Гонка на выживание

Есть еще время до смерти — значит, есть и возможность выжить. Харуки Мураками, «Хроники Заводной Птицы».

Ещё одно холодное утро, окрашенное в скучный сероватый оттенок. Выглянешь в окно, и тебе покажется, что ты попал в мир чёрно-белого кино. Впрочем, моя жизнь ничем не отличается от утренних красок: такая же серая и однообразная, но я уже привык, хотя и не следовало. В свои семнадцать лет я ничем не отличаюсь от своих сверстников, за исключением того, что не имею компьютера, мобильного телефона, собственной комнаты, а так же среднего образования и своей жизненной позиции. Всю свою жизнь я нахожусь под влиянием одного жестокого и бессердечного человека, которого мне приходится называть своим отцом. Испытывая чувства стыда и отчаяния, я каждый день терплю избиения и грязные слова, которые отец яростно выплёвывает на меня без угрызения совести. Если бы я только мог, то давно бы уже сбежал из этого адского места, однако есть одна очень весомая причина, по которой я просто обязан быть здесь – моя младшая сестрёнка Николь, прикованная к постели из-за туберкулёза. Каждый день я мечтаю прогуляться с ней по узким улочкам нашего бедного района, чтобы её маленькая ручка крепко сжала мою грубую руку, а сама Николь залилась радостным смехом. Но отец строго настрого запретил выводить девчушку из дома, дабы не заражать окружающих. К сожалению, я настолько труслив, что не смею ослушаться его. Чуть приподнявшись с кровати, я огляделся вокруг: старый потрёпанный диван, на котором спал мой отец, пустовал, а это значило, что ему срочно понадобилось уехать в город; на тумбочке, стоящей рядом с крохотной кроваткой Николь, стояла кружка молока и тарелочка с кругленькими, как пуговки, таблетками. Глубоко вздохнув, я опустил свои босые ноги на холодный пол и медленно подошёл к сестре. Её бледное усталое личико почти сливалось с наволочкой на небольшой подушке, а глаза, сонно смотрящие в потолок, выдавали в ней несчастного болезненного ребёнка. Вдруг Николь посмотрела на меня, и на её сухих губах появилась слабая, но счастливая улыбка. Совершенно позабыв о мерах предосторожности, я горячо поцеловал её в лоб, показывая ей свою любовь и заботу. Сестрёнка хотела что-то сказать, но вместо этого раздался сильный кашель. Я с тяжёлой болью в сердце наблюдал, как на покрывале появляются пятна от крови, которыми сопровождался этот ужасный кашель. - Николь, выпей. Легче станет, - сказал я, подавая ей кружку молока. Она молча приняла из моих рук напиток и стала неспешно опустошать кружку до дна. Облизнув губы, сестрёнка поставила её на стол и, повернувшись лицом к стенке, свернулась в комочек. - Алекс…я хочу побыть одна. Прости… - прошептала Николь. Я понимающе кивнул и поспешил оставить её одну. Тихонько прошмыгнув в коридор, я столкнулся с только что вошедшим отцом, который, судя по выражению его лица и явной спешке, был загружен чем-то важным. Видимо я отвлёк его от размышлений, поскольку после нашего столкновения последовал резкий удар в грудь. Я упал на пол, и, не успев сообразить, в чём же дело, получил тут же удар по лицу грязным ботинком. - Я сколько раз тебе говорил, чтобы ты не попадался мне на глаза, когда я в раздумьях, - сухо сказал отец, наклонившись ко мне. - Я знаю. Прошу прощения, - коротко ответил я, слегка приподнимаясь. - Хм. Николь как? – резко перевёл он тему разговора. Внутри всё сжалось: обычно он задаёт этот вопрос перед тем, как… - Ей плохо. Сегодня не стоит её беспокоить, - мой голос дрогнул, и отец это почувствовал. Ухмыльнувшись, он смачно плюнул на меня и направился к