Ручной монстр. Нормальный. (II)

когда видишь смерть, многое переосмысливаешь. зная, что этот человек больше не вернётся, особенно когда он твой лучший друг и очень важен для тебя, невольно пропадает желание наблюдать этот мир без него. ком в горле – это психосаматика или опухоль? невроз или всд? следует ли обращать на это внимание, когда переживаний в жизни и так достаточно, и ты уже не знаешь, стоит ли пробовать проглотить что-то? как хорошо, что мама янана была очень наблюдательной женщиной и сразу заметила, что сын не ел около пяти дней. она попробовала поговорить с ним, однако ян только горько плакал, быстро засыпая в её объятиях. от одногруппников парня она узнала, что два его лучших друга погибли: одного сбила машина, а второй самоубился после этого. когда заметила, что яну стало немного легче, она решила спросить, почему же тот ничего не ест, может ли вообще? тот же ответил ей, что даже дышать ему трудно от кома в горле, и он не знает, как глотнуть даже воды. стало ясно, дело серьёзно как никогда. на сухой головке человек протянет от трёх до семи дней, а янан не ел уже пять, так что на следующий же день они вместе пошли в больницу. как бы больно не было матери яна, она подписала согласие на то, чтобы его определили в психиатрическую клинику. психушку? да, туда, а что делать? как быть, когда твой ребёнок умирает на глазах? невроз сковал все его мышцы, организм разлагается изнутри, так что выбора ни у кого не было. в первый же день его таскали по процедурам. с одной на другую, с обследования на обследование. медсёстры выглядели нервозными, казалось, им глубоко поебать на каждого живого человека в этом месте. поебать, что все люди здесь – живые, им может быть больно, и всё такое. то, как сильно держала одна из них янана, и то, как толкала его в палату, словно тот просто безвольная и бесчувственная туша, заставило его горько заплакать, стоило ему сесть на вонючую кровать. – и сегодня ты снился мне тоже... – чей-то тихий и красивый голос привёл его в чувства. соль минор 7. как чист и прекрасен был этот вокал, ян поднял голову с ладоней и посмотрел в тёмный угол комнаты, в который он до этого не смотрел. там была скрученная худая фигура, – вот бы быть на тебя похожей... ля минор 7.. это до мажор. янан подходит к этой фигуре, когда слёзы высохли, и тихонько касается острого плеча. – почему ты сидишь там? – я тогда бы полюбила себя, – продолжал кто-то не поворачиваясь к нему, это си бимоль. вокруг него валялось множество пустых фломастеров и обгрызаных карандашей. за длинной чёрной чёлкой не было видно лица, и ян убрал руку с плеча парня. ну или девушки, понятно не было, – так же сильно как и ты... до минор 7. это великолепно, никогда янан не слышал такого голоса. он завораживает, но вид человека перед ним пугает до мурашек. как в ужастике, ей богу. тот поворачивается, смотря на него так, будто просит чего-то, и в его глазах янан увидел.. чего? на стене! то, что рисовал этот человек... это ян, его лицо. чёткие линии и тени. тот настолько испугался, что волосы, кажется, встали дыбом, а ладони вмиг намокли. мышцы сковало, и тогда некто подал голос тихонько: – сёстры хотят, чтобы я умер.. надо же, насколько знакомо это янану, однако страх не покинул его ни на секунду. тем временем фигура перед ним снова принялась рисовать на стене, что — понятно не было. янан медленно пятился назад к кровати, чтобы что? он не знает. почему не убежать? а кто ему поможет? в усмирительную рубашку не особо хочется, а выпускать домой его никто не станет. вмиг в глазах потемнело от голода и ноги подкосились. он начал падать, и ударился бы об кровать, но сосед быстро поймал его. что ж уж говорить, в психушке такое – обыденная херня, голодные обмороки все тут знают. он укладывает янана на кровать, и тот, часто дыша, спрашивает: – отк.