Кузнечик

      — Такое нарушение дисциплины недопустимо в космосе!       Гусля, которого оставили в ракете дежурным, подпрыгнул от неожиданности и чуть не выронил флейту, когда услышал сердитый голос Знайки.       По правде сказать, была ещё одна причина, помимо того, чтобы кто-нибудь остался в ракете и был на связи с другими космонавтами: Гусля не очень хорошо перенёс полёт и пожаловался Пилюлькину на недомогание. Ему было очень неловко и даже стыдно за это, особенно когда он услышал, что ответил Пилюлькину Знайка:       — Час от часу не легче! Неужели сложно было взять только тех, кто нормально переносит невесомость? Гусля, конечно, профессионал своего дела, но в ракете всего двенадцать мест, и если один из нас заболеет…       Впрочем, Знайку тут же одёрнула Фуксия:       — Как вы можете так говорить? Подготовительные испытания на Земле он перенёс очень хорошо и не виноват, что сейчас, в реальных условиях, ему стало хуже. На его месте мог оказаться любой из нас.       — В конце концов, не зря у вас на борту опытный медик, — заметил Пилюлькин. — И, между прочим, итоговый список космонавтов утверждал не я, хотя моего совета можно было и спросить. Но зачем? Это же вы у нас светила физики и астрономии, а я так, горчичники ставлю!       Присутствовавшие тут же «светила» астроном Стекляшкин и профессор Звёздочкин тихонько прыснули. Они могли сколько угодно вести со Знайкой научные споры, но спокойно признали его начальником экспедиции, а вот наблюдать, как доктор Пилюлькин постоянно бодается со Знайкой за лидерство, было очень забавно.       В итоге Пилюлькин дал Гусле какие-то таблетки, которые музыкант беспрекословно проглотил, а Фуксия и Селёдочка предложили оставить Гуслю дежурным — это будет очень кстати, если что-то случится с космонавтами на поверхности Луны. Селёдочка показала ему, как пользоваться радиотелефоном, и Гусля расстроенным взглядом проводил своих товарищей, которые надели скафандры и один за другим покинули ракету.       Сначала ушли только Знайка, Фуксия с Селёдочкой и Винтик со Шпунтиком, но очень скоро по команде Знайки к ним присоединились остальные — Звёздочкин, Стекляшкин, Пилюлькин, архитектор Кубик и художник Тюбик. Однако первее всех них выскочил инженер Клёпка — этот вечно куда-то спешил, как на пожар, и Гусля, которому уже стало немного лучше, не смог сдержать смешка.       — Как бы его не унесло в открытый космос с эдакими прыжками, — сказал Тюбик, который ещё не успел надеть шлем и задержался, чтобы перекинуться парой слов со своим другом-музыкантом. — На Луне всё и все становятся легче во много раз…       — Кузнечик, — усмехнулся Гусля, видя сумасшедшие Клёпкины прыжки даже в иллюминаторе. — Вы там поосторожнее будьте, хорошо?       — А ты поправляйся скорее, — улыбнулся Тюбик. — И присоединяйся к нам.       — Такое нарушение дисциплины недопустимо в космосе!       В следующую секунду один коротышка в скафандре буквально втолкнул в ракету другого коротышку в скафандре, отчего тот шлёпнулся на пол. Если первого из них Гусля сразу узнал по голосу, то второго — только когда с него скатился шлем.       — Вы своим безответственным поведением позорите само звание инженера!       Ну конечно, это был инженер Клёпка.       — Будь моя воля, я бы немедленно отправил вас обратно на Землю! Но, к несчастью, такси в космосе пока не ходят, поэтому вам придётся посидеть в ракете и подумать о своём поведении. Гусля, — приказным тоном обратился Знайка уже к музыканту, — присмотри за этим… этим… недисциплинированным субъектом.       — Хорошо, — Гусля всё ещё с округлившимися глазами смотрел на эту сцену, но опомнился и хотел помочь Клёпке подняться, однако инженер уже бодро вскочил на ноги. Гусля заметил, конечно, обиду на его лице — но спорить с руководителем экспедиции Клёпка не стал, а вместо этого скинул с себя скафандр и в два счёта оказался уже рядом с Гуслей.       