Черный, без сахара

      Колокольчик дзынькнул, оповещая о приходе нового посетителя. Этим вечером в кофейне было немноголюдно и тихо. Играла спокойная музыка, впрочем, как и всегда. Кофейня была тем местом, где не хотелось никуда торопиться. Фенрис внимательно выслушал клиента и отвернулся к кофемашине. Всего лишь капучино. Можно сказать, классика. Провожая взглядом отхлебывающего из стакана мужчину, эльф задумался. Кофейня, где он работал, не была самой большой в городе или самой популярной. Она не находилась где-то в центре, скорее, даже была скрыта от многих любопытных глаз, но неизменно становилась приютом для ценителей необычных вкусов. Да и кофе здесь был что ни на есть отличный. Друзья давно уже повадились проводить здесь вечера за шумными обсуждениями под горячие напитки и вкусные десерты. Фенрис уже знал наизусть их предпочтения. Для Варрика — кофе с медом и апельсинами, Мерриль — с добавлением какао и кленовым сиропом, для Авелин — обычный латте, который, бывает, он украшает шоколадной крошкой или взбитыми сливками, чтобы ее порадовать. Себастьян заходит редко, но всегда просит сделать ему что-то новенькое. Андерс не пьет кофе, но, когда он заходит, Фенрис любезно заваривает чай. Были и постоянные посетители, которых эльф уже знал в лицо. За столиком у окна обычно присаживается статный, одетый с иголочки джентльмен с такими же острыми ушами и совершенно лысой головой. Он, бывает, читает какую-то книгу, неизменно заказывая себе лавандовый раф, и время от времени подносит к лицу сиреневый платок, с наслаждением вдыхая его запах. Частенько заходит и Каллен. Если утром, то он берет кофе с собой, и, перекинувшись с Фенрисом парой слов, убегает на работу. Если вечером, то к кофе, уже более замысловатому и чем-то украшенному, докупает пирожные, чуть ли не краснея при этом. От предвкушения или от самого процесса выбора, Фенрис не спрашивал. Но глядя, как капитан пытается в двух руках удержать кофе, коробку со сладостями и белые розы — то одну, то три — эльф невольно улыбается. Изабела навещает его чаще остальных. За столько лет она освоилась в киркволльском порту, и теперь, одетая как щеголь и все так же вызывающе, заказывает кофе со жгучим перцем, садится за барной стойкой и подкалывает, без устали подкалывает его, отвлекая от работы. Когда откровенные попытки соблазнить эльфа переросли в целом безобидные, хоть и невероятно пошлые подколы, Фенрис не мог сказать. Возможно, после того дня, когда он достаточно жестко сказал ей не лезть и держать дистанцию. А до него… возможно, этого бы и не случилось. Возможно, он бы и поддался на эти более чем открытые провокации. Возможно, все складывалось бы не так, если бы не…       Колокольчик оповестил о приходе нового посетителя. Фенрис кинул на дверь быстрый взгляд… который стремительно превратился в долгий. Темно-рыжие волосы растрепанными локонами лежали на плечах, замысловатые косы утопали в густоте волос. Неизменная чуть нахальная ухмылка, прожигающие голубые глаза, легкая, как ветер, походка, и такая же одежда. Удивительно, как она могла сочетать классику и легкость. Эта Хоук.       Никакая другая женщина не могла заставить его сердце трепетать так сильно. Что у них было? Множество недосказанностей, недвусмысленных взглядов, мимолетных касаний, и лишь одна незабываемая ночь. Фенрис разорвал эту связь по своей инициативе. В негу наслаждения было вплетено слишком много боли, физической, духовной. Не говоря уже о разном социальном статусе и возможностях. Он не хотел тормозить ее собой. Но и… забыть не мог. Видеть ее было одновременно и радостью, и мучением. Хоук совсем неграциозно плюхнулась на высокий стул за стойкой. Ясно, тяжелый рабочий день, отметил про себя Фенрис, внутренне замирая от созерцания самой очаровательной улыбки, явно адресованной ему.       — Тебе как обычно?       — Что за вопросы?       