сестрёнке. - Сейчас ей станет гораздо легче. Я хотел его остановить. Очень хотел, но не мог. Закрыв руками лицо, я стал слушать умоляющие слабые стоны сестры, чтобы отец остановился, но тот сразу же начинал кричать на неё мерзкими словами. Послышался тихий плач. Мои руки плавно переместились к волосам: я стал рвать их от злости на самого себя. - Какая хорошая девочка, выгнись немного вперёд, - сладко протянул отец, смачно причмокнув. Послышался хлопок, судя по всему по попе Николь. После него моя сущность подверглась нападению омерзительных чувств и тошноты. Еле сдержав себя, я выбежал на улицу, где приходил в себя до самого вечера. Вернувшись домой, первым делом я направился к Николь. Мне было ужасно стыдно и совестно, что я не смог остановить этот кошмар, который длится уже на протяжении года. - Николь, ты спишь? – шёпотом спросил я, слегка дёрнув её за плечо. Тёплый маленький комочек даже не дрогнул. - Она спит. Оставь её, - раздался за спиной знакомый голос. Неприятный холодок пробежал по моей спине, однако внешне я удивительным образом сохранил спокойствие. Я повернулся к отцу и, молча кивнув, стал медленно отходить от шестилетней сестрички. - Далеко не уходи. Разговор есть, - с прежней сухостью и безразличием в голосе произнёс отец. Мне ничего не оставалось, как проследовать за ним в прихожую. - Алекс, у меня есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая – завтра мы переезжаем из этого убогого места, «выбираемся в люди». - А плохая? – спросил я. - Сегодня ты непонятно где шлялся, а денег в дом не принёс, - отец выдержал паузу. – Намёк понят? - Понят, - спокойно ответил я. – Но я не считаю себя виноватым в чём-то, ибо просить милостыню на улице, как несчастный оборванец я не соби… Договорить мне не удалось. Отец схватил меня за потрёпанную рубаху, порвав воротник, и потянул на себя. - Ты здесь никто, - с насмешкой прошипел он мне в лицо. – Я не потерплю непослушания от такого, как ты. Вытерев его слюни со своей щеки, я вновь покорно кивнул. Напоминать ему о том, что он – мой родной отец, было бессмысленно. - Впрочем, это не так уж теперь и важно. Сегодня поспишь на моём диване, а я посплю рядом с Николь. Бедному ребёнку нужна отцовская любовь и забота. Я до крови закусил губу, чтобы не наговорить лишнего. Я терпел, возможно, не напрасно, зная, чем это может закончиться. Ночь была очень длинная. Тёмно-серые тучи плотно затянули звёздное небо, не оставляя ни малейшего проблеска. Я лежал, поджав ноги к себе и уткнувшись лицом в подушку. Я не мог уснуть от той мысли, что в тридцати метрах от меня лежит беззащитная сестрёнка с отцом-педофилом, который точно не даст ей уснуть. Послышались какие-то странные звуки со стороны кровати Николь, зашуршало одеяло. Я вцепился в подушку обеими руками: понял, что сейчас начнётся то, чего я так не хочу. - Папочка, мне больно… - Ну-ну, девочка моя, мы же с тобой это уже раньше делали. - Мне было больно… - Николь кашлянула. - Опять кашель разыгрался? Ц-ц-ц, как это неприятно. Но, думаю, что я смогу его усмирить. Для этого тебе нужно взять в свой милый ротик вот это. - Папочка, но я не могу: мне страшно. - Не бойся, я с тобой… Я чувствовал, как вновь начало сжиматься моё сердце. Тонкая плёнка, защищающая мой рассудок от поспешных действий, готова была вот-вот порваться: столько всего накипело! Я надеялся, что вынесу этот кошмар; вынесу то, за что потом мне будет снова стыдно. Я чувствовал себя тряпкой, а не мужчиной, которому положено защищать слабых и беспомощных людей, тем более таких родных и близких, как моя драгоценная сестрёнка. В этой гонке