откуда ты.. – вышло несвязно и непонятно, но человек напротив ответил уже более слышимым мужским голосом: – я видел тебя в столовой, ты очень красивый, похож на иностранца, вот и захотелось нарисовать тебя. страх начал потихоньку покидать яна, он уже расслабился на кровати, взялся за больную голову и смог наконец глубоко вздохнуть. следующий их разговор шёл гладко, они рассказали кратко друг другу о себе и своих болячках, представились. у кан хёнгу, так звали этого человека, шизотипичное расстройство личности, перетекающее в шизофрению. янан же ответил, что у него анорексия. хотя на деле он и не знал, что с ним твориться. вот так они познакомились и далее сближались всё лучше. в столовой хёнгу всегда бежал к янану. он любил кушать! надо же, хоть кто-то в этой дыре любит и может нормально кушать! потихоньку, но ян начинал улыбаться. ах, хёнгу, он словно солнышко... о, хёнгу, маленький ураганчик радости. хёнгу-хёнгу, ммм! сто раз можно повторить это имя и каждый раз получить удовольствие, оно тянется на языке. а этот мальчишка, он такой светлый. ему не место тут, в психушке с больными, ему лучше петь на сцене. маленькое солнышко, которое всех тут заставляет улыбаться. он провёл в этих стенушках уже.. а, полгода. что? – так долго? – глаза яна были круглы как желтки, а хёнгу лишь хихикнул: – ну так... у меня есть проблемы, я понял это тут. хотя когда сравниваешь себя с другими постояльцами, мне кажется, что я не такой уж псих. да-да, как маугли, что был с животными с рождения и ползал по деревьям точно мармартышка. так и наш хёнгу, маленький мальчик, становился психом в присутствии психов. их разговоры были длинные, такие разные, всё время, с темы на тему, надо же! невнимательный тип сдвг, или хёнгу просто любит болтать? а может может, ему так только становится лучше? говоришь и успакаиваешься, а! в столовой каждый раз был как концерт! – ешь! – хёнгу так сильно пыжылся, что аж краснел, он пытался сунуть яну ложку в рот. ну а китайца и винить было не за что, каша была не солёная. но хотя бы так, нежели голодать и голодать! янану было трудно, ком горле появлялся, как только еда попадалась на глаза, но когда на глаза попадались глаза хёнгу... ах! – какой же ты.. – какой!? – тот насупился, и зрак стал краснее. щёчки пропали, его лицо было серьёзно. как капельки на нос его выражение сменилось так быстро, что янан поёжился и даже забыл, что хотел сказать. эх, надо выкручиваться. – милый. но кушать не буду! казалось всё шуткой, будто они играли во взрослую пару, что ссорилась, и так-то оно и было, правда, хохот стоял, но янан ведь и правда не кушал... в один раз хёнгу сказал такую гадкую вещь: – если не поешь, то и я не буду. у яна побледнело лицо. неужели маленький хёнку, это солнышко, так же как и сам янан станет просто веточкой, с сучьями вместо рук и ног? неужели его щёчки уйдут? неужели он того.. помрёт? ведь янан так почти и откинулся, его откачали. ведь такого и хотел он, когда намерено не брал в рот и крошки, неужели маленький хёнгу, это солнышко, так же хочет? страх, страх, страх... – х..хорошо, я поем ради тебя, хёнгу, – он говорил тихим голосом, а на имени парня напротив его тело оказалось в пупырышках-мурашках, а уши загорелись. вот она, эта каша. как же быть? первая ложка была самой трудной, чуть слёзы не пошли. как только масса оказалась у него во рту, рвотный рефлекс чуть не заставил её выйти обратно. быстро прожуя, он глотнул так же быстро, и уж было хотел отказаться от продолжения трапезы, как вдруг в глаза бросилось милое прекрасное и розовенькое личико этого маленького мальчика... его глазки мерцали и а улыбка была так широка. это плохо, плохо. так нельзя. вот таким путём янан и кушал. только мысли со страхом заставляли его глотать и перевариваю пищу. через раз, он кушал через раз, но хёнгу был так рад. а вы подумали, что это романтично? янану хотелось плакать каждый раз, когда он видел еду на мерзкой тарелке перед собой, и каждый раз, когда смотрел в глаза кан хёнгу. каждый раз он попадал в паничку. кушать совсем не хотелось, но как же хёнгу? ведь хёнгу такой милый. ведь он хочет как лучше... ведь он и правда хочет, чтобы янан поправился и поправился. так почему это ощущается, как манипуляция? шантаж. – посмотри, что я нарисовал! – маленький хёнгу был готов прыгать на месте