Адель

      Когда я была ещё совсем ребёнком, то понимала, что наша семья не идеальна. Отец — творческая личность, писатель и ценитель искусства. Мама же была не столь начитана и образована, но творческий потенциал всегда жил и в ней. Она любила читать и вышивать, как многие благородные леди. Всегда прямая осанка, элегантные манеры и правильно подобранные слова. Матушка и отец любили друг друга.       Они состояли в браке долго, и семья наша была не мала. Я же сама была пятым ребёнком в семье и младшей дочерью.       Будучи совсем ребёнком, я понимала, что брак моих родителей не крепок. Я слышала, они говорили, что развода не будет из-за нас, детей. Однажды один из братьев Франсуа-Виктор упомянул, что разлады в семье начались ещё до моего рождения, но уже после этого родители молча согласовали свои отношения.       У отца есть женщина, но это не моя матушка, а у матери есть мужчина, но это не мой отец. Они изменяли друг другу.       В моей душе жила смута. Могла ли это быть моя вина? Очевидно, что нет. Но разве они не любили друг друга? А как же любовь? Та, о которой пишут в книгах? Первая, незабываемая, непорочно чистая, вечная…       Любовь — прекрасное чувство, познать которое нелегко. Невозможно знать, когда и кого она настигнет. Для одних любовь — несчастье, а для других — благословение, милость богов. Но человек, любивший всем сердцем, будет готов пожертвовать собой, своей жизнью, всем тем, что у него есть. Любовь — это самоотверженность, не просто желание, а чувство… Чувство, которое не понять.       Философы, художники, писатели — все творческие личности по-своему видели и ощущали это будоражащее чувство, но доселе неизвестно, было ли чувство то действительно любовью?        Мы часто бывали на приёмах, ходили на выставки, посещали музеи.       Из всех членов семьи больше всего я любила старшую сестру, Леопольдину Гюго. Она славилась красотой и ясным умом. Многие пророчили и мне такую же славу. Мне особо хорошо давалась игра на фортепьяно, и все, кому доводилось слышать, как я играла, говорили: «Она без сомнения талантлива».       Часто приходили художники, чтобы запечатлеть образы нашей семьи. Сестра же редко кому отказывала в подобном удовольствии.       — Сестра, ты любишь Шарля? — спросила я, делая набросок задумчивой и вместе с тем сосредоточенной сестры.       Шарль — мужчина, поселившийся в сердце сестры.       — Несомненно да, — ответила Леопольдина, не отрываясь от чтения книги.       — Почему ты полюбила именно его?       Сестра была очень красива, и множество мужчин грезили о том, чтобы такая прекрасная особа стояла возле них, подобно фарфоровой статуэтке.       — Как бы тебе объяснить, — задумчиво отведя взгляд к потолку, протянула сестра. — Любовь — это чувство, что греет сердце и душу. Когда Шарль рядом, мне хорошо, а когда он далеко, моё сердце тоскует. Я полюбила его, будучи совсем юной, прямо как ты сейчас. Наши чувства были взаимны, и сейчас, по прошествии нескольких лет, они окрепли окончательно.       — Я не могу смотреть на другого мужчину, так как смотрю на Шарля, а он… Он не может без меня…       — Но я тоже люблю тебя, — недоумевая и слегка хмурясь, сказала я.       — Это совсем другая любовь, — покачав головой, сказала Леопольдина. — Когда-нибудь ты поймёшь, о чём я говорю…       Сестра любила и была любимой. Каждый её день был полон счастья. Она так хотела, чтобы их с Шарлем семья пополнилась детьми. Не без мечтательных вздохов были её беседы о любимом муже.       Когда мне было тринадцать, нам сообщили, что Леопольдина и Шарль трагически погибли. Перевернулась лодка. Люди, которые стали свидетелями этой трагедии рассказывали одну и ту же историю, каждый видел её по своему, но суть содержания была одна: погибли оба, один за другим. От одной дамы мне удалось тогда узнать, как всё произошло в тот злосчастный день.       Будучи слабой и неловкой, сестра потонула в пучине первой. Шарль же раз за разом пытался найти её среди вод, но каждый раз выныривал один с болью в сердце. Потеряв всякую надежду спасти драгоценную жену, свою единственную любовь, ради которой был готов на всё, он принял решение не возвращаться. Молодой мужчина, бросив робкий взгляд на голубое небо, покрытое редкими облаками, скрылся в водах в последний раз, больше не смея всплывать.       Неверие преследовало меня первое время. Трудно и практически невозможно смириться со смертью близкого человека.       Я не могла поверить, что больше не увижу её проницательного взгляда карих глаз, что больше не будет возможности причесать её не тёмные локоны и услышать спокойный и нежный голос. Не будет бесед и знакомого смеха. Не будет больше никогда…       Время шло и лечило до невозможности долго.       Франция — культурная страна, но наша семья бежала. Бежала от революции и войны. Мы были в Бельгии, но это лишь временная остановка. Уже через некоторое время наша семья, за исключением братьев, добралась до Нормандских островов. Братьев посчитали предателями и задержали по политическим мотивам, из-за чего они не могли последовать за нами. Это неимоверно расстраивало. Было неизвестно, как скоро они смогут последовать за мной и отцом и последуют ли ещё когда-нибудь…       Я взрослела, и многие мужчины желали моей руки, но сама я не испытывала трепетных чувств по отношению к ним.       Я ждала той самой любви, той, о которой пишут в книгах, той, которой посвящают стихи, той, о которой рассказывала Леопольдина.       Одним тёплым днём я читала зарубежную книгу, привезённую отцом, на веранде. Лёгкий ветерок трогал листву, заставляя ту дрожать. Было мирно и спокойно до тех пор, пока на горизонте не появился он.       Его звали Альберт Пинсон — красивый, галантный мужчина с глазами, полными омутов тайн, что заставляло моё сердце иной раз ускорить ритм.       — Здравствуйте, леди. Позволите ли вы составить компанию в столь прекрасный день? — его голос был усладой для моих ушей и играл на самых нежных и чистых нотах.       — Конечно, если вам будет угодно, — чуть помедлив, ответила я ему.       С того дня мы часто пересекались, и мне казалось, что это любовь. По крайней мере, я любила и была уверена, что всё взаимно.       Альберт был многосторонней личностью. Многие девушки не могли устоять перед его очарованием, и я была в их числе, но будучи молодой и неопытной, я считала его одним из многих, кого привлекла моя внешность, считала его обольстителем и даже коварным человеком.       