на выживание я совершенно позабыл о других людях, думая лишь о том, как бы не сгинуть. Вновь раздались сладкие причмокивания. Краем глаза я увидел его довольное нахальное лицо, в которое мне захотелось запустить что-нибудь тяжелое. К сожалению, ничего подобного под рукой у меня не оказалось, но подушкой отделаться мне удалось довольно-таки удачно. Яростно кинув её со всей силой в отца, я попал точно по лицу. В этот же момент, резко соскочив с дивана, я подбежал к Николь и бережно взял её на руки. Она дрожала, на её губах поблёскивало что-то вязкое и белое с отвратным запахом. Я сразу сообразил, что это за дрянь. Всё моё внимание было приковано к Николь, и это было большой ошибкой. Я не заметил, как озверевший отец, схватив с тумбочки железную кружку, швырнул её мне на босые замёрзшие ноги. Я внезапно почувствовал острую боль и упал на пол, не выпуская из рук сестру. Она вцепилась мне в рубашку, увлажняя своими слезами мою шею. Я знал, что пока Николь у меня на руках, отец не посмеет ко мне притронуться. Но, к сожалению, и это он предусмотрел. Достав из-за тумбочки кочергу, он рывком приблизился ко мне, после чего ударил со всей силы в область поясницы. Я терпел сквозь зубы эту адскую боль, пока он колотил меня со всей силы по спине. Мои руки через несколько секунд автоматически ослабели, что позволило отцу забрать у меня Николь. - Не трогай её! – я вскрикнул. Положив сестру на кровать, он подошёл ко мне и ударил меня по лицу, разбив мне нос, после чего ударил пяткой пару раз по горлу, пока я не стал задыхаться. - Ничтожество. Тебе следует преподать хороший урок, - усмехнувшись, он вернулся к Николь и стал раздвигать её слабые ножки. Я услышал, как она вскрикнула. Отец вновь изнасиловал её, только теперь прямо на моих глазах. Он что-то ещё сказал мне, но я это уже плохо расслышал, так как стал терять сознание от жуткой боли в теле и помутневшего рассудка. Утром меня разбудила острая боль в пояснице. Еле встав с холодного пола, я посмотрел на кровать сестры. Она была пуста. Я подумал, что отец взял Николь и уехал вместе с ней в город, оставив меня здесь гнить одного, однако, к моему удивлению, они ещё были в доме. Как оказалось, они ожидали моего пробуждения. Вещи уже были в грузовике, поэтому, быстро собравшись, мы сели в нашу дряхлую машину и поехали вслед за грузовиком. Всю дорогу моё тело ныло от боли, как будто меня разрубили на части, а потом собрали заново, но не так, как надо. Сестра мирно спала у меня на коленях, изредка покашливая кровью. Когда мы приехали, то было уже около полудня. Не проронив ни слова, отец подошёл к грузчикам и что-то сказал им, после чего ушёл в неизвестном направлении. Я открыл дверь машины и аккуратно вылез, бережно прижимая к себе спящую сестру. - Ваш отец сказал, что вы сами разгрузите вещи, - крикнул мне один из грузчиков. Я кивнул. Не знаю, заметили они это или нет. Мне нужно было зайти в дом, чтобы положить сестрёнку, но самое удивительное, что я не мог найти дверь. Обойдя наше новое пристанище со всех сторон, я, наконец, заметил узкую высокую дверь, сливающуюся с кирпичными стенами дома. С трудом мне удалось зайти внутрь; то, что я увидел там, меня поразило. Это было совсем не похоже на нашу прежнюю ветхую лачужку, где мы едва умещались втроём: множество комнат, два этажа, широкие коридоры, было очень много места. Сначала мне показалось, что я ошибся домом, но после подумал, что такой глобальный переезд как-то может быть связан с отцовской работой. Однако мне было неизвестно, в какой области работал отец, чем занимался. Я никогда этим не интересовался, но