Штурмуя небеса

— Я дома! — Майлз закрывает за собой дверь, приваливается к ней спиной и устало выдыхает. Такое лучше бы прогулять, честное слово. Кто бы ещё дал, ага. Ганке — друг, называется! — в последние дни шутит, что он как будто женился. Ни одного прогула, домашка постоянно выполнена. Он, вообще-то, собирался найти подработку, но Питер смог его убедить, что нормально доучиться, не жертвуя сном окончательно, сейчас важнее. Не то чтобы ему нравилось сидеть у кого-то на шее, но пока были деньги и более актуальная проблема сильно протестовать, наверное, не стоило. — Я на кухне, иди сюда. Майлз скидывает рюкзак с учебниками у двери — потом кто-нибудь обязательно об него споткнётся, но сейчас так лень делать всё по правилам и убирать по местам — и тащится на кухню, огибая беспорядок, при виде которого маму и миссис Джилсон хватил бы удар. — А если бы это был не я? — он замирает в проходе и качает головой. — Спрыгнуть — дело пары секунд. Убрать следы — ещё нескольких. Питер висит вниз головой посреди кухни, деля внимание между веб-шутером в руках, вздумавшим закоротить вчера, и побулькивающей на плите кастрюлькой. У них нет обеденного стола — потому что нет столовой, а на крошечную кухню его не впихнёшь — и кухонная тумба засыпана вперемешку посудой, пакетиками специй и рабочими инструментами. Факт: пусть и прошло всего несколько дней, но привычный к переездам Питер освоился на новой территории гораздо быстрее него. Стал заметно спокойнее, увереннее, но, вместе с тем, намного сдержаннее и осторожнее. В целом, правила остались те же — не подходить со спины, не касаться без предупреждения, стараться сдерживать внезапные порывы. Но в мелочах — нельзя не отметить, здесь ему правда лучше. Знал бы сразу, что всё обернётся так — давно бы переехали. Майлз аккуратно огибает его — душит порыв сказать быть осторожнее, к чёрту, невооружённым взглядом видно почти полностью восстановленную физическую форму (не обратить внимание практически невозможно, и душить приходится не только этот порыв) — придирчиво выбирает ложку почище. Варево в кастрюльке в равной степени похоже на классическое рагу и вдохновенный авторский рецепт. — Кинь мне отвёртку поменьше. Что там по специям? — Идеально, — Майлз выуживает отвёртку из-под перевёрнутой тарелки, перебрасывает ему, не сходя с места, и Питер легко ловит её одной рукой, не отвлекаясь от ремонта. — Почему все твои знакомые уверены, что тебя нельзя подпускать к кухне? Ты же отлично готовишь! — Не всегда и не всё, огонь там потуши, раз рядом стоишь, — Питер выдувает что-то из механизма, ставит на место верхнюю панель. — Будем надеяться, что это была единичная забастовка, и его не пора менять, — он мягко спрыгивает на пол, откладывает инструменты и сам веб-шутер подальше. — Но обычно проблема в том, что у меня совершенно не было времени побыть приличной домохозяйкой. Увлечься и забыть, что на плите что-то есть, было в порядке вещей. Думаю, тот пожар ЭмДжей мне никогда не простит… — через мгновение он встряхивается, снова улыбаясь. — Как дела в колледже? — Не спрашивай… Я завалил химию. — «Завалил» это сколько? D? — Питер тянет его к себе, обнимает аккуратно. — В-. — И с каких пор это называется «завалил»? — Говорит человек, получавший не ниже А+, — Майлз ворчит. Факультативная литература у него вообще плавает в районе С, но за химию стыдно особенно. — Я просто выпендривался. Зато ты тригонометрию щёлкаешь, как орешки, а мне даётся только сугубо прикладная её часть, да и та не то чтобы по формулам, скорее из опыта набитых шишек. — Пойду утоплюсь. — Давай только недолго, я вообще-то тоже есть хочу, — Питер, этот жестокий человек, разжимает объятия, подталкивая его в сторону ванной. Возвращается он в уже относительно прибранную кухню. Получает свою порцию обеда-ужина — он сегодня сильно задержался, и время неуклонно клонится к закату — и, подумав, тащит Питера на крышу. Отсюда открывается неплохой вид на мост, давно отремонтированный. Питер быстро расправляется с едой и укладывается на его колени. Они сидят на самом краю, и это не так уж безопасно, поэтому Майлз аккуратно его придерживает, стараясь не обидеть и не напугать, но Питер только довольно прикрывает глаза. — Как с поисками работы? — Пока не очень, но зато я разобрал кладовку, там полно места, — Питер пожимает плечами. — Я всегда могу вернуться в «Бьюгл» и оставить остальные свои навыки для личного пользования. — Уверен, что это хорошая идея? Ведь Мэри-Джейн… — Тоже там работает, да, я помню. Но она там не единственный журналист, я вполне могу с ней вовсе не встречаться. И вообще не собираюсь от неё