***
— Знаешь, как мне было тяжело тебя найти?! — восторженно кричит Шастун едва не на весь вокзал, падая в объятья своего любимого мужчины. — Я тоже очень скучал, Антош, — смеётся Арсений, оглаживая его спину. От парнишки пахнет кофе, мятной жвачкой и ещё чем-то сладким. Мужчина клянётся — если он сможет оторваться от желанного хрупкого тела, то это будет огромным достижением. — Боже, не вздумай больше никогда уезжать так надолго! — обиженно просит светловолосый, осторожно касаясь его губ. — Больше никогда, — соглашается Попов, отвечая на поцелуй.***
Говорят, что разговаривать с родными на кладбище — абсолютно нормально. Это утешает. А иногда создаёт дурацкие ложные иллюзии, что человек рядом. В любом случае, Антон считал это адекватным. А потому каждый раз приходил на могилу к Арсению и изливал душу. Очередной день, когда Шастун заблудился в захоронениях кажется уже абсолютно обыденной вещью, но его это до ужаса раздражало. Запомнить никак не может, хоть карту рисуй, ей богу. Но ноги помнят и ноги сами приносят к нужному месту. — Знаешь, как мне было тяжело тебя найти? — сухо произносит Антон, кладя на могилу чёртовы гвоздики. — В нехорошем месте тебя похоронили, Арс, не нравится оно мне. Найти могилу твою просто невозможно. Не знаю, чудом сюда ноги приносят. Шастун вздыхает, нежно проводя пальцами по кресту, проверяя стоят ли в вазе цветочки, что он купил совсем недавно и не растут ли где лишние растения, потому что заброшенные могилы — штука ужасная и грустная. — Ох, Попов, ты всегда был упертый. Договориться с тобой нереально. Даже в тот вечер не послушал меня. А я чувствовал. Клянусь. Арсений совсем недавно скончался, попав в аварию. И ехал к Антону, какое совпадение прекрасное. Ссора по телефону должна была кончиться тем, что Попов незамедлительно приедет и расцелует его, а затем он получит под зад. Антон отговаривал и твердил, что время позднее, темно, да и вообще, можно всё это дело отложить до утра, а потом спокойно себе мириться. — Наверное, за этот твой характер я тебя и люблю. Ещё парень добавляет в вазу темные, почти бордово-вишневые розы. Гвоздики носит, потому что символика такая, но презирает их до ужаса. А розы... Розы безумно нравились Арсению. Тёмные. После он усаживается на хлипкую лавку, жмётся от холода и кутается в куртке сильнее, доставая из кармана пачку сигарет. На кладбище страшно. Холодно, ветрено, пахнет сыростью, ебучими гвоздиками, болью и слезами. — До сих пор себя простить не могу, если честно. Так глупо все вышло. Видел бы ты меня сейчас, Попов... Шастун задумывается. Да, Арсению бы это состояние явно не понравилось. Бледный весь, с синяками под глазами, осунулся ещё сильнее, есть почти перестал, спать перестал. Да в принципе — нормально жить перестал. — Почему ты меня вот так оставил? Обещал же, что больше никогда! И в дрожащем голосе его слышится столько боли и отчаяния, что стоял бы кто-то рядом — непременно расплакался бы. Интересно, со смертью близкого человека вообще получится когда-то смириться? Там, лет через десять? Или всегда будет так больно? — Знаешь, как дурак кофты твои надеваю и в них сплю. Снимать совсем не хочется, будто ко мне приросли. Остальные вещи твои не трогаю, как все лежало, так и остаётся. Знаешь, поверить до сих пор не могу, что тебя нет. Мне кажется, что завтра я снова проснусь в твоих объятьях, что ты закажешь любимую пиццу на завтрак и все будет как прежде — съёмки, работа, а потом наконец дом, где мы можем друг другом насладиться. Я скучаю, Арс, я невозможно скучаю, — светловолосый заканчивает свою мысль, потому что по щекам полились предательские слезы, которые он вытирает рукавом безразмерной куртки, всхлипывая. — Я ненавижу себя за слабость. Ты хоть как-то возвращал меня к жизни, Арс. Без тебя не выдерживаю. В ответ тишина, разумеется. Лишь холодный мартовский ветер завывает, взъерошивая волосы, а на Антона смотрят уже безжизненные и пустые глаза с фотографии. Окольцованные пальцы выбрасывают сигарету и парень утыкается себе же в колени, кусая ладонь, лишь бы не кричать, а сердце, из без того раскрошенное на куски, напоминает о себе, больно покалывая. Подумать только, разве бывает в жизни такое? Так больно разве бывает? — Я принёс твоё любимое вино, кстати. Сладкое, из белого винограда. Антон достаёт из рюкзака бутылку и один бокал, наливает и ставит рядом с фотографией, «чокается» и глотает алкоголь прямо из горла. — Дрянь редкостная, как такое может нравится вообще? — парень улыбается. Когда Арсений был жив, он говорил ему точно также, за что всегда получал оплеуху и лекцию о том, что он просто в своём Воронеже никогда не пил благородные напитки. — Уехать хочу, Арс. В Воронеж. А ты держишь и не пускаешь. Хотя, куда бы я не уехал, ты всегда рядом, о тебе всё напоминает. Не знаю, нравится мне это или нет, но отпустить тебя я не могу. Я по- прежнему накрываю ужин для нас двоих и только потом меня передергивает. Я вспоминаю, что ты не на работе, не в командировке, не на съёмках. Тебя просто нет. Убираю тарелку в шкаф, чувствуя холод по спине. Дима говорит, что мне бы к психологу сходить. Думаешь, стоит? Я совсем тронулся, да? Антон жмёт плечами, тянется ещё за одной сигаретой, смахивая с ресниц слезы. — Помню, что обещал бросить. Не могу. А ещё кольцо ношу твое. С гравировкой и на безымянном пальце. Всегда считал его за обручальное, — зелёноглазый хмыкает, поджигая кончик. Едкий дым моментально уносит ветром. — Тяжело без тебя. Очень тяжело. Приснился бы хоть раз, а то совсем ничего от тебя не осталось. Шаст сидит в тишине оставшиеся пять минут, докуривает, вызывает такси, последний раз расправляет бутоны цветов и целует фотографию. Уходит. Уходит не оборачиваясь, потому что знает, что вновь пробьёт как разрядом тока. В такси ни о чем не думает, дома заботливо оглаживает все полки Арсения с юношескими грамотами по актёрскому мастерству и шуточно подаренный оскар. По привычке накрывает стол, мотает головой, приходя в себя, умывается ледяной водой, все же ужинает позавчерашним супом, дабы готовить просто нет сил и укладывается. Завтра день тяжёлый. Съёмки, на которые нет сил и желания. А ночью снится Арсений. Благодарит за вино. Говорит, что ему тепло, потому что тот носит его вещи. Как это работает, Антон не понимает, но радуется. Арсений говорит, что розы делают ему больно, потому что именно такие, темно-бордовые Антон покупал ему при жизни, просит привозить гвоздики. Просит себя ни в чем не винить. Просит прощения и говорит, что больше не придёт, потому что нельзя напоминать о себе и что парню нужно жить дальше. Антону искренне хочется не проснуться, лишь бы не прощаться, но так не выйдет. Он никогда не забудет, дальше жить будет совсем невозможно. Всё, что ему остаётся — продолжать носить вещи, каждый раз стараясь уловить аромат его сладко-терпкого парфюма и таскать на могилу вино с такими ненавистными гвоздиками.