сейчас вдруг меня посетило желание узнать о его роде деятельности. Пока я перебирал всевозможные варианты, Николь проснулась и опустила меня с небес на землю. - Алекс, машина сигналит, - тихо проговорила она. Я вспомнил, что меня ждали грузчики. Опустив сестру в широкое кресло, стоящее неподалёку, я пулей вылетел на улицу, готовясь к адским болям после вчерашней ночи. Вечером воротился отец. Я лежал на диване и впервые за семнадцать лет смотрел телевизионные передачи. Николь в это время уже крепко спала в своей собственной комнате. Отец зашёл в гостиную и, подойдя ко мне, легонько толкнул меня в спину. - Сходи, прогуляйся. Ознакомься с новым районом, - в сторону сказал он. Мне показалось, что в его голосе прозвучала нотка беспокойства, однако внешне он оставался по-прежнему спокойным и равнодушным. Я встал с дивана и молча направился к двери, накинув на себя потрёпанную куртку. Краем глаза мне удалось заметить на его лице коварную улыбку, которая обычно появляется у маньяков или убийц в ожидании новой жертвы. Мне стало не по себе; уже завязывая шнурки на кроссовках, мне хотелось побыстрее выйти на улицу, подальше от него. Он стоял неподвижно даже тогда, когда за мной захлопнулась входная дверь. Я шёл быстро, не оглядываясь назад. Передо мной постоянно появлялся образ отца с его «фирменной» улыбкой. Пытаясь выкинуть его из головы, я смотрел по сторонам. Изящные витрины, сверкающие за счёт яркого освещения, попадались мне на каждом шагу. Изредка я останавливался, чтобы посмотреть на элегантно стоящие манекены в модной одежде. Для меня подобное всё ещё являлось неопознанным объектом, поэтому приходилось вглядываться в каждую деталь новой для меня вещи. Я чувствовал себя человеком из средневековья, который попал в двадцать первый век. Думаю, что окружающие делали такие же выводы, глядя на мою персону. Я медленно шёл по широким улицам, где на встречу мне двигался людской поток. Когда расстояние сокращалось до тридцати метров, я замечал на себе их презрительные взгляды. Чтобы не смотреть на них, я наклонил голову вниз и стал считать свои шаги. Однако это не спасало меня от омерзительного чувства - унижения. Мне вдруг стало стыдно за то, что я осмелился показаться на люди в таком виде. Я ощущал на себе всю ненависть и презрение людей, которые проходили мимо меня. Иногда до меня доходил их язвительный смех, а так же различные «охи» и «ахи». Чтобы не смущать публику, я свернул за угол и ускорил шаг, неожиданно для себя очутившись на тихой и мрачной улице. Меня посетила такая мысль, что нужно вернуться назад, однако, разом выкинув её из головы, я стремительно пошёл дальше. Откуда-то доносился агрессивный лай собаки и громкое мяуканье бродячих кошек. Я слышал, как неподалёку от меня упал мусорный бак, но меня это нисколько не смутило. Уверенно двигаясь дальше, я не заметил, как на улице резко стемнело, и появился лёгкий туман. Возвращаться домой мне не сильно хотелось, поэтому я продолжил свой путь по дороге «в никуда». Завернув ещё за один угол, я оказался между плотных каменных стен. Впереди, метрах в ста, я увидел выход из этой тесноты и, недолго думая, спокойно направился туда. Коридор из стен стал постепенно сужаться, но не это было самым странным. Позади себя я услышал чьи-то шаги. Кто-то приближался ко мне. Я обернулся назад: человек чуть выше среднего роста был в маске, небрежно надетой на лицо; сбоку были видны тёмно-русые волосы. Я медленно начал отходить назад. Знакомый холодок резко пробежал по покалеченной спине: моё тело будто онемело перед этим человеком. Он был уже близко, но я