Доктор и Солдат

      Пуля вылетела единожды. Она стремительно рассекла расстояние до тела, ворвалась точно в нижнюю часть грудины, разрывая за собой ткани и мышцы, дробя реберные кости и, в конце концов, протыкая сердце. Загустевшая темная кровь фонтаном вылилась из образовавшейся дыры, достигла горла, с булькающими звуками выливаясь изо рта, марая потертый военный камуфляж. Тело бездыханно откинулось назад, с кислотным шипением разлагаясь на куски и выделения. Ещё секунды назад оно стремительно направлялось в сторону прижавшихся к стене от страха раненных, с ревом и нечеловеческим рыком пробираясь к пока ещё живым людям, к их манящей плоти. Лишь один мужчина в грязном и рваном докторской халате выставил перед ним свой пистолет. Казалось, прошло меньше пяти секунд как раздался выстрел, и слегка морщинистые руки медленно опустили оружие. Однако, для самого стрелявшего перед глазами прошла целая вечность, целая жизнь.       Доктор медленно пересёк считанные метры, отделявших его от заражённого. Гниющее тело продолжало разъедать само себя, оставляя дыры и пятна на бетонном полу. Лишь голова оставалась нетронутой, нимбом из огненных волос покоясь на земле в застывшей гримасе внезапного умиротворения. Голубые глаза, секунды назад наполненные кровью и животной злостью, широко распахнутые, с лёгкой грустью смотрели куда-то перед собой. Губы сомкнулись, будто принявшие свою судьбу и не решавшиеся что-то сказать, ведь все нужные слова были произнесены задолго до этого. За те считанные доли секунды до своей смерти, к заражённому пришел рассудок и он вспомнил, почему его дорогой доктор направил на него пистолет, вспомнил об их обещании. Он уловил напоследок образ стрелявшего, опечалившись лишь тем, что тот не смог до конца сдержать своё слово. Доктор обещал не плакать.       Мужчина склонился над его телом, слегка пошатываясь от бессилия и застилавших глаза слез. Он долго вглядывался в глаза солдата, с ещё большим отчаянием осознавая, что они окончательно застыли, подобно двум стеклянным гладям воды. Он перевел взгляд на обмотанную грязными бинтами рану на левом предплечье - источник заражения. Несколько дней назад, после их встречи с несколькими зомби в полуразрушенном складе магазина, он бережно перебинтовывал всеобщего героя, своего героя, в очередной раз храбро бросившегося на защиту их отряда. Для него он не пожалел ни перекись, ни свеженайденнные в аптеке вниз по улице бинты. Солдат продолжал приговаривать, что ради него не стоило таких трат, что лучше сохранить медикаменты для худших времён, для более нуждающихся, но доктор не слушал его. Он знал, он думал, что знает, как лучше, но он ошибся. Простой человеческий фактор, но он ошибся. Ему не стало лучше. Стремительно зараза распространялась по телу, травмируя рассудок. Они оба понимали, что произойдет дальше, но никто не говорил об этом вслух: доктор боялся, а солдат не хотел спугнуть. Лишь в последнем их разговоре прозвучали висевшие в воздухе слова. Солдат знал, что нужно делать. Доктор с нарастающей болью в сердце выслушал его, тем самым подписав незримое согласие. Ему уверенно вложили в руки пистолет, зная, что не промахнется: солдат сам тренеровал его на стеклянных бутылках. Он был уверен, что пуля попадет в самое сердце.       Тёмные волосы с фиалковым отливом, наспех собранные в хвост, кончиком прикоснулись к мёртвому лицу. На впалую бледную щеку упали соленые капли. Доктор не мог перестать вглядываться в его глаза, что всегда со столь нежностью и признанием глядели ему в ответ, будто ожидая, что произойдет чудо, и, пришедший в себя солдат, моргнет рыжими ресницами и улыбнется ему. Хотя бы в последний раз. Что львиное сердце, столь благородное и смелое, всегда защищавшее слабых, забьется вновь. Что сильные руки, с годами натренированные бесконечной войной, вытянутся вперёд и с благовением прижмут к губам намотанные на пальцы длинные тёмные локоны, данью уважения и благодарностью целуя их. Что из уст его снова сорвётся тихий бас, шепча, как всегда, неловкие, немногие, но имеющие вес золота слова. Что собственная жизнь доктора снова обретёт какой-то смысл для своего существования, как когда-то при их первой встрече.       За спиной слух уловил лёгкое копошение. Люди, выжившие и раненые, отлипли от стены и медленно приходили в себя, с любопытством глядя в сторону склоненного над трупом мужчины. Им было страшно и неловко произнести хоть что-то, и они молча наблюдали за ним. Их стало ещё меньше, раз солдат стал заражённым и был убит пулей доктора, от того их безмолвность в эти минуты можно считать данью памяти. А может и актом сожаления к их спасителю. Белые рукава халата лёгким движением прошлись около шеи и прижались к груди. Доктор медленно встал с колен и в последний раз взглянул на мертвеца, прежде чем развернуться к своему отряду. Он молча оглядел их, накинул на себя медсумку, и жестом дал указание двигаться дальше. Остальные не в силах были что-либо произнести, спросить его о чем-то. Они покорно последовали за ним. Лишь изредка в рядах раненых можно было уловить вопросительный шёпот о том, кто этот солдат и кем он являлся для доктора. Такой интерес заражённый вызвал среди остальной группы лишь тем, что многие из них заметили сверкнувшую в руках доктора цепочку с военными железными жетонами, столь ревностно прижимаемую к сердцу.