Parlez!

      В квартире раздается назойливая мелодия, говорящая о том, что посетитель уже с нетерпением ждет хозяина по ту сторону двери. Антон тяжело вздыхает, приподнимая брови и изображая жалобную гримасу. Он знает, кто сейчас топчется на пороге его квартиры.       Стук в дверь становится все раздражительнее, и Антон, наконец, вскочив, бежит в коридор, щелкая дверным замком. — Шастун, ты спишь, что ли? — возмущенный голос доносится откуда-то сверху. Антон поднимает голову, натыкась на изучающий взгляд Попова. — Простите, я… — Антон запинается, задерживая взгляд на острых скулах старшего, и уже собирается продолжить, но его прерывают резким выпадом вперед. — Какая поразительная гостеприимность, — хмыкает учитель, легонько отодвигая рукой младшего, снимая обувь, черное пальто, и проходя в квартиру. Они всегда занимаются на кухне. Там светло, уютно, а главное можно после занятий попить чай. Можно было бы, если бы Арсений Сергеевич не был такой язвой! — Ты выучил порядковые числительные? — в лоб спрашивает он, заглядывая в глаза Антона, которые тот старательно прячет, — Я жду ответа, Шастун, — голос старшего грубеет, выдавая сильную раздражительность, — Réponds-moi, — вдруг мурлыкает старший.       Да, именно мурлыкает. Эта мягко рокочущая в груди буква «R» не дает покоя Антону уже который месяц. Он слышал разный акцент, даже у коренного француза, но тот не был настолько… Мягким. Хочется сцеловать с губ преподавателя эти фразы, а потом лежать и вечно слушать рассказы на французском, следя за медленным и размеренным шевелением губ.       Арсений Сергеевич кивает головой, будто отвечая сам себе, и вдруг выпаливает: — Я хожу к тебе уже третью неделю, Антош, — к концу фразы Попов переходит на шёпот, а затем, наслаждаясь недоумением на лице своего ученика, переходит на самый настоящий рык, — Je suis absolument sûr que vous avez eu beaucoup de temps pour vous préparer aux cours!       Антон полузадушено всхлипывает. О, нет. Только не сейчас. Голос учителя заставляет бабочек в животе завертеться с огромной скоростью, не оставляя ни единого шанса на достойный смелый взгляд.       Арсений удовлетворён реакцией Антона на свой акцент. Было отчетливо видно, как мальчик слегка прикрыл глаза, проводя юрким язычком по губам, оставляя на них влажный след, который вскоре становится матовым.       Антон еле находит в себе силы вымолвить хоть слово: — Я просто, — Шастун прокашливается, когда слышит свой хриплый от возбуждения голос, — Не понимаю… Учить наизусть — трудно, — глядит исподлобья младший, видя сосредоточенный взгляд француза. — Хочешь, — спросил Попов, — Я покажу, как легко их выучить? — хитрый взгляд не оставляет сомнений: Арсений что-то задумал.       Антон не понимает учителя. Он хлопает глазами, доверчиво приподнимая голову и заглядывая в голубые огоньки напротив. — Хочу! — выпаливает Шастун, радуясь возможному облегчению жизни.       Взгляд преподавателя тут же сменяется на более тёмный, глубокий, завораживающий. Такой, что моментально затягивает и больше не отпускает.       В голове Антона проносится тысяча и одна мысль о том, что ждет его дальше, но он, неожиданно для себя осмелел: — Тогда подождите здесь, я принесу учебник.       Арсений усмехается порочной невинности ученика. Так хочется показать ему, каково это: находиться на самой вершине удовольствия, когда выше, казалось бы, уже некуда. «Но ему только семнадцать, опомнись, Попов!» — мысль отрезвляюще бьёт по голове, не давая расслабиться.       Через несколько секунд в дверном проёме появляется горе-ученик. Он держит в руках тетрадь, умудряясь зажимать учебник подмышкой. Неуверенная походка, слегка сутуловатая спина — все это кажется таким милым Арсению. Он находит в этом что-то невероятно притягательное.       