почему-то не мог развернуться и убежать прочь. Моё сердце забилось со страшной силой, а в глазах застыл ужас, когда я увидел, как человек в маске резко схватил нож и воткнул его мне в живот. Вытащив его, он готовился нанести мне второй удар, но внезапно ко мне вернулись силы, и я бросился прочь от него по узкому коридору. Я знал, что он кинется за мной, поэтому постепенно ускорялся, плотно закрывая рукой рану на животе. Когда я выбежал из коридора, то интуитивно свернул направо, направившись в сторону лестничных клеток, ведущих на крышу высотного дома. Внезапно у меня закружилась голова и, споткнувшись о собственную ногу, с грохотом упал на асфальтированную дорожку. Преследователь не мог этого не заметить, но до меня это дошло только тогда, когда я почувствовал режущую боль в бедре. Второй ножевой удар пришёлся именно туда, но третьего почему-то не было. В какой-то момент я подумал, что на этом оборвётся моя тонкая ниточка жизни. - Я же говорил тебе, что всё этим закончится. Ты – ничтожество! Я почувствовал леденящее дыхание около своего уха. Я надеялся, что мне показалось, что это просто совпадение, однако вскоре я понял, что мои надежды напрасны. Взяв меня за волосы, мужчина с силой потянул на себя, поворачивая меня так, чтобы я смог видеть его лицо. Маски на нём уже не было, и я убедился в страшной демонической личности этого человека. - У тебя есть, что сказать на прощание? – прошипел он мне в лицо. Из моего рта брызнула кровь. - Да, отец, - шепнул я, ударив его со всей силы кулаком по лицу. – Есть ещё время до смерти, а значит, у меня есть возможность выжить. Впервые в жизни я осмелился взглянуть в его глаза: они были налиты кровью, как у зверя, у которого отнимают добычу. В них накопилось много злости и ненависти ко всему окружающему, не говоря уже о близких. - Да как ты смеешь! – он нанёс мне ещё один удар ножом в левый бок, но меня это не подкосило. Со всей силы я ударил его ногой в живот, потом сразу же рукой по переносице. Зарычав от боли, как озверевшее животное, он выпустил из рук мои волосы, что позволило мне убежать. Я знал, что он всё равно догонит меня, но нужно было хотя бы выиграть время, чтобы успеть выйти в людской поток, где он не посмеет на меня напасть. К сожалению, проход на другую сторону улицы был плотно заделан. Оставалось только лезть на крышу через лестничные клетки. Я сам загонял себя в ловушку, но всё-таки оставался мизерный шанс на выживание. Стиснув зубы, я лез вверх, изредка поглядывая вниз, где вслед за мной поднимался и отец. Он догонял меня и очень быстро. Отступать было уже поздно, и я сам себя подбадривал, чтобы дотерпеть до конца. Всё тело болело, из ножевых ран снова потекла кровь, но я упрямо лез дальше: слишком много поставлено на карту, чтобы взять и всё бросить. Мне очень хотелось жить; я не хотел, чтобы все мои жизненные испытания были пройдены зря. Когда показалась крыша, я потратил все оставшиеся силы, чтобы забраться на неё. Уже почти взобравшись, я готовился перевернуться, чтобы отойти от пропасти, однако в самый последний момент преследователь, резко схватив меня за ногу, стал тащить вниз. - Ты думал, что сумеешь от меня удрать? – с нескрываемой злобой в голосе крикнул он. Моё дыхание участилось: теперь я дышал как гончая собака после забега в несколько километров. Меня стали покидать силы, и в самый неподходящий момент я стал соскальзывать вниз. - Отпусти меня! Ты не понимаешь, что если я упаду, то ты тоже упадёшь вместе со мной! – крикнул я, надеясь на его благоразумие. К моему удивлению я его получил, поскольку почувствовал, как отец