от радости, что он нарисовал что-то, наконец-то! картинка была такая красивая, такая яркая, солнышко, облака, кусты с цветами большими и зайки. да хёнгу и сам как зайка, точно-точно! – ты нарисовал себя? – янан набрался смелости. – я что, куст? – лицо хёнгу почернело, а затем они оба залились в хохоте! ян привык к таким шуткам, они всегда его смешили, он всегда мог рассчитывать на них в трудные времена и так любил их, ах! – нет, ты солнышко, – янан остыл о смеха, и хёнгу замер, от чего продолжать комплименты было невероятно трудно... – и зайка.. и цветочек. хёнгу застыл, бегая глазами, не зная, куда сбежать от стеснения, ведь ян ему так нравился! так сильно он хотел, чтобы деньки в этой психушке не кончились! скорее он прошёл обратно за свой столик, усевшись там как и сидел до этого. он взял новый листок и красный карандашик, и принялся за новую картинку. когда их разогнали по палатам, спать, хёнгу и ян шли недалеко друг от друга. когда зашли, выпили своих сто пилюль, и хёнгу вдруг нарушил тишину: – у меня есть для тебя кое-что, янан-хён, – на имени китайца его голос дрогнул, такие вещи были для него равно интиму! маленькому хёнгу было сложно звать людей по имени, ну стеснялся он! а тут янан, янан, который так часто звал его по имени, так часто обращался к нему, что каждый раз у маленького хёнгу краснели щёчки. как бы там ни было, он достал из кармана штанов сложенный в три тара листок. внутри виднелись красные буквы. сердечко янан-и, кажется, стало на месте, позабыв, что ему требуется биться, и как только он хотел его раскрыть, хёнгу вдруг закричал и замахал руками: – нет, нет, нет!! – его лицо было в незнакомой до этого гримасе, казалось сейчас побежит пот, а с нижней губы пойдёт кровь, так он был взволнован, – открой его, когда мы ляжем спать! когда я засну, да! вот так. янан был в шоке, но послушал солнышко в девять вечера, и положил медленно квадратик бумажный под подушку. и как только они оба были уже по кроватями, и хёнгу занял свою любимую позу для сна, задрав коленку и положив локоть под подушку, янан достал его аккуратно и в свете луны попытался прочитать. казалось, что хёнгу проснётся от любого вздоха, поэтому он задержал дыхание и сильно прищурился. "янан, янан, янан. мой милый хён я не могу жить, когда думаю, как же мне легчает рядом с тобой. я так боюсь, что совсем скоро я буду здоров и больше не увижу тебя! янан янан янан, мой хён, пожалуйста, я прошу тебя, ты так сильно мне нравишься, что хочется жить, хочется стать нормальным, но так не хочется одновременно, когда я думаю, что скоро мы будем не рядом! пожалуйста, не бросай меня! я просто умру, если он расстанемся! как бы плохо это не читалось, но я так не хочу становится нормальным. как и ты хён, будь ненормальным, пожалуйста. ты мне нравишься, ты такой красивый. хёнгу." янан не мог читать такое без плохих мыслей. когда в столовой каждый раз его хватал за горло страх, он боялся сказать хёнгу, что тот заставляет его так себя чувствовать. почему так? нравится? янан ему нравится, и при этом хёнгу пишет такой ужас? это ведь манипуляция. – хёнгу... – янан позвал соседа, зная, что тот не спит. и правда, хёнгу не мог спать, он так ждал, когда янан прочитает его признание и так не хотел этого одновременно! сердце трепетало точно звуковая волна, а улыбка лезла на лицо от того, что он наконец признался ему, хоть и через бумагу. романтично, правда? – ч..что? – он сделал вид, что спал. – хёнгу, почему ты такое написал? – всё внутри маленького хёнгу разбилось, треснуло. он не мог понять, ведь он думал, что тоже нравится янану, так надеялся на это, неужели он ошибся, и теперь ян бросит его одного и они больше не будут общаться? – к-какое? – его голос предательски дрогнул, выдавая его огромный животный страх. – почему ты написал это так? ты хотел сказать, что я тебе нравлюсь? так почему просто не сказал, к чему эти слова про смерть? – на последнем слове его голос усилился. хёнгу молчал, не понимая, что же не так. он всегда так делал, всегда так показывал свои чувства, всё было написано очень романтично и правдиво, по его мнению, – почему ты молчишь? зачем ты пишешь так? чтобы я испугался за тебя? ты же тоже мне так нравится, я не хочу, чтобы ты умирал, но я не могу всегда быть с тобой здесь! – янан говорил громко, и тело хёнгу съёжилось. – почему ты кричишь?.. – его голос был такой тихий. – п.