Речи Пинсона были столь сладки, будто мёд, и складны, что беседы становились только занимательней и продолжительней. Разговоры с ним мне стали интересней печатных строк и прогулок среди цветов. Время рядом с эти мужчиной пролетало незаметно, и в какой-то из дней, когда вечерело и пришло время расстаться, я поняла, что не хочу, чтобы этот человек уходил.       Подобная мысль для меня была словно пощёчина, она заставила прийти в себя, и я «протрезвела».       «Не как хмель нашла на меня?» — подумала я тогда невзначай, а ведь не часто я пила алкоголь, но разве же он виноват в новом и одновременно с тем странном для меня чувстве?       С того вечера я решила для себя, что слишком сильно увлеклась Альбертом, и впредь старалась отдалиться и не занимать свои мысли местным ловеласом.       — Он никто иной, как казанова и донжуан, в простонародье — бабник.       Его голос, манеры, внешность — всё настолько хорошо, что заставляет задуматься, а не искуситель ли он? Я слышала, что подобный тип мужчин встречался не раз и уже успел получить дурную славу у многих девушек. Очевидно, розовая краска застелила мне глаза!       Решение моё было твёрдым, как сталь! Избегать, молчать, не смотреть и не думать! Казалось мне, что решение верно, но, видимо, ухватившись за мысль и идею, я совсем позабыла, что ошибки может допускать каждый, порой такие, за которые согласен будешь отдать жизнь лишь бы всё исправить…       — Я предлагаю вам руку и сердце… — эти слова, подобно клейму, оставили отпечаток в моей памяти.       Всю оставшуюся жизнь эти заветные слова ещё не раз отзывались далёким эхом.       Моя ошибка. Самая большая, терзающая и отравляющая душу.       В тот день я в панике одёрнула руку, как от огня, и отказала.       Альберт поник, но так, словно ожидал подобного ответа. Больше он не появлялся в тех местах, где проходили наши случайные встречи и приятные беседы.       Неосознанно я искала встреч с ним. Это были банкеты или званые вечера. Поначалу была неловкость, а через некоторое время возродились прежние дружеские разговоры. Всё вернулось на круги своя, складывалось ощущение, что и не было того предложения и отказа.       Понадобилось меньше полугода с того случая, как я окончательно осознала: «Я люблю его! Я люблю Альберта!»       Одно лишь понимание этого заставляло настроение подниматься и появилось ощущение, словно за спиной у меня вырастали крылья. Хотелось петь и читать стихи о любви, хотелось поделиться этим праздным чувством.       Я грезила каждый день, каждый месяц и год, которые мы провели вместе, что совсем скоро он вновь попросит моей руки и сердца, но Альберт стал лишь отдаляться.       Он не знал, никто не знал, но я в тайне звала себя «Адель Пинсон», «миссис Пинсон».       Множество страниц личного дневника были посвящены возлюбленному, каждому его лёгкому и вальяжному движению, его грациозной походке, пронзительному взгляду и милому изгибу губ. Его улыбка была желанна мной, как никем другим.       Казалось, что он был произведением искусства.       Он словно бог, спустившийся на землю грешников, словно ангел, упавший с небес, но если же он демон или сам дьявол, то моя душа уже давно в его власти.       Он приходил ко мне во снах, и каждый раз, просыпаясь, я не могла понять, что было наяву, а что лишь мимолётным сон.

