Штурмуя небеса

Заснуть, что неудивительно, не удаётся. Майлз раз за разом проматывает сцену своей грандиозной ошибки, и не может найти ни одного оправдания. Слишком рано, слишком резко. Его повело из-за яда, всё-таки ударившего в голову, усталости, злости на то, чего ему наговорили. Но он не имел никакого права вываливать это всё на Питера. В конце концов, с этими, осознанными, чувствами к нему — вместо фанатского обожания, канувшего в прошлое со временем, пришло что-то более глубокое и сильное — он живёт не первый год, мог бы потерпеть с экспериментами ещё пару месяцев. Питер его теперь к себе и близко не подпустит и будет прав. А хуже всего — осознание, что Питер, добрая душа, его, конечно, простит, уже простил. А вот простить себя самого Майлз уже не сможет. Ещё один пункт в копилку его непоправимых ошибок. Ну почему он такой импульсивный идиот? Глухо застонав, Майлз переворачивается на живот, утыкаясь лицом в подушку, старые пружины в диване протестующе скрипят. Вроде бы, уже практически взрослый разумный человек, не подросток, а всё равно повёлся на сиюминутные желания и всё испортил. Всё это должно было быть совсем не так. Всего этого не должно было быть вовсе, по крайней мере, не должно было быть сейчас. От бесконечного самобичевания его отвлекает холодок, пробежавший по позвоночнику. Майлз настороженно вскидывается, но в тёмной тихой и пустой квартире нет ничего и никого чужого, никаких опасностей, на которые бы следовало реагировать паучьему чутью. Но стоит проверить, раз уж всё равно не спится. Он медленно, бесшумно спускает ноги на пол. Неясная тревога не похожа на ощущение близкой опасности, и всё же… что-то не так. Майлз подходит к запертой входной двери, внимательно прислушиваясь к происходящему за ней. Тишину квартиры вспарывает отчаянный крик, полный ужаса и невыносимой муки. Майлз готов поклясться, что никогда в жизни не бегал так быстро. Но врагов в доме по-прежнему нет. Питер мечется во сне, задыхается, закусив губу и глухо, отчаянно всхлипывая, из-под сомкнутых век скатываются прозрачные капли. Не раздумывая, Майлз кидается вперёд, падая рядом на колени, встряхивает его за плечи. — Проснись! Ну же, Пит, просыпайся. — Майлз, — Питер распахивает глаза. Взгляд у него абсолютно безумный, невидящий, и это жутко. Слишком жутко. — Я здесь, — Майлз осторожно прижимает его к себе, и Питер вцепляется в него так, словно от этого зависит его жизнь. — Я с тобой. Тише… Это только сон… Только страшный сон, — протянув ладонь, Майлз аккуратно гладит его по вздрагивающей спине. — Не… — Не трогать? — Майлз отдёргивает ладонь. — Не отпускай, — Питер вжимается в него всем телом и тихо, безнадёжно всхлипывает. — Ну. Тише… Всё хорошо, ты в безопасности. Я никому не позволю тебя тронуть. Тебя больше никто не обидит. Обещаю, — Майлз продолжает мягко, осторожно гладить его по спине. — Я защищу тебя. Питер цепляется за его руку, прижимается ближе, как маленький напуганный ребёнок. Майлз обнимает его покрепче одной рукой, другой ласково вытирая ему слёзы. Но проходит ещё немало времени, прежде чем Питер действительно начинает успокаиваться. Сбитое поверхностное дыхание постепенно становится глубже, замедляется пульс, перестают дрожать губы. — Вот так, — Майлз ласково гладит его по волосам, как взрослый. — Всё хорошо. Ты в безопасности. Хочешь кофе? — он дожидается короткого отрывистого кивка и улыбается. Конечно, кофе. Что же ещё, даже если посреди ночи. Но ему правда стоит выпить что-нибудь горячее. — Пойдём. Не сопротивляясь, Питер позволяет увлечь себя на кухню, усадить за стол. Майлз один раз пробует выпутать руку из его хватки, но это совершенно бессмысленно, и он не пытается настаивать. Чтобы сварить кофе, вполне хватит одной руки. А если нацепить