прятаться. — Извини. — Всё в порядке, — он качает головой. — Может, ещё повезёт с чем-то более… обычным. — Тебе не обязательно торопиться, если ты не уверен, — Майлз аккуратно сжимает его пальцы. — Нужно разобраться с этим в ближайшее время, а не тянуть до последнего. Возвращаться домой и обнаруживать, что тебя выселили и ночевать немного негде — так себе ощущение, поверь мне на слово. — Нам есть, куда вернуться. — Как бы я ни был благодарен Рио, это просто невежливо. Со своими проблемами надо справляться самостоятельно. — Сходим прогуляемся завтра? — немного невпопад предлагает Майлз, чтобы не ляпнуть про одну проблему, с которой он уже попытался справиться самостоятельно и что из этого вышло. Он всё-таки сторонник подхода, что глупо тащить всё на себе, если есть те, кто готовы и могут помочь. Что, конечно, не отменяет того факта, что родных нужно беречь. В злодейское логово он бы друга никогда не потащил. — Чем тебе здесь не прогулка? Свежий воздух, тихо, никто не дёргает. — Пит, ты сейчас как раз пытаешься спрятаться, — Майлз сжимает его пальцы крепче. — Обещаю, я буду рядом. Тебя никто не тронет. Но это не закончится, пока ты не начнёшь выбираться из дома дальше соседней улицы. — Тебе просто не нравится самому ходить по магазинам, да? — нарочито печальным тоном интересуется Питер. А потом вздыхает. — Я знаю, что ты прав, но… — Я понимаю, — Майлз наклоняется и аккуратно целует его. — И буду рядом. * * * Ему снова снится ратуша. Чёрно-белый взрыв, оглушающий, выбивающий дыхание, оставляющий звон в ушах и сметающую всё панику. Отец. Был. В эпицентре. Вместо цельной картинки — какие-то осколки. Падающий вниз обгоревший баннер, накрывающий неподвижные тела на ступенях ратуши. Мамины пальцы, сомкнувшиеся на запястье, её встревоженное лицо, шевелящиеся губы — он не разбирает слов. Рядом с ним тащат ещё одного парня, он слышит женский голос, в нём звучит такая же паника, какая захлёстывает его самого. Теперь он этот голос узнаёт… — …Майлз! — его встряхивают за плечи с силой, но удивительно бережно. Так может ровно один человек. Майлз распахивает глаза и, не думая, кидается к тёмному силуэту, сидящему на краю кровати, вжимается, цепляется за него, дрожа всем телом. Не анализируя, не вспоминая, что может напугать резким движением. Ему самому слишком страшно сейчас. Сильные уверенные ладони ложатся ему на лопатки, притягивают ближе, медленно успокаивающе поглаживают по спине. Майлз жмётся ещё ближе, вслушивается в мерно стучащее под ухом сердце, пытается взять эмоции под контроль, едва ли замечая, что по щекам катятся слёзы. Было два взрыва. Два. — Тише. Это только сон, страшный сон. Это уже прошлое. Не бойся. Я с тобой, я держу тебя. Он медленно кивает. Быстрый встревоженный шёпот Питера помогает успокоиться. Разграничить сон и реальность. Это прошлое. С которым он почти свыкся. Почти научился жить. Почему именно сейчас? — Кофе? Майлз снова молча кивает и находит в себе силы улыбнуться. Поразительно, насколько они всё-таки похожи. Или это просто отражение другого воспоминания, более… стабильного, должно быть. Вопреки ожиданиям, Питер не тащит его на кухню — просто ненадолго исчезает сам, возвращается уже с двумя дымящимися кружками и пакетом печенья, которое Майлз вчера вечером не иначе как по ошибке прихватил в магазине. Садится рядом, откидываясь спиной на стену и вытягивая ноги, и приглашающе похлопывает по своему плечу. — Ты был там, — Майлз неверяще качает головой, не понимая, как не сообразил этого раньше. — Возле ратуши. В тот день, когда погиб мой отец. — Был, — Питер склоняет голову и стискивает пальцы на своей кружке так, что ещё немного — и та треснет. — И если бы я только раньше понял, что происходит, твой отец сейчас был бы жив. — Нет! Не смей обвинять себя, слышишь? — Майлз придвигается ближе и обнимает его как может крепко. Он же вовсе не в этом смысле! — Ты не виноват, не больше, чем кто угодно ещё. В гибели моего отца виноват только Мартин Ли и его чёртовы смертники. — Он мне жизнь спас, — Питер качает головой, явно не убеждённый. — А я… — Ты тоже едва не погиб там. Было два взрыва, теперь я помню. Второй достался тебе, верно? Поэтому Человек-паук не смог прийти никому на помощь в тот день. Потому что помощь требовалась ему. — Было слишком близко, да… Пара минут клинической смерти, возможно. ЭмДжей каким-то чудом уговорила медиков не тащить меня в больницу, хотя была в такой панике, что до сих пор не понимаю, как ей это удалось. — Я мог потерять в один день не только отца, но ещё и тебя, — Майлз качает головой, подаваясь под его руки, медленно прихлёбывая кофе. Паника понемногу