🤍🖤
27 апреля 2022 г. в 06:31
Каждая весна здесь похожа на Всемирный потоп. Где-то к началу мая холодные затяжные ливни сменятся тёплыми, неизменно застающими врасплох, стоит оказаться достаточно далеко от замка — будто специально дожидаясь момента, чтобы загнать беспечную парочку под раскидистые ветви старого дерева или карниз сельской лавки, где продают лучшую на свете выпечку.
Луи будет жаться на том маленьком клочке укрытия, до которого не долетают вездесущие брызги, а Ной — ловить их в раскрытые ладони, протягивая руки дождю, как ребёнок. Первыми насквозь промокнут манжеты длинных рукавов рубашки, а затем и вся его одежда вымокнет настолько, что не останется смысла прятаться. Ной выбежит под ливень первым, раскинув руки и запрокинув голову, подставляя лицо потокам воды, а Луи следом, ругая его, на чём свет стоит — но не оставлять же одного мокнуть под дождём. Пусть заливает глаза, стекая по лицу, пусть мокрые волосы липнут к щекам, а рубашка к телу — ничего не имеет значения, когда Ной так очаровательно улыбается и берёт его ладони в свои.
В ленивом ожидании этих тёплых деньков, они почти не покидают замок. Луи вырезает кораблики из дерева, и Ной говорит, что будет здорово запустить их вниз по реке, как несколько лет назад. Он рисует их, эти кораблики, чернилами на бумаге, чтобы отправить в письме Доминик, но изводит почем зря уже второй лист, случайно оставляя кляксу и начиная по новой.
К шести вечера, как по расписанию, приносят почту. Ной, ждущий весточку от Доминик, в нетерпении едва ли не выхватывает её из рук немолодого слуги, опешившего от такой прыти, но, получив свои искренние благодарности, оставившего их с Луи одних. Конверта оказывается два — и оба на имя Ноя. Один из них и правда от Доминик.
Долгожданное письмо остаётся на потом, как оставляют любимый десерт, а Ной шелестит бумагой, разворачивая второе.
— Это от Учителя, — сообщает он. — Я так и думал, он никогда не подписывает конверты.
Луи не отвлекается от своего занятия, методично вырезая палубу будущего корабля, и даже не поднимает головы. Когда он был совсем ребёнком, его задевало, если дедушка присылал Ною письма из своих поездок чаще, чем ему, а приезжая, проводил с ним больше времени. Но детская ревность осталась там, где ей место — в далёком детстве.
— И что пишет? — спрашивает Луи.
— Сейчас в Париже должна находиться Книга Ванитаса, — голос Ноя звучит взбудоражено.
— Та самая, о которой он рассказывал нам в детстве? — Луи, напротив, настроен скептично. — Это всего лишь легенда, нет никаких доказательств, что она существует. Только не говори мне, что он собирается ехать за ней.
— Не угадал, — Ной светится от радости, и Луи всё же вынужден поднять взгляд. — Но он прислал в конверте с письмом билет на завтрашний рейс. Я еду в Париж, Луи, представляешь?
Нож в руке Луи соскальзывает, глубоко рассекая тонкую кожу у основания большого пальца. Светлое дерево быстро впитывает кровь и по борту игрушечного судна расплывается бурое пятно.
— Если Учитель прав, ты понимаешь, что это значит? — Ной делает короткую паузу и, не дождавшись ответа на свой весьма риторический вопрос, завершает мысль. — Изучив Книгу, мы сможем найти разгадку к тайне её проклятия, а значит и способ от него избавиться… О господи, Луи!
Почуяв кровь, Ной моментально возвращается к действительности и переводит взгляд, устремлённый куда-то сквозь пространство, на Луи. Подходит, присев на корточки возле кресла, и берёт его руку в свою, чтобы зализать рану. На долю секунды Луи внутренне напрягается и его острые плечи приподнимаются кверху, но Ной не собирается заглядывать к нему в душу, а лишь слизывает с ладони липкую кровавую дорожку, уползающую за манжет рукава.
За все годы, прошедшие с того первого раза, когда он попробовал кровь Луи, Ной больше ни разу не пытался «прочесть» его. Но вместо успокоения Луи отчего-то испытывает разочарование.
— Ну вот, я испортил труд целого вечера, — меланхолично вздыхает он и отдергивает свою ладонь, чтобы взять свою поделку в обе руки, придирчиво оглядывая.
— Да ладно тебе, закрасим алой краской, — улыбается Ной, — как будто так и надо.
Дерево легко поддаётся, с хрустом ломаясь в руках Луи и впиваясь в пальцы маленькими острыми занозами. Две половинки игрушечного кораблика летят на пол, к ним под ноги.
— Будем считать, что корабль потерпел крушение, — с усмешкой произносит Луи.
За окном третью ночь гроза.