ослабил хватку. Забравшись на крышу, я побежал дальше, перепрыгивая через обрывы между домами. Отец продолжал преследовать меня. Я чувствовал на себе его злобный взгляд и кровожадную улыбку и с ужасом понимал, что эта беготня должна скоро закончиться, и я оказался прав. Один из обрывов был слишком большой, что перепрыгнуть его решился бы или сумасшедший или самоубийца. Возможно, я уже давно начал сходить с ума, но в самоубийцы не подавался. Я стоял почти на краю узкой крыши, держа равновесие. Оглядевшись вокруг, я почувствовал появление лёгкого прохладного ветерка. Мне стало настолько хорошо, что я, позабыв о боли и смертельной опасности, подумывал остаться здесь подольше. Но внезапный выстрел прямо в грудь спустил меня с небес на землю, хотя сейчас высока вероятность, что он снова меня туда поднимет, только уже навсегда. Я упал на колени, одной рукой держась за новое ранение, другой держался, чтобы не упасть. Я услышал короткий смешок в мою сторону и тут же поднял голову: мой отец стоял надо мной с пистолетом в руках и коварно усмехался. В его глазах горел огонь; я чувствовал, что ему не терпится убить меня, но почему-то отец медлил. - Как я и говорил, ты жалок, ничтожен, от тебя нет никакого толку. Таким людям не место в этом мире. - И поэтому ты отправляешь меня в другой? – задыхаясь, спросил я. - Я бы сделал это уже давно, но у меня не было повода. Эта фраза заставила меня глубоко задуматься. Я стал приподниматься, но отец тут же ударом с локтя вернул меня в прежнюю позу. - Лучше не шевелись, пока я не закончу, а мне нужно раскрыть тебе два маленьких секретика перед твоей смертью. - Забавно, - пробормотал я, чувствуя, как изо рта на крышу капает кровь. – Тогда рассказывай, к чему тянуть кота за хвост, если тебе уже не терпится нажать на курок? - Верно. Слушай, секрет номер один касается моей работы. Ты думаешь, почему мы так внезапно взяли, да и переехали из того убогого беднейшего райончика в центр цивилизации? Куда это твой отец уходил каждое утро? - Даже не думал, - я зачем-то соврал. - А стоило хотя бы задуматься, ведь именно в то утро, за день до нашего переезда, решилась твоя судьба. Мой бывший одноклассник Рик Фелдом сделал мне заманчивое предложение: подобрав меня буквально с улицы, он согласился дать мне хороший дом в центре города, взять меня к себе на работу, где я буду получать неплохие деньги. Всё это было очень кстати, поэтому я, недолго думая, согласился. Мне предстояло работать профессиональным киллером, убивать тех, кого «закажет» мой начальник. - И первым «заказом» был я, да? - Не совсем. Он решил устроить мне небольшую проверку. Сказал, что первым моим заданием будет убить близкого мне человека, чтобы доказать свою преданность ему и делу. Я дал согласие и сегодня утром ходил к нему в офис за орудиями убийства, с которыми ты уже ознакомился. Всё дело в том, что у меня всего два близких мне человека – это ты и Николь. Но ты не хуже меня знаешь, что я бы не смог убить свою дочурку, а поэтому остался только ты. Но вся прелесть в том, что я давно уже хотел избавиться от тебя, а тут мне выпал такой потрясающий шанс! – отец захохотал во всё горло, я с замиранием сердца слушал весь этот правдивый бред, еле сдерживаясь, чтобы не ударить его. - Врёшь, ты всё врешь… - прошипел я. – Я никогда не был тебе близким человеком, я был всего лишь боксёрской грушей с железными нервами! Ты с рождения издевался надо мной! Я сохранил своё человеческое «я» лишь благодаря матери, которая умерла после родов! А сейчас…ты отравляешь Николь жизнь. Ты уже её убил своей похотливой натурой, как когда-то