начинает отступать, наконец позволяет дышать. Чуть-чуть. — Мы даже не были знакомы. — А я тебе ещё и нахамил ни за что, — за себя тогдашнего стыдно, пусть первое время после трагедии он действительно был не в себе, едва ли чётко осознавал происходящее, но первая встреча с Питером — на похоронах — почему-то врезалась в память. — Иронично, что из всех присутствовавших там, именно твоё сочувствие и не было формальностью, ты ведь правда знаешь, каково мне было, лучше, чем кто-либо. — Я не обижен, — Питер аккуратно убирает опустевшие кружки куда-то на пол, продолжая медленно гладить его по спине. — Может, мне тогда надо было, чтобы мне нахамили. Хорошо подстёгивает к действию. Хотя я всё ещё не могу себя простить, что перевернул твою жизнь с ног на голову. — А мне нравится моя «перевёрнутая» жизнь, — Майлз пожимает плечами. — Пит, всё хорошо, правда. Тебе не за что себя винить. Это всё мои выборы. Я мог бы отказаться, но ты и Мэй, и мой отец — вы научили меня не сдаваться, и поэтому я здесь. — Навестим их? — Да, надо бы, — он рассеянно кивает. — Я сам там давно не был. И вообще, — он чуть приподнимается и дожидается, пока Питер посмотрит на него. — Не забывай, что я люблю тебя. И это как минимум означает, что я готов прощать тебе очень многое. Переворот моей жизни определённо входит в эту категорию. — Я тебя… — Услышу ещё раз про «не достоин» или «не заслужил» — укушу. Сильно. — Вообще-то, там было про «Я тебя тоже люблю», но если тебе не надо… — Питер улыбается так, что к нему тянет, словно магнитом. — Надо, — Майлз тянется выше, цепляясь за его плечо, но прежде чем прикоснуться к губам, серьёзно заглядывает в глаза. — Я не настаиваю и тем более не домогаюсь. Не захочешь — просто останови меня. — Всё в порядке, — Питер мягко улыбается, смыкая ладони на его пояснице, поддаётся его действиям. Майлз целует жадно, почти грубо, пытаясь выгнать из разума застрявшую там из-за кошмара мысль о том, что всего этого могло не быть. Его могло здесь не быть. Одна ошибка, пара лишних дюймов, пара впустую потраченных секунд — и всё. Запускает руки под чужую футболку, оглаживает покрывшуюся мурашками кожу, хорошо ощутимые шрамы. Пытается не думать о том, сколькие из них могли оказаться фатальными. — Как же я хочу тебя сейчас… — Можно, — Питер на мгновение прикрывает глаза. — Нельзя, — Майлз прижимается лбом к его лбу, пытаясь отдышаться и успокоиться. — Ты не хочешь, просто позволяешь, это не то. Да и я тоже, — подумав, честно признаёт он. — Скорее, пытаюсь отвлечься, боюсь снова уснуть. Если мне приснится ещё и Фина, будет полное комбо. — Сразу после кофе это обычно затруднительно, — пальцы Питера мягкой успокаивающей лаской скользят по плечам. — Я здесь, Майлз. Тебе ничего не угрожает. — Просто не понимаю, почему сейчас, — покачав головой, Майлз снова сползает на его плечо. — Всё же было хорошо. — Новое место, полагаю. Всё-таки, где-то глубоко внутри нас всегда сидят примитивные животные инстинкты, реагирующие на чужие запахи или чуть иной химический состав воздуха, которые расцениваются как потенциальная опасность. — Нелогично, — Майлз встряхивает головой, безуспешно пытаясь не улыбаться. Питер всё-таки неисправимый ботаник, и вернувшаяся способность много болтать в любой неподходящей ситуации — лучшее свидетельство его восстановления. — Тогда кошмары начались бы ещё в первую ночь. — Вероятно, в первую ночь мы куда больше были озабочены тем, чтобы вся эта конструкция не рухнула. В новой квартире были совершенно шикарные большие окна, с которыми не грозила опасность не вписаться в проём и свезти себе что-нибудь об раму. Зато нормальной кровати не оказалось, только две узкие древние софы по разным углам комнаты, которые Питер в первый же вечер решительно сдвинул вместе. У одной из них удачно не хватало спинки и — неудачно — одной из ножек, заменённой стопкой журналов, да и высота немного различалась, так что вечер они провели за вариацией бытового тетриса, обустраивая удобное «гнездо» при помощи обнаруженных в кладовке дополнительных старых журналов и парочки лишних одеял. Майлз уже не помнит, настолько ли беспокоился не рухнуть на пол, чтобы отвлечься от возможных кошмаров. Тем более что настоящий тест-драйв кровати Франкенштейна провести ещё предстоит. Когда-нибудь. — Вот что, — он решительно выбирается из слишком уютных объятий, не вполне уверенный, что кофе поможет, а ему реально нужен перерыв. — Ты же меня поднять можешь, если что? — Конечно, — Питер кивает, чуть удивлённый. — Отлично, — Майлз добирается до стратегической кучи одежды и швыряет в него курткой. — Одевайся. Мы возвращаемся на крышу.