веб-шутер, то ещё и не надо будет никуда тянуться и вставать, главное только, ничего не уронить, не рассыпать и не расплескать. После кофе Питер начинает выглядеть чуть-чуть живее. Отпускает его руку — не отдёргивается в ужасе, а просто аккуратно отпускает — и виновато улыбается. — Прости. Тебе нужно было отдыхать, а не… вот это. — Прекрати извиняться, — Майлз запрыгивает на стол — так удобнее смотреть ему в глаза. — Это скорее я виноват, напугал тебя. — Ты здесь не при чём. — Я надеюсь, это не значит, что я слепо-глухой идиот и не замечаю, что так у тебя проходит каждая ночь. — Не каждая, — прикрыв глаза, Питер упирается лбом в его колени. Помедлив, Майлз начинает перебирать его волосы и слышит, как постепенно замедляется всё ещё частящий пульс. — Но было? — Здесь — нет, — Питер горячо выдыхает ему в колени, отодвигается чуть дальше от стола, укладываясь удобнее. — Там, в камере, да, почти каждую ночь. А здесь я слушаю твоё дыхание. Помогает поверить, что всё закончилось. — А сегодня я ушёл и лишил тебя этого. И ты ещё говоришь, что я не виноват. Пит, ну какого чёрта? Почему ты не сказал? — Думал, прошло, столько ночей — и никаких проблем… — Потому что ты почти не спишь, а не потому что прошло. Питер, ты когда-нибудь научишься думать о себе? — Не уверен, — Питер осторожно проводит ладонью по его перевязанной ноге. — Как ты себя чувствуешь? — Вот. Вот о чём я и говорю, — Майлз встряхивает ногой. — Со мной всё в порядке. Давай лучше поговорим о тебе. Хочешь мне что-то рассказать? — Я мало что помню. — Врёшь. — Вру, — печально соглашается Питер. — Но не так уж сильно, на самом деле. Я думаю, что большую часть из… сколько там, пяти дней?.. моя память всё-таки милосердно стёрла. Но у меня достаточно буйное воображение, чтобы отсутствие воспоминаний не спасло от кошмаров. — Объясни мне, наконец, как тебе вообще в голову пришло собой торговать? — А что оставалось делать? — на мгновение привстав, Питер разводит руками и снова укладывается на его колени. Кажется, ему правда так спокойнее. — Просто смотреть, как мучают ни в чём не повинных людей? Я кучу вариантов перебрал, и все вели к человеческим жертвам. Всех безопасно вытащить не получалось, не с острова. А потом подумал — Человек-паук же в любом случае будет ценнее простых охранников, и если… Если моя жизнь спасёт несколько других, значит, всё не зря. — А если бы тебя… ну, обманули? Просто убили бы, но никого не отпустили? — ему не хочется даже думать об этом, продирает неприятным холодом, но — по факту, жертвуя собой, Питер реально полагался только на наличие благородства и умения держать слово у отъявленных мерзавцев. — Была такая вероятность, — Питер звучит почти безразлично. — Но я хотя бы попытался что-то сделать. И потом, не то чтобы мне было, что терять. Я оставил город в хороших руках. — Как же мне иногда хочется тебя ударить… — Думаешь, поможет? — он слабо усмехается. — Нет, но мне бы, может быть, стало легче. Хотя, — Майлз мотает головой, горько улыбаясь. — Мы же оба знаем, что я никогда тебя не трону. Только всё никак не могу перестать думать о том, как близко мы были к тому, чтобы тебя потерять. — Хочешь, посчитаем, сколько раз за десять лет случалось это «близко»? — Собьёмся ещё на первой сотне, знаю. Просто… Пит, я ведь сын полицейского. Знаю, каково это, каждый день уходить на службу, не зная, что случится и вернёшься ли вообще. Но ещё я знаю, что отец всегда, каждый день, старался вернуться к нам, а тебя как будто вообще на этом свете ничего не держит! Я не хочу быть твоей заменой, пойми, я хочу быть рядом с тобой. И хочу, чтобы ты научился просить о помощи, если нужно. — Тебе станет легче, если я скажу, что в первые же сутки пожалел о том, что не позвонил? — чуть приподнявшись, Питер