И роза та, в саду моём, цветет лишь для меня, готов я грех лишь совершить, чтоб розу только защитить

Моя любовь, моя луна, уж не могу я больше ждать, устал я долго и плачевно, сию я правду от тебя скрывать. Ведь нет моей любви к тебе конца, да и заметил я суету тех женщин, что ошиваются вокруг тебя, и ревность в крови моей хлещит, а ты не замечая поведения моего, стоишь разыгрывая в сердце уж моём, открыв ту штору правды, с пороками хранимого в нём. И так моя любовь прекрасна, и не сравниться уж она с тобой, ты черт, ты мне не нужен, отстань теперь уж от меня и дай мне насладиться уж любовью, и правды я открою щель, ведь не люблю тебя я. И хоть твоя любовь ко мне порочна, но столь невинная она, ведь моя любовь к той музе грязнее и чернее тьмы. И с правды той прошло довольно много и рассказал тебе секрет я свой, лицо твоё уж исказилось много, но я поведал, что теперь со мной, соперниками стали мы тогда и кто же знал что ты такой, не думал честно я, что описание любви той чёрной, сможет разжечь в тебе пламени поток, легко так погасимый правдою моей. Мы стали той любви желанной, соперниками той любви и не смогу простить себя я, ведь за цветочек мой в саду, готов я в бой с тобой вступить, сорвать его позволено лишь мне, тебе же в земле той гнить. Да, знаю отступление большое, но интересно ли та правда в сундуке, что я открыл лишь чёрту и за что жалею я теперь. Ведь был я сиротою, был нищенкой я той, что подобрал меня с дороги, тот герцог не смотря на пол. И знал ли он что дочь его сокрытая и кой заменой стал я ей, был парнем я, но волосы мои, похожим посчитал меня он с той девочкой невинной, дочерью его. Но не смотря на все нюансы, были глаза его покрыты тьмой и затуманенный его тот разум, подумал что я леди, Бог с тобой. И сколько жил я одевая эти бусы, и сколь сильны затяжки на корсете, взрослел я и наконец-то ты заметил, что леди та, что подобрал с дороги ты, был жеребцом с рождения, пойми. Вот тайны той завеса, и вот открытый вам сундук, но не найдя меня тогда ты, не встретил бы сейчас свою луну я, он так прекрасен, хоть та моя любовь неправильна, но сердце изменить я не в правилах, люблю тебя моя ты боль и страсть. И знал ли я что не одинок, и что любовь ко мне добра, и что существует на небе Бог. Твои глаза чистее и прозрачнее воды, ох как люблю тонуть в их омуте я, той песне голубой Луны. И волосы твои так шелковисты, они похожи на закат и любоваться им я рад, той розовой черте её и солнцем, я захожу рукой и расправляю их пары, сокрытую влагой земли. Ох, Рей, мой Рейнольд, ты меня прости и мне не нужен уж никто, лишь ты со мной, моё ты счастье, ведь ты был единственный со мной, тем кто был слаще, тот кто не позволил мне опасть в ту юную и терпкую гладь. Я был готов убить любого, убить всех тех кто смотрит на тебя и черт тот сломанный дорогой, давно лежит в могиле той, гния. А ты ведь тоже любишь меня, моё ты солнце и услада, я признаю не думал я, что смог уж поразить тебя своей любовью. И ты теперь лежишь рядом со мною, и глажу я твой розовый закат, сколько уж слез было пролито мною, а ты ведь сам дурак, моё ты счастья не отдам тебя в обиду. И сколько же с признания сего прошло, мы скрылись и живём мы вместе, ах, как прекрасен ты и ведь сколько было надежды, ведь муза та прекрасная душою и тело я твоё люблю, и ты стоишь перед мною в рубашке, скрываешь метки ты мои, но я не против это возбуждает, ты мой порок любви. И помню я того гнеца, что был твой брат, не хотел он отпускать тебя, но трогать я своё уж не позволю, коль жалок был он в тот день, когда увез и открыл народу свою шкатулку, завешаную тенью моей и коль отец твой был тогда беспечен, они были так жалки, и Бог я, что теперь, моя ты муза, суждено было тебе быть моей. И тот кронпринц лежит сейчас в могиле, и думал он что смеет трогать лепестки в моих садах цветов, он был влюблён в тебя, я был так жалок, полон ревности и что, пороки были мне уж не страшны, теперь не помешает он нам с тобой и сад теперь озелениться, из плоти и остатков тех его, что я пустил на грех, им теперь не сравниться.