убивал и меня. И вся моя жизнь была не жизнью, а гонкой на выживание, где каждый новый день ты подсовывал мне всё новые препятствия, которые я умудрялся объезжать и двигаться дальше. - Я хотел сломить тебя, - чётко проговорил отец. – Хотел, чтобы ты страдал, чтобы ты ощущал себя жалким ничтожеством, каким и являешься. - Нет, я не такой…благодаря тебе. - Что ты сказал?! – он направил пистолет на мой затылок. - То, что слышал, – спокойно проговорил я. – Ты всё это время думал, что я страдаю и жалею себя, но ты ошибался. Я должен сказать тебе спасибо за то, что не вырастил из меня нытика, за то, что я такой выносливый. Ты, сам того не ведая, подливал мне бензин, чтобы не заглохнуть посреди пустынной дороги. Я заметил, как во второй руке у отца заблестело остриё ножа. Успев среагировать, я резко наклонился в сторону, сумев избежать смертельно опасного удара. Он, яростно крикнув, набросился на меня, позабыв о пистолете. Отец схватил меня за горло и приготовился нанести решающий удар. - Я надеюсь, что тебе больше нечего сказать. Я со злостью плюнул ему кровью в лицо. - Есть, я никогда не прощу тебе того, что ты сделал с Николь. Не прощу тебе её потерянного детства и невинности. Это ты жалок, ибо ни одна порядочная женщина не ляжет с тобой в одну постель, поэтому ты так и поступаешь со своей родной дочерью. Я давно хотел ему это сказать, но боялся. Теперь мне не было страшно: всё уже было кончено, оставалось только ждать. Мои последние слова вызвали в нём новую волну гнева, после чего он был уже не управляем. Я даже не стал спрашивать его про второй секрет, ибо мне было уже всё равно, что скрывается за падшей гнойной душой этого человека. Отец вспомнил про заряженный пистолет и, кинув нож в меня, стал целиться уже пистолетом. Мне удалось уйти от ножа, который пролетел над моей головой. Но уйти от смертельной пули мне, видимо, не позволила сама судьба. Я услышал, как отец нажал на курок, и тут же почувствовал холод в области сердца. - Ну, вот и всё. Позвольте довезти вашу сломанную машину до линии финиша, - начал дразнить меня отец, довольно ухмыляясь. Я истекал кровью на этой грязной крыше, но не думал, что так всё закончится. Оставлять отца в живых было большой ошибкой, поэтому я решил, что мы должны умереть вместе. Я стал ожидать, когда он подойдёт ко мне, чтобы сбросить моё окровавленное тело с крыши. И это было не зря. Он медленно подошёл ко мне и стал наступать ногами на мои похолодевшие пальцы, чтобы я перестал держаться. Собрав все силы, я резко вцепился в его ногу и отодрал от твёрдой поверхности. Отец потерял равновесие и стал падать. Дальше я уже ориентировался на слух: мне было важно услышать, как упадёт на землю его тело. Но внезапно у меня вновь закружилась голова. Пуля в сердце давала о себе знать адской болью, которой изнывало всё моё тело. Я чуть приоткрыл глаза и увидел, как по поверхности крыши стекает моя алая кровь. Мне бы хотелось побороться за свою жизнь, но, как бы прискорбно это не звучало, моя гонка на выживание подошла к концу. Я решил не объезжать большую пропасть, появившуюся на моём пути, а, нажав со всей силы на газ, въехать в неё и принять концовку своей увлекательной гонки с достоинством. Почему-то я был уверен, что отец уже покинул этот жестокий мир, а теперь мне предстояло отправиться вслед за ним. Я ни о чём не жалел, только чувствовал себя эгоистом, ибо позабыл о самом главном, о том, ради чего я вообще продолжал существовать – Николь, моя Николь. Теперь она осталась совсем одна в этом опасном мире, беспомощная и беззащитная: началась её гонка на выживание.