Знайка, всё ещё сердито бормоча что-то себе под нос, оставил их вдвоём в ракете.       — Что, допрыгались? — миролюбиво, хоть и слегка насмешливо спросил Гусля. Клёпка в ответ только фыркнул.       — Да ничего я такого не сделал. А что нам теперь, сидеть сложа руки? Мы же на Луне, вокруг столько всего неизведанного, а тут… — всё же было видно, что Клёпка не мог сдержать своего разочарования. Его как будто лишили похода в парк аттракционов, вот на что это было похоже.       — Вот именно, вы же понятия не имеете, что там может поджидать нас. Осторожность не помешает.       — И вы туда же! — в сердцах воскликнул Клёпка. — Вы же коротышка творческий, не то что эти учёные сухари, у вас должна быть эта…       — Что «эта»? — полюбопытствовал Гусля.       — Широта мышления.       Гусля засмеялся.       — Кроме широты мышления неплохо всё же иметь здравый смысл.       — Какие скучные у вас взгляды на жизнь, — вдруг весело заметил Клёпка, как будто и думать уже забыл о своей обиде. — Бьюсь об заклад, вы пишете одну классическую музыку.       Такого выпада Гусля не ожидал и даже покраснел.       — С чего вы взяли? Я пишу разную музыку. И песни, и симфонии… Одно, знаете ли, другому не мешает.       — Да? А сыграйте мне что-нибудь! Ну, из своего, разумеется, — Клёпка спохватился. — Если вы, конечно, чувствуете, что в состоянии сейчас что-либо играть. Вы вроде чувствовали себя не очень…       — В состоянии, — растерянно ответил Гусля. — Что же вам такого сыграть?.. — он, однако, быстро нашёлся и пробормотал: — А впрочем, знаю. Con allegrezza…       Гусля поднёс флейту к губам, и тотчас из неё полились весёлые, быстрые трели. Клёпка подпёр подбородок руками и заулыбался, не отрывая взгляда от сосредоточенно играющего Гусли, а вот ноги инженера никак не могли устоять на месте — он хоть и сидел, но обеими ногами принялся постукивать по полу, будто ему не терпелось пуститься в пляс.       — Ха-ха-ха!       Закончив играть, Гусля недоумённо посмотрел на расхохотавшегося Клёпку и даже слегка поджал губы.       — Вам что-то показалось смешным в моей музыке?       — Нет-нет, вы что! Не смешным ни капли! Наоборот, никогда в жизни не слышал ничего подобного! Браво, браво! — Клёпка бурно зааплодировал. — Я, честно сказать, не любитель ходить на концерты — очень скучно, сидишь себе, засыпаешь, даже потанцевать нельзя…       — Ну, на танцах я тоже иногда играю… — возразил Гусля. — Хотите, сыграю вам какую-нибудь полечку?       Клёпка так и подскочил, но тут же замотал головой, и его всклокоченные тёмные волосы колыхнулись в такт.       — Нет, пожалуй, не надо, иначе я точно не удержусь и заставлю вас, ха-ха-ха, танцевать со мной.       Сам не зная отчего, Гусля вдруг покраснел сильнее прежнего.       — Да, танцевать в космосе — весьма необычная затея. Тогда, пожалуй, я и правда лучше сыграю вам что-нибудь спокойное — чтобы вы угомонились и, как вы сказали, уснули со скуки.       — А вы обиделись! Нет, я же вижу, что вы обиделись, — Клёпка вдруг совершенно по-свойски перекинул руку, обнимая Гуслю за плечи, и музыкант неловко замер — скидывать руку Клёпки не хотелось, но в то же время слишком уж поспешным и фамильярным было это объятие. — Не обижайтесь, ха-ха-ха, вы мне очень понравились! И вы, и ваша музыка. Беру свои слова обратно, «скучный» — это не про вас. И давай на «ты»?..       Когда через несколько часов космонавты вернулись в ракету, то обнаружили, что Клёпка, размахивая руками, долго и увлечённо расписывает, какие выгоды приобретает и какие неудобства испытывает обычный земной коротышка, попав на Луну, а Гусля, глядя на него во все глаза, внимательно слушает.