устраивает подбородок на скрещённых на его коленях ладонях, смотрит снизу вверх так внимательно, словно решает в уме какую-то очень сложную задачу. — Конечно, нет, — Майлз протягивает ладонь к его плечу и замирает, не зная, стоит ли касаться. — Мне не становится легче, когда думаю о том, насколько тебе было больно. Мне бы хотелось хоть что-то исправить, но… Я не знаю, что могу сделать. — Поцелуй меня. Майлз вздрагивает всем телом, аккуратно убирает руки на стол, вглядываясь в его глаза, но Питер, кажется, совершенно серьёзен. — Ты уверен, что это хорошая идея? — Да, — Питер кивает, чуть улыбаясь, хотя во взгляде и мелькает тщательно подавляемая паника. — Я ведь правда не против, просто это было слишком внезапно. Я уже говорил, я боюсь не тебя, а… беспомощности, наверное. Того, что не смогу ничего сделать, я ведь тоже не способен поднять на тебя руку. Слишком привык полагаться на чутьё, а с тобой оно вообще не работает. Ты для меня всегда внезапен, — он улыбается явственнее. — И я понимаю, что ты не причинишь мне вреда, только внезапность равно опасность, и если раньше получалось как-то это всё разграничивать, то теперь моё подсознание работает против меня. — Я понял, — кивнув, Майлз чуть тянет его к себе и сам наклоняется ближе. — Точно уверен, что я не сделаю хуже? — В этом — точно. — Ладно, — Майлз кивает снова и целует на этот раз аккуратно, тщательно отслеживая реакцию. Питер цепляется за его плечо, но теперь не пытается оттолкнуть, не сопротивляется. Правда, и не отзывается тоже, просто позволяет, но расслабленные, не застывшие, мышцы всё же знак, что ему хотя бы не неприятно. И всё равно, что-то не так. — Ну как ощущения? — Как будто что-то не то, да? — Питер отстраняется, снова укладываясь на его колени. — Прости. Я знаю, что ты ждёшь не этого. — Да ты прекратишь извиняться за то, в чём не виноват, или нет? — Майлз почти рычит, чувствуя, как его снова срывает, но ему так до дрожи хочется вытряхнуть Питера из-за этой вежливой маски, что это желание вновь берёт верх над здравым смыслом и осторожностью. Майлз дёргает его к себе, наверное, слишком резко, что сам теряет равновесие, целует жёстче, смелее, так, как, наверное, целовал бы, не случись весь этот… бардак. А потом спина ударяется о твёрдую столешницу, затылок — обо что-то помягче, а где-то рядом звучит грохот опрокинутого стула. Остановившись, Майлз прикрывает глаза и чуть ёрзает, убеждаясь, что не показалось — и Питер, падая сам, успел подставить ладонь и не позволить ему треснуться своей бедовой головушкой о стол. Ну вот как можно быть… таким? Открывать глаза немного страшно. Страшно убедиться в том, что опять всё испортил, что только-только наметившийся прогресс сам же и сломал. Страшно снова увидеть ледяной ужас в глазах того, кого пообещал защитить, и знать, что сам стал его причиной. Импульсивный идиот, вот точно. По виску и щеке сверху вниз ласково скользят тёплые, не дрожащие, пальцы, коротко, почти невинно, касаются губ. — Майлз? Ты там живой? Он прислушивается к голосу. Тёплый, чуть встревоженный, но ни паники, ни затаённых слёз. Майлз рискует приоткрыть глаза. — Отлично, а то я уже начал волноваться, — Питер помогает ему сесть обратно, ставит на место стул и снова растекается по его коленям. И выглядит так, словно… ну, всё нормально? Подставляется под его руки и снова тихонько урчит. И на мгновение ухмыляется как прежде. — Вот так было значительно лучше. — Пит, что изменилось? Разве сейчас не было внезапно? — Ну, я же сам попросил, — Питер легкомысленно пожимает плечами. А потом тянется ближе и крепко обнимает, мягко улыбаясь. — Внезапно, да. Но я уже говорил, с тобой я не чувствую опасности. — Пит. В чём отличие? — это явно не вся правда, и до неё надо докопаться. Не позволить