прости, – янан смягчился. неудачно признался... – я просто хочу сказать, что ты заставляешь меня бояться. не тебя, а за тебя. я боюсь, что если не буду есть, ты умрёшь, и от этого это даётся так трудно, что я хочу плакать! – звучит как обвинение, янан мысленно отругал себя и продолжил: – пожалуйста, не говори так больше, я не хочу, чтобы ты так говорил и думал. он сел на край поближе к хёнгу, он тоже уже давно сидя слушал старшего. ян взял его за плечи и попросил посмотреть в свои глаза. – ответь, пожалуйста, – он начал тихонько, – ты написал так, потому что думал, что так и должно быть? я имею ввиду, ты думаешь, что у всех так и что это нормально, да? – он говорил по-доброму, лишь уточняя, он не хотел, чтобы в его словах хёнгу был сумасшедшими. тот кивнул, – но ведь мне страшно за тебя, хёнгу, моё солнышко. от таких слов маленькому хёнгу захотелось плакать. он не понимал ничего. – я хочу сказать, что если ты написал и думал одно, а вышло совсем иначе, значит ты написал что-то не так, пойми, пожалуйста! – он умолял, – ведь это так приятно, знать, что я так тебе нравлюсь, но мне страшно! за тебя.. он обнял хёнгу, встав коленом на его кровать. тот не знал, что думать, он ведь не умеет по-другому выражать любовь и привязанность, он не знает, как надо. – прости... – он сглотнул подступающий рёв, чтобы не выглядеть слабым, и янан отпрянул и посмотрел ему в глаза. – хёнгу-хёнгу, солнышко, ты не виноват, ты просто не знал, что так будет. я просто... просто хочу, чтобы в следующий раз ты говорил прямо о своих эмоциях, без манипуляций, шантажа или прочего. хорошо? – но я не знаю, как... – глаза хёнгу всё-таки намокли, и он опустил голову. – хочешь, я покажу тебе? научу? – янан поднял его лицо руками. хёнгу кивнул. ян сел на кровать и, держа листок в руках, начал: – хёнгу, хёнгу, хёнгу, мой милый лучик. я так рад, что становлюсь здоровее рядом с тобой, я так рад, что ты вдохновляешь меня, наполняешь жизнь смыслом и даёшь надежду на светлое будущее! – хёнгу смотрел на него, ожидая, и был так удивлён его словам, было так приятно... – хёнгу хёнгу хёнгу, мой дорогой, – на этих словах янан потих от смущения, но продолжил: – ты так сильно мне... нравишься, что хочется жить, хочется стать нормальным! и я так хочу, чтобы ты стал чувствовать себя лучше тоже. пожалуйста, выздоровей вместе со мной... – хёнгу сел на край кровати, их колени касались друг друга, – давай вместе уйдём отсюда, а если не выйдет, то дождись меня! или я подожду тебя и буду каждый день ходить к тебе! – оба улыбались, – хёнгу, ты так сильно мне нравишься, ты самый милый парень, которого  видел. ты такой.. хёнгу потянулся вперёд, и поцеловал его, оборвав. губы мягко коснулись губ напротив. янан сначала удивился, а потом так же подался вперёд, приоткрыв рот. хёнгу хотелось быть ещё ближе, он потянулся руками к телу яна, хотел взяться за грудь, но тот перехватил обе его ладони, и, оторвавшись, сказал: – иди ко мне, моя звёздочка... он потянул сильно его руки, и хёнгу приземлился на его колени. спал янан без штанов и без футболки, так что было очень стеснительно. всё ведь видно... в эту ночь они были на одной кровати, целуясь, трогая друг друга, разговаривая о своих отношениях. они так сильно открылись друг другу, что дальше было так легко. янан помогал хёнгу с выражением эмоций, а хёнгу помогал ему с тревогой, рассказывая всякое о себе, пока янан долго, но старательно кушал. и хёнгу не ругал его за то, что он не мог доесть, а только успокаивал, что в следующий раз получится! так и вышло, хёнгу вышел раньше, его семья была так рада. было грустно, но он, как и обещал, приходил каждый день, даже оставаясь на ночь на выходных. а дальше и янана выписали, через три недели. и всё у них было решаемо.