The boy with the thorn in his side
Behind the hatred there lies
A plundering desire for love
The Smiths-“The boy with the thorn in his side”
Сегодня мы с мамой едем к дяде Маркусу. Я наконец узнаю, каково это иметь отца. Маленький мальчик захлопнул свой дневничок, приподняв подбородок, взглянул на меняющийся за окном пейзаж. Мать спокойно вела машину, напевая своим нежным голосом слова песни. —Everything that's wonderful is what I feel when we're together. Кажется, пусть и пройдут бесчисленные года этой жизни, неизменным останется музыка в машине, когда мама в хорошем настроении, когда в душе треплется детское любопытство. Ветер дул из открытого окна, в нос ударял запах лета и подсолнечного поля, мимо которого машина неспешно скользила. Испытываешь невольное разочарование, когда семейная поездка по трассе заканчивается и солнечная долина сменяется пригородом. —Поросеночек, мы скоро приедем. Сложи свои вещи в рюкзак, —нежный взгляд мамы наблюдал за сыном через зеркальце. Сын послушно сложил всё. Редкое удовольствие для Лиэн — когда сыночек уважается глазами, тих и смиренен. Может, если всё получится, сын останется таким навечно? Душная машина мамы, наполненная ароматом солнца, сменяется душным домом. Эрик молчит, он слушает разговор мамы и дяди. Хотя этот мужчина ему не являлся дядей, мальчику было легче запомнить его, обозначив его дядей. Этот дядя отличается от других дядь. Другие приезжали в их дом и, погостив у них пару раз, пропадали, поэтому не было надобности запоминать их, но этот… —Эрик, ты наелся? —спрашивает статный, с жирком на боках мужчина своим глубоким голосом. —Угу… —Пойди, поиграй с Майлом наверху. Майл на год младше Эрика, ему 7 лет. Он молчаливый так же, как и поросеночек. Они видятся впервые, Картман лишь надеется, что не в последний раз. Послушно оба встают из-за стола, оставив взрослых одних. —Каково это - иметь отца? —спросил наконец Эрик, не стерпев такую долгую тишину в комнате Майла. —Плохо, —отвечает тот тихо. —Почему? —Папа велел, чтобы я никому этого не говорил, но если не скажу, то и тебя ждёт это. —Что? Они сидели напротив друг друга. Тихо, лишь пение птиц на улице, ярко от солнца, комната, наполненная игрушками, дети придавались атмосфере тайны. —Он бьет меня… Может, я и заслужил, но учителя в школе как-то рассказывали о домашнем насилии. Майл говорил это тихо, равнодушно, смиренно, как каждый раз он просил прощения, когда папа начинал злиться и бить по столу. Эрик лишь хлопал глазами. До этого он никогда не был в гостях ни у кого из своих сверстников, соответственно, он был без понятия, какими могут быть отцы. —Каково это, когда у тебя есть мама? —спросил в ответ Майл. —Хорошо. Мы с ней друзья. —Ясно… Оба погрузились в раздумья. Настенные часы тикали своим чередом, но никто ничего не говорил. Эрик знал дядю Маркуса почти три месяца, ему казалось, что его папа был таким же хорошим и добрым. Он подарил ему игрушечный поезд, обещал подарить на Новый год самолёт, такой же, как в той рекламе. —Твой папа не единственный у моей… —тихо проговорил Эрик. —Твоя мама не единственная… Оба подняли свои глаза друг на друга. На лице Эрика поднялись уголки губ, Майл повторил за ним. Наконец они нашли друг друга, два ребёнка одной судьбы. —Моя мама - мой друг, но… —Эрик потупил взглядом. —Она меня задолбала. —Шш! —удивлённо шикнул Майл. —Не говори плохие слова! —Я знаю вещи и похуже, —гордо усмехнулся Картман. —Папа однажды избил меня ремнём за то, что я сказал одно плохое слово. —Какое? —Начинается на «б». —Блять? —Картман непринужденно и без спроса начал играть с лежащим рядом Лего. —Нет, другое. —Блядина? —Тихо! Ты чего?!.. Я скажу на ухо. Майл подполз к новому другу, собрав свой дух, и прошептал ему на ухо «блин». —И всё? —Эрик недовольно