ему снова скрыться за маской. — Давай, мне надо знать. — В прошлый раз я не был уверен, что этим и ограничится, — он тяжело вздыхает и отводит взгляд. — Прости, я знаю, как это звучит, я просто… — Тихо, — Майлз прижимает пальцы к его губам, прерывая сбивчивые оправдания. — Я понимаю, что тебе страшно. И я понимаю, что только мои слова ничего не исправят. Всё хорошо. Мы никуда не торопимся. — Эй, а ты точно с этой планеты? — Нам надо серьёзно пересмотреть круг твоего общения, раз нормальное человеческое отношение тебе кажется инопланетным, — Майлз качает головой и подавляет зевок. — Пойдём спать. Нам с тобой обоим стоит хорошо отдохнуть. В комнате Майлз не даёт ему по привычке уйти к дивану, настойчиво тащит за собой. Даже при умении засыпать где угодно и в любом положении, нормальная кровать однозначно лучше, и для двоих в ней более чем достаточно места. — Похоже, теперь моя очередь задавать этот вопрос. Ты уверен, что это хорошая идея? — Уверен, — усадив рядом, Майлз тщательнейшим образом укутывает его в одеяло, не оставляя открытых участков кожи. Подавляет желание укутать вообще с головой — но у них тут серьёзный разговор и не время дурачиться. — Я предлагаю просто спать. И даже не прикоснусь к тебе, если ты не хочешь. Но и кошмары не подпущу. — А знаешь… Мы могли бы попробовать. — Нет, — Майлз едва сам не шарахается подальше. — Нет-нет, вот для этого точно слишком рано. Мы только с поцелуями разобрались, что-то большее слишком рискованно. Я не хочу экспериментировать на тебе. — Другого времени для экспериментов может не представиться. Я не рискну при Рио совращать её сына, тем более когда меня уже приняли в семью. — Кто тут ещё кого совращать должен… И вообще, можем съехать. Парой домов выше по улице сдаётся неплохая квартира. Фелиция оставила на твою реабилитацию внушительную сумму, на пару месяцев хватит, потом что-нибудь придумаем. — Так она мне не приснилась? — Так ты всё же её заметил, — Майлз берёт его за руку, переплетая пальцы. — Она нам очень помогла. И, думаю, она не будет против, если мы воспользуемся её финансами так. — Подумаем об этом утром, — Питер кивает, и можно быть уверенным, что он про это не забудет. — Так всё же? — Пит, — решившись, Майлз аккуратно подцепляет двумя пальцами его подбородок, поднимая голову. — Посмотри мне в глаза и скажи, что хочешь меня хотя бы немного. Тебе не нужно никому и ничего доказывать. А я тем более ничего не жду прямо сейчас, честно. — А если в качестве терапии? — Разве что, — Майлз качает головой. Ему это всё-таки не кажется хорошей идеей, особенно сейчас, но и отказывать не хочется, иначе Питер просто примет это на свой счёт и снова закроется. — Только давай договоримся на берегу. Мы разговариваем. И раз это терапия, то хорошо должно быть тебе. И делать мы будем то, что нравится и хочется тебе. И, соответственно, не делать того, что не нравится или не хочется. Поэтому если что-то не так, не там, не туда — ты мне об этом скажешь, хорошо? Я хочу, чтобы ты был эгоистом и думал только о себе. — Это неправильно… — Плевать на «правильное». Я ни к чему тебя не принуждаю, помнишь? Не надо терпеть, если не хочется. То, что ты меня вообще к себе подпустил, уже сбывшаяся мечта. И, Питер, — Майлз аккуратно берёт его лицо в ладони, дожидается взгляда в глаза и очень серьёзно произносит: — Клянусь, я остановлюсь в любой момент. В абсолютно любой. Тебе достаточно будет просто сказать. Так… Ты хочешь, чтобы мы остановились прямо сейчас? — Нет, — Питер медленно качает головой и кладёт чуть дрожащие ладони ему на плечи. — Просто… Не торопись, ладно? — Конечно, — подавшись вперёд, Майлз осторожно накрывает его губы своими. На самом деле — и этого он, Питеру, само собой, не скажет, по крайней мере, сейчас — ситуация