***

      И вот я узнала, что мой любимый и драгоценных жених отправился в далекую Канаду для службы, не сообщив об этом мне.       Стоило Альберту покинуть меня, как я недолго думая собрала скудный чемодан лишь с нужными вещами и, ни с кем словом не обмолвившись, отправилась за возлюбленным, оставив записку для отца.       Он считал, что чувства мои не серьёзны и это лишь временное влечение. Отец вправе так думать, но меня давно переполняет это нежное чувство, а мир вокруг погряз в розовых тонах .       Прибыв в Галифакс, первым делом я зарегистрировалась, но под именем «мисс Льюли», чтобы отец не нашёл меня, после же отправилась на поиски дорогого Альберта.       — Адель? — со спины раздался знакомый бархатистый голос.       — Альберт! — Восторг и счастье от встречи невозможно описать словами.       Пинсон одетый в военный мундир был невероятно хорош собой. Его светлые глаза оттеняла фуражка делая их более привлекательными, широкие плечи заметно выделялись на фоне подпоясанной талии, а длинные и стройные ноги были обёрнуты в широкие штанины, которые ничуть не портили его внешний вид.       Смотря на него я млела от его красоты, но вместе с тем, внутри бурлило беспокойство, что подобно мотылькам летящим на свет, найдутся девушки охотные до красивых мужчин.       — Что ты здесь делаешь? — Альберт определённо был недоволен, но лишь чуть нахмуренные брови выдавали его настроение.       — Я приехала за тобой! Как ты мог не сообщить мне, что уезжаешь на службу, да ещё и так далеко? — Пинсон уже хотел возразить, но не успел ничего сказать, как я продолжила: — Я привезла с собой денег. Насколько мне известно, жалованье у вас не самое большое.       Альберт молчал. Не сразу, но деньги, которые я взяла из дома, он принял.       Каждый день мы пересекались невзначай на улицах Галифакса.       Пинсону всегда не нравились подобные встречи, но его мнение легко было изменить, будь то звон монет, шуршание купюр или приятный запах еды.       Люди, конечно, не были слепы, и у них появлялись вопросы.       — Детка, — обратилась ко мне старушка, живущая по соседству. Эта, казалось бы, скромная женщина, любила слушать, но говорить и сплетничать не меньше, — а кем приходится тебе тот приятный на вид молодой человек, которого ты навещаешь каждый день? Родственник? Друг? Жених? Любовник? — Слушая пожилую даму, можно было легко понять, что этот вопрос заботит её давно.       — Это мой муж, — без колебаний ответила я.       Просто произносить слово «муж» в отношении Альберта было чем-то невероятным и приятным сердцу чувством, будто открывалось второе дыхание.       — О как! Муж, значит… — старушка была очень довольна ответом.       Уже через несколько дней вся улица знала о моём «муже».       Дни сменялись днями, а деньги у меня заканчивались. Большую их часть я отдавала любимому Пинсону на расходы, а остальную часть, наименьшую, тратила на еду.       Работать я не могла от того, что просто никогда не умела, да и мест не было, тут каждый при деле. Не прачкой же мне работать? От безысходности мне оставалась поджимать губы в раздумье.       «Отец!» — озарение нашло на меня.       У отца наверняка есть деньги! Просто подумав об этом, я немедля написала письмо. Содержание его было простым, но говорилось в нём о моей свадьбе с Альбертом и о небольших финансовых трудностях.       Пускай отец не считал наши изначальные отношения серьёзными, он никогда не говорил плохо о моём «муже».       Меньше чем через неделю пришёл ответ от дражайшего отца и деньги вместе с ним.       По количеству присланных денег и по хорошему виду конверта можно было сделать вывод, что он не пожалел ценной бумаги.       За то время пока письмо преодолевало путь к отцу и обратно, я не могла не думать о холодном отношение Альберта.       Мне хотелось изменить это в ближайшее время всеми возможными способами. В то время мне повезло увидеть листовку о гипнотизёре, что «избавит от всех проблем».       Казалось смехотворная реклама, а всё же смогла привлечь внимание некоторых людей. Я была в их числе.       Я верила, что гипнотизёр поможет изменить Пинсона и его отношение ко мне, но увы, методы были неудобными и мало действующими, а потратить на это надо было больше пяти зелёных купюр.       К тому времени когда деньги пришли, я придумала более действенный способ.       Не читая письма от отца и схватив деньги, я направилась в редакцию местной газеты.       О её свадьбе — «Свадьбе Адель Гюго и Альберта Пинсона» — знал теперь каждый третий, если не второй житель Галифакса.       Во время печати единственным, о чём я жалела, было только то, что чудесная новость была напечатана не на главной странице газеты, а только на второй.       