Шастун отодвигает стул, с характерным шлепком плюхается на него, открывая учебник и выражая полную незаинтересованность учителем. Боковым зрением Антон замечает движение, но голову не поворачивает, специально, будто бы игнорируя находящегося гостя.       Попов не спеша подходит к ученику со стороны спинки стула, опираясь левой рукой на стол, а правой раздраженно переворачивая страницы учебника, находя нужную.       Антон замер. Вот так, просто. Он не мог… Что происходит? Что за сексуальное давление со стороны Попова? Шастун пробегает взглядом по красивым, увитым венами, слегка грубым на вид рукам преподавателя, чувствуя спиной тепло прижимающегося к нему тела. Горячее дыхание старшего щекочет макушку, заставляя мурашки в который раз пробежать по телу Шастуна. — Я прочитаю тебе их вслух еще раз. Потом ты должен будешь с точностью повторить то, что услышишь, — нарушает звонкую тишину Арсений Сергеевич.       Антон испуганным взглядом бегает по красочным страницам учебника, размышляя о том, насколько сильно он сегодня упадёт в глазах любимого человека. Главное, думать о гнилых бананах, и возбуждение просто уйдет, как и всегда. Очень рабочий метод, кстати. — Premier, deuxième, troisième, — делая паузы после каждого слова, говорит Попов, наблюдая за копошением Шастуна. Наблюдая за тем, как тот позорно пытается прикрыть стояк, натягивая мастерку ниже и ниже, — Сinquième, sixième, septième, huitième, neuvième, dixième, — под конец фразы Арсению вдруг кажется, что Антон скулит. Но он тут же пришёл к выводу, что ему определённо показалось. — Читай, Антон, — произносит Попов, все еще нависая над учеником, словно коршун над добычей.       В ответ тишина. Антон не слушал. Его мысли были заняты тем, как не упасть лицом в грязь, пряча собственное возбуждение, и тем, почему же гнилые бананы совсем не помогают, а, после пяти секунд размышления о них, превращаются в красивый, налитый кровью член. — J'attends, ne m'oblige pas… — преподаватель нахмурился, — Parlez! — вдруг повышает он голос, на что Антон вздрагивает.       Арсений больше не в силах сдерживаться. Какой же упрямый мальчишка, этот Антон! Секунда — парня берут за загривок, поднимая со стула, и почти кидают на стол, крепко прижимаясь к его телу. По комнате разнёсся изумлённый вздох, а за ним последовало бессвязное бормотание лежачего. — Ты доигрался, — процедил учитель. Он перетаскивает учебник чуть выше, чтобы Антона можно было буквально «ткнуть» лицом в него, как нашкодившего котёнка. Арсений не думает о том, что он, возможно, сейчас поступает неправильно. Все его мысли заняты только этим парнишкой, которого хочется проучить, чтобы он никогда не смел пререкаться.       Все, что чувствует Антон в тот момент — возбуждение преподавателя, которое упирается в ягодицы, не давая связно мыслить. Сейчас Арсений-секс-символ-Анапы-2010-Сергеевич наплевал на все: на свою должность, на свои принципы — и бесстыдно оглаживал свободной рукой талию младшего, постепенно пробираясь под расстегнутую кофту. Антон приглушенно скулит, пытаясь оттолкнуться руками от поверхности стола. Он хоть и хочет Попова, но страх показаться полным профаном был сильнее. Арсений замечая тщетные попытки встать, вытаскивает из шлевок своих штанов ремень и скрепляет запястья лежачего за спиной, полностью обездвиживая.       Собственный член больно упирается в грубую ткань брюк, заставляя изредка морщиться. Попов расстёгивает ширинку, чтобы облегчить свой дискомфорт, но тут же заходится в томном стоне. Эта чертовка втолкнулась в него задницей! Арсений зол, а потому, не сдерживаясь, цедит: — Сhienne! Это была большая ошибка, Шастун.       