капец как осложнена тем, что он вообще понятия не имеет, что именно может ему нравиться и не нравиться, а метод проб и ошибок невероятно опасен в их ситуации. Ясно только одно — никакой грубости. Только ласка. Не разрывая поцелуй, он зарывается пальцами в густые каштановые пряди, ласково почёсывая так, как запомнил, доводя Питера до стона и полуприкрытых в удовольствии глаз. Спускается короткими поцелуями по линии челюсти к горлу, но касаться не рискует. Почти наверняка его пытались душить, не стоит напоминать. — Пит? Всё хорошо? Мы можем идти дальше? — Да, — он коротко кивает. Позволяет стащить с себя футболку, откидывается назад. Всё ещё так безумно напряжён, что Майлзу за него больно. — Я не причиню тебе вреда. — Я знаю, я просто… — Питер глухо рычит сквозь стиснутые зубы. — Можешь просто не обращать внимание? — Мы здесь именно для того, чтобы обращать внимание на тебя и твои потребности, — Майлз мягко гладит его по плечам. — Если закроешь глаза, будет лучше? — Не думаю. Я хочу видеть тебя. — Не бойся. Я буду осторожным. У него слишком много шрамов. Майлз осторожно касается лишь тех, что выглядят старыми — они достаточно часто помогали друг другу с последствиями стычек со злодеями, чтобы запомнить расположение основных — гладит и целует, добиваясь того, чтобы Питер расслабился хоть немного. Он не ждёт ничего в ответ, поэтому, когда Питер вдруг подаётся ближе и целует его сам — это практически грёбаный катарсис. Тяжело дыша, Майлз упирается лбом в его лоб, стараясь взять себя в руки. Он не имеет права поддаваться страсти. Нужно оставаться терпеливым и осторожным. Целоваться, когда партнёр не просто позволяет что-то с собой делать, а активно участвует в процессе — совершенно иные ощущения. Когда, наконец, начинает поддаваться его прикосновениям. Когда касается сам — несмело, будто проверяя границы, и скорее собственные. Майлз уверен: в других обстоятельствах, если бы не случилось этой трагедии, их близость была бы совсем иной. — Хочешь сам или?.. — Или, — Питер кивает. — Доверюсь тебе. — Точно? Я могу? — Майлз кладёт ладони ему на бёдра, внимательно отслеживая реакцию. Учащённое сердцебиение, лёгкая дрожь во вцепившихся в его плечи пальцах, чуть более сильное, чем нужно бы, напряжение в мышцах. Но пока его не останавливают, можно, наверное, рискнуть. Майлз стаскивает с него джинсы, быстро раздевается сам, прижимается кожей к коже, ловит тщательно загнанную внутрь чужую дрожь. — Пит? — Всё нормально, — он судорожно выдыхает. — Дай мне привыкнуть. — Конечно, — Майлз ложится рядом с ним, продолжая медленно гладить по спине, перебирая позвонки. — Мы никуда не спешим, — некоторое время проходит в молчании. Протянув руку, Майлз аккуратно заправляет ему за ухо выбившуюся прядь. — Ты красивый. — А ты — необъективен. — Тебя это настолько не устраивает? — Майлз целует его снова. И снова, до тех пор, пока Питер не начинает тихо постанывать, а ритм его сердцебиения не меняется уже не из-за страха. — Готов пойти дальше? — Питер коротко, решительно кивает. Как в бой идёт. Майлз вздыхает. — Пит, это точно то, чего ты хочешь? — Точно, — Питер выпаливает это так поспешно, словно боится передумать. Возможно, они и правда слишком это затянули. — Хорошо, — он кивает. Достаёт из тумбочки смазку. — Постарайся расслабиться. Питер кивает, на мгновение прикрывая глаза. Кажется таким уязвимым, что Майлз чуть было не решает бросить всё прямо сейчас. Но… В терапии надо идти до конца. Он согревает холодный гель в ладони и ласково целует, надеясь отвлечь. Касается как может осторожно. Питер отшатывается с протестующим криком, вырываясь из его рук, и отползает подальше. Майлз коротко выдыхает. Это именно то, чего он ожидал, но всё равно, видеть его таким, забившимся в угол и