Статья вышла очень вовремя, как раз к тому времени, когда Альберт собирался жениться на прелестной дочери местного богатого чиновника.       В парке полном свежей зелени, среди освежающей прохлады первых весенних дней я лично наблюдала, как эта пара ссорится. Это был будний день, когда люди были заняты работой и совсем не задумывались о прогулке по парку, но пара молодых людей скрывалась в его глубине.       За одним из деревьев, отдавшим силы в рост не ввысь, а вширь, я скрылась от случайных взглядов и могла прекрасно слышать весь диалог от начала до конца.       — Альберт, — дочь чиновника произносила его имя неправильно. Она делала ударение на «е», а не на «а», но звучало это очень естественно, — что это?!       Девушка трясла газетой перед лицом мужчины, не скрывая возмущения и ярости.       — Твоё, твоё поведение! — девушка от злости с трудом подбирала слова, чтобы не сорваться на слова, недостойные юной леди. — Твоё поведение претенциозно! Я больше не хочу тебя видеть! Молись, чтобы мой отец не узнал об этой ошибке! — с этими слова она бросила газету на землю со всей силы и ушла.       Дочь чиновника Мария и раньше слышала о том, что у её поклонника была невеста или жена, но верить слухам одно, а видеть собственными глазами в газете — совсем другое! С её стороны было ужасающей ошибкой хотеть связать свою жизнь с обманщиком и бабником!       Альберт молча наблюдал за ушедшей девушкой. Он не особо понимал, о чём шла речь, но стоило ему поднять газету и прочитать статью, как его лицо почернело.       Я не считала свои действия неправильными, наоборот, я избавила Альберта от назойливой девушки, не знавшей своего места.       Теперь же, как мне казалось, совместная жизнь с Пинсоном должна сложиться наилучшим образом!       После инцидента с дочерью чиновника встретить Альберта стало трудной задачей.       За несколько дней поиска «случайных» встреч я поняла, что что-то было неправильно.       Каждый день я возвращалась затемно одна в пустой дом и, не зажигая свечи, ложилась в кровать, но не спать, а только для того, чтобы продолжить думать об Альберте.       В один из дней мне повезло узнать, что Пинсона перевели по службе в Барбадос.       Я, не долго думая, собрала все свои вещи, что когда-то также привезла с собой в Галифакс, и отправилась за своим возлюбленным.       Прибыв в Барбадос я сновала по улицам в поисках любимого человека, но каждый раз оставалась ни с чем.       Я не нашла себе ночлег, не сняла комнату и просто бродила в бесконечных поисках.       В какой-то момент сопровождавший меня чемодан пропал. Случайно я увидела своё отражение в витрине какого-то магазина: грязное, местами порванное платье, растрёпанные и жидкие волосы, худощавое лицо и впалые глаза потерявшие прежний блеск жизни. От прежней красоты и благородства, которыми я так гордилась, не осталось и следа. Неподходящая тёплая одежда для погоды Индии выделяла меня из толпы.              Люди смотрели на меня как на сумасшедшую. Когда спрашивали моё имя, я неизменно отвечала «миссис Пинсон». Я сама не понимала, что со мной происходит и куда исчезла прежняя Адель Гюго. Мои мысли вертелись вокруг одного человека. Думать и грезить я могла только о Пинсоне. Порой я действительно думала, что сошла сума.       Долгое время я слонялась по городу, словно призрак, между улочками и домами, повторяя будто мантру одно и тоже имя: «Альберт… Альберт… Альберт…» Казалось, что я находилась в глубоком трансе, а всё что окружало меня не было настоящим: люди, животные, здания, даже жар и холод. Всё ощущалось не настоящим, исскуственным. Потеряв Альберта я потеряла цель и смысл жизни, свой источник света так необходимого для движения в будущее.       — А-адель? — неуверенно обратилась ко мне светлолицая девушка. — Это ты?       Это была девушка благородного вида. Лицо её выражало крайнее беспокойство, а невидимая аура несла тепло и лёгкий шлейф цветочных духов.       Услышав своё имя, я, казалось, что-то вспомнила и, прекратив вечное бормотание, остановилась. Всем моим вниманием завладела неизвестная доселе девушка.       — Ах! Это действительно ты, Адель! Вероятно, ты меня уже не помнишь, меня зовут Камилла Прадье. У нас были хорошие дружеские отношения до твоей встречи с Пинсоном.       — П-пинсон? — сухо и хрипло спросила я.       Услышав знакомую и желанную фамилию, я почувствовала прилив сил и стала озираться вокруг.       — Где? — вопрошала я, ведь вокруг не было и следа возлюбленного.       — Где сейчас твой отец, Виктор Гюго? — осторожно спросила Прадье.       — Отец… Гюго? — меня покачивало, я задумалась над этими словами. — Нет, нет. Я… Я — мадам Пинсон… Миссис Пинсон… Жена Альберта Пинсона…