***

      Как так получилось, что Клёпка впервые в жизни замешкался и оказался позади всех, не понял, наверное, никто, кроме самого Клёпки. Когда лунатики начали стрелять в сторону ракеты, все первым делом пропустили внутрь Фуксию и Селёдочку, а затем уж стали залезать сами. Один из последних, уже у самой двери Гусля обернулся и замахал отставшему Клёпке рукой, зазывая его в ракету, но тот только крикнул:       — Иди, иди, я успею!       Не успел Клёпка облегчённо выдохнуть, когда тёмно-розовая тужурка Гусли скрылась в ракете, как что-то обожгло Клёпке руку чуть повыше локтя. От болевого шока он совсем потерял ориентацию в пространстве, и, если бы не Знайка, затащивший его в ракету, то неизвестно, что было бы дальше…       — Клёпка! — всегда скромный и вежливый, Гусля совсем не старался сдержать эмоции и даже оттолкнул от себя Тюбика с Кубиком, опрометью бросившись к Клёпке. На рукаве у того расплылось красное пятно, а лицо Клёпки, напротив, побелело.       — Братцы, я подержу… я помогу… Пилюлькин, да скажи ты, что делать, я всё сделаю… — у Гусли путались слова и мысли, а Пилюлькин велел ему не путаться под ногами. В конце концов Гусля замер с походной аптечкой в руках, испуганно глядя, как Пилюлькин с недрогнувшим лицом останавливает кровотечение и накладывает Клёпке повязку.       — Жить будет, — выдохнул Пилюлькин и вытер взмокший лоб платком. — Пуля, к счастью, прошла навылет. А вот теперь, Гусля, можешь и помочь — проследи, чтобы наш пострадавший не тревожил рану.       — Я прослежу, обязательно прослежу, — взволнованно закивал Гусля, пристраиваясь рядом с Клёпкой и давая ему опереться о себя.       Товарищи оставили их вдвоём, за что Гусля был несказанно им благодарен.       — Больно?       Всё ещё бледный Клёпка, до этого стоически терпевший перевязку, кивнул, но — вот чудак — попытался выдавить улыбку.       — Ничего, пройдёт! Слышал, ничего серьёзного, даже кость не задета… Эй, ты что это, что ты… — в глазах Клёпки вдруг промелькнул не меньший испуг, и Гусля даже сперва не понял, что вызвало у инженера такую реакцию. — Ты зачем плачешь?       Только сейчас Гусля ощутил влагу на своих щеках и попытался утереть их бархатным рукавом своей тужурки.       — Ты меня очень напугал.       И это была правда, осознал сейчас Гусля — его совсем не напугала пальба из ружей. Понимание того, что в них стреляли, вообще пришло не сразу. А вот то, что одним из выстрелов задело Клёпку…       — Так это я тебя довёл до слёз? Вот я негодяй… — Клёпка снова улыбнулся, показывая, что шутит, но Гусля с самым серьёзным лицом и всё ещё мокрыми глазами замотал головой.       — Не говори так, миленький. Нехорошо говорить так даже в шутку.       — Ну хорошо-хорошо, не буду больше. Прости, что напугал…       Гусле странно было слышать волнение и искреннее чувство вины в голосе Клёпки — в голове у Гусли всё, что ни делал, что ни говорил Клёпка, звучало какой-то бешеной симфонией в исключительно мажорных тональностях, и этот переход в минор был слишком неожиданным.       Музыкант только вздохнул тихонько и нежно погладил Клёпку по руке — сначала по здоровой, а затем и по забинтованной.       — А мне, оказывается, не зря сегодня сон приснился.       — Сон? Какой сон? — оживился Клёпка. Инженеру было любопытно ещё и потому, что ему-то как раз никакие сны обыкновенно не снились — растратив за день всю энергию, ночами он спал как убитый, видимо, набираясь сил для нового дня.       — Чепуха какая-то — это я подумал, как проснулся. А выходит, что не такая уж и чепуха… Приснилось, что я дома, в Цветочном городе, и на наши земляничные поляны случился набег насекомых. И наш охотник Пулька стал стрелять в них из своего пробкового ружья. Мы раньше всегда так от насекомых отбивались — Пулька с ружьём, остальные кто с чем…       — Ха-ха-ха, — Клёпка рассмеялся, но тут же резко побледнел и скривился от боли — дёргать рукой, видимо, не следовало, но у Клёпки это получилось, как говорят, машинально. — Ну ведь это когда было! Ваши механики, Винтик и Шпунтик, уже с тех пор изобрели распылитель с репеллентом, смешно сказать, на основе обыкновенного пылесоса… А теперь отпугиванием насекомых вообще машины занимаются — у нас в Солнечном городе давно уж такие в сельском хозяйстве применяются.       — Клёпка, но я же тебе сон рассказываю, — терпеливо напомнил Гусля.       — Ах да, конечно! Сон — это совсем другое дело, во сне всё может быть. И что же было дальше?       — А дальше… — Гусля запнулся и почему-то опустил глаза. — Я и сам не понял, как, но я тоже выстрелил. Из ружья. Хотя в жизни его в руках не держал.       — Охотно верю, — на этот раз Клёпка сдержал свой громкий смех и просто улыбнулся во весь рот. — Я раньше не понимал, почему говорят, что у музыкантов руки какие-то особенные, а теперь понимаю. Очень красивые руки, и ружьё к ним не пристало.       Гусля вспыхнул от таких слов и не решился поднять глаза обратно.       — А дальше… бах-бах — выстрел — дым… И падает мне под ноги кузнечик. Которого я подстрелил. И смотрит на меня такими коротышечьими глазами, с непониманием — за что, мол, ты так со мной? Что я тебе сделал? И я понимаю вдруг, что это не кузнечик, а ты. Что я тебя, Клёпка, из ружья…       Повисла тяжёлая тишина, которую, однако, быстро нарушил чистый звонкий смех инженера Клёпки.       — Это что же, выходит, что я, ха-ха-ха, в твоём сне кузнечик? Которого подстрелили — ну, уж тут не поспоришь, так и вышло! Кузнечик, вот так история…       Смех Клёпки оказался так заразителен, что Гусля, до этого смущённый, бледный и печальный, вдруг и сам рассмеялся — и ощутил почему-то, как у него гора с плеч свалилась.       — Натуральный кузнечик, — смеясь, заметил Гусля. — Я когда увидел, как ты по Луне скачешь, так сразу и сказал: кузнечик…       — А мне даже нравится. «Кузнечик»! Ха-ха-ха! Знаешь, Гусля, если ты меня так будешь иногда звать, я вовсе не обижусь.       — Я подумаю, — снова слегка смутился Гусля и тут вспомнил, что вместо помощи стал мучить бедного Клёпку своими переживаниями и странными снами. — Тебе принести что-нибудь? Водички или…       — Нет, ты лучше посиди так со мной ещё немножко. Пожалуйста. Ты когда рядом сидишь и говоришь мне что-нибудь, я про боль сразу забываю — так бы всю жизнь и ходил раненый…       Тем временем в другой каюте состоялся совсем иной диалог.       — Пилюлькин, как состояние раненого? — нахмурившись, спросил Знайка, на минуту отвлекаясь от продумывания дальнейшего плана действий.       — Стабильное. Угрозы для жизни нет. Я оставил с ним Гуслю — во-первых, он коротышка ответственный, во-вторых, кажется, они неплохо поладили, и Гусля на него благотворно влияет, так что беспокоиться не о…       В этот миг до Знайки, Пилюлькина и остальных членов экипажа донёсся хохот инженера Клёпки, а затем вдруг и тоненький серебристый смех Гусли.       — Да, кажется, угрозы для жизни и правда нет… — пробормотал Знайка, сверля доктора нечитаемым взглядом. — Пилюлькин, а ты уверен, что это Гусля на него влияет, как ты выразился, благотворно?       Пилюлькин только сконфуженно надулся в ответ.