История без сна

— Мама, а правда, что в лесу обитает злой тигр? — Хм? Что ты, малышка, это всего лишь глупости. Сказки, враки. Съешь клёцку. — Но мама, мама! Дедушка говорит, что тигр есть. Он его видел! — А бабушка говорит, что история была не такой. Не верь в эти истории. Иди погуляй. И клёцку съесть не забудь. Люси прекрасно играла ребёнка, это определённо была её роль. Спектакль «Искренность поэта», основной сюжет которого был подчерпан из произведения неизвестного автора, впервые играется среди большого количества людей, а не круга ценителей актёрского мастертсва. Руководство труппы возлагало большие надежды на это представление, ведь история действительно была интересной. И могла принести деньги. — Бабуля, а ты слышала про тигра-людоеда? Большой, белый, а ещё говорят, что его видели неподалёку! — Кто тебе такое сказал, Аяко? Выдумки про злость. Настоящая история полна печали. — А что там, что там? «Ли Чен вовсе не был преисполнен гордыни, как про него ходила молва. Это был робкий малый, без высокого чина и богатств. Жил он лишь тем, что придумывал притчи и помогал в деревне. Бедность, смущение и неловкость — Ли Чен был скромным. Как он пропал никто не понял, но по слухам он сбежал…» Озаки Коё, загримированная под седую женщину, играла бесподобно. И было бы странно, будь иначе — она руководительница театра, и очень повезло, что такая личность дала согласие на участие. «…И вот, спустя год после исчезновения парня стали говаривать, что в окрестностях видели белого тигра с окровавленной шерстью. Селяне боялись выходить на улицу, поэтому деревня быстро обеднела из-за безделья жителей. В то время проезжал человек богатый, но не знатного рода — то ли купец, то ли ростовщик, но аристократом не был…» В роль вошёл один из талантов — Дазай Осаму. Расправленные плечи, чуть плетущаяся походка — устал с дороги как-никак — и прекрасная игра. Сразу было ясно, почему всё-таки выбрали именно его. «…Как оказалось, звали его Юан Цань. Господин был молодой, но глядел гордо. Приехал в деревню под вечер, поэтому ему предложили остаться до утра, но Юан Цань отказался и даже не стал слушать про байки о тигре. — Знаете ли вы парня молодого, Ли Чен зовётся? — А как его не знать! Год назад пропал. Хороший был малый. Молодой господин, как его не старались переубедить, пошёл дальше…» Дазай действительно выглядел на ту эпоху — костюмеры постарались на славу. Хотя, скорее всего, дело не в одежде. За все репетиции шатен врос в эту роль, не разрываясь с ней — он отдавал всего себя в театральное искусство. Особенно сейчас, когда сюжет написан им. «…И вот, поздняя ночь, луна зависла над макушками деревьев, когда на дороге перед Юан Цанем показался тигр. Был он вовсе не огромен: тощий, выпадающая шерсть и взгляд его был слишком осознанным для животного. Зверь прыгнул в кусты и, казалось, был таков, но послышался голос. — Юан Цань? Это ты? — Ли Чен? Я наконец тебя нашёл. Когда Юан Цань убрал в сторону ветки, то увидел своего давнего друга. Он стоял, ссутулившись, и смотрел на пришедшего испуганно. Они обнялись…» Удивительнейшим образом из запасных на роль взяли Накаджиму Ацуши. Парень, может, и был талантлив, но до жути не уверен в себе, что наверняка мешало ему не только на сцене. Многие удивились, когда увидели всего две главных роли, да и то у людей, которые между собой точно не сочетались. Но Дазай и Ацуши были друзьями. Они неоднократно обсуждали сюжет, разбирали свои роли. Это было время, преисполненное положительными эмоциями. «… — Мой старый друг! Я так долго тебя искал! Как ты? Почему ты тут? Бандиты ограбили или ещё чего? Не томи же! — О, Юан Цань. Всё гораздо хуже. Я проклят, и проклятие моё нерушимо. Как я? Я тоскую по тебе, по родимым местам. Почему я тут? Мне больше нигде нет места, везде не рады жуткому тигру…» На репетициях Ацуши играл куда хуже, чем в итоге. Возможно, этому способствовал Осаму — лёгкость и непринужденность, с которыми он рассказывал это всё, делали своё дело, и Накаджима расслабляся в паре с Дазаем. «…- Но будь добр, друг, забудь обо мне! Ничего не поменять. Давай же обнимемся на прощание. Юан Цань и Ли Чен обнялись, и из их глаз потекли слёзы горькие. Опечаленные мужчины были в отчаянии, их невозможно было оторвать друг от друга…» На самом деле, об этом мало кто знал, но именно Ацуши написал этот спектакль. Он днём и ночью делал заметки в блокноте, им была перерыта несколько раз библиотека, катастрофический недосып и ещё большее недоедание. Создавалось ощущение, что этот сюжет должен был стать финальным для всего человечества, поэтому Накаджима решил не тратить ни минуты на своё ухудшающееся состояние. Круги окольцовывали зону глаз, что делало из молодого парня иссыхающуюся мумию. «…Так они и усохли. Но говорят, что их души обрели покой…» — Ты прекрасно справился, Ацуши. — Ты так говоришь, потому что… — Ну вообще-то я не один так думаю. Дазай и Накаджима шли домой. Их, как актёров главных ролей, похвалили, мол, сыграли очень правдоподобно, зал поверил и прочее, что не было интересно шатену, но впервые слышал блондин. — Ацуши, я сейчас. Тебе кофе брать не буду, пора восстановить режим. — Горячий шоколад тогда захвати. — Боги, Осаму, ты меня действительно ущипнул за зад на сцене… — Поверь мне на слово: зрители не видели. На счёт труппы я не уверен. — Но.! Дазай мягко примкнул к губам парня, собирая с них вкус шоколада. Поцелуй был прелестным, таких уже давно на их памяти не было: Накаджима вечно на нервах, занят или отсыпается час перерыва. И именно в то время, как все жаловались на отсутствие множества разнообразных ролей, парни пили кофе из автомата на втором этаже, потому что блондин не мог лечь спать, а Осаму боялся оставить парня тет-а-тет со своими мыслями. Вкус горячего шоколада на обкусанных губах навевал воспоминания о том периоде. — Но ты же знаешь, что меня не очень-то жалуют в коллективе. Я не договорил. — Поверь, солнце, в том коллективе, о котором ты беспокоишься, меня тоже не любят. Прорвёмся. В квартире было тепло. И там наконец-то будет спать Ацуши, не изматывая себя этими сценариями. Хотя бы недельку.