дрожащим, — невыносимо. Он тратит ещё несколько мгновений, чтобы вытереть руки, и медленно придвигается ближе. — Питер… Пит, всё хорошо. Ты в безопасности. Видишь, я больше тебя не касаюсь. Всё хорошо, — он дожидается, пока сбитое дыхание Питера приходит к границе нормы, аккуратно, стараясь не коснуться кожи, набрасывает ему на плечи одеяло. — Хочешь воды? — берёт с тумбочки бутылку и помогает ему напиться. — Прости… — Питер безнадёжно вздыхает, качая головой. — Я правда думал, что что-то получится. — Не смей извиняться. Ты ни в чём не виноват. Я знал, что с первого раза ничего не выйдет. Слишком сильный триггер, чтобы так запросто его переломить. Тем более, что… Ты и правда слишком торопишься. Сначала дай себе привыкнуть к тому, что я могу быть настолько рядом. Зато посмотри, как далеко нам удалось зайти. Я, признаться, думал, что срубимся ещё на раздевании. Ну, пойдёшь ко мне? — он приглашающе разводит руки. — Я оденусь? — Да. Конечно, — Майлз отворачивается и сам тоже натягивает домашние штаны. Дожидается окончания шороха одежды за спиной, разворачивается и бережно обнимает приткнувшегося ближе Питера. Тот вздрагивает всем телом, но сам прижимается ближе. — У нас всё хорошо. — Ты заслуживаешь лучшего. По крайней мере, чтобы тебя не бросали так. — Ну знаешь, когда ты так дрожишь, надёжно падает всё, что до этого стояло, — Майлз тихонько посмеивается. — Я не урод какой-нибудь, меня совершенно не возбуждает то, что тебе страшно. И вообще, в отношениях главное не секс. — Знаешь, для твоего возраста у тебя подозрительно рассудительная позиция по этому вопросу. А как насчёт игры в полицейского и преступника? — Концепция ролевых игр состоит в том, что это именно игры. А тебе страшно по-настоящему. И мы будем ждать и пробовать, пока не получится, или закроем этот вопрос вообще. Но мучить тебя я не стану. — Я тебя не заслуживаю, — Питер вздыхает, удобнее устраивая голову на его плече. — Ты мог бы найти себе кого-то нормального. — Зачем мне кто-то, когда люблю я тебя? Питер издаёт невнятный звук. Тёплые пальцы, только что лениво бродившие по его коже, начинают мелко дрожать. Не совсем та реакция, на которую он рассчитывал, и это немного пугает. А со всеми непонятностями лучше разбираться сразу. Майлз приподнимается, поворачиваясь к нему, и натыкается на абсолютно шокированный взгляд. — Только не говори мне сейчас, что тебе никто этого прежде не говорил. — Знаешь… Вполне может быть, что и никто. Чаще даже прямо противоположное. — Как ты вообще умудрился вляпаться в такое количество отношений и ни разу этого не услышать? — у него, правда, накопилось очень много вопросов к этим странным женщинам. Но вот этот точно претендует на звание первостепенного. То, что у Питера есть определённые проблемы с самооценкой, это давно известный факт, но вот кто посмел довести его до мысли, что он не заслуживает любви? Питер молча пожимает плечами и прижимается ближе. Кажется, у него тоже нет ответа. Покачав головой, Майлз аккуратно поправляет одеяло. Питер устраивает голову на его плече, выдыхает почти спокойно. — Ты уверен, что это нормально? — Я уверен, что точно тебя ударю, если не прекратишь вот это, — Майлз сам не уверен, сколько процентов шутки в том, что он говорит. — Я совершенно уверен в том, что это нормально — беречь того, кого любишь. И что у нас ещё всё будет, просто не сразу. Так тоже бывает, и это тоже нормально. У нас всё будет хорошо, Пит. Ты хороший человек, и этого ничто не изменит. А у хороших людей обязательно всё бывает хорошо. — Хорошая сказка, — Питер тихо, сонно усмехается. — Я, к сожалению, знаю, что понятия «хорошо» мне судьбой не отсыпано, но… Сейчас я хочу тебе верить. — Верь, — Майлз крепко сжимает его ладонь. — Моего «хорошо» хватит нам обоим.