Эльф хмыкнул, отворачиваясь. Ее предпочтения он тоже давно запомнил. Пока готовился кофе, он взбил сливки, аккуратно налил в бокал с толстыми стенками молока, кинул взгляд на нервно закусывающую губу Хоук… и добавил кое-что еще от себя.       — День сегодня просто отвратительный, — простонала женщина, и Фенрис мысленно себя похвалил за догадку.       Пока он медленно вливал остальные ингредиенты, Хоук продолжала:       — Только инцидент с кунари завершился, так теперь Мередит бушует! Исполняющая обязанности мэра, кто бы мог подумать! Я с утра на ногах, опросила нескольких ее подчиненных, еще парочка меня послала, а еще нужно достать особое разрешение…       Журналистика — дело сложное, напряжное и неблагодарное, сделал вывод для себя Фенрис. Во время конфликта с кунари Хоук бегала по городу изо дня в день в попытках собрать правдивую информацию и превратить устные речи в печатную статью или видео. Чувство справедливости частенько мешало ей работать, а Киркволл был отвратительно жесток к своим жителям и отнюдь не безгрешен. Фенрис полагал, что проведя столько лет в этой профессии, Хоук уже может переиграть любого орлесианца на его же поле. Выходя с очередного светского мероприятия, она шла либо сразу домой, либо в бар. В зависимости от того, насколько ядовитый клубок змей встретился женщине в этот раз.Сегодняшний день, видимо, был исключением.       Хоук приняла из рук эльфа горячий напиток и осторожно коснулась края стекла, отпивая. В ту же секунду она разомлела, прикрывая глаза и делая глоток.       — Мммм, как вкусно! Подожди! Это же…       По горлу растекалась, обжигая, сладкая горечь. Украдкой ухмыльнувшись, Фенрис отвернулся, обслуживая другого клиента. Когда он вернулся обратно, то уже не смог скрыть улыбку.       — Ликер! Ты добавил туда малинового ликера, хитрец!       Для нее Фенрис всегда старался сделать напиток идеальным. Кофе средней обжарки, чтобы был не таким горьким. Не слишком много молока, а то есть риск приглушить вкус. Не переборщить с малиной, иначе получится излишне кисло, или наоборот, излишне сладко. Ликер же добавил и сладость, и терпкость, и немного горечи, сгладив несовершенства. Эльф с нежностью наблюдал, как она с удовольствием отхлебывает горячую жидкость, закусывая лежащими шапкой взбитыми сливками. От созерцания его отвлек голос Хоук.       — А ты все также пьешь обычный черный кофе, еще и без сахара?       — Да, — Фенрис безразлично пожал плечами.       Их поставщики привозили действительно хороший кофе. Он обладал большим разнообразием вкусов и оттенков, и высоко ценился некоторыми гурманами. За время своей работы здесь Фенрис перепробовал многие сорта, чтобы вконец разлюбить различные добавки.       — Истинный вкус напитка можно познать только в чистом его виде, — глубокомысленно изрек эльф.       Хоук возразила.       — Он же горький!       Фенрис взглядом нашел ее глаза.       — Если ты добавляешь сахар, чтобы только сделать напиток пригодным для употребления, значит ли это, что ты стараешься сделать его лучше лично для себя? Что без сахара не получится раскрыть весь его вкус и насладиться им? Или, может, стоит найти что-то, что тебе подходит больше?       Не прерывая зрительного контакта, Хоук помолчала, задумчиво вращая бокал с оставшейся половиной напитка в руках.       — Любишь проводить аналогии с реальной жизнью?       Снова движение плеч.       — Бывает.       — Тогда… что ты можешь сказать об этом? — Она подняла бокал в руках, демонстрируя его Фенрису.       Тот подумал с несколько секунд и медленно начал, подбирая слова:       — Основа — кофе — твоя жизнь. Она ни хорошая, ни плохая, она просто есть. Может быть горькой, терпкой, кислой, мягкой. Молоко — стремление облегчить ее, сделать мягче, чем уже есть, создать комфорт, малина наравне с сахаром — сладость, приукрашивание, стремление к разнообразию, ликер…       Он запнулся на мгновение, фокусируя взгляд зеленых глаз на женщине.       — Олицетворение твоих наслаждений.       Эльф, будто забывшись, бесстыдно блуждал взглядом по видимому ему телу Хоук, подмечая незначительные мелочи. Мокрая от пота прядь волос, прилипшая к шее. Откинутый в сторону ворот рубашки. След от ручки на запястье. Остатки помады на приоткрытом рте… румянец… Фенриса бросило в жар. Он слишком поздно понял, что разглядывает женщину слишком уж красноречиво. И видел, что это поняла и она. Какое сейчас выражение она видит на его лице? Понимает ли, что он в очередной раз выдает себя с потрохами?       — Фенрис….       Голос немного сиплый, ниже обычного. Взгляд забегал, волнуется. Эльф затаил дыхание.       — Ввиду того, что произошло недавно… — она нервно сжала ножку бокала в левой руке, правая же лежала на столешнице, — ты получил хорошую компенсацию по выигранному делу против твоего опекуна…       Буквально на миг верхняя губа эльфа дернулась. Хоть суд и закончился уже какое-то время назад, он все еще болезненно воспринимал упоминания Данариуса. Фенрис глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая себя и заставляя слушать дальше. Кажется, Хоук так сильно разволновалась, что не заметила его реакции.       — Этих денег хватит, чтобы ты смог закончить учебу, также на покупку жилья и в целом на благоустройство твоей жизни. Быть может… мы могли бы возобновить наши отношения?       Фенрис сглотнул. Он знал, что Хоук ни на что не рассчитывала, задавая этот вопрос. Слишком уж много времени они провели вместе. Он видел, хорошо видел, что женщина все еще тянется к нему, что вздрагивает от прикосновений, смотрит на него с обожанием и тоской. И не мог, не мог переступить через эту невидимую грань, не мог позволить себе….       Данариус теперь в тюрьме. Поначалу дело возымело сильный резонанс и утихло только недавно. Наконец-то его перестали замечать на улице. На дальнейшую судьбу опекуна Фенрису было в целом-то плевать. Эльф, конечно, раздумывал на досуге, что доброго дядюшку могут вызволить его влиятельные родственники, но и тогда ему придется убраться в свой обожаемый Тевинтер. Даже если и так — Фенрис был в относительной безопасности. Что возвращало его к мыслям о будущем. Своем будущем.       Он не любил, когда Хоук оказывалась права. Но не в этом случае. Фенрис действительно мог доучиться и обустроить себе жилье. Осесть. Поправить физическое и ментальное здоровье. А что потом?... Он мысленно прокрутил в голове события последних лет. Вспомнил, как сердце екает каждый раз при виде ее. Как вырываются неосторожные фразы, которые она всегда замечает. И на которые отвечает неизменно соблазнительно, заставляя желать ее, заставляя жалеть изо дня в день о своем решении. Как она спит, растрепанная, беспомощная, похожая на невинное дитя. Как приходит с работы, и, проведя дома всего несколько минут, снова выходит на улицу, одетая настолько прилично, насколько и провокационно, что хочется утащить ее обратно в квартиру и снимать вещь за вещью, жадно созерцая, как обнажается ее тело. Как он сдерживает себя всякий раз, когда хочет прикоснуться к ней или обнять ее. И уже не понимает, что больнее...       Эльф наблюдал, как пронзительные голубые глаза Хоук расширились и вспыхнули удивлением и надеждой, когда он накрыл ладонью ее свободную от бокала руку. Как она глубоко задышала, стоило ему приблизиться, ломая стены и границы между ними. Фенрис горел, горел истово и необратимо, и прямо сейчас забирал ее в это адское пламя. Глаза так близко, что в них можно утонуть. Губы так близко, что можно коснуться. Она так близко, что можно почувствовать тепло дыхания, услышать ее запах.       Голос сиплый, низкий, тихий, будто слова украдут, стоит им только вырваться. Его голос.       — Значит, без сахара?       И ответ, прямо перед тем, как провалиться в жаркий поцелуй.       — Без сахара.