***
Угаснуть – это не больно, больно живым, потерявшим связь с триадником. Миг, и Скайварпа больше нет, а Старскрим и Тандеркрэкер отчаянно пытаются выбраться из ловушки, но падают с небес. Почему-то еще живые – их аварийно выбрасывает из трансформы, а дальше станер кого-то из автоботской охотничьей триады приносит забытье. В узком ущелье, куда, казалось, не забраться ни одному колесному, автоботы устроили засаду и два живых приза уволокли на базу. Джазз отобрал добычу в честном бою, изуродовав фейсплейты всем троим охотникам – это был его план! Подстрелить ничего не подозревающего десептикона – дело простое, но планировал-то все именно он. К тому же Прайма летуны не интересуют, Проул обойдется – вытаскивать с них нечего, обменивать смешно! А ему есть чем развлечься; офицерский состав даже не грызется, затишье, сытость… скучно!***
Старскрим медленно приходил в себя – их скинули на пол как мусор, не забыв приковать за шею так, что не трансформироваться. Он пытался разобраться в том, что вывалилось на внутренний экран, но слишком обширны оказались повреждения, и он с усилием закрыл все сообщения о перекрытых энергонопроводах и отключенных от питания из-за риска обширного замыкания блоках. Под ними скопилась лужа энергона, уже противно-холодная, начинающая застывать уродливой коркой, источая удушливый мертвый запах распада. Простреленные крылья, отказавшие сервоприводы с левой стороны, левая линза покрылась сеткой трещин – мир рассыпался на грани, и в каждой отражался высящийся над ними автобот. – Джазз… – это пришел онлайн Тандеркрэкер; он пострадал меньше, упав удачнее, еще в форме тетраджета. Лилово-фиолетовый с золотом летун напрягся, но и он потерял достаточно энергона, да и что сделает его сфера тишины против личного бодигарда Прайма… – Очну-улся, – Джазз улыбнулся; в отличие от близнеца, он не обладал клыками и мог бы выглядеть дружелюбно, но тон… Искру дернуло одновременно у обоих десептиконов: они потеряли часть себя, и теперь попытка синхронизации превратилась в муку. – Оу, бедненький, – автобот обошел их, присел напротив Тандеркрэкера. Старскрим нужен живым, Прайм велел не трогать его Искру, но этот яркий милашка здесь лишний. Тандеркрэкер ничего не мог поделать с подпрограммным ужасом, лишь отдернул шлем от изящных черных пальцев; все серво напряглись, вхолостую щелкнула система трансформации, отозвавшаяся вспышкой боли в простреленных крыльях. – Разве я такой страшный? – Джазз едва ли не мурлыкал, поглаживая кончиками пальцев вентиляционные решетки на золотом шлеме. Ответа не последовало, только бесполезный рывок приводов. Джазз сгреб его за ошейник и отстегнул от скобы на полу. В небольшом и легком гоночном трансформере скрывалась огромная сила, он легко справился с летуном, закидывая на платформу. Включилось освещение, яркое, словно в ремонтной, и джета едва не вывернуло – здесь и там висели лицевые пластины, кисти рук, нейростволы и ложементы Искр. Пятна ржавого тлена, тронувшие матово-серую броню, вывихнутые пальцы, лохмотья оборванной проводки, отвисшие в немом вопле челюсти, вывалившиеся прокушенные глоссы и страшный предсмертный оскал на застывших навеки фейсплейтах – может, кто и был знаком, теперь не узнать… Мертвецы смотрели в последнем своем ужасе на новую жертву. – Нет, – это все, что сорвалось у Тандеркрэкера… умолять? Попытаться отключиться? – Что – нет? – Джазз поглаживал крылья: красивая деталь, они лишены такого, даже спойлер Родимуса не идет в сравнение. Старскрим стиснул денты; из-за оборванной Искровой связи со Скайварпом и запустившейся синхронизации они с Тандером сейчас были одним целым, он все чувствовал, хоть и не видел – медленные поглаживания и мимолетные прикосновения острых когтей к обнаженной проводке. Джазз легко запрыгнул на платформу, представая перед замершим летуном в лучистом ореоле света. Им можно было залюбоваться – правильные черты белоснежного фейсплейта, ни одной грубой грани, тонкая глосса, мелькающая между идеальными губами. Но чем дольше он смотрел на жертву… Тандеркрэкер снова ощутил накатывающий ужас: печать безумия, черного азарта отчетливо проступала на прекрасном лике, и джет не смог отвести взгляда от лихорадочно горящего визора.***