нахмурился. Майл начал рассказывать свою жизнь с самого первого воспоминания и до сегодня. Эрик слушал, с ужасом рассматривал спину друга, щипал недавние синяки, спрашивая, насколько больно. Когда Майл закончил, и Эрик осмотрел полуголого друга с его ранами и шрамами, за окном уже стемнело. И тогда начал Картман. Он рассказывал о том, как каждый новый дядька в их с мамой доме косо смотрел на него, как они после очередной детской проделки Эрика уходили со скандалом, крича напоследок, что он исчадие Ада. Узнав все интимные подробности жизни Майла, понимая, что он его точно больше не встретит, ведь Эрик всеми силами не даст маме встретится с этим мужиком ещё хоть раз, он даже признался, что все его проделки были сделаны от ревности. Ему было страшно, что муж заберет ту любовь, которой одаривала его мама. Майл слушал тихо, ничего не говорил, сказав лишь в конце истории: «Ты плохой сын, Эрик», на что второй лишь кивнул. Снизу слышались крики двух взрослых, но дети не слышали этого. Они спокойно строили свой дом из Лего, обсуждая то, где должна быть ванная, какая комната будет принадлежать их другим родителям, какая им самим. Эрик говорил, что мама мечтает о жизни на ферме, далеко от злополучного Южного Парка, поэтому их игрушечный дом находился в пригороде Нью-Йорка, далеко не ферма в Канзасе из мечт мамы, они оба сошлись во мнении, что Нью-Йорк - лучший штат. Майл рассказывал о том, как мечтал бы иметь старшего брата, чтобы вместе ходить в школу, чтобы помогал делать домашнюю работу. Каждый будто говорил о своём, но оба слушали друг друга, не слыша грохот под ногами. —Шлюха ты конченая! —Эрик вышел из общей детской мечты, услышав последнее слово. «Шлюха» — второе имя его мамы. Он слышал это от всех: от друзей в шутку, от учителей из их крысиных разговоров, от прохожих, шептавших за спиной мамы. И теперь он услышал это от «будущего папы». Прежняя улыбка Эрика пропала. —Что случилось? —Майл продрожал игнорировать шум. —Ничего… —с выдохом сказал Эрик. Он злился, ему было грустно, ему было жаль себя и маму, было жаль Майла, но больше всего он злился. —Давай устроим подставу твоему папе? —Что? Нет! —Я это сделаю, —уверенно сказал Эрик. —Хм… Несмотря на мольбы Майла, Картман был решительно настроен. Любое оскорбление, но не «шлюха», только не правда. Он бы всё проигнорировал, но не жестокую правду. Встав с пола, мальчик без спроса рылся в ящиках друга, пока тот чуть ли не в слезах просил не делать ничего. Не волнует Майл, сейчас в голове ребёнка одно: защитить маму. Отыскав ножницы, комнату отца, а позже отыскав там же канцелярские кнопки и супер клей, Эрик принялся за свои игры. Найдя тапочки, он начал приклеивать туда канцелярские кнопки, плевать насколько больно будет мужчине, пусть будет больнее. Убедившись в опасности проткнуть ногу, Эрик пошёл резать одежду. Майл не осмелится даже смотреть на это, ему не хотелось быть свидетелем. Эрик вернулся через минут 15 спокойнее, чем уходил, он легко улыбался, довольный собой. —Только не говори ему. Это месть за то, как он поступил с тобой. —Мне не нужна месть… Эрик не стал убеждать его, он продолжил строить дом, как вдруг в комнату ворвалась мама. Картман вздрогнул и поднял голову, перед ним был самый родной человек с красными глазами от слёз и с красной щекой от недавнего удара. —Мы уходим, —сказала она вполголоса. Эрик слышал, когда уже сидел в машине, последний крик этого мужчины: «Тварь долбанутая!». Картман посмотрел в заднее окно, чтобы улыбнуться напоследок недавнему другу, который с пустыми глазами смотрел вслед. Без папы лучше. Эрик снова проезжал поле подсолнухов, ветер все так же дул, в машине все так же играла музыка, и лишь голос матери хрипел: —But, you won't have to worry Life's a problem in my hands