Ной давно не боится раскатов грома и всполохов молний снаружи, и уж тем более протяжного завывания ветра, гуляющего сквозняком в башне — по крайней мере, уверяет в этом — но в такие ночи крепче, чем обычно, прижимает к себе Луи, разделив на двоих одно одеяло. Мурр, обычно предпочитающий человеческой постели собственную лежанку, семенит короткими когтистыми лапками по паркету, чтобы с удивительной для упитанного кота грацией запрыгнуть в изножье — Луи лишь чувствует, как натягивается под его тяжестью край одеяла. Не проходит и пары минут, как с той стороны кровати доносится мерное глухое урчание.
— Доми пишет, что встретила прекрасную незнакомку на балу, — Ной говорит шепотом скорее по привычке, оставшейся с тех времён, когда они были детьми и поздними вечерами собирались втроём в комнате Луи и вынужденные вести себя тихо, чтобы не привлекать внимание гувернанток, представляли себя каким-нибудь тайным обществом. — Они протанцевали вместе половину вечера, а потом девушка исчезла, она даже не успела узнать имени. Похоже, Доми влюбилась.
— Ну да, это надолго — приблизительно до следующего бала, — Луи протяжно зевает, прикрывая рот тыльной стороной ладони. — И следующей прекрасной незнакомки, конечно.
— Почему ты такой злой? — Ной в ответ беззвучно смеётся.
— Я не злой, я просто реалист, — Луи вдруг становится серьёзен. — Нельзя влюбиться в того, кого даже не знаешь.
— Если бы я не знал тебя с самого начала, то всё равно обязательно влюбился бы в тебя, когда встретил, — Ной оставляет невесомый поцелуй на кончике носа Луи в качестве, как он думает, решающего аргумента.
Луи хочет, правда хочет поверить его словам, но понимает горькую непреложную истину: Ной никогда не выбирал его. Просто так сложились обстоятельства, что однажды дедушка привёз с собой большеглазого мальчика, похожего на бездомного котёнка, и с тех пор Луи перестал быть одинок. Ной скрасил его заточение, наполнил смыслом бесконечную череду дней, похожих друг на друга.
Раньше Луи вёл им счёт до каждого следующего приезда сестры. Доминик устраивала догонялки в библиотеке, вырывая из рук брата очередную книгу, задавала множество наивных несуразных вопросов и боялась темноты, но дедушка сказал присматривать за младшей сестрой, и это было единственным, что имело значение: Луи — старший брат, а значит, должен знать ответ на все, даже самые глупые, вопросы, и защищать от всех чудовищ, что живут под кроватью.
С появлением Ноя Луи решил, что теперь должен взять ответственность и за него тоже. Ной постоянно терялся среди множества похожих друг на друга длинных коридоров замка, ставил синяки, врезаясь в очередной антикварный трёхсотлетний предмет мебели, и точно так же, как Доми, боялся спать один. Луи закатывал глаза и снисходительно вздыхал, но не мог спрятать нежной улыбки и скрыть теплоты во взгляде. Он целовал ушибленные коленки, приподнимал край своего одеяла, чтобы спрятать мальчишку от кошмаров, и чувствовал себя на своём месте.
В семнадцать лет Луи решил, что если он проклят и обречён провести здесь остаток жизни, то так тому и быть. Внешний мир, о котором он столько читал в своих книгах, перестал иметь малейшее значение в тот момент, когда Ной коснулся его губ первым несмелым поцелуем.
— Знаешь, — сонно шепчет Ной, — когда я найду способ излечить тебя от проклятия, то заберу с собой в Париж.
Луи не верит в исцеление и не разделяет извечного оптимизма Ноя. То есть у Ноя-то, конечно, всё будет хорошо, но для него в этом «хорошо» вряд-ли найдётся место.
Больше не будет тёплых майских ливней. Ной уедет, а Луи так и останется в промозглом дождливом марте.
Ной, пресытившись эмоциями за этот вечер, засыпает с улыбкой на губах. Луи, повернувшись набок и подперев голову рукой, любуется выражением спокойной, почти блаженной радости на спящем лице в тусклых отсветах догорающей свечи. Ной безо всякого сомнения заслуживает целый мир. Но для Луи он и есть целый мир.
Луи больно — и он ненавидит себя за то, что чувствует боль. Луи отворачивается на другой бок и с головой зарывается в одеяло, а лицом в подушку, душит всхлипы, давится приступом хриплого кашля. Луи кусает ребро своей ладони, стараясь не проронить ни звука, когда Ной, не просыпаясь, сгребает его в объятия.
Наконец, дремота касается заплаканных глаз.
— Мой бедный, бедный мальчик, — убаюкивает нараспев полузабытый с далёкого детства рокочущий шёпот. — Скоро мы снова останемся вдвоём, совсем как раньше.