Время тянется, ощущения корпуса забиты статикой, Джазз не торопится разбирать Тандеркрэкера на части – нарочито медленно изучает каждую деталь, царапает яркую краску, выводя на ней какие-то глифы, подцепляет застывшие корки энергона. Это не больно, это страшно; боевые когти автобот выпустил полностью – острее скальпеля, они высекают искры от быстрых и точных прикосновений и плавно режут верхний слой брони. И вдруг Старскрим выгибается, оставшиеся рабочими кулеры воют. Он отворачивается, чтобы не видеть ни Джазза, ни вингмейта, но раскрывает рот в беззвучном крике, когда лезвия когтей внезапно входят в грудную вент-систему Тандеркрэкера, одним махом прорезая тонкую проводку под ними – блок выдирается целиком, и не боль – пожар полыхает в груди, почти глуша объединенный эмпатический канал… Великое Небо, сколько же сил еще у Тандера – пытается пересилить себя, не закричать и не отключиться, не доставлять удовольствие мучителю! – О нет, рано, – Джазз обхватывает ладонями, с которых капает энергон, шлем Тандера, внимательно смотрит в гаснущие линзы. Ласковая улыбка и полное безумие во взгляде отражается в оптике пленника и отчаянная мука в сияющем визоре палача, словно чувства меняются на клик местами. Когти скользят ниже, по шее и кокпиту, к паховой броне. Рывок манипулятора – и Старскрим бьется от чужой-своей боли: Джазз не церемонится с замками и заглушками, выворачивает детали, режет мембраны и проводники – все, что попадает под лезвия. Боль становится ледяной, корпус вингмейта и платформу заливает энергон, вызывая замыкания; концы проводов искрят с сухим, еле слышным треском, но почему-то он кажется громом… Тандеркрэкер молча колотит крыльями о стол, силясь стряхнуть с себя автобота, его линзы вновь бешено пылают, и тем страшнее его отчаяние, что он не видит, не знает, когда наступит конец – и Старскрим проваливается в его безнадежность, будто в бесконечное пике. – Нет… – снова рывок через запредельную боль; они оба сходят с ума от затапливающего процессор ужаса – что дальше? Время исчезает вовсе, боль была, есть и будет вечно, в нее превращается весь мир; кроме боли, ничего нет, оптика перестает видеть, и происходящее уже не пишется в архивы памяти – они не рассчитаны на такое… Старскрима нежданно отпускает, боль становится тягучей, тупой и горячей; он не хочет смотреть, но машинально расширяет видеозахват. Почему ему так не повезло – если бы разбилась правая линза, он бы не мог так четко видеть того, что здесь происходит… Джазз склонился над вингмейтом, убирает паховую броню, потягивается, словно интер, демонстрирующий себя клиенту – прекрасный и цельный. И Старскриму кажется, будто он ловит передачу еще по одному каналу эмпатики – автобот упивается ненавистью и страхом, беспомощностью своей жертвы, с наслаждением втягивает их в себя. Соединение… они не подходят по параметрам систем, но Джазз и не старается найти подходящие порты: кажется, собственная боль, когда со штекеров обдирается полировка и гнутся тонкие стенки их корпусов в слишком узких разъемах, тоже приносит ему удовольствие. Разъемы трескаются, проламываются гнезда в них… это уже почти не больно, та, прошлая, непроходящая боль туманит восприятие, доминируя над чувствами. И все-таки