркой вспышкой полыхнуло осознание, что чужие губы коснулись его плеча. Плащ упал безвольной тряпкой наземь. Это ощущение было глотком воды, чистым горным воздухом, так что Ален в первый раз даже не почувствовал боли и росчерка крови. Он коснулся предплечья Туннаты, почувствовал её холод, утонул в больших глазах. Словно кот, экзорцист ластился к демоническим рукам. Губы девушки застыли в сантиметре от бьющейся на шее жилки. Коварно прикрыв глаза, она не коснулась артерии. Зато, поднеся к своему лицу руку Алена, несколько раз поцеловала его запястье, и у уст её пенилась кровь. Экзорцст шумно вдохнул, сквозь зубы, почувствовав, как режутся сухожилия. Каждый поцелуй её — порез. Но он не находил в себе сил отстраниться. *** Шёл снег. Он падал на светлые волосы, разметавшиеся по земле. Это был седой молодой человек. Приоткрыв рот, рвано дышал, из многочисленных порезов ручейками стекала кровь. Серые глаза прикрыты, к их уголкам росинками текли слёзы. — Ты к этой боли не привык, — ласково сказала сидящая подле распластанного тела девушка. Зрачки измученного человека остановились на ней. Красавица. Вьющиеся чёрные волосы, острые черты лица. Она нежно провела рукой по его скуле, и, покорённый, он ловил её прикосновения. Девушка была в одном лишь платье, открытом, оголяющем ключицы. Она смотрела на то, как быстро таял снег на светлых волосах. Лес молчал. Время застыло. Всё вокруг хрупкое, как стекло. — Я должен бороться, — голос хриплый, с прорезающейся сталью. — Бороться? — красавица надменно вскинула бровь, — Ты проиграл. Она вдруг почувствовала покалывание. Схватила собеседника за изрезанную руку, заставив поморщиться — и на землю, глухо звякнув, упал камень. Он попытался вновь взять его, но повреждённые руки не слушались. Было сложно сгибать пальцы. — Освещённый камень? Серьёзно? Ох, ну почему бы просто не признать, что ты… — вместо слова «проиграл», дева обхватила ладонями усталое лицо, пачкая его красным, впилась в приоткрытые губы. Одною рукой достав узкий кинжал она ударила им прямо в быстро бившееся человеческое сердце. Девушка сцеловала его удивлённый вдох. Снежинки облепили её, возвысившуюся над поверженным, слабо улыбнувшуюся, глядящую на блестящий кинжал в чужой грудной клетке. — Ты думал, что тебя спасёт твой глупый экзорцизм? — тихо-тихо усмехнулась и склонила голову на бок. Серые глаза не моргая смотрели на небо. Снег начинал оседать и на них.