***

      Не зная, где живёт отец Адель, Прадье никак не могла отправить девушку к родным. Окидывая в очередной раз Гюго взглядом, Камилла заметила клочок бумаги в руке девушки, который при ближайшем рассмотрении оказался письмом.       Это письмо было, когда-то отправлено Виктором Гюго с деньгами для своей дочери, но, к сожалению или радости, оно было прочтено только сейчас и не его собственной дочерью.       Благодаря письму Камилла выяснила, что мистер Гюго проживает во Франции.

***

      Спустя месяц мне удалось воссоединиться с семьёй, а именно с отцом. Как оказалось, из всех родственников у меня остался только отец.       Это новость не сразу, но постепенно с приходом осознания разрушала меня изнутри. Ещё будучи совсем юной, некогда большая семья распалась, после погиб самый близкий и родной человек - сестра Леопольдина, а спустя несколько лет первая любовь оказалась безответной и мучительной. Я потеряла Альберта… Следуя за светом любви я не заметила, как люди вокруг меня стали исчезать, пока не из близких не остался один лишь отец. Отец, который любил и любит меня… Я просыпалась в холодном поту, но не могла вспомнить, что мне снилось. Длительность сна постепенно уменьшалась, а еда вскоре потеряла вкус. Со временем пропал аппетит. Мне не хотелось вставать и двигаться. Читать романы, как прежде или любоваться пейзажами. Зачем мне это всё? Я не смогла уберечь ничего из того, что было даровано небесами. Теперь… теперь разум пуст. Никаких мыслей и идей. Одни воспоминания и тупая боль. Слёзы давно высохли. Сил не осталось. Я слышу голос в пустом доме. Я знаю чей он, но найти его источник невозможно.       В коридорах дома мне виделся Альберт, именно его голос будил по утрам и звал в неизвестность. Вскоре отец отвёл меня в место полное странных людей, но страннее их были люди в белых халатах. Они часто задавали неоднозначные и глупые вопросы, а их поведение граничило между жалостью и брезгливостью. Очевидно, это место, где мне предстоит жить некоторое время.

***

Виктор Гюго спустя некоторое время, после возвращения дочери домой, решился отдать Адель в психиатрическую больницу, где о ней могли позаботиться. Уже широко известный на тот момент писатель часто навещал Адель, он верил, что девушка сможет поправиться, что ей уже лучше. Он навещал её вплоть до самой своей смерти.       В возрасте восьмидесяти трёх лет Виктор Гюго умер.

***

      В палате психиатрической больницы было непривычно тихо. Складывалось впечатление, будто вся больница затихла в ожидании.       Рядом с палатой стояла женщина в возрасте в белом халате. Она молча, внимательно наблюдала за пожилой седовласой женщиной, что уже долгое время является главным жильцом этой скромной комнаты.       Неподалёку послышалось осторожное шарканье обуви — это была молоденькая медсестра только начавшая перенимать опыт.       Подойдя ближе к одному из ведущих врачей психиатрической больницы, она оценила обстановку, и, из любопытства не могла не поинтересоваться приглушённым голосом:       — Мисс, это… — но не успела она даже начать, как женщина опередила её вопрос.       — Да, это Адель Гюго, — историю уже пожилой Гюго знал каждый сотрудник больницы, но новые работники знали лишь краткий пересказ «Трагичной любви».       Все знали о ненормальной любви Адель, о её преследованиях, бреде и снах воспринимаемые ей же самой за реальность. Одни осуждали эту любовь, другие удивлялись силе этой любви, некоторым история казалась даже романтичной, но мало кто знал о преданности Гюго.       Она любила Пинсона до седых волос и верила в него, как в бога.       Единственным человеком, который знал о привязанности Адель, был её личный врач.       — П-пин-сон… — слабым голосом, едва шевеля губами, произнесла постаревшая и ослабшая Гюго на кровати.       Адель часто звала его, но увидеть Альберта ей было не суждено.       — Кстати, о Пинсоне, — заинтересовалась было молодая медсестра, — что с ним сталось?       Глубоко и тяжко вздохнув, лечащий врач Адель поделилась тем, что знала:       — После того как он смог потеряться из виду Гюго, он….Он, не теряя времени, женился на миловидной девушке из приличной семьи. Жизнь Пинсона сложилась как нельзя лучше. Говорят, у него уже взрослые дети и есть внуки…       У палаты пожилой женщины повисло молчание. Каждый думал о своём, но только Гюго, смотря на пейзаж за окном, думала о своём возлюбленном.       Первая любовь Адель Гюго оказалась незабываемой, непорочной, чистой, невинной, одержимой и вечной… Вечной, как сама жизнь…       В возрасте восьмидесяти четырёх лет она покинула бренный мир и, может быть, только умерев, смогла избавиться от оков своей любви.