Душная клетка

            — Что сегодня на ужин? — болезненный голос в не менее больной голове задаёт уже привычный вопрос, на который Сяо без раздумий даёт слишком точный ответ. — Крики, скандалы и вечные ссоры, от которых мне уже не сбежать.       И вечер так думал: закат давно тлел, унося за собой умиротворение последних часов, с которым Сяо не хотел расставаться ни на минуту.       А ведь всё когда-то заканчивается.       И даже сейчас, определённо, что-то закончилось, когда возле двери послышались негромкие шаги, обладателя которых он распознал сразу. И что-то началось, когда эти самые шаги затихли.       Юноша переводит взгляд на чёрную дверь, дополняющую его мрачную комнату, и понимает, что через пару секунд ручка в ней беспощадно повернётся. Всей душой не хотел, но противоречиво жаждал этого больше всего — пережить горький разговор, чтобы в очередной раз с ним проститься.       А затем, на следующий день, прийти к нему снова.       Его глаза ещё несколько секунд упрямо следят за расположением дверной ручки, но, когда хотят наконец сдаться, видят то, чего нагло желали избежать: злополучная ручка с протяжным и отвратительным скрипом поворачивается.

***

      Полчаса неутомимых обсуждений сменились часом противных внушений.       — Ты знаешь, как говорят эти... — Гуй Чжун замялась, вспоминая слово, — психологи про людей, которые хотят покончить жизнь самоубийством?       В ответ послышалось отрицательное мычание.       — Не знаешь? Кто хочет что-то с собой сделать, берёт это и делает. Не режет кожу на руках, не глотает таблетки, — и более убедительным тоном продолжает. — Это делают те, кто надеется, что их заметят и спасут.       «Глупая женщина».       — Нет, — Сяо непоколебимо отрицает.       Но та всё продолжает:       — Что заметят и спасут, Сяо. Ну ты психолог что ли? Ты учился на него? У тебя какой-то опыт есть? Ты в своей башке не можешь разобраться, а уж в чужих и подавно не способен.       — Я в своей давно разобрался.       — Сяо... — он разглядел сквозь пелену тьмы её гримасу отчаяния. — Твоя жизнь в твоих руках. Ты молодой, у тебя нет ни созданной семьи, ни детей. Ты делаешь всё, что хочешь со своей жизнью. Ты её ляпаешь сейчас такой, какой хочешь. И знаешь, что в итоге получается? Получается то, что теперь постоянно сидишь в комнате — своей клетке.       «Никакой жизни не хочу».       — Я иногда гуляю с Венти, — ничего лучше придумать не смог.       — С последнего твоего выхода из дома прошло два с лишним месяца. Ты уже давно с ним не гулял, — Гуй Чжун осторожно положила свою мягкую ладонь на ногу сыну и медленными движениями принялась её поглаживать. — Ну скажи мне, разве тебе не нравилось ходить в кино, кафе... Ты ведь постоянно, когда куда-то ходил, прихорашивался перед выходом, одежду тщательно подбирал — не хотел выглядеть плохо. Разве тебе всё это не нравилось?       — Так я редко выхожу, поэтому почему бы и нет...       — Сяо, ты это делаешь, потому что не хочешь, чтобы о тебе были плохого мнения. Ты хочешь быть красивым перед людьми, перед девушками...       — Мне плевать вообще—       — Нет.       — Да плевать мне на девушек, я это делаю для себя, — злость в его теле безвозвратно закипала, — просто иногда хочется, а иногда нет. Я порой вообще выхожу в чём попало.       — Но на прогулку с тем же самым Венти ты выходишь не в чём попало. Пойми, человек «для себя» никогда ничего не делает. Каждый раз, когда ты приводишь себя в порядок, делаешь это для других. В моём случае — для вас с отцом.       — Господи...       — Сяо, — он слышал множество безнадёжных вздохов и не менее безнадёжных выдохов за этот вечер, но, кажется, вздох, который вышел сейчас, переплюнул все предыдущие, — я очень устала. Ты ведь понимаешь, что любой человек пребывает в таком состоянии, — и с болью от осознания происходящего продолжила, — только не так долго... Потому что в конце концов хочет жить. Ты же слушаешь музыку? Тебе она нравится, ты хочешь её слушать — хочешь гулять под эту музыку. Иногда и без музыки. Просто слушать пение птиц, чувствовать запахи леса, природы какой-то, видеть закаты, рассветы — это и есть жизнь, понимаешь? И тебе хотелось этого, я же видела. Жизнь всегда быстротечна. «Туда» мы всегда уйдём, «туда» мы всегда успеем, и все там будем в конце концов. «Здесь» никто не остаётся, все уходят. Вопрос только, как жизнь эту проживёшь: с пользой или без.       И всё это ему до нервного смеха было забавно слышать.       — Моё существование не принесёт никакой пользы, лишь моральные убытки. Я не хочу доставлять вам никаких проблем, но я просто не могу этого не делать. Я ничего не хочу. Вообще ничего, мам, пойми и ты меня, — правдиво высказал. — Не вижу смысла в своём существовании—       — А ты и не ищи его, смысл этот, всё равно не найдёшь, — Сяо даже показалось, голос её стал куда более поникшим, чем до этого. — Если каждый будет задумываться над смыслом жизни, постепенно начнёт сходить с ума. Ты живёшь, и если бы не хотел жить, давно бы уже умер.       А внутри Сяо всё ещё больше вскипает от появления грузных сомнений — столкновения в миг опровергнутых мнений.       — Так может, самое время—       — Почему мой сын вырос таким эгоистом? — и ей тяжко думать и произносить каждое из сказанных слов. — Теперь я понимаю, почему ты смотришь таким пустым взглядом — тебе наплевать на всё абсолютно. Ты смотришь на нас, как на пустое место. Тебе по барабану, что происходит в душе у твоих родителей, когда говоришь о желании умереть.       — Нет—       «Наверное, да».       И ему тошно.       — Тебе плевать на все наши попытки помочь выбраться из этой ямы, в которую ты сам же себя и закопал. Плевать, Сяо. Плевать на наше состояние, плевать на всё. Ты — эгоист.       — Мне не плевать.       «Наверное, плевать».       И как же противно от самого себя.       — Тебе плевать. И если б тебе было не плевать, давно бы вышел в люди, вопреки всем своим страхам. Почувствовал бы вкус жизни, и не видел бы в людях сплошную желчь. Ты учишься — сталкиваешься с людьми, ты выходишь на улицу — сталкиваешься с людьми. Это жизнь. Это общество. Мы устроены так, что приходится постоянно контактировать с ним, — и после снова эта приятная, нет, теперь удушающая тишина, которая пропадает с еле слышимой фразой. — Как же мне не совершить ошибку, то ли искать психолога, то ли нет...       «Надо. Давно пора».       — Не надо, — лживо отвечает.       — Вот сидишь и думаешь, будет ли ошибкой в моей жизни, если я тебя к нему запишу... — она поднимает взгляд выше — на своего сына. — Или же, если приму твои отказы и не стану.       — Не надо никого.       «Пожалуйста, не слушай меня».       — Буду ли я в будущем жалеть, что не сделала этого? — горько усмехается от следующих мыслей. — То есть, я теперь могу бояться, да? Что в один прекрасный день зайду к тебе в комнату, а ты тут мёртвый лежишь. Красота какая. Готовьте, родители деньги, да?       — Зачем...       — Ну ты же с собой покончить хочешь, на похороны, Сяо.       — Дачный огород — не такое плохое место.       «Что за ерунду ты несёшь, придурок».       И Гуй Чжун бы с ним согласилась, жаль, мысли своего чада читать не умеет, отчего почти сразу срывается на отчаянный крик:       — Дурак ты! Набитый дурак, Сяо! Эгоист и набитый дурак, который не любит своих родителей, а любит только себя: такие выводы я сделала, ведь каждый раз, когда с тобой разговаривала, в твоей голове ничего не откладывалось, кроме жалости к себе. Ты не любишь нас, потому что любовь — это переживание за человека и страх, что с ним что-то случится. У тебя этого нет, Сяо, ты не думаешь о нас, а только и можешь, что провоцировать на лишние крики.       Молчание, привычно сдавливающее стенки черепа, вновь обволокло комнату. И Сяо даже не знает, рад ли, что оно оборвалось с громким хлопком двери об деревянную раму.       Наверное, всё же рад.