в эмпатике вингмейта сквозь нее пробивается отвращение – как же мерзко, когда вот так, в неподвижности и бессилии… А Джазз улыбается. Все, что ему нужно, – не дать жертве отключиться, раскачивая нейросеть через коннект, Старскрим понимает это; каждый импульс, пронзающий корпус Тандеркрэкера, проходит резонансом через него, упрямо возвращая процессор в начинающую было таять реальность с жутким сполохом ослепляющей боли, будто внутри в убийственном ритме взрываются раз за разом, одна за другой, кассетные бомбы из их боекомплекта… Запах паленой проводки, закипающего масла, треск искр и хруст стекла кокпита. Чтобы причинить боль, не обязательно ломать – замкнуть цепь, заставить Т-ког работать и наслаждаться тем, как деформируются внутренние детали от тщетной попытки трансформации. И по-прежнему – никакой возможности двинуть внешние части, в которые Джазз, довольно оскалившись, запускает когти. – Ну же, кричи! – он резко двигает бедрами, разрывая и замыкая соединение снова. Куски внешней брони со звоном сыплются на пол – Джазз методично разбирает заживо свою добычу, вырывает детали, проводку, обрезает шланги. И уже не со звоном, а с мерзким хлюпаньем падает в лужу энергона топливный насос. Тандеркрэкер не кричит – уже просто не может, а Старскрим заходится в немом крике: сломанный вокалайзер – его спасение. Он сдерживался – долго, даже когда когти добрались до внутренностей на груди триадника, но это… Боль, пронзающая снизу доверху, глубоко и сильно, замыкание; кажется, закипел энергон, отказали бедренные шарниры, а кулеры остановились от шока. Это не его, это не с ним! Но отгородиться не получается, триадная связь не отпускает. Джазз двигает бедрами назад и вырывает коннектор вместе со всей интерфейс-системой жертвы, наконец получая что хочет – длинный хриплый крик агонии. Он упирается ладонями в остатки кокпита, заглядывая в лицо своей жертве, по бедрам стекает энергон, и медленно собирающийся обратно в гнезда коннектора чудовищный апгрейд – длинные стальные иглы, торчащие сквозь изуродованные, обожженные септы – отпускает вывернутые части. Рваный металл сползает с них кусками, капли топлива падают на ноги джета; порты, провода, шланги – все превратилось в жалкое месиво, неотличимое от груды деталей на полу. Нейроствол тоже пробит иглами, но не сломан, продолжая затапливать сознание жертвы бесконечной болью. – Ты еще горишь? – Джазз гладит одной рукой золотой шлем. – И все-таки вы удивительные, – в голосе довольство и… нежность. Под давлением упирающегося в то, что осталось от кокпита, манипулятора медленно проламывается задняя стенка кабины; дальше – только камера Искры. Джазз не рвет когтями, просто наваливается, нажимая на нее основанием ладони и продолжая неотрывно смотреть летуну в оптику. – Прощай, – он наконец сжимает пальцы, комкая камеру Искры как пустой куб; короткий сполох – и яркая броня начинает сереть, а на лицевой застывает вечная агония, и Тандеркрэкер становится до жути похожим на страшные мертвые маски на стенах…***
Джазз ловко спрыгнул с платформы, так, чтобы не ступить в энергон, закрыл кодпис и подошел к Старскриму. Тот, похоже, уже не слышал его шагов и вряд ли чувствовал собственный корпус, но видеть мог явно. В разбитой линзе десятки раз отразился залитый энергоном корпус и безумная улыбка. Джазз подошел вплотную, убрал визор в пазы – теперь они смотрели оптика в оптику. Тусклые голубые линзы и пылающие неоново-бирюзовые – удовлетворенная мания у одного и помраченный рассудок у другого. Джазз наклонился и поцеловал край белого шлема. – Я не могу тебя убить… и нам ни к чему твой разум. Ты мой, так что ты еще им позавидуешь. Джазз поднялся, довольно мерцая линзами: его безумие сегодня еще будет сыто.