На ягодицу Антона прилетает звонкий шлепок. Он откровенно стонет, всхлипывая от осознания того, насколько сейчас жалок. Рука преподавателя тяжёлая, но боль терпима и даже приносит удовольствие. — Считай, — просит… нет, приказывает Попов. — Chienne, putain., — еле слышно шепчет Антон, молясь, чтобы он был проигнорирован. Арсений услышал бормотание снизу, и, ухмыляясь, тут же пришёл к выводу: — Ты прекрасно знаешь слова… Petit trompeur.       Больше Попов не повторяет, лишь спускает спортивные штаны ученика, приподнимает кончиками пальцев резинку белых боксеров, но тут же отпускает, улыбаясь звуку шлепка о кожу. В след за штанами, к лодыжкам опустились трусы. Арсений не обращал никакого внимания на причитания, только лишь ухмылялся собственным мыслям, решая, что дальше сделает с этим мальчишкой. — Арсений Сергеевич, может не надо? Я… — Антон не успевает договорить, тут же громко вскрикивая от обрушевшегося на него удара. — Что я сказал тебе делать, bébé? Parlez! — Premièr, — полузадушенно всхлипывает ученик.       Еще один обжигающий удар: — Deuxième…       Тихий скулёж Шастуна сквозь стон: — Troisième…       Если поначалу Арсения немного сдерживало самообладание, то сейчас оно полностью потеряно, а желание растёт в геометрической прогрессии. Плевать на то, что он ему в отцы годится, плевать на то, что это, вообще-то, статья. Просто плевать.       Отвесив ещё пару шлепков под скулёж сжавшегося на столе Антона, мужчина огладил чужие ягодицы, немного унимая боль. У Антона выступили слёзы на глазах, руки начали затекать из-за неудобного положения, а щеки горели. Ему было жутко стыдно и неловко, но пришлось признать, что он был не особо против. Младший давно фантазировал о своём учителе и даже видел интересные сны с его участием, после которых просыпался с каменным стояком, а иногда с уже мокрыми липкими боксерами. Кстати, о стояке: член мальчика соприкасался со столом, доставляя ему не очень приятные ощущения. Чтобы хоть немного облегчить «страдания», парень начал тереться членом о бедный предмет мебели, дабы, наконец, спустить напряжение, за что снова получил неслабый шлепок. — C'est interdit! — как будто нашкодившей собачке приказывает преподаватель.       На бледной коже остался красный след ладони, который с каждой секундой саднил и пульсировал все больше, от чего Шастун тихо шипел. Арсений быстро освобождает руки Антона, чтобы продолжить экзекуцию в надежде, что в этот раз младший усвоит, что к урокам нужно усердно готовиться, а самое главное — слушать учителя. Антон кладёт руки возле головы, ожидая такой нужный онемевшим кистям рук приток крови. Шастун лежал, повернув голову в противоположную сторону, и не видел что делал учитель. В ту же секунду кожу обжег со свистом опустившийся ремень. Мальчик взвизгнул, а на его бёдрах появился ровный алый след. Получая поистине садистское удовольствие, Арсений повторил действие ещё пару раз, пока Антон слабо дёргался. — Тише, тише, мой мальчик, — успокаивающе шептал на ушко Арсений, отбрасывая ремень в дальний угол комнаты, — Désolé soleil…       Услышав звук соприкосновения бляхи ремня с полом, Антон немного расслабился, наконец-то это закончилось. Хотя он не исключал, что ему очень даже понравилось. Стыдно признать, что было больше приятно, чем больно. Но чувствовалось, что Арсений прикладывал всю силу. Истинный садист.       Колом стоявший член приносил сильный дискомфорт, Арсений думал как бы получить желаемую разрядку, ведь ни смазки, ни презервативов у них не было. Всё же он шёл не трахаться, а заниматься французским.       Мальчик был в недоумении: «Почему же Арсений Сергеевич остановился?» Шастун нервничал до тех пор, пока не почувствовал теплое дыхание возле своих ягодиц. Антон напряжённо сжался, не понимая, чего можно ожидать. — Расслабься.       На губах Арсения играет лёгкая улыбка, Шастун буквально чувствует ее телом. Ладони раздвигают нежные половинки, лежащий на столе паренёк приглушённо скулит, желая спрятаться от этой невыносимо постыдной ситуации. — Разрешишь вылизать себя, dévergondé?       Антон уже ничего не знает, не понимает, он просто горит, не осознавая, где сейчас находится.       Горячий язык касается сжавшегося колечка мышц, обводит по кругу, массируя нежные складочки, ввинчивается внутрь, вырывая из ученика несвязное бормотание в перемешку со стонами. Арсений мертвой хваткой сжимает красные от недавних ударов ягодицы, спускаясь языком ниже, уже вылизывая мошонку и переходя на внутреннюю сторону бедер.       Шастун, честно признаться, такого не ожидал. Бёдра были одной из его эрогенных зон, и прикосновения языка заставляли прикрывать от удовольствия глаза, рвано вдыхая воздух. Антон, забывшись, растёкся лужицей по столу, словно кусочек сливочного масла, брошенный на раскалённую сковородку. Но вскоре приятные касания влажного языка прекратились, и Арсений встал, начиная расстегивать ширинку своих брюк. Вынув твёрдый член, он провёл по нему пальцами и наигранно-ласково голосом приказал Антону: — Сожми ножки, малыш.       Шастун потратил на раздумья пару секунд, а затем сжал бёдра, что далось ему тяжело, из-за полностью расслабленного тела. Тоша почувствовал, как между его влажных от слюны старшего бёдер протискивается член. Ощущения были странными, твёрдая плоть немного касалась его члена, и это заставляло краснеть до кончиков ушей. Смутившийся подросток постепенно осознавал, что никогда такого не видел, даже на сайтах для взрослых.       Арсений крепко взял Антона за талию и начал, ускоряясь, вбиваться в тесное пространство между бедрами. Движения быстрые, руки хаотично оглаживают тело младшего, заставляя выгибаться. Арсений ласкает дырочку Антона большим пальцем, смоченным в собственной слюне. Иногда проталкивает его немного внутрь, на что Антон несдержанно стонет, запрокидывая голову вверх. Бёдра мальчика так приятно сжимают член, из-за чего создается ощущение, схожее с классическим сексом с проникновением.       Преподаватель чувствует приближающуюся разрядку, поэтому свободной рукой находит сочащийся смазкой член Шастуна, и начинает надрачивать в темп толчкам. Амплитуда движений растёт, и Арсений хрипло выдыхает: — Давай сейчас, bébé…       Антон надрывно стонет от удовольствия, от акцента старшего, от осознания, что его мечты, наконец, сбылись. Особенно сильно сжав талию мальчика, Попов делает несколько грубых толчков и кончает, пачкая стол белым семенем. Следом улетел Антон. Он, срываясь на особо громкий и высокий стон, кончил, продолжая постанывать от оставшегося эмоционального напряжения.       По кухне разносится хриплый смех преподавателя: — А ты доказывал, что учить наизусть трудно. Вон, смотри, как заговорил.       Антон в недоумении вглядывается в глаза старшего, не понимая причину его веселья. Между бедрами липко, поэтому оба кривятся от неприятных ощущений. — Антон Шастун, не подскажете ли вы, где здесь можно принять ванну, дабы быть немного чище? — наигранно важно сообщает Попов, посматривая на все еще ничего не соображающего ученика, — Reviens à toi , котёнок, — по-доброму усмехается Арсений, поглаживая по макушке уже отлепившегося от стола Антона и целуя того в лоб. Шастун лишь устало улыбается в ответ. — Давай-давай, солнце, мне тебя еще очень многому нужно научить. Когда мама вернётся? — Она в командировке до вторника, — отвечает младший, закидывая руки на плечи своему мужчине и робко целуя его в немного сухие губы. — Génial, у нас есть еще трое суток. Готов грызть гранит науки? — Только после похода в душ, — улыбается Антон, счастливо выдыхая.       Он перевыполнил план по захвату Арсения Сергеевича в свои «лапки». Что может быть лучше, чем сбывающиеся мечты?